— Итак, я предлагаю… — торжественно произнес Бигум.
Тайс и Пернилле Бирк-Ларсен пришли в полицию в самом начале третьего. Лунд разложила перед ними фотографии предметов, найденных в гараже. Майер стоял у нее за спиной и внимательно наблюдал за супругами.
— Я прошу вас сказать, знакомы ли вам эти вещи, — сказала она.
Рюкзачок цвета хаки — никакой реакции.
Красный блокнот с узором из листьев на обложке и фломастер.
— Нет, — сказала мать.
Матрас, плюшевый медвежонок и синий с оранжевым спальник.
Тайс Бирк-Ларсен недоуменно смотрел на один из снимков. Лунд проследила направление его взгляда: рядом с матрасом стоял стакан с недопитым апельсиновым соком, огрызок печенья на тарелке, миска с остатками чего-то похожего на карри, пепельница с несколькими раздавленными окурками.
— Нанна не курила, — сказал он. — И всегда меня ругала из-за сигарет.
Лунд передала им увеличенный снимок плюшевого медведя и связки ключей. Два ключа на пластиковом кольце в виде цветка клевера.
— Вы ведь уже нашли ее ключи, — заметила Пернилле.
— Может, у нее был второй комплект.
— Я никогда не видела ни одну из этих вещей.
Потом на стол лег снимок желтой кофточки с кровавым пятном.
Глаза Пернилле Бирк-Ларсен широко открылись и не мигая смотрели на фотографию.
— Кажется, у нее была такая, — сказала она, все еще не сводя взгляда с желтой ткани и бурого пятна на талии, рядом с замком-молнией.
— Вы уверены? — быстро спросила Лунд. — Вы абсолютно уверены?
— Похожая на такую, — сказала Пернилле, кивая.
— Спасибо.
Лунд собрала фотографии.
— Где он сейчас? — спросил Бирк-Ларсен. — Учитель?
— Его допросили, — сказала Лунд. — И он будет находиться под наблюдением, пока мы не закончим расследование.
Бирк-Ларсен — как всегда, в алом комбинезоне и черной куртке — встал, собираясь уходить.
— Что вам известно? — Пернилле хотела знать больше.
— Мы не можем раскрывать детали… — начал Майер.
— Я ее мать! — вскричала женщина. — У меня есть право…
— Мы не можем…
Его перебила Лунд:
— Вероятно, она пришла к нему домой после вечеринки в гимназии. Мы думаем, что у них была связь, но мы не уверены. Он перевез ее в другое место, возможно в этот гараж. Потом отвез в лес.
За ее спиной недовольно ворчал Майер.
— Спасибо, — сказал Бирк-Ларсен.
— Спасибо, — эхом повторила его жена.
Больше говорить было нечего, они ушли. Майер сел в угол кабинета и закурил. Через некоторое время он сказал:
— Лунд?
Она вновь разглядывала фотографии. Итак, у них есть предположение, кому мог принадлежать некий предмет одежды. Самое твердое доказательство на сегодняшний день.
— Лунд!
Она подняла голову и посмотрела на него. Двухдневная щетина, оттопыренные уши, блестящие круглые глаза.
— Вы поступили неправильно, — произнес Майер, качая головой.
Букард слушал рапорт Лунд и тоже качал головой.
— Мать узнала кофточку, — сказала Лунд.
— Такие кофточки могут быть у миллионов девчонок, — отмахнулся Букард. — У нас нет оснований считать, что ее носила именно Нанна Бирк-Ларсен.
— Кровь…
— Результаты анализов пока не готовы.
— Улик у нас достаточно, — настаивала Лунд, пока Майер стоял в стороне, не вмешиваясь.
— И что это за улики?
— Свидетель видел, как Кемаль нес что-то в свою машину.
— Нет, — отрезал Букард. — Все, что у вас есть, — это странный телефонный звонок поздно вечером.
— И тот факт, что он лжет нам!
— Если мы станем обвинять всех, кто нам лжет, то в тюрьме окажется половина Дании. Любой, даже самый неопытный судья камня на камне не оставит от таких улик. Найдите Мустафу Аккада. Разберитесь с этим, или мне придется искать вам обоим замену.
Тайсу Бирк-Ларсену надо было ехать заключать договор о работах на следующую неделю. Пернилле проводила его до машины, сама побродила под колоннадой вокруг здания Управления полиции, потом решила вернуться внутрь.
Она нашла Лунд на месте, в кабинете.
— Почему вы его не арестовали?
— У нас нет достаточных доказательств.
— Что еще вам нужно? — взорвалась Пернилле. — Вы же говорили, что она была в его квартире, потом в гараже.
— Мы все еще проверяем факты.
— А если вы больше ничего не найдете? После всего…
— Я вам объясняю: следствие не закончено, — сказала Лунд. — В деле ощутимый прогресс. Я понимаю…
— Не смейте говорить мне, что вы понимаете! — Она стояла посреди кабинета неподвижно, несгибаемо, грозя пальцем, как учитель, как мать. — Не смейте. Не говорите, что вы понимаете.
Снова дома. Снова у раковины, маниакально перемывая уже вымытую посуду, вытирая безукоризненно чистые поверхности.
Он вернулся, сел у стола молча.
В их маленьком квартале округа Вестербро он был кем-то вроде короля. Соседи приходили к нему пожаловаться на местных хулиганов, даже иммигранты порой стучались в дверь и умоляли Бирк-Ларсена дать совет. Когда Нанна была совсем малышкой, лет пяти-шести, она отыскала где-то на улице мальчишку-индийца и сделала маленького темноглазого оборванца своим первым другом. Его звали Амир.
Пернилле помнила, как они вдвоем, держась за руки, хихикали в коробе велосипеда, когда она возила их по улицам. Помнила, как Тайс разобрался с парочкой местных отморозков, когда те стали задирать Амира. Разобрался жестко, в своей манере, но это сработало.
Амир, которого защищал Тайс. Этот мальчик так и остался с ними, на снимке, залакированном вместе с другими на столешнице, так и ехал куда-то с Нанной в алом коробе «Христиании».
С Нанной…
— Они достанут его, — сказал он наконец. — Рано или поздно.
— Ты что, не знаешь, как они работают? — Она с грохотом поставила стопку тарелок в шкаф. — Про тебя они так ничего и не узнали. Ни разу…
Его лицо потемнело от гнева. Он поднялся, встал напротив нее:
— Я подвел тебя? Скажи, я плохой муж? — Его глаза были полны боли. — Плохой отец?
— Этого я не говорила. Я только сказала, что ты лучше других знаешь, как они работают. И не проси меня верить им.
Он обнял ее за талию. Она вырвалась из его рук.
Бирк-Ларсен чертыхнулся, сорвал с вешалки куртку, оделся:
— Я поехал делать ремонт.
— Давай. — Она снова сложила тарелки в раковину. — Давай, иди в свой проклятый дом, спрячься там.
— Что?
— А что, разве не так ты поступаешь, как только становится трудно? Не так? Не прячешься, чуть что?
Она отставила посуду, стянула с рук резиновые перчатки и, глядя ему в лицо, дрожа от собственной смелости, произнесла слова, которые никогда раньше не смогла бы произнести:
— И с Нанной ты был такой же!
— Что ты несешь?
— У тебя никогда не было на нее времени, когда она хотела поговорить. Ты уходил в свой гараж. Или с Вагном потрепаться. Что, я не права?
— Нет. — Он сделал шаг по направлению к ней. — Не права.
Пернилле сникла, отвернулась к тарелкам. Мальчики ушли гулять с Лоттой. Хорошо, что их нет дома.
— Тогда почему у нее было столько секретов? Как так вышло, что мы ничего не знали о ее жизни?
— Потому что ей было девятнадцать лет! Ты бы хотела, чтобы твои родители знали, что ты делала, когда тебе было столько же? И кроме того… Вы с ней были неразлучны, как будто приклеены друг к другу.
— Тебя же никогда не было рядом.
Львиный рык, полный муки и ярости.
— Я работал. Зарабатывал деньги, чтобы платить за ее недешевую гимназию. Чтобы купить все это. Это ты разрешала ей делать все, что вздумается: гулять где-то по ночам, возвращаться бог знает когда, и не спрашивала с кем и почему.
— Нет, нет.
— Да! И тебе было все равно.
От обиды и злости слезы выступили у нее на глазах.
— Как ты можешь говорить такое? Как ты смеешь? Пока ее не было, я глаз не могла сомкнуть.
— Много пользы от этого.
— По крайней мере, я не орала на нее.
— И вот что мы получили! — Тайс Бирк-Ларсен взмахом обвел пустую кухню. — Вот что у нас осталось…
Но ее уже не было, она ушла в спальню, захлопнув за собой дверь.
Он перекусил бутербродами прямо в конторе. Не хотел уходить из гаража. Не хотел работать.
Пришел Вагн Скербек. Черная шерстяная шапка, красная спецовка, обычная развинченная походка, неизменная серебряная цепь на шее.
— Мы с Руди едем кое-что поделать в доме. Ты с нами?
Бирк-Ларсен сгорбился над столом с недоеденными бутербродами, с недокуренной сигаретой в кулаке. Мотнул головой: нет.
— Тебе что-нибудь нужно, Тайс?
Бирк-Ларсен затушил окурок в тарелке. Скербек подтянул стул, сел рядом, положил локти на стол.
— Ты ведь знаешь, сколько она значила для меня? — спросил он. — Ты и Пернилле, мальчики, Нанна — вы стали моей семьей. Я не могу смотреть, как вы мучаетесь.
— Ты ведь знаешь, сколько она значила для меня? — спросил он. — Ты и Пернилле, мальчики, Нанна — вы стали моей семьей. Я не могу смотреть, как вы мучаетесь.
Бирк-Ларсен поднял на него тяжелый взгляд.
— Это несправедливо, Тайс.
— Я не хочу об этом говорить.
Скербек кивнул:
— Ладно.
Но не ушел, остался сидеть, чего-то дожидаясь.
— Ну и чего ты от меня хочешь? — спросил наконец Бирк-Ларсен.
— Не знаю.
Бирк-Ларсен встал — на голову выше Скербека, на год старше и гораздо сильнее. Король квартала, во всяком случае когда-то.
— От этого не избавиться, — сказал он.
— От чего?
— От того, что ты сделал. От того, кто ты есть.
Он кивнул на стенной шкафчик, в котором висели ключи от фургонов.
— Не езди в Хумлебю, Вагн, — сказал он. — Пусть Руди один едет.
— Понял.
— У нас есть другое дело, — сказал Бирк-Ларсен.
Люди Свендсена нашли Мустафу Аккада, когда тот приехал в гаражи в Нёррепорт, прямо в раскрытые объятия группы оперативников. К пяти часам воскресенья он уже сидел в комнате для допросов в присутствии переводчицы. Лунд наблюдала за ним через открытую дверь, пока уговаривала по телефону Марка что-нибудь съесть. Разговор пришлось прервать, когда вышел Майер и заявил:
— Он ничего не скажет.
— Ну, это мы посмотрим, — проговорила она и двинулась в комнату.
Он не последовал за ней. Лунд остановилась:
— В чем дело?
— А мы точно уверены, что он замешан в этом деле?
— Да. А что?
— За ним никаких правонарушений, ни одного контакта с полицией. Работает, четверо детей, молится пять раз в день.
— Ну и что из этого?
— Что-то не складывается.
— Ради бога, Майер. Откуда вы свалились? Вы что, хотите, чтобы у них на лбу надпись была?
— Все равно что-то не так! Он мог бы вынести все эти вещи из гаража, если бы захотел, у него было время.
— А он все оставил.
— И потом вернулся. На место преступления…
— Дайте мне пять минут, — сказала она и решительно шагнула в комнату.
Аккад был смуглым мужчиной тридцати пяти лет: кожаная куртка «пилот», лоснящиеся черные волосы, испуганное моложавое лицо, по которому не угадывался его возраст.
Лунд села, бросила на стол папку.
— Вот что я вам скажу, — начала она. — Если вы не станете говорить, я засажу вас в камеру. С парочкой байкеров, которых задержали за торговлю наркотиками в Христиании. Интеграция их не привлекает, Мустафа. Как вам такая перспектива?
Он вдруг заволновался.
— А, значит с языком у нас проблем нет. — Она показала на дверь. — И что вы выберете: камеру? Или будете отвечать на вопросы? Ну же, я жду.
Переводчица продолжала переводить.
— Ему это не нужно, — сказала Лунд. — Больше не переводите ни слова. Он будет говорить со мной по-датски. Или отправится на встречу со своими новыми приятелями-байкерами.
Аккад упер взгляд в стол.
— Слушайте меня! — рявкнула Лунд, наклонившись близко к нему. — Суду не будет интересно, что вы обещали Кемалю. Как не интересно это и мне. Я могу устроить вам депортацию в три дня. Прямо из камеры вас сунут в самолет, и глазом моргнуть не успеете, как окажетесь на родине.
Ее слова начинали оказывать свое действие на Аккада.
— И это еще не все, Мустафа. Мы позаботимся, чтобы прямо в аэропорту вас встретила полиция. — Она выждала пару секунд. — Какая в вашей стране полиция? Они так же улыбаются, как мы? Такие же милые?
Переводчица продолжала переводить, и Лунд не возражала — это помогало поддерживать нужную атмосферу.
— А потом, — сказала Лунд поверх монотонного перевода женщины в парандже, — я навещу вашу жену и детей. Проверю их документы. Посмотрю, нельзя ли их отправить вслед за вами.
Он уронил голову в ладони.
— На что они будут жить, пока вы сидите в тюрьме? Смогут ли дети ходить в школу? Будут ли их лечить бесплатно, если они заболеют? Дадут ли им пособие, как здесь? Или они пойдут побираться на улицах, как все остальные…
— Я работаю! — Аккад взревел, как раненый зверь, и вооруженный полицейский в форме сделал шаг к столу. — Целыми днями работаю!
— По-датски вы тоже неплохо говорите. — Лунд сложила руки на груди, откинулась на спинку стула и приготовилась слушать.
— Это не то, что вы думаете.
Майер подтянул стул поближе.
— Объясните нам, — попросил он.
Мустафа Аккад затряс грязными кудрями.
— Рама хороший человек. Вы должны мне верить. — Он с мольбой смотрел на Лунд. — Он не может никому причинить вред. — Словно потеряв силы, Аккад замолчал и прикрыл глаза. — Просто он сделал глупость.
— Рассказывайте, — велела Лунд.
— Мы договорились, что я заеду в пятницу. Он знал, что девушка собирается приехать к нему. Я говорил, что не хочу иметь с этим дела. — Пожатие плечами. — Но ему нужно было какое-то укрытие. Когда я приехал, девушке было плохо, вся избитая, едва могла ходить. Мы отнесли ее в машину и отвезли в мой гараж. Там она могла спрятаться от родни. Потом я уехал…
— От какой родни? — переспросила Лунд. — О ком вы говорите?
— О девушке. Вы же все время спрашиваете меня о девушке. Вот я и рассказываю… о девушке, которой Рама помог.
— Что это за девушка?
— Эта девушка, — произнес Мустафа Аккад очень медленно, — из прихода его отца. Та, о которой вы спрашиваете. Дочь Абу Джамаля, Лейла. Ее хотели выдать замуж за какого-то парня с родины, чтобы он смог приехать сюда. И она сбежала из дома.
— Черт, — пробормотал Майер.
— Если ее найдут, я не знаю, что с ней сделают. — Он посмотрел на них с вызовом. — От вас помощи не дождешься. Поэтому Рама помог ей, спрятал в моем гараже. Потом, в воскресенье, отвез ее куда-то еще, я не знаю.
Майер снова выругался, потом встал и вышел из комнаты. Закурил сигарету в полутемном коридоре. Поднял голову, глянул по сторонам — в дальнем конце стояла жена Кемаля в потрепанной куртке защитного цвета, с телефоном в руке.
— Рама не вернулся домой, — сказала она. — Где он?
— Не знаю. Я ему не нянька.
— Понимаете, он ушел в магазин кое-что купить. И все. На звонки не отвечает.
Лунд появилась в дверях, прислушалась.
— Я оставила ему кучу сообщений. — Она показала Майеру телефон. — А он всегда перезванивает. Он знает, что я волнуюсь.
Лунд направилась в кабинет Свендсена. Тот сидел, раскинувшись на стуле, и потягивал из кружки кофе.
— Где сейчас Тайс Бирк-Ларсен? — спросила она.
— Когда последний раз проверяли, был дома.
— Я велела держать его под постоянным наблюдением.
— Дайте мне миллион человек, и, может, тогда я смогу выполнить четверть ваших заданий.
— Узнайте, где он, — приказала она.
Он скорчил ей в спину недовольную мину.
В четверть седьмого алый фургон остановился у входа в пустой склад. Первым из кабины выбрался Скербек, огляделся: воскресным вечером эта часть города всегда пустынна. На всякий случай все-таки проверил, что слева и справа. Вспомнил прошлые деньки, когда они с Тайсом работали на улице. Хорошая была у них команда. И ладили они неплохо. По большей части.
— Чисто, — сказал он и стукнул кулаком по водительской двери. Потом вынул электронный ключ, открыл замки, поднял секционные ворота, помог Бирк-Ларсену въехать внутрь.
В отдалении промчался поезд, где-то прогудел клаксон. Потревоженные появлением людей голуби разлетелись по темным внутренностям склада, тревожно хлопая крыльями. Скербек включил освещение, затем опустил ворота.
Старые деньки…
Бирк-Ларсен привез с собой кувалду, Скербек — рукоятку от кирки. Они встали у задних дверей фургона, помахивая орудиями, невольно вспоминая прошлое.
— Тайс…
— Помолчи.
Скербек умолк. Ему досталась роль зрителя.
Бирк-Ларсен открыл дверцы фургона, распахнул их настежь.
Учитель сидел на корточках у стенки, он по-прежнему делал вид, что ни в чем не виноват. Модная кожаная куртка, стильный шарф, начищенные ботинки.
У Скербека был фонарь, он направил свет Кемалю в глаза.
Кемаль поднялся на ноги, неуверенно выбрался из фургона, посмотрел на них обоих, разведя руками. Наполовину разгневанный, наполовину перепуганный.
— Послушайте, прошу вас, — взмолился он. — Я ничего не сделал. Я рассказал вам все, что знал. Я сказал полиции…
Бирк-Ларсен перевернул кувалду, взялся за железную голову, размахнулся рукояткой и ударил ею в живот Кемаля.
Тот с воплем упал. Бирк-Ларсен пнул его в голову, посмотрел, как он покатился по полу, потом подтянул за край куртки, швырнул к фургону. И остановился. Скербек стоял рядом.
— Ваша дочь была в моем доме всего одну минуту, — проговорил Кемаль, утирая кровь, текущую изо рта. — Она принесла мне книги. И сразу ушла.
Бирк-Ларсен снова перехватил кувалду, и она закачалась в его руке как маятник, железной головой книзу.