Он шел мимо вагончиков, огибая котлован, спотыкаясь на комьях замерзшей грязи. Без скрипа открылась дверь, и в желтом прямоугольнике света возник темный силуэт:
– Чего здесь шастаешь?
Знать бы самому. Филатов не стал ничего выдумывать и ответил просто:
– Ищу, где переночевать.
Человека ответ не удивил.
Он кашлянул и спокойно позвал:
– Тогда иди сюда.
Когда Иван подошел к крыльцу, позвавший его разглядел, по-видимому, и сказал почти весело:
– Вон номеров сколько.
И обвел рукой пространство, показывая на стоящие поблизости бытовки.
– Тебе с удобством или без?
– Хотелось бы люкс.
– С этим сложнее, – почесал подбородок стоявший на крыльце. – Подымайся: что-нибудь придумаем.
В вагончике находился еще кто-то, хотя человеком его можно было назвать лишь по отдаленному внешнему сходству. Небритое существо сидело на металлической сетке ржавой койки перед тумбочкой, застеленной газетой, на которой Иван увидел остатки вяленой рыбы и две бутылки пива. Пустая водочная бутылка лежала под койкой. На деревянном тарном ящике стоял древний черно-белый телевизор, что-то мелькало на экране, но звук был отключен.
– Вот мои апартаменты, – сказал, закрывая дверь, тот, кто окликнул Ивана. – Хочешь – оставайся здесь, не хочешь – выбирай любой вагон; печка есть в каждом, только за топливо надо отдельно заплатить.
Небритая личность при слове «топливо» с размаху шлепнула себя ладонью по горлу и от этого повалилась на панцирную сетку, с грохотом ударившись спиной о стену.
– Здесь не хочу, – покачал головой Филатов, глядя на пытающегося подняться типа.
– Это Жорик, – объяснил гостеприимный хозяин, – мой кореш. Хороший мужик. Мы с ним двенадцать лет не виделись. Он только в ноябре вышел. По сто пятой отзвонился.
– А за что сидел?
– Да я ж говорю: за убийство. Много, конечно, впаяли, но адвокат зараза попался. Говорил, статью перекфа… переквалифа… пере… Ну, ты понял. Адвокат обещал переделать статью на убийство в состоянии аффекта. Не вышло. А на самом деле надо было по неосторожности и случайности. Жорик случайно домой зашел в обед, а жена с каким-то мужиком в постели. Ну, ты понял. Какова шалава! Ну, Жорик говорит мужику: «Ты, дескать, вали отсюда – к тебе претензиев нет: я сам мужик и такие вещи понимаю и с этой жабой разберусь». А мужик отвечает: «Сам вали отсюда, мы еще не закончили, в натуре». Жорик хотел ему по репе дать, а мужик ему в рыло заехал, дружок мой аж в коридор выкатился. Достал из шифоньера ружье и говорит голубкам: «Выметывайтесь оба!» Мужик вскочил, а баба жориковская говорит: «Не слушай, Арнольд, этого козла, – у него ружье давно не стреляет». И ржет. Но Жорик и нажал на оба курка: кто же знал, что оно заряжено. Бабе в лобешник. А у любовника кишки наружу. Ага, картечью засадил. Мужик живучий попался, два дня еще протянул. А если бы не окочурился, дали бы дружку моему не двенадцать, а только десять. Вот такая философия получается: за жизнь человека два года, а по закону восемь. Чисто математически – ни в какие ворота…
Филатов молча слушал пьяный бред и косился на лежащего на койке типа.
– Не, – успокоил его хозяин, – Жорик только с виду страшный, а так очень душевный человек. Если кого замочить надо, то ты только скажи, он любого…
– Штука баксов, – раздался хриплый голос Жорика, – хоть президента.
– Нет, я лучше сам, – пошутил Филатов и испугался своих слов.
Только сейчас он понял: за убийство могут посадить. Пусть не на двенадцать лет, на десять, но даже если дадут пять, это конец. Лучше умереть: он ведь другой – не такой, как эти существа, лучше исчезнуть, чем стать похожим на Жорика.
– Так где я могу переночевать? – спросил Филатов. – Только найди мне чистую бытовку, не такую, как твоя.
– Как знаешь, – сказал хозяин, – чистоту не гарантирую. Чисто обычно в морге, а здесь живые обитают. Ладно, пойдем, я тебе люкс предоставлю. Но…
Он поднял вверх палец:
– С тебя фунфырь.
– И закусь, – раздался голос с койки.
Филатов со сторожем вышли на стройплощадку. Из-за облаков выскочила гордая московская луна, где-то вдали светились окошки домов, и среди них наверняка были окна Сталкера.
– Нет, если кого убрать надо, ты только скажи, а то Жорик засиделся на воле. На киче хоть хавку дают, а здесь побираться надо или на гопстоп идти. Киллером стать – самое милое дело: на кусок хлеба всегда заработаешь. Даже с маслом…
Сторож разглагольствовал, позванивая связкой ключей.
– Сейчас ведь как? Каждый против каждого чего-то имеет. Думаешь, у меня врагов нет? А кто я? Тьфу! Я – бич. Бывший интеллигентный человек. В бане, между прочим, когда-то работал. Уважали меня…
Подошли к голубому вагончику, поднялись по ступенькам крыльца. Сторож достал из кармана еще одну огромную связку ключей и показал Филатову:
– Гляди, сколько! К любому замку подобрать можно. Я ведь раньше, еще до бани, слесарем в жилищной конторе пахал. Там и позаимствовал.
Наконец отобрал на связке необходимый ключ и вставил его в навесной замок. Дверь была открыта. Сторож вошел внутрь, включил свет, затем поторопил Ивана:
– Чего стоишь? Заходи!
Внутреннее помещение бытовки ничем не отличалось от вагончика сторожа. Здесь тоже стояла кровать, на ней даже матрас лежал, стол, пара стульев, тумбочка и такой же древний телевизор. В углу темнела печка-буржуйка.
– Дай на топливо, – попросил сторож. – Сейчас за дровишками сбегаю.
Иван достал двадцать долларов, но хозяин стройплощадки только скривился:
– Чего ты мне суешь? Куда я с этим пойду? Валютную проститутку снимать? Ты мне денег дай.
Филатов протянул ему пятисотку, и довольный сторож исчез, сказав:
– Сейчас вернусь. Я мигом.
Иван сел на кровать. Отодвинув лежащий на ней голубой рабочий комбинезон и оранжевую строительную каску; еще раз обвел взглядом помещение, и вдруг ему стало тоскливо. Невыносимо, словно он пришел сюда, чтобы остаться навсегда. Прощай, спокойная и благоустроенная жизнь, постель, пахнущая лавандой, душевая кабина с паровой баней, джакузи и унитаз с измерителем давления и пульса. У него не будет ни квартиры, ни собственной фирмы с роскошным кабинетом, в котором он почти не бывает, не будет секретарши, так сладко произносившей когда-то его имя: «Иван Сергеевич», словно целует пространство между ними. Ничего не будет, а сам он превратится в такого вот Жорика. И всему виной дурацкая игра! И его собственное идиотское желание разбогатеть любым способом! О чем он думал, где была его голова, когда он отправлял заявку? Лучше об этом не думать!
Захотелось отвлечься и забыться. Филатов взглядом поискал пульт дистанционного управления телевизором, но его нигде не было. Вдруг Иван вспомнил, что раньше не было пультов. Он поднялся и нажал кнопку на панели. Экран долго оставался темным, потом издалека приплыл звук и наконец появилось изображение – ведущая московских криминальных новостей. Девушка с каким-то восторгом начала тараторить:
– Очередное заказное убийство в столице. Два часа назад у дверей офиса одной из принадлежащих ему фирм застрелен предприниматель Георгий Тарасян. Как сообщил наш источник в следственном управлении ГУВД столицы, погибший был известен в криминальных кругах как Гарик Керченский и возглавлял в Москве одну из преступных группировок. Многочисленные свидетели утверждают, что киллер вел огонь из серой «девятки»; в тот момент, когда Тарасян садился в свой «Мерседес», рядом притормозил автомобиль, за несколько секунд покушавшийся сделал двенадцать выстрелов из автома…
Девушка заглянула в листочек со шпаргалкой.
– …Из автоматического пистолета Стечкина. Погибли водитель, девушка, находящаяся в машине Тарасяна, ранено двое случайных прохожих. Одна из случайных жертв – двенадцатилетняя школьница. Только одна пуля попала в голову Гарика Керчинского, который попытался укрыться за своим «Мерседесом», – он погиб мгновенно. Киллер скрылся. Номера «девятки» были замазаны грязью. Расследование ведет прокуратура Центрального округа, задержаны первые подозреваемые…
Начался другой сюжет, а Иван сидел пораженный. Вот тебе и мальчик-студент! Сопляк завалил преступного авторитета, да еще сколько посторонних людей! А ведь он хотел поговорить с его родителями и вместе спасать паренька.
Раздались шаги за дверью. Филатов выхватил из-за пазухи пистолет, опустил предохранитель, направил дуло на дверь. «Все, – пронеслось в мозгу, – конец!» Он чуть было не нажал на спуск. В бытовку зашел сторож, держа перед собой охапку дощечек от упаковочных ящиков.
– Сейчас растоплю, – сказал он, не замечая ствола. – А потом в магазин. Тебе чего взять?
– Водки, огурцов и хлеба.
Вскоре в печке заполыхало пламя, сторож вышел на крыльцо, и, когда уже закрывалась дверь, Иван крикнул:
– И сока. Любого, только не томатного.
Какая тут может быть «Кровавая Мэри»!
– Водки, огурцов и хлеба.
Вскоре в печке заполыхало пламя, сторож вышел на крыльцо, и, когда уже закрывалась дверь, Иван крикнул:
– И сока. Любого, только не томатного.
Какая тут может быть «Кровавая Мэри»!
Принесенная водка оказалась суррогатом, пахнущим спиртом. Филатов наливал эту гадость в пластиковый стаканчик, залпом выпивал, закусывал огромными раздавленными бочковыми огурцами, из которых прыскал рассол, потом отламывал кусок черного хлеба и жевал, и жевал. Опьянение пришло сразу, в ушах шумело, как будто Иван мчался на поезде или проваливался в лифте в бездонную пропасть. Трещали, сгорая, дощечки в буржуйке, и больше никаких звуков, словно весь мир уже умер.
На столе лежала забытая сторожем связка ключей.
Человек в голубом комбинезоне и такой же куртке с надписью на спине «Мосстройгаз» потоптался у бетонного крыльца, потом снял с головы оранжевую каску, протер вспотевший лоб, снова надел ее и вошел в дом, таща металлический ящик для инструментов. Около лифта человек столкнулся со старухой в потертой котиковой шубе.
– Ну, наконец-то, – проворчала она, – а то неделю целую звоню, и никого. Из подвала так газом несет. Когда почините?
– Скоро, – ответил Филатов, отвернув лицо в сторону.
Он хотел вспомнить какое-нибудь специфическое ремонтное слово, чтобы старуха и впрямь поверила, что он из ремонтной службы, но сказал только:
– Не суетись, бабка.
У дверей квартиры долго переводил дух, одновременно прислушиваясь к звукам за стеной. Позвонил. Все по-прежнему тихо. Еще раз нажал кнопку звонка. Никто не подошел к дверям и не спросил ничего. Иван достал из кармана связку ключей и сразу увидел пару латунных для финских замков. Вставил один в замочную скважину, повернул, потом еще раз. Ни щелчка, ни какого-либо скрежета, но дверь уже была не заперта.
Иван оглянулся по сторонам. На площадке и на лестнице ни души. Он осторожно, чтобы без скрипа, приоткрыл дверь и вошел в квартиру. Остался на пороге, прислушиваясь, но слышал только, как бьется собственное сердце. Пистолет лежал в кармане куртки, и Филатов осторожно поддерживал его рукой через брезентовую ткань.
– Хозяева! – крикнул Иван, но получилось не громко, а так только свистящий шепот. – Хозяева, – повторил он. – Газовая служба. Вы что дверь не закрываете?
В ответ ни звука, хотя свет горел и в коридоре, и в одной из комнат.
Филатов осторожно вытер ноги о мохнатый коврик у двери. Посмотрел на свои итальянские зимние ботинки, торчащие из-под грубых рабочих брюк. Чтобы они не выглядели слишком роскошно, он полчаса назад втирал в них цементную пыль – вроде получилось.
– Есть кто дома? – тем же громким, но осторожным шепотом спросил Филатов.
Подойдя к двери комнаты, в которой горел свет, он заглянул внутрь: тахта с разложенной постелью, книжный шкаф, рабочий стол с компьютером, музыкальный центр. Судя по всему, комната Сталкера. Двинулся по коридору, открыл дверь еще одной комнаты – гостиная. Третья оказалась спальней родителей. Тоже никого. Пуста и кухня. Неужели пропустил парня? Что делать теперь, Филатов не знал. Неужели Сталкер скрылся так неожиданно, что даже не успел погасить везде свет? Даже в ванной…
Иван толкнул узкую филенчатую дверь ванной комнаты, шагнул внутрь и тут же отпрянул: прямо перед его лицом в дверном проеме висел худенький парнишка. Ноги не доставали до кафельного пола около полуметра, тапочки лежали возле чугунной ванны, а на большом пальце правой ступни наклеена белая полоска пластыря, закрывая красную кожу, стертую новой обувью.
Голова Филатова закружилась, стало мутить, он едва успел рвануть дверь в туалет, ввалился туда. Его вырвало. Бежать, бежать немедленно! Он выскочил в коридор, подбежал к двери, схватил оставленную при входе коробку для инструментов, хлопнул по боковому карману, проверяя, на месте ли пистолет, и замер. На лестнице раздались голоса: мужской и женский. «Родители», – догадался Иван и щелкнул задвижкой.
– Сколько тебе будут платить? – спросил женский голос.
– Во время испытательного срока – восемьсот, – ответил мужчина, – а потом полторы тыщи.
– Ой, – задохнулась от счастья женщина, – сразу шубу мне купим. Я тебя так любить буду.
– Через два месяца уже весна наступит.
– А мы все равно купим.
Шаги стихли.
Филатов, стараясь не смотреть в сторону ванной, зашел в комнату с разобранной постелью, подошел к рабочему столу, тронул мышку. Сразу же засветился экран монитора. На нем было послание для Сталкера.
«Поздравляем с выводом из игры Волыны. Ваш следующий объект – Шумахер. Желаем успеха».
Теперь надо уничтожить информацию, все, что есть в компьютере, все файлы, все программы, чтобы не осталось ничего, никаких следов.
Через пять минут все было закончено. Можно было уходить. Но вдруг Иван понял: должно быть письмо, хоть какая-нибудь предсмертная записка. Он вошел в гостиную, окинул ее взглядом – ничего. Потом пошел в спальню родителей, включил свет и сразу увидел черный пистолет, лежащий на тумбочке. Под ним лист бумаги. Филатов сунул оружие во второй боковой карман комбинезона и взял предсмертное письмо Сталкера.
«Дорогие папа и мама.
Простите меня, но квартиру, которую мне оставила бабуля, я продал, а деньги истратил. На меня что-то нашло, я ввязался в страшную игру и теперь стал убийцей. На тротуаре кричала маленькая девочка. Это было страшно. Пуля попала ей в живот, и по телевизору передали, что она умерла в больнице. Кроме нее, еще двое погибли случайно. Я не хотел их убивать. Передайте родственникам, что я… Меня тоже убьют, можете пострадать и вы, как пострадали от меня невинные люди. Лучше уж самому выйти из игры. Хорошо, если загробный мир существует, тогда я скоро увижу бабулю. Мама и папа, я вас очень люблю. Я просто хотел стать богатым, чтобы вы не надрывались на работе. Простите меня.
Ваш сын Алик.
А мои роликовые коньки подарите мальчику с пятого этажа. Сейчас они ему велики, но года через два будут как раз. Я вас люблю».
Иван скомкал письмо и положил в карман. Вышел в коридор, отодвинул задвижку и прислушался. Все тихо. Можно уходить. Он спустился по лестнице. Внизу около лифта стояла все та же старуха, рядом с ней мальчик лет двенадцати.
– Ну как, исправили? – спросила бабка.
– Да, – кивнул Филатов.
– А теперь вот лифт не работает: как нам с внуком на пятый этаж подниматься?
В ожидании дневного поезда на Петербург Иван бродил в окрестностях площади трех вокзалов, от нечего делать заходил в магазины, рассматривал ненужные ему вещи, даже купил в подарок Волошину узкий настенный коврик, на котором по лыжне среди елочек бежали две биатлонистки в белых костюмчиках с надписью «СССР» на груди. Продавщица коврик аккуратно свернула, упаковала в полиэтиленовый пакет с изображением американского звездно-полосатого флага. Филатов вышел на улицу и сразу увидел дверь с табличкой «Интернет-кафе». Зашел внутрь – барная стойка и десятка два столов с компьютерами. За несколькими сидели подростки.
– Мне бы где-нибудь в уголочке, – попросил Иван администратора, – и если можно, пятьдесят граммов коньяка и чашечку кофе.
«Бах! Бах! Бах!» – раздалось где-то совсем рядом: кто-то из подростков играл в компьютерную стрелялку. Иван закрыл ладонями уши, чтобы ничего не слышать.
Ему принесли кофе и заказанную рюмку коньяка. Филатов выпил коньяк залпом, сделал глоток из чашки, закрыл глаза и почти сразу увидел перед собой кафельную стену ванной и тощее тело парня.
– Еще рюмочку, – сказал он администратору.
За то время, пока ему наливали и несли на подносе рюмку с коньяком и блюдечко с двумя кружками лимона, Иван успел отправить сообщение:
«Сталкер выведен из игры.
Вампир».
Глава 9
Умники говорят, что отношения между людьми регулируются их отношением к собственности. Не размерами доходов, а именно отношением человека к чужому богатству определяется место человека в обществе, и совсем неважно, как он добывает свой хлеб, главное, что это честный труд. Тот, кто завидует богачу и презирает бедняка, обманывает самого себя и свои надежды на счастье. На преступление толкает не бедность, а нищета духа. Нищий не тот, у кого не хватает денег на самое небходимое, а тот, кто мечтает о доходах, которых у него никогда не будет. У мечты о дорогом автомобиле, морской яхте, о красавице с обложки журнала нет будущего. Но печальнее всего, что у страны, в которой уважают богатого убийцу и презирают нищего попрошайку, тоже нет будущего.
Об этом думал Волошин, лежа в постели. Вылезать из-под одеяла не хотелось, не было желания чем-либо заниматься и уж тем более смотреть в монитор на списки выбывших из игры участников. Ничего не хотелось, даже к собственной судьбе появилось какое-то равнодушие. Волновало лишь одно: Иван отсутствовал уже третий день. Телефон отключен, но, видимо, Филатов жив, раз в списках потерь Вампир не значился. Алексей решил, что его друг где-то скрывается – нашел нору понадежнее и решил залечь. Все же Алексей проверил свой электронный почтовый ящик: вдруг Филатов прислал сообщение. Ничего не было, а в почте Ивана только то, что отправлял ему сам Волошин, хотя…