– И ты не волнуйся, Дим. Ты же будешь почти рядом. И если надо, разнесешь их всех вдребезги.
Я бы с удовольствием, вот только чем?
– Дим, ты не знаешь, где газета, в которой про папу писали, как про героя-полковника?
– Мама ее куда-то спрятала.
– Под подушку, наверное.
– Ну, конечно! Под подушку! Как ты свои кроссовки! Она у нее в любимой шкатулке.
У мамы есть такая заветная шкатулочка. Вообще-то, это коробка от конфет. Железная такая, с Дедом Морозом и Снегурочкой на крышке. Эти конфеты маме подарили на работе. Конфеты она отдала нам, а коробку, как Алешка на нее ни облизывался, оставила себе. И стала в нее складывать свои драгоценности. Счета за квартиру, папины письма, некомплектные пуговицы, рассыпанные бусы и другие прищепки.
Газета оказалась в шкатулке. Очень аккуратно сложенная. Мы еще раз перечитали эту статью, а Лешка взял красный фломастер и аккуратно подчеркнул в ней несколько фраз.
– Зачем? – коротко спросил я, ткнув пальцем в газету.
– Это, Дим, как бы пароль будет.
Я, конечно, не понял, что за пароль, но спрашивать не стал: Алешке виднее.
И мы легли спать до утра. Которое завтра вряд ли будет мудренее вечера. Зато опаснее – это точно...
Глава XIII Контрольный диктант
Мы спали довольно долго. Потом еще поболтали, лежа в постелях. Потом позвонила рассерженная мама. Но она сердилась не на нас. Она сердилась на шашлыки, которые не состоялись. Мы с Лешкой слушали ее одновременно: я – из прихожей, Лешка – из папиного кабинета, по параллельному аппарату.
– Этот Аркаша, – жаловалась мама, – это ходячее несчастье. Даже три. Или больше. Сначала, открывая бутылку с водой, облился с головы до ног. Пошел переодеваться. Потом стал вываливать кетчуп на тарелку. Не рассчитал. Весь обделался. Пошел переодеваться. Потом угораздило его – сел прямо в миску, где мариновались шашлыки.
– Переоделся? – спросил Алешка с интересом.
– Переоделся! В мокрые штаны. Сейчас мы провожаем его в больницу.
– Простудился?
– Нет, ухитрился в мокрых штанах сесть на шампур. Ах да, его еще сначала Мариша... то есть Маргоша тяпнула. Везем его в больницу, чтобы ему сделали укол, на всякий случай.
– Куда укол?
– В то место, которым он на шампур сел! Наверное...
– Как мне его жалко, – Алешка чуть не всхлипнул.
– Правильно Мариша говорит: это не дача, а какая-то Горгона. Мы там воды целую бочку натаскали и три грядки вскопали. И ни одного шашлыка не съели.
– Аркаша их все раздавил, да?
– Тебе смешно, Алексей...
– Мне грустно, мам.
– В общем, мы скоро будем дома. Надеюсь, у вас-то все в порядке?
– В порядке. На шампуры не садились, водой не обливались, кетчупом друг в друга не бросались.
– Как я рада! Пока.
Мы положили трубки.
– Дим, – сказал Алешка, – как все-таки нашим родителям трудно живется. А тут еще мы с тобой.
– Ну и что?
– Давай им сюрприз сделаем. Вроде шашлыков.
– На шампуры сядем?
– Ну, если тебе очень хочется... У тебя деньги есть? Давай в магазине купим шашлык и на сковороде его поджарим. Они как приедут, а мы как их удивим! Давай?
Я согласился. Родителям трудно живется. А тут еще мы с Алешкой.
Мы быстренько оделись. Сбегали в магазин. Купили шашлык и бутылку кетчупа.
– А как его жарить? – спросил Алешка. – Ты знаешь?
– На плите.
– Какой ты умный. А я думал – на пылесосе. Вот и жарь, если ты такой умный.
Я достал самую большую сковороду, разложил на ней кусочки мяса и засунул в духовку. Алешка повертел в руках бутылку кетчупа. Вздохнул.
– Дим, а мне дядю Кашу жалко.
– Да, он очень невезучий.
– А знаешь, Дим, какая у него самая главная невезуха?
– Шампур в попе, знаю.
– Мариша в доме.
Я как бы немного обалдел. Типа того. Алешка любит эффекты.
– Эх, Дим, какой ты невнимательный. Ты что, до сих пор не догадался, кто тогда на Аркашу наехал? Я об этом давно узнал. Хочешь, что-то тебе покажу?
Мы сделали себе по чашке чая, проверили в плите шашлыки и пошли в комнату. Алешка порылся у себя в столе и достал клочок бумаги, вырванный «с мясом» из школьной тетради.
– Почитай, – сказал он. – Тебе полезно.
– А что это?
– Диктант. Экспертиза такая.
Я прочел: «Казел! Палажи каминь на место...» Что-то знакомое.
– Врубился? «Палажи пад каминь...»
Не слабо. Очень похоже на ту записку, которую получил не так давно неудачник Аркаша.
– Дим, – сказал Алешка. – И ошибки одинаковые, и почерк тоже. Знаешь, чей? Рябчика!
– Брательника Мариши?
– Угадал! Не с первого раза, правда. Это я ему диктовал, Дим. Специально. Чтобы сравнить обе записки.
– Когда ж ты успел?
– Помнишь мой фингал под глазом?
– Ну...
– Это когда Семен Михалыч десант направил в лицей. «Людей посмотреть, себя показать». Лучших отличников отобрал.
– А ты-то как в отличники попал?
– Как козел, Дим.
Еще одна фишка!
– Какой еще козел?
– Из обрывка... то есть, из отрывка.
О господи! Козел из отрывка!
– Щас расскажу. Ты только шашлыки проверь, не пора? А то очень есть хочется. – Он уже забыл про добрый сюрприз.
Да, Алешка, оказывается, многое успел сделать. Вот что он мне рассказал...
Семен Михалыч, наш директор, должен был отобрать наших лучших учеников для встречи с лучшими учениками лицея. «Это будет наш интеллектуальный десант! – гордо говорил директор. – Мы должны показать, что и в обычной школе бывают способные ученики и талантливые учащиеся!»
Наш Алешка ни в тех, ни в других не числился. И этот «десант» ему на фиг не был нужен. Но когда он узнал, что это именно тот лицей, в котором учится брательник Мариши, он поднял такой «хай», что Семен Михалыч сдался. Но не сразу.
В состав «десанта» он отобрал математиков, поэтов, одну пианистку и наш школьный квартет под названием «Проказница мартышка».
– А ты кто такой? – сказал Алешке директор.
– Я – козел! – гордо ответил Алешка.
Семен Михалыч от такого признания даже немного смешался.
– Ну уж, Оболенский... Так уж сразу... Ты вполне приличный мальчик. И родители у тебя достойные.
Тогда Алешка напомнил ему новогодний утренник в первом классе. Они там ставили обрывок... то есть отрывок из «Чука и Гека», где они на станции воевали с козлом. Чука и Гека играли близнецы, ничуть друг на друга не похожие – толстый и тонкий, их маму играла учительница Любаша (так ее прозвали за миниатюрные размеры), а роль козла досталась Алешке. Он для этой роли нарисовал маску – козлиную рожу. И когда в этой маске он появился на сцене, успех был оглушительный. Чук и Гек, их мама, как и положено по роли, удрали за кулисы. Малышей из первого ряда тоже как ветром сдуло, а весь остальной зал повалился под стулья от хохота.
– А что, – осторожно спросил Семен Михалыч, – эта маска еще цела?
– Я еще лучше нарисую.
– Может, не надо?
– Может, не надо. Я могу стишок прочитать.
– Вот только не это! – Семен Михалыч даже вскочил со стула.
Тоже была история! На каком-то школьном празднике, где присутствовала какая-то комиссия из отдела образования, Алешка громко прочел стишок. Там были такие слова: «Дождь покапал и прошел». Алешка по ошибке выдал: «Дождь покакал и пошел». Только вот по ошибке ли?
– Вот что, Оболенский, от тебя не отвяжешься. – Алешка кивнул. – Я тебя включу в группу поддержки.
– А чего поддерживать? – на всякий случай уточнил Алешка. – Штаны?
– Наших выдающихся и талантливых. Аплодисментами.
– Это я могу. Могу и свистеть. Как восторженные зрители.
– Вот это тоже не надо. Просто похлопаешь – и все.
– Два раза?
– Сколько надо. Иди в класс.
В общем, попал Алешка в состав «десанта», а вместе с ним и в лицей. Там он без труда отыскал в зале Рябчика. Вошел к нему в доверие. Похлопал и посвистел. А потом доверительно попросил Рябчика:
– Я ща смоюсь, а если моя учителка спросит, скажи, что только что в туалет вышел и ща придет. Понял? А если мент спросит, ваще скажи, что я на сцене. Догнал?
Это Рябчику понравилось, особенно про мента. Интересно стало.
– А ты куда?
– Дело секретное. Одному дядьке во дворе надо мозги вправить.
– Обнаглел?
– Типа того. – И Алешка охотно пояснил: – У нас во дворе детская площадка для мелюзги. А он туда привык свою тачку ставить. Наш дворник даже такой здоровенный камень притащил, въезд загородил. А он все равно камень сдвигает и свой драндулет возле песочницы ставит.
– Хочешь ему колеса проколоть? Помогу.
– Не, мы пока решили ему записку под «дворник» сунуть. Культурно.
– Покажь.
Алешка к этому был готов. Достал листок. Там было написано печатными буквами: «Уважаемый водитель! Пожалуйста, не ставьте свою машину на детской площадке. Иначе мы примем строгие меры».
– Покажь.
Алешка к этому был готов. Достал листок. Там было написано печатными буквами: «Уважаемый водитель! Пожалуйста, не ставьте свою машину на детской площадке. Иначе мы примем строгие меры».
Рябчик прыснул в кулак:
– Ты что! Это ему по барабану. Надо круто написать.
Алешка сделал вид, что задумался. Потом предложил:
– А вот так годится? «Козел! Положи камень на место. А то твоя тачка во дворе припухнет».
Как видите, Алешка вложил в текст «ключевые» слова: положи, камень, во дворе. И пошел дальше:
– Слушай, Рябчик. Напиши, а? Чтобы мой почерк не узнали.
Рябчик охотно написал.
– Вот, Дим, – сказал Алешка, – сам видишь. Эту записку Аркаше писал он.
– Так их две было.
– Это уже другая история. Еще интереснее. Потом расскажу.
– А фингал?
Алешка поморщился:
– Ну... это так, по пути. Потом расскажу. Ну, ладно, только шашлыки проверь.
...Шурка Рябчик – парень озорной. Хулиган даже. Но, как оказалось, не умнее Мариши. Алешка его враз «расколол». Вся эта придуманная история с нахальным водителем мгновенно расположила их друг к другу, как мелких хулиганов-заговорщиков.
Шурка еще повертелся, понадувал жвачные пузыри, а потом, не удержавшись, похвалился:
– Мне эти записки писать, что раз-два плюнуть. Опыт имею. – И он значительно взглянул на Алешку, ожидая расспросов.
Но Шурка не знал, с кем имеет дело. Алешка изобразил на своей мордахе полное безразличие к его опыту. Шурка не мог больше сдерживаться.
– Я, знаешь, с какими крутыми тусуюсь? Одному лоху я, знаешь, какую записку кинул? Чтобы бабки под камень положил. – Это Шурка сказал вполголоса, почти шепотом в Алешкино ухо. – Меня за это в долю обещались взять. На штуку баксов.
– Да врешь ты все! – Алешка сменил безразличие на недоверие, а потом на плохо замаскированную зависть. – И где эта штука? В банк положил?
Тут подошел к ним Семен Михалыч, навис над ними и грозно пошевелил усами. Ребята примолкли.
Директор положил руку Алешке на голову и участливо спросил:
– Как ухо?
– Дергать будете? – «догадался» Алешка.
– Я не про твое ухо, про мамино.
– Я не знаю. Я вашу маму никогда не видел. – Алешка умеет под дурачка работать.
– Я про твоей мамы ухо спрашиваю. – Так нескладно Семен Михалыч еще свои фразы не формулировал. Похоже, достал его Алешка.
– Одно как бы прошло, – вспомнил Алешка, – а другое как бы началось.
Семен Михалыч тоже вспомнил:
– Камфарное масло. Нужно закапать, а потом ухо – в тепло.
– На печку, что ли? – заморгал Алешка. – А как? Оно же с головой вместе.
Тут на сцене закончилось очередное выступление, и Алешка, как руководитель группы поддержки, яростно захлопал в ладоши, а Шурка засвистел и завизжал. Ну как на всяких ток-шоу в телевизоре.
Семен Михалыч отпрянул от них и сказал:
– В семнадцать ноль-ноль в моем кабинете.
– Есть! – сказал Алешка. А когда директор отошел, снова спросил Шурика: – И где эти баксы? В сбербанке?
Шурка нахмурился, надул пузырь:
– Сорвалось дело, менты попутали. Меня сцапали. Я клево отбрехался. И никого не сдал.
– Жалко, – вырвалось у Алешки.
Шурик от неожиданности чуть не подавился жвачкой. Нахмурился:
– Чего тебе жалко? Что кентов своих ментам не сдал?
– Ты что? Я про баксы. Жалко, что обломилось.
Шурка поскреб макушку.
– Это да. Но всеж-ки отблагодарили. Классный ножик подарили. Швейцарский.
– Покажи.
– А я его уже забодал. Прямо сразу. В один ларек сдал. Полштуки отвалили. А ножик классный, даже жалко. Знаешь, в нем сколько всяких прибамбасов? – И Шурка начал перечислять: – Два лезвия, штопор, открывалка, ноженки, пинцетик, шило, зубочистка...
Но Лешка уже потерял интерес и к Шурику, и к его ножику. Поэтому он машинально повторил:
– Жалко.
– Что жалко? Ножик?
– Жалко, что клизмы в нем нет.
– В лоб захотел?
В семнадцать ноль-ноль Алешка явился в кабинет директора. Директор поднял голову от бумаг:
– Ты что, Оболенский?
– Вы велели. За лекарством к вам зайти. Которое в ухи – и на печку.
– А! Вспомнил! Я не за тем тебя позвал. Я тебе вот что скажу, Оболенский. Мне очень не нравится твоя дружба в этим Рябым Александром. Держись от него подальше.
Тут он разглядел у Алешки под глазом фингал, удовлетворенно кивнул:
– Кончилась дружба?
Алешка потрогал синяк кончиками пальцев.
– Она и не начиналась.
Все это Алешка выложил мне одним духом. Но я все-таки не все понял.
– А ножик с клизмой здесь при чем?
– Эх ты! Вспомни, возле «Альянеца», каким ножиком свою сигару Валерьян обрезал? Швейцарским. Со всякими прибамбасами. Дошло? – Тут он вдруг спохватился: – Дим, глянь в окошко, там пожара на помойке случайно нет?
Мы выглянули в окно. Наша помойка почему-то часто горит. Наверное, те, кто из нее вывозит мусор, считают, что проще его сжечь на месте. Но в этот раз она не горела.
– Что-то на лестнице горит, – предположил Алешка. – Или у соседей. Пошли посмотрим.
Ни на лестнице, ни у соседей ничего не горело. Горели наши шашлыки в духовке.
Я распахнул окно, выхватил мокрой тряпкой сковороду.
– Ты их будешь есть? – спросил Алешка.
– Я не паровоз, углями не питаюсь.
И мы отправили наш сюрприз в помойное ведро.
– Пошли, – сказал Алешка.
– Куда? – удивился я.
– В магазин, за шашлыками.
– Нет уж! Больше ничего жечь не будем.
– Тогда давай хоть кетчуп съедим.
И мы съели кетчуп. Алешка ел его столовой ложкой с хлебом. Я – чайной, без хлеба.
Про другую историю Алешка мне рассказать не успел – приехали родители.
– Как там Аркаша? – спросил я.
– Жить будет? – спросил Алешка.
– И очень долго, надеюсь, – сказала мама и понесла на кухню букет полевых цветов.
– Шампур-то из... него выдернули? – заинтересованно спросил Алешка.
– Выдернули, – сказала мама, наливая в вазу воду.
– А что ж вы так долго?
– А у него в попе игла сломалась. Когда ему укол делали.
– Какой же он невезучий, – вздохнул Алешка.
– Да, – вдруг сказал папа. И почти дословно повторил Алешку: – Но самое большое его невезение – Машка Рябая.
– А это кто? – спросила мама, любуясь букетом. – Его секретарша?
– Это Мариша, – объяснил Алешка. – Мормышка.
– Мария Рябая – это ее девичьи имя и фамилия, – объяснил папа, с подозрением глянув на Алешку.
– Рябая? – Мама пожала плечами. – Оригинальная фамилия. И зачем она ее поменяла?
– Она вместе с фамилией поменяла и свой имидж. – Это папа сказал, с оттенком грусти. – Была простая девушка Маша, а стала...
– Как бы элитная жена, – подсказал Алешка.
– И где ты только этого нахватался? – рассердилась мама.
– С телевизора. Там все так говорят. Пап, а кто такая Горгона?
– Чудовище такое. Из древней мифологии.
– На Кашину дачу похожа?
– При чем здесь Кашина дача?
– Так Мариша маме сказала: «Я на эту Горгону больше не поеду!»
Папа улыбнулся:
– Мариша Горгону с Голгофой спутала.
– А Голгофа?..
– Голгофа, Леш, это древняя гора, где Христос принял свои муки.
Объяснил, называется. Теперь Алешка будет долгое время, до полной взрослости, думать, что Голгофа – это дача, на которой надо без конца копать грядки и носить воду в бочку для душа.
Но, похоже, Горгона с Голгофой Алешку не больно-то увлекли. У него совсем другое на уме было.
– Пап, а как у вас дела с этими угонщиками? Ты скоро там порядок наведешь?
– Помочь хочешь? – усмехнулся папа. И серьезно объяснил: – Там все не так просто. Группировка большая, очень опасная, но прищемить ее пока не получается. Захватить их можно, но доказать их преступления очень сложно. Их надо брать с поличным. Мы знаем несколько их точек, где они накапливают угнанные машины, но наши разведчики утверждают, что на этих точках хорошее прикрытие. К тому же эти объекты – частная собственность. Такой шум поднимется, самые сильные адвокаты бросятся их защищать.
– А вы их спугните, – посоветовал Алешка. – У них настанет паника, они начнут свои следы заметать, тут вы их и сцапаете.
– Хорошая мысль, – кивнул папа. – Спасибо. Мы подумаем.
Но Алешка не отстал.
– А вы, пап, спугните их, знаешь где, в Лопушанске. В этом... отстойнике.
– А ты откуда про него знаешь? – насторожился папа.
– А он про все знает, – сказала мама. – Даже про Кордильеры.
Алешка не стал спорить и доказывать: он просто сунул папе под самый нос... знаете что? – пейзаж, который он рисовал на колокольне.
Конечно, это был не пейзаж, а четкая схема бандитского гнезда. Алешка там все обозначил, даже ДОТ напротив ворот. И даже написал сбоку число охранников.