— Служу победе! — выкрикнул Джек. Получилось заполошно, он покраснел, но Бачурин уже отвернулся. Он заложил руки за спину… и солдаты увидели, как генерал крепко сцепил дрожащие пальцы. Бачурин осматривал холмы, где санитары уже сносили раненых и убитых к вертолётам. Трупов было много. И кое-какие просто складывали в мешки. Чтобы удобней было нести.
По частям…
— Они погибли, как подобает воинам, — генерал не поворачивался, и в его голосе не было никакой патетики. Но потом голос дрогнул: — Они не боялись смерти, потому что верили в жизнь!..
… - Поздравляю, — Дик хлопнул Джека по плечу.
— Есть с чем, — поддержал Эрих. Джек посмотрел вокруг растерянно — все были за него искренне рады, а он сам не очень-то понимал, если честно, что именно сделал.
— Ты храбрец, англичанин, — Иоганн качнул Джека за плечи, а потом вдруг стиснул и приподнял в воздух. — У-ух!
— Пусти! — рассмеялся Джек, вырываясь. Иоганн поставил его на землю и отдал честь. — Ну держитесь, рядовые! — грозно сказал Джек. Жозеф сделал вид, что очень испуган.
— Так, — Иоганн потёр грудь, скривился. — Сейчас глотаем по таблеточке против страха и идём спатеньки.
— Самое то, — поддержал Дик. Джек, наконец отомкнувший от автомата обломок штыка, наклонился и взял у Анны её штык.
— Пошли.
6
Успех операции был полным. За двое суток линии африканских фронтов резко сдвинулись. Во многих местах противник элементарно бежал, стараясь скрыться или раствориться среди местного населения. Конкретно 10-я дивизия на 70 % освободила Крэйндален, надвое раскроив противостоявшую ей группировку врага. Да и от её пятнадцати тысяч осталась едва четверть.
Штурмовые роты теперь располагались в тылу, на захваченных позициях врага. Было объявлено пополнение, и все три роты в нём на самом деле нуждались. «Эдельвейс» потерял убитыми 85 и полностью списанными 11 человек, «Волгоград» — 77 и десять, «Мёртвая Голова» — 69 и 12 человек соответственно. Однако, потери противника были гораздо больше — за двое суток «Армия Центральной Африки» потеряла половину личного состава убитыми, пленными и дезертировавшими. Самые большие потери убитыми пришлись на долю «синих беретов», и сейчас командование спешно мобилизовывало всех махди, которые могли держать оружие, с территорий, всё ещё подконтрольных бандитским «властям»…
…Захваченные блиндажи были не такими удобными, как покинутые за холмами, да ещё и оказались повреждены, так что для налаживанья нормальной жизни в них пришлось поработать. Андрей отправился в госпиталь, а Джек получил перед строем — так же, как и Жозеф — нашивку ланс-капрала с объявлением «за храбрость». Во взвод прибыл новый лейтенант по фамилии Скобенюк, встретили его настороженно, пока было неясно, что он за человек… Фишер вышел в капитаны, командовал «Волгоградом» вместо капитана Мажняка — тот погиб в начале боя.
А пополнение так и не прибывало.
* * *Дик разбудил Джека ещё затемно. Вечером юноша лёг поздно и меньше всего сейчас хотел вставать. Не открывая глаз, он попросил:
— Потом, а?
Дик хмыкнул:
— Что потом?
— Всё, — отрезал Джек решительно, стараясь спрятать голову под подушку — и начисто забыв, что подушки-то нет, а спит он на патронной сумке. Дик, засмеявшись, весьма бессердечно потряс его за плечо:
— Поднимайся, поднимайся. Сам, между прочим, вызывался за барахлом ехать.
— Давай днём, — предложил Джек, уже чувствуя, что сон прошёл, но ещё надеясь отбрыкаться.
— Давай, — покладисто согласился Дик. — Конечно, на сумке намного удобней, чем на подушке.
— Ох, — Джек сел, попытался спрыгнуть со второго яруса, забыв, что в этом блиндаже он всего один. — Ну вот зачем мне всё это надо?!
— Вот потому ничего и нет, что никому ничего не надо, — поучительно заметил Дик. — Встанешь ты, наконец?!
— Встал я уже, встал… — Джек поднялся. — Ччччччёрррт… где у них умывальник?
— Он пока не работает, — напомнил Дик.
— Тррррижды чёрт… Полей мне, пошли. Как там, снаружи?
— Дождь, — Дик был лаконичен.
— Правда, что ли? — поморщился Джек.
— Правда. Зима наступает. Снег скоро пойдёт… — Дик проследил, как англичанин недовольно высовывает наружу нос. — В госпиталь к Эндрю заедем?
— Конечно… Сигарет ему надо отвезти, найдём где-нибудь по дороге.
* * *Когда рассвело, дождь стал ещё более мерзким. Правда, не похолодало ничуть, но «багги» бросало на бездорожье, мокрые холмы казались безрадостными, а люди на постах — усталыми. На бывшей нейтралке теперь располагались подтягивающиеся тылы, и трудно было поверить, что ещё недавно в этих самых местах приходилось патрулировать и сражаться, что здесь погиб Ласло, погибло отделение О'Салливана… За тылами, по слухам, уже тянулись и переселенцы.
Они проехали через две деревни. Храмы Ала Шамзи, этого «властелина боли и пожирателя солнца», были сожжены, торчали сырые головёшки. Жители, судя по всему, попрятались, и было ясно, что теперь их ждёт одна судьба — постепенные деградация и полное вымирание.
— Дымящееся Зеркало… — задумчиво пробормотал Дик, лихо крутивший руль. Дождь хлестал по натянутым на головы капюшонам, бил в лица — пришлось натянуть очки. «Багги» ныряла в ложбины, выскакивала из них, словно подброшенная катапультой, шла юзом…
— Что? — не дослышал Джек, державшийся за каркасную трубу.
— Дымящееся Зеркало, — повторил Дик. — Всё-таки странно…
— А что за Дымящееся Зеркало? — Джек вспомнил предмет, виденный на стене во вражеском блиндаже, где они тогда захватили так загадочно потом исчезнувшего бандитского командира.
— Штука такая, — довольно туманно ответил новозеландец. — Вообще, Джек, в нашем мире очень много странного осталось после Безвременья. Не разберёшь даже, откуда что взялось и что какая вещь значит. А есть и такие вещи, которым, по здравому разумению, вовсе неоткуда было браться, а они — реальны.
— Что-то я не пойму, что ты говоришь, — слегка раздражённо отозвался англичанин. — И так погано, а тут ещё твои загадки.
Дик хмыкнул, снова крутнул руль — «багги» околесила, подняв целую волну жидкой грязи, глубокую пенящуюся воронку.
— Многие люди — умные люди — говорят, Джек, что всё, что происходило с людьми до Войны — это часть чьего-то плана. Кто-то зачищал нашу планету от нормального человечества, заменял его мутантами и моральными уродами. А когда шарахнула ядерная война — он и это попытался повернуть в свою пользу… и почти выиграл. И сейчас всё ещё пытается повернуть мир на свою сторону… Да не бери в голову, я с этим сам ещё не разобрался. Может, если хускерлов фирдовских поспрашивать — они больше расскажут, если захотят.
— Всё ты знать хочешь, — заметил Джек. Дик пожал плечами:
— Конечно. Прошлый мир, если по большому счёту, погиб от невежества. Понимаешь… — «багги» перескочила ещё одну выбоину, меньше, — …люди того времени на самом деле были потрясающе невежественны. Точнее — они много знали, больше нашего во многом — и ничего не понимали… Они катастрофически не умели думать, сопоставлять знания и делать выводы. Вот скажи, тебе не кажется странным, что нашим государством, Англо-Саксонской Империей, управляет Император, а государственным строем официально назван коммунизм?
— А что тут странного? — удивился Джек.
— Ну, тебе это не кажется… — Дик подыскал слово не сразу, — …несовместимым, что ли?
— Нет, конечно, — ответил Джек, честно поразмыслив и слизнув с губ воду. — Почему это должно быть несовместимым? Я со школы помню: власть Императора, монархия — это же политическая форма правления. А коммунизм — социально-экономическая формация. Они не пересекаются. Ну, как нам объясняли: на фундаменте стоит дом. Фундамент и стены дома — это разные вещи и в то же время одно целое. И при желании их можно менять и комбинировать. Главное, с умом.
— Ну вот, — кивнул Дик. — А в головах у людей того времени на основе их «жизненного опыта» торчал суковатый клин: Империя и коммунизм несовместимы.
— Да почему?! — возмутился и засмеялся Джек.
— А я не знаю, — пожал плечами Дик. — Нет, наверное, какие-то причины изначально для этого были. Но это были причины конкретного отрезка времени. Время менялось, и очень быстро, а клин оставался. Как молитва, смысла которой не понимают, но которую читают заученно и верят, не думая.
— Как можно верить таким вещам — не думая? — не понял англичанин. — Чему же тогда ты веришь? Откуда знаешь, что это правильно?
— И этого я не знаю, как они там обходились. Лично я думаю постоянно. Даже когда не хочу.
— И я… — вздохнул Джек. Дик продолжал:
— Их вообще очень трудно понять. Ведь были и вещи, которым верить надо просто на ощущениях. Вот ты, например, знаешь, что такое добро?
— Их вообще очень трудно понять. Ведь были и вещи, которым верить надо просто на ощущениях. Вот ты, например, знаешь, что такое добро?
— Конечно, — уверенно ответил Джек.
— Ну, объясни, — предложил Дик. Джек несколько секунд помолчал, потом признался:
— Не могу. Но я точно знаю, что это такое.
— Вот-вот… — кивнул Дик. — А тогда люди, считавшие себя самыми умными, могли потребовать с тебя доказательств того, что ты правильно понимаешь философскую категорию, которую не можешь даже выразить словами. Понимаешь, для них добро было не ощущением, а философской категорией! Кто-то из таких ничтожеств, я читал, только фамилию не запомнил, ёрничал: «Добро установить очень просто. Нужно просто собраться всем хорошим и убить всех плохих.» И ему чаще всего не осмеливались ответить, что по большому счёту ведь это действительно так! Не осмеливались, чтобы не быть обвинёнными чёрт те в чём. Была такая история — во время Второй Мировой войны несколько сумасшедших надзирателей одного лагеря для пленных делали из их кожи перчатки и абажуры для ламп. Это на несколько десятилетий стало символом чудовищного зверства так называемых «тоталитарных режимов». Когда же один «деятель искусств» незадолго перед Третьей Мировой выставлял на всеобщее обозрение «скульптуры» из высушенных человеческих тел — та же самая ополоумевшая орда «разоблачителей тоталитаризма» исходила слюной от умиления по поводу «нового слова в творчестве»… Джек, не пытайся искать этому объяснений. Эти люди были тяжело и массово больны психически. Так больны, что наши учёные только-только начинают с краешку разгребать довлевшие тогда над миром проблемы — изучать их сложно, потому что часто невозможно понять мотивы поступков наших предков… И вот почему я, Джек, искренне считаю, что в тот период Землёй целенаправленно руководила некая невероятно мощная и совершенно злая Сила. И она никуда не делась и сейчас, хоть и ослабела…
Дик не договорил. С вершины очередного холма он заметил отряд всадников — человек десять — галопом скакавший наперерез через пологую лощину.
— Партизаны, — бросил он. — Кажется, что-то нужно…
В самом деле, скакавший впереди партизан, встав в стременах, размахивал винтовкой. Выключив мотор, Дик позволил «баги» сползти к подножию холма.
Всадники остановились поодаль — лишь первый, махавший винтовкой, подскакал вплотную. Дик услышал, как Джек выдохнул сквозь зубы. Потом негромко сказал партизану:
— Давно не виделись.
— Ну и хвала Солнцу, — без намёка на юмор ответил всадник, и Дик теперь тоже узнал партизана, с которым Джек подрался на празднике. — Надо же, а я к тебе скачу…
«Филипп… Филипп… Филипп Летчи! — вспомнил Дик, садясь в пол-оборота. — Друг старшего брата Стеллы.»
— Кто убил Стеллу? — спросил Филипп с седла, не сводя глаз с Джека. Глаз пристальных и недобрых. Джек медленно пожал плечами. — Ты знаешь, — это прозвучало утверждением. Да это и было утверждением…
— Зачем тебе? — спросил Джек, разглядывая текущий с верха холма бурный серый ручей.
— Я хочу его найти и убить. Кровь за кровь.
— Ну нет, — Джек покачал головой. — Во-первых, он — мой. А во-вторых… — юноша помедлил. — Во-вторых, он тебя убьёт.
Филип неожиданно оскалил зубы, как увидевший опасность зверь. Неуловимым движением вздёрнув коня на дыбы, прокричал:
— Это я, я его убью! Не хочешь говорить — проваливай к чертям, я узнаю сам! Пош-шёл!
* * *Сигаретами «Герцеговина-Флор» разжились у часового-фриза из английского корпуса, караулившего затянутые брезентом контейнеры. Подальше, на перекрёстке дорог, дымила полевая кухня с гербом опять же англосаксонской армии. У самой дороги под раскинутым прочным тентом красивая девушка в форме стояла у здоровенной электропечки и нескольких варочных баков, посматривая по сторонам. С тента сбегали струйки воды.
— Давай заправимся, — предложил Джек. Дик мельком посмотрел на часы и кивнул.
Остановив машину на обочине, они подошли к кухне — девушка издалека рассматривала идущих парней с явным интересом.
— Добрый день, мисс, — улыбнулся Дик. — Может быть, накормите соотечественников?
Улыбнувшись в ответ, девушка ответила тоже по-английски, но с валлонским акцентом:
— Тут одна крыска на плиту запрыгнула, будете?
— Только разогрейте, — буркнул Джек, опершись на раздачу. Он всё ещё переживал разговор с Филиппом. Валлонка с тем же интересом посмотрела теперь уже конкретно на него:
— Почему молодой ланс такой грустный? Он хочет, чтобы я дала ему побольше кетчупа?
Джек промолчал. Девушка, пожав плечами, снова улыбнулась Дику, ловко выбросила на картонные тарелочки по две дымящихся сосиски, пшикнула кетчупом, плюхнула тушёную капусту и, достав из стерилизатора две вилки, добавила к ним на тарелки по куску серого хлеба.
— Вот, пожалуйста, приятного аппетита… — она посмотрела на небо. — Да заходите сюда, всё равно же пусто пока. Чего вам на дожде мокнуть?
— Спасибо, мисс, — кивнул Дик и толкнул друга в бок: — Пошли.
Валлонка выдвинула два лёгких стула, и ребята, плюхнувшись на них, принялись за еду.
— Вы с фронта? — поинтересовалась девушка. Джек кивнул. Дик ответил:
— Да, проездом. А ты что тут делаешь?
— Служу. Мой парень — зенитчик в бригаде, ну а я с ним.
— Служба — не бей лежачего. Можно спать целыми днями.
— Он тоже так говорит.
— А ты откуда сама? — спросил Дик с интересом.
— А мы оба из Шарлеруа. Это посёлок такой маленький.
— А-а, знаю, слышал… у нас оттуда один парень родом. Вкусно готовишь.
Девушка улыбнулась:
— Это не я, это микроволновка.
7
Арвид Крэйн, тяжело ступая, шёл мимо сложенных в ряд трупов. Их было пять. Трое раненых только что были отправлены в госпиталь, двое живых — под арест.
Билли шагал следом за отцом, придерживая палаш на бедре и глядя в землю. Он ощущал себя виноватым — и Летчи, и все остальные были из его отряда.
— Ты знал, что он собирается охотиться за этим Визеном? — не поворачиваясь, спросил Крэйн. Билли поднял голову:
— Нет. Но я всё равно виноват, отец. Я командир.
— Да, — сухо подтвердил Крэйн. — Поедешь в экспедиционный корпус. Будешь заниматься закупками, пока я не сочту нужным вызвать тебя обратно, — Билли издал сдавленный звук, и Арвид, быстро обернувшись, спросил: — Что не так?
— Ничего, отец, — мальчик уже справился с собой.
— Перед этим развезёшь убитых по фермам. И проследи, чтобы было сделано всё необходимое для семей.
— Да, отец, — Билли провёл концом длинного хлыста со стальной рукоятью по верхушкам мокрых и неярких поздних цветов, сжал губы.
— Ещё. Мы меняем позиции, нас сменит скандинавский батальон англосаксонской армии.
— Они не знают местности, отец, — негромко сказал Билли. Крэйн повёл плечом:
— Не важно, всё самое трудное тут уже позади… Мы перебазируемся в дельту Нэйтив Северн, на границу с Йотунхеймом. Там что-то странноватое творится… — Арвид хотел ещё что-то добавить, но прогудел сигнал уоки-токи, и он снял аппарат с плечевого ремня: — Да, Крэйн… Доброе… Да? Отлично… Принимай всех, у нас потери. Сколько их?.. Девяносто семь, хорошо… Да, пусть ирландцы. Предупреди всех, что мы дадим земли к востоку от Северна, там придётся драться. Обрисуй ситуацию подробно…
Крэйн отошёл, продолжая разговаривать. Билл, склонив голову. Внимательно вглядывался в лицо Филиппа Летчи. Снайперская пуля попала ему в левый висок и прошла насквозь. Так же были убиты и остальные…
Широко шагая, мальчик отошёл туда, где его ждали с лошадьми ещё двое парней из его отряда.
— Куда едем? — спросил один из них, передавая поводья Биллу. — Домой?
— К штурмовикам, — Билл легко взлетел в седло.
* * *Водопровод наладили в день возвращения Андрея. В этот же День Жозефу исполнилось семнадцать лет, и это решено было отпраздновать, поэтому Джек не получил ни малейшего удовольствия, когда в разгар веселья Эрих, выходивший наружу, сказал, едва вернулся:
— Там тебя ждут.
— Кто? — недовольно спросил Джек, тем не менее вставая. Эрих пожал плечами, уже потянувшись за бутербродом с паштетом:
— Партизан какой-то.
— Сейчас я разобью ему морду, — решительно сказал Джек, направляясь к выходу. Он имел в виду Филиппа — и удивился, увидев незнакомого мальчишку, намного младше себя самого и Филиппа тем более. Уперев одну ногу в скат блиндажа, он похлопывал по голенищу забрызганного грязью сапога со шпорой и форсистым отворотом стеком.
Впрочем, когда парнишка поднял голову на звук шагов, его красивое лицо показалось Джеку совершенно определённо знакомым.
— Уильям? Билл Крэйн? — теперь Джек его точно вспомнил, и партизан кивнул: