– Что, господа, – насмешливо послышалось сзади, – выбираете себе подарок ко дню рождения?
Мы обернулись. Так себе дядька, мальчишеского типа, но со взрослой лысиной. В черном костюме, с бабочкой на шее и с бирочкой на груди. Что там у него было на этой бирочке, я не разобрал: не очень крупно, да и на английском языке.
– Выбираем! – непримиримо ответил Алешка, он от незнакомых людей насмешек не терпел. – На день рождения папе.
– О! У вас большой папа?
– Больше вас, – сказал Алешка, не моргнув глазом. – Наш папа министр внутренних дел. Генерал-лейтенант.
– Так генерал или лейтенант? – Судя по вопросу дядька не очень Алешке поверил. – И какая модель вас интересует?
Алешка пожал плечами:
– Надо посмотреть, характеристики изучить.
Дядька усмехнулся, взглянул на часы и сказал:
– В другой раз. У меня сейчас нет времени.
– Например, завтра? – спросил Алешка.
– Например, в четверг. Вас устроит?
– После дождичка?
– Можно и после дождичка.
«Обмен любезностями» завершился, мы отошли в сторонку, к витрине спортивного магазина, на которой красовались манекены в таких спортивных костюмах, которые больше годились для всяких элитных презентаций, чем для занятий спортом.
– Клевый костюмчик, – сказал Алешка. – Я бы такой маме купил, на 8 Марта. В нем посуду удобно мыть, непромокаемый. – А сам исподлобья, скосив глаза, наблюдал за дядькой.
Тот, хоть и пожаловался на нехватку времени, не очень-то спешил. Он достал из кармана изящный швейцарский ножичек, обрезал им кончик тонкой и длинной сигары и с таким удовольствием закурил, что даже мы почувствовали аромат противного горького дыма.
Дядька явно кого-то ждал. И дождался. Со стороны метро появился вприпрыжку тот самый пацан, который корчил нам рожи возле бетонного «Паруса». И они о чем-то стали трепаться. А пацан еще и достал из кармана пачку сигарет и тоже с важностью закурил.
Мы чуть-чуть подобрались поближе. И кое-что услышали. Не очень много. Но эти слова показались Алешке важными – я это сразу по его лицу понял.
– ...И вот еще что, Рябчик, – сказал дядька с бабочкой и с бирочкой, – ты, как только Алка обозначится, звякни мне на мобилу. Номер мой знаешь?
– У сеструхи спрошу. Чава-какава!
И пацан, снова вприпрыжку, двинулся к метро.
– Дуй за ним! – скомандовал мне Алешка. – Скрытно!
– А ты?
– Я еще здесь побуду.
– Тебе это надо?
– Очень. Беги, Дим, а то ты его потеряешь.
Пацан – кажется, дядька с сигарой называл его Рябчиком – уже нырнул в метро и мелькал среди пассажиров. Пока я покупал карточку, след его затерялся. Я побегал по платформам, проводил пару поездов и вернулся обратно к «Альянсу». Мне почему-то не хотелось оставлять там Алешку одного. Как-то тревожно за него было.
Когда я примчался к «Альянсу», Алешка был не один. Вернее, его там вообще не было. Не было и дядьки с бирочкой, сигарой и бабочкой. Был только полусонный громила-охранник.
Я осмотрелся, заглянул в соседние магазины – Алешки нигде не было. Я чуть было не заскулил, как собака, потерявшая след любимого хозяина. И с отчаянием спросил охранника:
– Извините, а вы не видели тут пацана с хохолком на макушке.
– С хохолком? – Охранник с трудом оторвался от дремы. – Вертелся он тут, с Палычем калякал.
– Ну?
– А потом уехал. На двух машинах. Генерал за ним заехал. Или лейтенант. Вроде министра.
– К-куда уехал? – У меня подкосились ноги и отказал язык.
– Туда, – охранник махнул вдоль улицы.
Вот тебе и «Кондильеры!..»
Глава VI "Надысь - это намедни"
Улица была большая. И вообще, весь мир был слишком велик для одного малого пацана с хохолком на макушке. Затеряться в этом мире – пара пустяков. Особенно в наше беспокойное время. Особенно, когда вашего младшего брата увозят незнакомые люди на неизвестной машине в неведомом направлении.
Можете себе представить, с какими чувствами я возвращался домой. Первая моя мысль – не напугать маму. Вторая – позвонить папе. Он Алешку где хочешь разыщет. Хотя... Хотя не зря он предупреждал его держаться от «Альянса» подальше.
Мне, конечно, здорово влетит. Как старшему брату. Да пусть сто раз влетит, только бы Алешка нашелся со всеми своими хохолками.
На ватных (или на чугунных) ногах я подошел к родному дому. Позвонил в дверь. Мама быстро мне открыла и тут же умчалась на кухню, откуда здорово пахло чем-то приятным. Кажется, пирогами. Наверное, будут гости. И вот сейчас у мамы пригорят (или вовсе сгорят) пироги, папа всю ночь будет возглавлять Алешкины розыски, голодные гости разъедутся по домам и будут там переживать за нас после ужина, а я буду сидеть у окна или у телефона с тяжелым сердцем, в тревожном ожидании.
Несколько минут я думал: кому раньше сказать о нашей беде – маме или папе. И поплелся на кухню.
Мама вся была в творческом экстазе. Заглядывала в духовку, что-то переворачивала на сковороде, звякала крышками кастрюль и время от времени отмахивала от лица разбежавшиеся из-под косынки локоны. Одно ухо у нее было краснее другого. Которое к плите поближе.
На столе стояли две чашки с чаем и блюдо с пирожками.
– У нас сегодня Каминские, – не отрываясь от дел, сообщила мама. – Быстренько перекусите и сотрите пыль в большой комнате. – Мама выхватила из плиты противень и брякнула его на стол. – Да что он там, заснул что ли, в ванной?
Ну вот, у нас к тому же еще и кто-то в ванной спит.
– Кто заснул? – вяло спросил я.
– Кто-кто? Ленька, конечно. Сказала же: быстренько мой руки и пей чай.
– К-какой Ленька?
– У нас их много, что ли? – рассердилась мама. – Не мешай мне!
Тут дверь на кухню растворилась, и в ней появился Алешка. В мамином халате. Свеженький такой и сияющий. Видно, не только руки помыл, но и лицо частично. Фрагментами.
– Хай! – на манер Мариши приветствовал он меня. – Ты где как бы шляешься?
– Иди отсюда! – сказала ему мама. – Пей чай и уходи! Глаза б мои на тебя не глядели! Вон что натворил! – И она кивнула растрепавшимися локонами на шкварчащую сковороду, булькающую кастрюлю и недорезанный салат.
Это было уже выше всякого понимания. Мало того, что Лешка нашелся, так он еще и пироги испек, и чего-то наварил и нажарил. Так не бывает, устало подумал я, хватит с меня, буду вытирать чай и пить пыль в большой комнате. Точнее – немного наоборот.
Пока мы пили чай, кое-что прояснилось. Оказывается, Лешка, ни слова не сказав маме, пригласил в гости на ужин Каминских – Маришу и Аркашу. Вот маме и пришлось срочно этот ужин обеспечивать.
– Сотрете пыль, – сказала она, когда мы составили пустые чашки в мойку, – сходите в магазин, что-нибудь к чаю возьмете. Тортик там или пирожные. На ваш вкус.
– На вкус Мариши из Лопушанска, – поправил маму Алешка. – Она все-таки гостья. А мы уж как-нибудь.
– Дим, – сказал Алешка, когда мы начали уборку в большой комнате, – мне – в магазин, тебе – пыль, ладно?
– Ты мне лучше скажи, как ты дома оказался? Тебя ведь похитили.
– Никто меня не хитил, ты что? Меня домой подвезли, на попутке.
– На какой еще попутке? – Я машинально водил тряпкой по одному и тому же месту.
– Дырку протрешь, – усмехнулся Алешка. – На попутке в виде «мерса». Так классно получилось!
Получилось в самом деле классно. На глазах у изумленного дядьки с сигарой возле салона притормозил «Мерседес» в сопровождении джипа. И кто-то очень важный проговорил из салона:
– Прошу вас, Алексей.
Алексей помахал дядьке ручкой и сказал: «Это за мной, из министерства, генерал приехал. До четверга».
И Алешка уехал. На «Мерседесе» в сопровождении джипа с охраной. А дядька остался со своей бабочкой, бирочкой, сигаркой и с открытым ртом.
Конечно, это был не генерал из министерства, а наш застенчивый друг Аркаша. Он проезжал мимо, увидел Алешку и сообразил его подбросить до дома. Алешка в долгу не остался и пригласил Аркашу вместе с его Маришей на ужин. Но самое главное – не это. Самое главное Алешка приберег до прихожей. Переобувшись, он повернулся ко мне и сказал:
– Дим, а ты знаешь, кто такой Палыч? Не знаешь. Палыч – это тот мальчиковый дядька с бабочкой. А знаешь, как его зовут? Его зовут, Дим, менджер Валерьянка. То есть Валерьян. Ты все понял? Если понял, то подумай: а кто такой Рябчик?
И Алешка хлопнул дверью. Любит он эффекты.
– Кроссовки захвати! – запоздало крикнула мама из кухни.
– Уже! – крикнул Алешка с лестничной площадки. – Два раза!
Я смахнул кое-где пыль, на самых видных местах, подровнял безделушки и книги на полках, покидал в стенку всякие другие лишние вещи, вышел в прихожую и запихнул кроссовки подальше под тумбочку. Уже в который раз. У меня такое впечатление, будто они сами оттуда выползают. С распахнутыми голодными ртами. Не даром же в таких случаях говорят: каши просят.
В общем, порядок я навел и немного подумал: а кто же такой этот Рябчик? Что за курящая птичка?
Но додуматься не успел: вернулся Алешка. И с порога:
– Догадался? – И успокоил: – Бывает. Думай дальше. – И понес на кухню свою покупку к чаю.
– Сообразил! – донесся из кухни сердитый мамин голос. – Догадался!
– Она их обожает, мам! Я сам видел. Она на них выросла.
– Хорошо, что я пирожков напекла! Ничего тебе поручить нельзя!
– Поручи мне еще чаю попить. С пирожками. Я справлюсь.
Мама засмеялась и прогнала его с кухни.
Мариша, Аркаша и папа приехали вместе. Аркаша преподнес маме букет цветов в таком... ну, как бы сказать... вроде как бы в разноцветном абажуре или в фартуке и стопку пакетов с колготками.
– Он меня этими колготками завалил, – пожаловалась Мариша. – У меня и ног-то столько нет.
На этот раз она была не в шортах и не босиком. На ней были туфли и очень небольшое платье. Аркаша и наш Алешка были в бабочках. В черный и красный горошек.
Мариша была у нас в первый раз и с интересом осматривалась.
– Сколько у вас книжек, – сказала она. И похвалилась: – А у меня на даче тоже будут книжки. На третьем этаже, как бы библиотека.
– Ты к тому времени как бы и читать научишься, – улыбнулся Аркаша.
Мариша не обиделась, а звонко, на свой манер, рассмеялась. А мама ее поддержала:
– Красивым женщинам это необязательно, да, Марина?
И папа их тоже поддержал:
– Конечно. Главное, чтобы «книжки» с картинками были.
– И с большими буквами, – добавил Алешка. И получил мамин строгий взгляд.
Потом мы все сели за стол, и мама начала нас угощать. Особенно Маришу и Аркашу. Аркаша яростно наворачивал за троих. А Мариша за троих голодала.
– Это мне нельзя, это тоже. Это я боюсь. От этого плохо сплю...
– Чем же вы питаетесь, бедненькая? – посочувствовала мама.
– Крякерами, – подсказал Алешка. – Из Испании.
Мама встала и нерешительно произнесла:
– Крекеры у меня есть, Алешка купил. Но они не из Испании. Они из «Копейки». А чай вам можно?
– «Липтон» можно. Чуть-чуть.
Зато Аркаша не терялся. Пирожки метал в распахнутую пасть только так, веером. А потом еще и спросил:
– А в вашем гостеприимном доме борщи водятся?
– Вообще-то, водятся, – сказала мама. – Но сегодня водится куриная лапша.
– Я ее тоже обожаю, – признался Аркаша. – Я от нее не откажусь. Только вы мне пообещайте позвонить, когда в вашем гостеприимном доме заведется тарелочка борща. Или две.
Наконец он откинулся на спинку стула и перевел дух.
– Первый раз за многие годы нормально поел. А то все гамбургеры, всякие фуды и фасты.
– Да ты почти каждый день в ресторане ужинаешь, – сказала Мариша.
– Ужинаю. Но зато каждую ночь у меня от этих ужинов изжога.
– Ага! – выдала Мариша. – Он всю ночь икает.
– Зато не храпит, – вежливо вставила мама.
– Когда икает, не храпит, – кивнула Мариша.
– Зато когда храпит, то не икает, – догадался Алешка.
– Приятного всем аппетита, – сказал папа. – Нашли тему.
Они с Аркашей выпили еще коньяка и ушли в кабинет курить. А мы остались развлекать Маришу. Но сначала это было трудно. Потому что в прихожей, где она оставила свою сумочку, творилось безобразие, внутри сумочки без конца бесились мобильники.
Мариша принесла сумку в комнату, вывалила трубки на стол и стала методично их отключать. Кроме одной – красненькой. Но она, слава богу, все время молчала.
Маме развлекать Маришу было трудно. Обычно женщины за столом говорят о прическах, о рецептах салатов и жалуются на своих мужей, когда те выходят покурить.
Салаты Маришу не интересовали, свою прическу она заменила разными париками. Мама на своего мужа никогда не жаловалась. Поэтому Марише осталась одна тема: Аркаша. Мариша щебетала, мама с сочувствием кивала и изо всех сил сжимала зубы, чтобы не зевнуть.
– Нет, он, вообще-то, как бы хороший. Где-то, типа того, заботливый. Но все время как бы на работе. Нет, я, вообще-то, как бы не скучаю, некогда: собой занимаюсь, Маргошей, по бутикам бегаю. Но ведь иногда и мужем надо где-нибудь похвалиться. Я права?..
Мне было скучно. Я повернулся к Алешке и сильно удивился: ему скучно не было. Он не сводил глаз с Мариши, с ее дергавшего кончиком носа. Он слушал так, будто ожидал узнать что-то очень важное в этой пустой болтовне.
– ...И я как бы думаю, бизнесом заняться, что ли? Королева из меня не очень получилась, не дальше района. Здесь у вас таких королев как бы целое стадо. Думаю дело свое открыть. Ни от кого не зависеть. Сама себе хозяйка. Все штучки баксиков – мои, делиться не надо. Надоело у Кашки выпрашивать.
– Да, – сказала мама, – бизнес – это здорово. – И больше не нашла, что сказать.
А Марише этого и не надо. Ей надо самой говорить, чтобы ее слушали.
– ...Я как бы все придумываю – где бы для начала деньжат срубить. Кашка не даст, не твое дело, скажет. Но я все равно по-своему сделаю. Я уже попробовала, да как бы не получилось, опыта, типа того, маловато...
И вот тут-то мне показалось, что Мариша спохватилась. Поняла, что сболтнула лишнее. Она одним щелчком захлопнула свой болтливый ротик, похлопала ресницами и переключилась на другую программу:
– Детишки у вас клевые. И где вы таких взяли?
– Детишки нормальные. – Мама улыбнулась. – Во всяком случае, скучать не дают.
– Да и мой тоже... такой бандит.
– У вас разве есть дети, Мариша? Я не знала.
– Еще чего! Дети! Я для себя немного пожить хочу, лет до пятидесяти. Это я про брательника своего. Он на годик постарше вашего Алешки, а уже курит и... – Она придвинулась к маме и громко шепнула ей в покрасневшее ухо: – И ругается, паршивец, как бы по-черному. Но мы с ним дружим, мы с ним вместе...
– Вместе ругаетесь? – спросил Алешка. – И курите?
– Алексей! – прикрикнула мама. – Вот видите, совершенно неуправляемая личность.
А Мариша звенела своим смехом на всю комнату. Так звенела, что даже папа с Аркашей выглянули из кабинета.
– Над чем смеемся? – спросил папа.
– Над моим брательником, – смеясь, объяснила Мариша. – Как мы с ним вместе курим и ругаемся.
– У вас брат есть? – заинтересовался папа. – Младший?
– Младший, но шустрый. Вроде вашего Алешки.
Маме почему-то этот комплимент в Алешкин адрес не очень понравился. А папа все равно спросил:
– Он в Лопушанске остался, с вашей мамой?
– Как бы! Они обое здесь, куда от них денешься? Каша его в лицей определил. Теперь они там не знают, как от него избавиться. Ништяк, переживут – денежки на год вперед уплочены.
Странная она, эта Мариша. То из себя такую всю тусовочную даму строит, а то вдруг срывается на свое простонародное происхождение. Из нее так и сыпалось: намедни, вчерась, отпад...
– Надысь приходит к нам...
– А Надысь – это кто? – невежливо перебил ее Алешка. – Ваш водитель?
Мариша так рассмеялась, что на столе зазвенела посуда.
– Ну ты даешь! Надысь – это как бы вчерась или намедни. Недавно, типа того. У нас так в Лопушках говорят.
– Лопушки – это клуб такой? – опять врезался в разговор Алешка. – Шибко элитный, да?
Тут Аркаша не выдержал и объяснил, что родилась Мариша в селе Лопушки, недалеко от райцентра Лопушанска. Потом училась там, а потом они все туда переехали, и она стала Королевой красоты, «Мисс Лопушанск», а потом стала миссис Каминская.
А я все думал: валяет Алешка дурака или выуживает информацию?
– Там у нас хорошо, в Лопушанске, – вдруг с легкой грустинкой сказала Мариша. – Выпендриваться не надо, липы цветут. Я потому «Липтон» и обожаю. Каша правильно сказал – Лопушанск – это как бы город. А моя историческая родина – деревня Лопушки. Но это неправильно. Так ее называют не очень культурные люди. А правильно будет: Л?апушки. Такое ласковое название. И меня бабушка так называла в детстве. У нас в деревне петухи поют, коровки мычат и липы тоже как бы цветут.
– А у нас как бы тополь цветет, – похвалился Алешка. – Белым снегом.
– Тополь не цветет, – назидательно поправила его Мариша. – Он пушится.
– А ваши липы лопушатся.
– Так, – сказала мама. – Все дети встали и понесли всю посуду на кухню. Заваривают чай.
«Все дети» послушно стали переносить посуду и складывать ее в мойку. Точнее – не все. Один ребенок все время вертелся в прихожей и прислушивался к разговору в комнате. А потом прибегал ко мне, и глаза его становились все больше и больше. Как бы он не лопнул от обилия собранной информации. Как старый мешок с картошкой.
За чаем Мариша наконец-то съела несколько крекеров. Без ножа и вилки. Она манерно брала крекеры из вазочки длинными голубыми ногтями и отправляла их в ротик, стараясь не смазать с губ помаду.
– Мне фигуру надо беречь, – в который раз сообщала Мариша. Да еще таким важным тоном, будто ей надо не фигуру, а Родину беречь.