— Да уж, дурная привычка.
Хольк был всего на пару лет младше Хартманна, примерно того же сложения и роста, начинал активистом студенческого движения; на первый взгляд он был еще довольно моложавым, но неудовлетворенность достигнутым уже сказывалась на его внешности. Темные волосы, модные очки в черной оправе, лицо строгого учителя — в последнее время он редко улыбался. И редко брился. В общем, выглядел неважно.
— Ясно ли я выразил свою позицию? — спросил Хольк.
— Весьма. Но тогда зачем ты позвонил?
— Подумал, не надо еще ли что-нибудь уточнить, — произнес он, глядя в сторону.
— Йенс, надо что-то делать. Город пущен на самотек. Администрация Бремера дезорганизована. Финансы в беспорядке. Он слышит только себя.
Хольк затянулся сигаретой, пуская дым над фонтаном.
— Он похож на умирающего короля, — добавил Хартманн. — Все знают, что он недолго пробудет в этом мире, но не хотят об этом говорить из вежливости или из страха, что старик их услышит.
— В таком случае не лучше ли дождаться похорон?
Хартманн оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости. Во дворике никого, кроме них, не было.
— Ты слышал о его поездке в Латвию? — спросил он.
Хольк вскинул голову — он состоял в ревизионном комитете. Риэ Скоугор и там наводила справки.
— Да. А что?
— Официально считается, что это была деловая поездка. Встреча по поводу возможного инвестирования. Но расходы…
— Как, Троэльс, неужели ты копался в чужом белье? Ты же числишься в «хороших мальчиках».
— По крайней мере, я не залезаю в городской бюджет.
— Мы проверяли счета, там все в порядке.
— То, что вам показали, очевидная подделка. Тысячи…
— Ради бога, Троэльс, это твоя новая политика? Мне не жалко, если Бремер отщипнет себе что-то тут или там. Он старый человек и вкалывал все эти годы как проклятый, с утра до ночи, несмотря на крошечный оклад.
— То есть пусть все остается как есть?
— Кто-то должен быть мэром. Или ты искренне считаешь, что ты не такой?
— Дай мне шанс.
— А с парламентом у тебя действительно не ладится, вот что самое главное. Они тебя не любят, Троэльс. Им не нравится, что ты постоянно красуешься перед телекамерами, что от тебя млеют женщины, им не нравится твое ханжеское самодовольство. — Хольк издал резкий короткий звук — рассмеялся. — Я не о себе говорю, я давно тебя знаю и могу отличить плакат от человека. Но скажите мне: ради чего все это — ради Копенгагена? Или ради Троэльса Хартманна? Что для тебя важнее?
— Ты за этим меня позвал?
— В основном да, — сказал Хольк, потом выбросил сигарету в фонтан и ушел.
Через десять минут он обсуждал это с Мортеном Вебером.
— Ты напрасно тратишь время на Холька, — заявил Вебер. — Это же ручная собачонка Бремера.
— Тогда бросим ему кость, от которой он не сможет отказаться. Им было интересно, Мортен. Они колебались. Если я уговорю Холька, остальные выстроятся к нам в очередь в ту же секунду. У нас есть что-нибудь поесть?
Вебер поклонился, сказал:
— К вашим услугам.
Потом ушел за едой для Хартманна.
— А если мы не уговорим Йенса Холька, то утонем? — спросила Риэ Скоугор. — Она сидела на столе, поставив ноги на его стул и уперев подбородок в сложенные руки. Альтернатива явно не радовала ее.
— Нет, — кипятился Хартманн. — Мы знаем наши силы. Мы справимся.
Скоугор вытянула руку, согнула ее в локте:
— Смотри, какая я сильная. Потрогай.
Хартманн рассмеялся, подошел, сжал пальцами ее бицепс:
— Неплохо. И заодно…
Он нагнулся к ней, ее руки обвили его шею. Они поцеловались. Серый деловой костюм слился с черным строгим платьем.
Она замерла в его объятии, произнесла мечтательно:
— Кажется, это было так давно.
— Когда выборы закончатся, я отвезу тебя в такое место, где есть самая большая, самая мягкая, самая теплая постель…
— Когда выборы закончатся?
— Или раньше.
— Это обещание политика?
Хартманн оторвался от нее с улыбкой:
— Нет, это мое обещание. Позвони отцу, пусть он поговорит с министром внутренних дел. Я хочу знать, что должен сделать, чтобы в парламенте обо мне заговорили благосклонно. Достаточно одного слова, Хольк узнает.
Вернулся Мортен Вебер, неся тарелку с бутербродами.
— На парковке полно полицейских, — сообщил он.
— Что они там делают? — спросила Скоугор.
Вебер хмурился:
— Откуда мне знать?
Лотта Хольст была на одиннадцать лет младше своей сестры Пернилле и достаточно привлекательной, чтобы шестой год удерживать место за стойкой бара в «Клубе разбитых сердец». Заведение обслуживало бизнесменов, высших чиновников и всех тех, кто готов был заплатить двести крон за слабый коктейль. Находился клуб недалеко от гавани Нюхаун, на пути у туристов, желающих прокатиться по каналу или перекусить в ресторане.
С заколотыми наверх волосами, блестящей помадой на губах, в откровенном, в обтяжку топике на бретельках, открывающем большую часть живота, и с приклеенной скучающей улыбкой на лице, она подавала бутылки шампанского и водки под несмолкаемый грохот музыки.
Деньги тут платили хорошие. Чаевые приносили еще больше. И иногда случались сюрпризы.
Около одиннадцати ей сказали, что к ней посетитель.
Лотта вышла в фойе и увидела там Пернилле в неизменном бежевом плаще со спутанными волосами. Смущенная непрезентабельным видом сестры, она приложила ладонь ко лбу — этот жест у нее остался с детства.
Пернилле была симпатичной, но красавицей всегда считалась она. Все так говорили. И никто не мог понять, почему замуж вышла не она, а Пернилле, пусть и за такого неотесанного мужлана, как Тайс.
Сестра раскачивалась взад и вперед, выглядела она ужасно. Рядом с гардеробом была небольшая кладовая, и они пошли туда. Сели на упаковки пива, и Лотта спросила, что случилось.
— Прости, не хотела отвлекать тебя от работы, — начала Пернилле.
— Тогда почему… Ну, не важно. Мальчики у мамы, с ними все в порядке.
— Знаю. Я ей звонила.
— Мне нужно идти работать, Пернилле.
— Да, знаю.
— От Тайса есть новости? Когда он возвращается?
— Нет. Адвокат делает все возможное.
Она плотнее запахнулась в грязный плащ, хотя в кладовке было душно.
— Нанна ничего тебе не говорил о… — Слова умерли, не родившись.
— О чем?
— Не знаю. Вы были так близки с ней. Как сестры. — В ее глазах мелькнуло что-то похожее на обвинение. — Ближе, чем я.
— Ты была ее мамой.
Пернилле заплакала:
— Она тебе все рассказывала! А мне ничего не говорила.
Дверь была открыта. На них поглядывал один из охранников.
— Она не…
— У Нанны была жизнь, о которой я ничего не знала. Я уверена в этом!
— Не понимаю, о чем ты, Пернилле.
— Что она тебе говорила? Она злилась на нас? На меня? На Тайса?
— Нет…
— Мы иногда ругались с ней. Она всегда куда-то спешила — приходила, уходила. Брала что хотела. Носила мои вещи.
— Мои вещи она тоже носила, — сказала Лотта. — И всегда без спроса.
— Да? — Снова слезы из-под сомкнутых век. Лотта Хольст не хотела быть свидетелем ее мучений. — Она ненавидела нас?
Лотта положила руку на плечо сестры:
— Конечно нет. Она любила вас. Вас обоих. И братьев. Она никогда ничего такого не говорила.
— Не говорила?
— Нет.
— Значит, это все я сама придумала?
Охранник подавал ей какие-то знаки. Официанткам не разрешалось отлучаться из зала, во всяком случае не более чем на пять минут в час.
— Этим летом что-то случилось, — сказала Пернилле. — Между ней и Тайсом. — Она закивала, словно вспомнила что-то конкретное. — Сейчас, когда я думаю об этом, я понимаю. Раньше она всегда была папина дочка. Вертела Тайсом как хотела. А потом они внезапно перестали бывать вместе. Мне она ничего не объяснила.
— Тайс считал, что ей еще рано уезжать от родителей. Она хотела жить самостоятельно и огорчалась, что он не позволяет. — Лотта пожала плечами. — Только и всего. Ей же было девятнадцать, уже не ребенок.
— Ты уверена, что в этом дело?
— Слушай, ты напрасно накручиваешь себя. Тайс хороший отец. Даже если порой делает глупости.
Старший смены подошел к кладовке, окликнул Лотту.
— Мне пора, а то уволят. Пернилле… — Она сжала руки сестры. — Я приду к вам завтра, мы обо всем поговорим, я помогу тебе. Мы справимся.
Она помогла Пернилле подняться, обняла ее, проводила к выходу. В течение следующих шестидесяти минут она разносила богатым мужчинам напитки и улыбалась на их заигрывания. Когда настало время очередного перерыва, она закрылась в туалете, достала кокаин, вдохнула длинную дорогую полоску и постаралась не разреветься.
Вторник 11 ноября
Восемь утра. Лунд смотрела записи камер видеонаблюдения с парковки напротив здания муниципалитета — в который раз. Семья, дети с шарами, серебристое «вольво»; на заднем плане трогается с места и уезжает черный «форд».
Пришел Майер с новостями. Никаких связей между Нанной Бирк-Ларсен и городской администрацией пока не установлено. Похоже, она даже пропустила школьную экскурсию в ратушу.
— Я еще раз просмотрел ее вещи, — добавил он. — То кольцо с ключами, которое мы нашли…
Он показал ей прозрачный пакетик.
— И что с ним?
— Это не ее ключи. Не от дома.
Лунд вспомнила, что хотела вернуться к вопросу о ключах позже, но так и не вернулась. Она взяла у Майера пакет для вещдоков. Самые обычные ключи, каких сотни.
— Не похоже, чтобы они подходили к какой-либо двери в ратуше, — сказал Майер. — Там у них везде замки старинные, вычурные такие. Не знаю…
— Потом, — решила она. — Слушайте, эту картинку можно увеличить? Вдруг получится разглядеть лицо водителя.
— Теоретически возможно.
— Тогда давайте сделаем это.
Майер сомневался.
— Букард же сказал, что в мэрии все чисто.
Она показала на стопку отчетов:
— Здесь об этом ничего не говорится.
— Но вы же сами его слышали. Я не хочу в этом участвовать. — Он подошел и сел рядом, с видом почти униженным. — Мне не очень приятно говорить такое, но… — Он обвел взглядом кабинет. — Это мой последний шанс. На моей прежней работе не все сложилось удачно.
— На прежней работе?
— Это я обобщил. На моих прежних работах. Так или иначе, мне позарез нужно удержаться здесь.
— Так вот почему он не отстранил нас от дела, — осенило ее. — Потому что мы будем делать так, как нам велят.
Майер смотрел на нее большими грустными глазами.
— На месте Букарда я бы давно уже вышвырнула нас, — продолжала Лунд.
— В следующий раз, когда захотите сказать что-нибудь в этом же роде, предупредите меня — я закрою уши.
— У вас большие уши, их так просто не закроешь.
— Спасибо. Если Букард говорит, что мэрия проверена, значит…
— Никем она не проверена. Вы, как и я, не поверили ни единому его слову.
Он уже зажал уши руками. Вдруг быстро убрал руки, шепнул:
— Идет.
Вошел шеф:
— Ты хотела поговорить со мной?
Лунд улыбнулась:
— Хотела извиниться за вчерашнее. Мы оба очень устали.
Майер поддакнул:
— Очень.
— Ничего, — сказал Букард. — Главное, чтобы дело продвигалось.
— Продвигается, — кивнула она.
— Хорошо.
Он был готов повернуться и уйти.
— Кто проверял список вызовов и контактов на мобильнике Нанны? — спросила Лунд.
Букард замер в двери.
— Я не знаю, — сказал он медленно.
— Что-то может указывать на одного из охранников. Я не уверена, но это возможно.
— Так проверь.
Еще одна улыбка.
— Проверю, — сказала она.
Они посмотрели, как за ним закрылась дверь.
— Кем бы вы были? — спросила Лунд. — Если не полицейским, то кем?
— Диджеем, — сразу ответил Майер. — Когда был студентом, подрабатывал на дискотеках. У меня отлично получалось. Только с лицом не повезло. — Он провел рукой по щетинистым впалым щекам. — Не уверен, что с такой внешностью меня теперь возьмут.
Она рассмеялась.
— А вы?
— Никем, — сказала Лунд. — Я никем бы не была.
— А еще я хотел стать уличным продавцом хот-догов. Знаете, такие, ходят с тележкой, сами себе начальники, — размечтался Майер. — Может, к тому уже идет. Лунд?
Она сидела, устремив взгляд куда-то вдаль.
— Никем и ничем, — повторила она.
В списке вызовов с мобильника Нанны ничего нового не оказалось. Но через двадцать минут в кабинет просунулась голова дежурного: повторный опрос таксистов с демонстрацией портрета Нанны выявил одного водителя, который, возможно, подвозил ее в ту ночь, когда она погибла.
— Не верю, — сказал Майер.
— Чему?
— Первый раз такое случилось, чтобы кто-то добровольно захотел рассказать нам хоть что-нибудь об этой бедной девочке. Вы не обратили внимания, Лунд? Все остальные думают, что мы должны уметь читать мысли. — Он потер колючий подбородок.
Леон Фреверт был высоким худощавым мужчиной лет сорока с лишним. Его длинное серое лицо сливалось по цвету с дешевым костюмом, пропахшим сигаретным дымом и потом. Таксист только что закончил ночную смену.
— Я не уверен, что это она, — сразу оговорился Фреверт, глядя на фотографии, которые они перед ним разложили.
— Забудьте о том, кто она такая, — сказал Майер. — Просто расскажите нам про тот день.
Таксистом он подрабатывал в одной из больших городских компаний по выходным.
— Она села ко мне в пятницу. Если это она. Ну, мы немного поговорили. Ей надо было в центр. Я высадил ее на Грённинген, на пересечении со Сторе-Конгенсгаде.
Длинная прямая улица на границе города и моря, недалеко от крепости Кастеллет. Совсем не там, где они думали.
— У вас остался чек?
— Конечно. У нас за этим следят.
Фреверт вытащил пачку бумаг из кармана потертого пиджака.
— Кажется, этот. Да, я забрал ее возле Рюпаркен. Видите? — Он протянул им чек. — Поездка началась в десять двадцать семь вечера и закончилась в десять сорок пять.
— Что случилось, когда вы приехали на Грённинген? — спросила Лунд.
— Она вышла. Ко мне сразу сел новый клиент. Я даже не успел отъехать. По пятницам всегда много работы. — Он провел рукой по жидким светлым волосам. — Но вот что я запомнил. По пути мы останавливались, потому что она попросила меня заехать еще по одному адресу и подождать ее. С подростками такое не часто бывает, у них с деньгами туго.
— По какому адресу?
— На Вестер-Вольдгаде. У заднего входа в мэрию.
Майер закрыл глаза и застонал.
— И что там? — спросила Лунд.
— Она попросила меня подождать и вышла. Обычно я на такое не соглашаюсь. Они же могут просто сбежать. Но эта девушка казалась очень милой. Не пьяная, приветливая и вообще.
— Что ей нужно было в мэрии?
— Мне она не рассказывала. Я только видел, как она вошла внутрь и через пару минут вышла.
— Вы видели кого-нибудь вместе с ней?
— Нет, она вышла одна. И потом мы уже без остановок ехали до Грённинген. Я бы не хотел понапрасну тратить ваше время. Я не могу обещать, что это она. — Он глянул на снимки еще раз. — Похожа, но…
— Спасибо.
Она пожала его руку, взмахом руки подозвала Свендсена, который болтался в коридоре за стеклянной стеной, попросила взять у Фреверта письменные показания. Потом они сели вдвоем с Майером в кабинете и стали думать.
— В том районе полно гостиниц, — сказала Лунд.
— Мы уже обходили гостиницы.
— Значит, надо еще раз обойти. Спросить, не видел ли кто какого-нибудь политика, не живет ли кто из мэрии поблизости. Вы работаете с охраной?
В нем чувствовалось растущее напряжение, он не смотрел на нее.
— Да, конечно, работаю.
— Таксист вез ее от дома Кемаля к ратуше, — продолжала свою линию Лунд.
— Он не уверен, что это была именно она.
Она не хотела спорить с Майером. Он боялся потерять работу. Разрывался, как она догадывалась, между тем, что считал правильным, и тем, что считал разумным. Разумным для себя.
— У меня встреча, — сказала она, вставая. — Позвоните мне на мобильный, если будут новости.
За ночь Риэ Скоугор прощупала по своим каналам парламент. Выяснилось, что министр внутренних дел относится к Хартманну хорошо.
— Проблема только в премьер-министре. Он считает, что ты слишком амбициозен. Слишком привлекаешь внимание. И опасается, что замахнешься на его кресло, если сможешь свергнуть Бремера.
Хартманн выслушал, отрицательно покачал головой:
— Нет, его место меня не интересует. По крайней мере, ближайшие четыре года он может спать спокойно.
Мортен Вебер читал утренние газеты.
— Отрадно видеть, что, судя по опросам, мы не теряем голосов. Похоже, никто и не поверил в то, что мы связаны с убийством.
— Коль скоро министр внутренних дел с нами, можно считать, что с парламентом проблем нет.
— Только если премьер-министр не будет возражать, — уточнила Скоугор. — Он и один при желании может перекрыть нам кислород.
— Это смешно, мы же из одной партии. Неужели они станут поддерживать Бремера?
Она загадочно улыбалась.
— Выкладывай, что знаешь.
— Есть одна возможность. У премьер-министра сейчас не лучшие времена. И он был бы не прочь разделить твой успех.
Хартманн растерялся. Скоугор и Вебер с такой легкостью ориентировались в мутных водах политики.
— К чему ты клонишь?
— Его интеграционная политика устарела. Если мы скажем, что его кабинет помогал нам разработать нашу программу, участвовал в создании концепции ролевых моделей, поддержал школьные проекты…