Адвокат Лиз Гамборг навестила Бирк-Ларсена в его камере.
— Вагна допросили. Он утверждает, что это он призывал вас отомстить учителю.
— Он этого не делал. Наоборот, хотел меня остановить.
— Так он сказал. И это в нашу пользу. Поэтому не будем ничего менять. Вагну предъявят обвинение как соучастнику. Тюрьма ему не грозит. — Она помолчала. — А вам да.
Бирк-Ларсен тяжело вздохнул, глядя на серый бетонный пол, ничего не сказал.
— Я заверила судью, что вы не попытаетесь скрыться. Что вы не будете оказывать давление на свидетелей по вашему делу, тем более что вы уже признали свою вину.
— И что теперь?
Она пожала плечами:
— Теперь вы можете идти домой.
Бирк-Ларсен почувствовал себя ребенком, которого уговаривают выйти на сцену. Он не любил шуток, и, должно быть, адвокат почувствовала это.
— При условии, — добавила она тут же, — что вы никуда не уедете из Копенгагена. И ни при каких обстоятельствах не будете вмешиваться в расследование убийства. Это важно, Тайс. Если вы еще что-нибудь…
— Я ничего больше не сделаю. Я просто хочу домой.
— Хорошо. Для вашего блага и блага вашей семьи ведите себя тихо. Не общайтесь с прессой. Ничего не затевайте. Просто вернитесь к своей нормальной жизни.
Он сжал губы.
— Насколько это возможно, конечно. Простите. Это было бестактно с моей стороны. Вы можете получить свои вещи. Тайс…
Она хотела что-то сказать, но не решалась.
— Что? — спросил он.
— Сейчас люди очень сочувствуют вам и Пернилле. Но сочувствие — это как кран. Один поворот… — Она сделала рукой вращательное движение. — И все, его нет. То, что придет на смену, не будет таким приятным. Станьте незаметным. Будьте терпеливым. Я встречусь с вами перед судом. И постараюсь, чтобы вы не попали в тюрьму.
Он кивнул.
Адвокат улыбнулась ему на прощание и ушла, оставив его одного. Тайс Бирк-Ларсен сидел один в камере, в синей тюремной робе и черных ботинках, заросший рыжеватой щетиной. Он сидел и думал о странном мире по ту сторону двери.
От неожиданной радости Пернилле вскрикнула. Тут же позвонила Лотте, попросила приглядеть за детьми, стала собираться.
Сестра появилась очень скоро, успев забежать в магазин, чтобы купить племянникам конфет и новую книжку.
Эти ежедневные ритуалы, принимаемые до поры до времени как должное, — суть семьи. И источник боли, когда семья сломана.
Лотта набрала ванну, помогла мальчишкам забраться в воду. Пернилле, уже в плаще, хотела взять ключи от машины со стола, мимоходом глянула в пакет с покупками Лотты, подумала: всего одна упаковка конфет.
Маленькая бутылочка с шампунем, чипсы, печенье… Лотта жила одна и покупала все в смехотворно малых количествах. Сверху в пакет была брошена пачка писем, — видимо, Лотта хотела разобрать почту, когда дети заснут.
Ее вдруг привлек квадратный плотный конверт с казенным шрифтом, лежащий сверху. На нем было напечатано имя Нанны и адрес Лотты.
Из ванной доносился детский визг и голос Лотты, усмирявшей племянников.
— Дай мне утку! — кричал Эмиль.
— Сначала прекрати плескаться водой, — говорила ему Лотта.
Не думая, Пернилле достала конверт, вскрыла его. Внутри была серебряная открытка с изображением наряженной елки. Приглашение на корпоративную рождественскую вечеринку в какой-то ночной клуб в центре. Через четыре недели.
Она смотрела на приглашение и чувствовала, как стынет душа от холода предательства.
— Где же эта утка? — спрашивала Лотта из-за двери ванной. — Ага. Вот она.
Она нашла игрушку, потом вышла попрощаться с Пернилле. И все поняла.
— Нанна работала с тобой, — произнесла Пернилле, сжимая в руках открытку. — Она дала им твой адрес. Вот почему мы ни о чем не знали.
Лотта с виноватым видом подошла к Пернилле, взяла у нее приглашение.
— Когда это началось?
«Ах ты, сестра моя младшая, — думала Пернилле. — Никогда не доверяла тебе».
— В январе.
Пернилле вспомнилось, какой Лотта была в детстве — проказливым, изворотливым ребенком. Она мало изменилась с тех пор, как оказалось.
— Нанна иногда подрабатывала у нас, на заменах. А летом вовсе перестала.
Пернилле этого было мало. Лотта облизнула губы, попыталась взять себя в руки, выглядеть более убедительно.
— Она не планировала ничего такого. Просто однажды зашла ко мне по какому-то делу, ей понравилось… — Лотта пожала плечами.
Пернилле оглядывала свою маленькую квартиру и видела тесные комнатки, фотографии на стене, самодельный стол, книги, телевизор, детские вещи — видела то близкое и сокровенное, что называется семьей.
— Понравилось?
— Это все случайно получилось. Я не увидела в этом ничего плохого.
Она не знала, кричать ей или плакать, накинуться на Лотту или убежать. Вместо этого она спросила только:
— Что произошло летом?
Лотта сложила на груди руки. Она почувствовала себя увереннее, увидев возможный выход.
— Об этом тебе лучше спросить у Тайса.
— Шарлотта, ты моя сестра. Скажи мне, что случилось.
Из ванной раздавался веселый крик и плеск воды — Антон и Эмиль, предоставленные сами себе, расшалились.
— Работа ей нравилась. Потом она стала с кем-то встречаться. С мужчиной.
— Кто он?
— Не знаю имени, она не хотела говорить. Знаю только, что познакомились они там, в клубе.
— Он давал ей деньги?
Лицо Лотты снова стало хитрым, как в детстве.
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто скажи мне: он давал ей деньги или нет?
— Думаю, нет. Это было не из-за денег. Она стала опаздывать на работу, потом вообще как-то не пришла. Я заволновалась.
Пернилле уже знала, что последует, но она должна была услышать все.
— Я позвонила Тайсу, — сказала Лотта. — Извини… Ты тогда уехала с мальчиками на школьную экскурсию. Мы нашли Нанну в номере гостиницы. Она была пьяна. Потом она пообещала Тайсу, что перестанет встречаться с этим человеком.
Она пообещала Тайсу. Пернилле стало так смешно, что она хохотала, запрокинув голову назад, пока слезы не полились из глаз.
— Прости, — сказала Лотта.
Пернилле подошла к сестре, взяла у нее полотенца и резиновую уточку.
— Я хочу, чтобы ты ушла, — сказала она.
— Пернилле…
— Я хочу, чтобы ты ушла.
Очередной раунд дебатов должен был состояться в «Черном бриллианте» — угловатом здании из черного гранита и стекла, где разместилась Королевская библиотека Дании.
Дело об убийстве Нанны Бирк-Ларсен по-прежнему преследовало Троэльса Хартманна. В машине по дороге в «Черный бриллиант» Риэ Скоугор и Мортен Вебер говорили почти только об этом.
— Лунд говорит, что машину от гимназии перегнали на парковку мэрии, — сказал Хартманн, когда они вошли в библиотеку. — Почему? Кому в голову пришло привезти ее назад?
— Если бы нас это касалось, мы бы уже услышали об этом, — с усталым вздохом сказала Скоугор. — А Лунд вообще больше не занимается этим делом, я же говорила тебе.
— Может, поэтому на парковке было столько полицейских? — предположил Вебер.
— И что они там делали? — спросил Хартманн.
— Я не знаю, — пожал плечами Вебер. — Наверное, то, что всегда делает полиция.
Они приближались к залу, где должно было состояться мероприятие.
— Приготовься, Троэльс, — сказала Скоугор. — Пора улыбнуться.
У него не было настроения улыбаться.
— И почему она спрашивала меня о Хольке? — продолжал недоумевать он на эскалаторе, поднимаясь туда, где ждала его публика.
— Про Холька нам важно знать только одно: согласится он поддержать нас или нет.
— Да нет же, — упорствовал Хартманн. — Нам нужно знать, что происходит. Я не хочу, чтобы у нас опять были проблемы.
— Все проблемы были из-за Лунд! — отрезала Скоугор. — Все, ее больше нет. Сосредоточься на деле. Это главное сейчас.
— Я должен знать!
— Господи, Троэльс, сколько можно, — пробормотала Скоугор и направилась навстречу устроителям дебатов.
Вебер проследил за ней взглядом, потом повернулся к Хартманну:
— Это тот редкий случай, когда я с ней согласен. Думай о предстоящих дебатах. С остальным мы разберемся позднее.
Вебер и Скоугор уселись в зрительном зале, а Хартманн взошел на подиум.
Бремер был уже там. Как всегда, безукоризненно одет, лицо слегка раскраснелось от жара софитов, губы растянуты в улыбке.
— Добро пожаловать, Троэльс, — провозгласил он, тряся руку Хартманна. — Вы, я слышал, пытались ловить рыбку в мутной воде? Ну и каков улов? — Смех, фамильярный хлопок по плечу, потом взмах руки в адрес кого-то из публики, какие-то таинственные знаки людям, с которыми был знаком — а может, и нет.
Все это обычные трюки политиков. Троэльс Хартманн знал их все — научился у Бремера — и сам мог бы разыграть весь арсенал. Но не сейчас.
Все это обычные трюки политиков. Троэльс Хартманн знал их все — научился у Бремера — и сам мог бы разыграть весь арсенал. Но не сейчас.
Справа к ним двигался человек в мятом черном костюме. Бремер подскочил, взял Йенса Холька за руку, произнес нарочито громко:
— Добрый вечер, дружище. Садись рядом со мной, Йенс, садись… — Он подтянул стул.
— Спасибо, нет, — буркнул Хольк, не поднимая глаз, и прошел дальше вдоль стола.
Он остановился возле Хартманна.
— Здесь свободно? — сказал он, берясь за спинку стула.
— Садись, если хочешь, Йенс…
— Да, мне хотелось бы, — сказал Хольк и сел.
Улица Грённинген тянулась всего на полкилометра и шла вдоль боковой границы крепости Кастеллет. Все строения на этой улице — многоквартирные дома по большей части — стояли по одну сторону дороги. Ключи Нанны Бирк-Ларсен не подошли ни к одной из дверей в этих домах.
Потратив полчаса на проверку всех замков, Лунд обошла дома в коротком переулке в южной части Грённинген. И там ничего. Она позвонила Майеру.
— Мне нужна ваша помощь, — сказала Лунд.
— Вы ошиблись насчет Холька. В тот вечер он уехал на своем личном автомобиле.
— Вы проверили, не имеет ли кто из политиков квартиры на Грённинген?
— Проверили. Никто. И вокруг этой улицы тоже не проживает ни один из политиков. У группы либералов есть квартира на Сторе-Конгенсгаде.
— Где именно?
— Что вы задумали?
— Где?
— Дом сто тридцать.
Через несколько минут Лунд добралась до названной улицы, нашла нужный дом. Длинная и оживленная улица Сторе-Конгенсгаде начиналась в северной части Грённинген и вела от окрестностей вокзала Эстерпорт в центр города. Таксист Леон Фреверт говорил, что высадил Нанну недалеко от слияния двух этих улиц. И как же она сама не догадалась.
Влево от дороги уходили вглубь бесконечно длинные и приземистые старые дома цвета охры квартала Нюбодер — бывшие казармы военных моряков, застывшие в темноте ровными рядами, словно солдаты по стойке смирно.
— Квартира на четвертом этаже, — сказал Майер. — Вы где?
На массивном здании из красного кирпича ярко белели в свете фонарей рамы. Большой подъезд. Множество звонков. Замок «Руко» — и ключи Нанны той же фирмы.
— А вообще, это уже неважно, — добавил Майер. — Мы проверили Хартманна. Лунд?
— Что?
— Вы где? Что происходит?
— Ничего, — сказала она и положила телефон в карман.
На связке два ключа — один от двери парадной, другой от квартиры.
Лунд подошла к широкой двустворчатой двери, вставила первый ключ, повернула. Ничего.
Попробовала второй. Дверь открылась.
Старинный лифт с двойными складными дверцами вмещал не больше четырех пассажиров. Она вошла, нажала кнопку четвертого этажа. Механизм подъема заурчал, потом загудел.
Дом казался пустым. Она ехала вверх мимо офисов и кабинетов дантистов, мимо частных квартир и дверей без опознавательных знаков. Наконец лифт замер. Лунд вышла и стала осматриваться.
Майер вернулся в отдел криминалистов, вновь просматривал видео с автомобильной парковки. Вот черная машина тронулась с места, отъехала. Присутствие водителя едва угадывалось.
— Остановите здесь! — велел он технику. — Что это было? Как будто вспышка какая-то.
— Это флуоресцентная лампа, должно быть, мигнула. Неисправная, может.
— Давайте-ка еще назад. Медленно, шаг за шагом.
Они нашли семь кадров, на которых, подсвеченное мгновенной вспышкой, за стеклом автомобиля проявилось лицо мужчины.
— Кто это, черт возьми? — спросил Майер, стараясь сдержать нетерпение. — Можно что-нибудь сделать с качеством картинки?
— Попробовать можно.
Зазвонил мобильный.
— Это Лунд.
— Как раз вовремя. Мы вот-вот узнаем, кто был в машине.
— Это был Троэльс Хартманн, — сказала Лунд.
— О чем вы?
Лунд молчала, занятая своими мыслями.
— Лунд? Лунд? Где вы? Что там у вас? Говорите, не молчите! Пожалуйста.
— Я в служебной квартире группы либералов на Сторе-Конгенсгаде. Ключи Нанны открывают как уличную дверь, так и дверь в квартиру. Вызывайте криминалистов. Встречаемся здесь.
— Хартманн?
— Вы же слышали.
На экране появился обработанный фрагмент кадра с лицом водителя. Из серого тумана проступили знакомые черты.
Майер подумал: «Ну все, красавчик, теперь ты мой».
— Едем, — сказал он в телефон.
Через час на месте была вся команда: десять человек в белых защитных костюмах поверх голубой униформы. Наготове перчатки, прожекторы, фотокамеры, химикаты.
Лунд провела вторую группу во внутренний двор и сама ходила среди криминалистов, проверяла их работу, давала советы и высказывала мнение. Кое-что принималось благосклонно, кое-что игнорировалось.
Майер принес ей кофе. Букард не сказал ни слова.
Она провела их через входную дверь к старому шумному лифту.
— Таксист высадил Нанну не здесь, а на Грённинген без четверти одиннадцать. Полагаю, она не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что она здесь была. До квартиры она добралась за четыре-пять минут. Помещение принадлежит либералам, подарено кем-то из спонсоров. Использовалось для деловых обедов, встреч, размещения гостей.
— Кто живет в доме? — спросил Майер.
— Большинство квартир переоборудовано под офисы или корпоративное жилье. На выходных тут практически пусто.
На четвертом этаже они вышли. Лунд подошла к квартире, продемонстрировала ключи Нанны в действии.
Внутри уже работало шесть специалистов в белых костюмах и голубых пластиковых шапочках. Квартира была похожа на шикарный гостиничный номер: красные бархатистые обои, старинная мебель.
— Мы уже обнаружили ее отпечатки, — сказала Лунд, вручая им перчатки и бахилы.
Когда они были готовы, Лунд провела их вглубь квартиры.
Повсюду бросались в глаза плакаты с лицом Хартманна. Посреди гостиной стоял разбитый стеклянный столик, рядом валялись осколки чего-то похожего на графин.
Лунд подошла к столу, показала отметки на ковре:
— Кровь той же группы, что и у Нанны. Образцы отправлены на анализ, ждем подтверждения, что это ее кровь. Найдены следы борьбы.
У окна стоял массивный стол орехового дерева.
— Здесь было пресс-папье, мы нашли на нем отпечатки Нанны. Она швырнула его в зеркало.
Лунд обернулась вокруг себя на триста шестьдесят градусов, оглядывая комнату. Битое стекло. Беспорядок.
— Она не просто боролась с ним. Она злилась. Сорвалась, как мне кажется. И встреча не была случайной. Она его знала. Они поссорились. Размолвка любовников, переросшая в драку.
— Для экспертов тут полно работы, — вставил Майер. — Если повезет, к завтрашнему утру получим анализ ДНК.
Лунд переместилась в спальню. Открытая дверь была облеплена стикерами и метками криминалистов.
— Нанна забежала сюда и пыталась заблокировать дверь. Он распахнул ее ударом ноги.
Простыни на кровати были чуть примяты, как будто на них только сидели, но не более того.
— Я думаю, здесь он ее не насиловал. И не избивал. Это еще впереди. Где-то в другом месте.
Лунд пыталась представить, что же здесь случилось. Ссора? Драка? Но после этого Нанна была жива еще целых два дня. В головоломке не хватало огромного куска.
Втроем они вышли на балконную террасу. Букард оперся о перила, Лунд встала прямо перед ним. Первым заговорил Майер:
— Если вы ходили к криминалистам и смотрели запись камер наблюдения, то вам прекрасно известно, что в «форде» сидел Хартманн. Я за две минуты это просек, вряд ли вам понадобилось больше времени.
— Я хочу поговорить с Лунд наедине, — сказал шеф.
— Хватит уже этого дерьма! — взорвался Майер. — Меня тошнит от ваших тайн. — Он стукнул кулаком по железным перилам. — Букард! Букард! Я хочу знать, что тут происходит. Вы должны рассказать нам. Обоим.
Старый полицейский поник, побежденный:
— Все не так, как вы думаете.
— А как? — спросила Лунд. — Ты стер контакт из ее мобильника. Удалил звонок из списка вызовов.
— Нет, это не я, — оборонялся он жалко. — Не я.
— Кто же тогда?
Он не ответил.
— Мы вызываем Хартманна на допрос, — заявила Лунд.
— И нам нужна изъятая информация, — добавил Майер.
Стоя на холодной террасе, Букард тяжело вздохнул. Несчастный слуга, защищающий своего господина.
— Ну? — спросила Лунд.
— Я достану ее для вас.
— Хорошо, — сказала она, и они ушли, оставив его одного в темноте.
Оба советника кандидата на пост мэра с чувством удовлетворения собрались в кабинете Хартманна. Дебаты прошли великолепно. Мортен Вебер сообщил, что лидеры меньшинств встречались утром, чтобы все-таки обсудить возможность альянса.
— Если Хольк с нами, — вновь и вновь повторяла Скоугор, сидя за своим ноутбуком, — остальным деваться некуда. Но что заставило его передумать?