Традиционно люди делали наколки в виде животных по двум причинам: чтобы приобрести их характерные качества, например, смелость льва или ловкость пантеры, или чтобы оно служило защитой от этого хищника.
Билли не особенно разбирался в психологии, но знал, что из этих двух причин выбрать существо для украшения руки его заставила первая. Он знал также, что оно его успокаивает.
Билли оделся, собрал свои принадлежности, затем несколько раз провел любимой ролик-щеткой по одежде, волосам и телу. Зажужжали его наручные часы, а через несколько секунд и карманные. Настало время выходить на охоту.
Билли шел по тихому, темному туннелю под восточной стороной Мидтауна, держа путь туда, где собирался отправить в ад новую жертву. Но путь был прегражден.
Он выяснил, что в девятнадцатом веке здесь проходила узкоколейная железная дорога, соединявшая завод с железнодорожным депо возле Сорок четвертой улицы. Это было превосходное сооружение из гладкого кирпича, с изящными арками, и, что удивительно, здесь не водилось паразитов и плесени. Шпал и рельсов уже не стало, но проход хранил атмосферу транспортного прошлого: Билли за несколько кварталов слышал шум поездов, шедших с Большого центрального вокзала. Было слышно и метро – сверху и снизу. Некоторые поезда проходили так близко, что от их движения сыпалась пыль.
Этот туннель подвел бы его очень близко к очередной жертве – если бы не равнодушные к другим рабочие, которые в течение последних суток закладывали кирпичами проход, о чем Билли и не догадывался.
Беда…
Билли осмотрел мрачный проход, куда свет проникал сквозь защитные решетки и щели вокруг неплотно прилегающих крышек люков, а также трещины в соседних зданиях. Как перебраться через стену, не поднимаясь на поверхность? Подпольщику следует оставаться в подполье.
Пройдя еще пятьдесят ярдов, Билли заметил лестницу с дугообразными железными ступенями, вделанными в кирпичную стену. Она вела на десять футов вверх, к проходу поменьше и как будто огибающему препятствие. Билли снял рюкзак и подошел к лестнице. Взобрался и заглянул внутрь. Да, скорее всего, проход шел в другой большой туннель, который приведет его куда нужно.
Он спустился, чтобы взять рюкзак и продолжить путь. И тут, откуда ни возьмись, появился этот человек. Он набросился на Билли, обхватил медвежьей хваткой и прижал к стене туннеля. «Господи, – взмолился Подпольщик. – Спаси меня, Господи…» Руки его дрожали, сердце колотилось от страха.
Человек смерил Билли взглядом. Он был примерно того же роста и возраста, но очень сильным. Поразительно сильным. От него исходил запах немытых волос и кожи, смешанный с мазутом. Одет он был в джинсы и две дешевые рубашки – белую и голубую. Рваная клетчатая спортивная куртка, вероятно, когда-то хорошего качества, была краденой или найденной в мусорном баке в этом экстравагантном районе. Волосы у человека были нечесаными, но он казался на удивление чисто выбрит. Маленькие темные глаза были свирепо сощурены. Билли сразу же подумал о докторе Моро.
Медведе-человек…
– Это мой квартал. Ты в моем квартале. Почему ты в моем квартале? – Его хищные глаза бегали из стороны в сторону.
Билли попытался вырваться, но Медведе-человек ловко раскрыл опасную бритву и приложил блестящее лезвие к его горлу.
Глава 33
– Осторожнее. Пожалуйста. – Билли прошептал эти слова. Может, и еще какие-то. Он и сам не знал.
– Это мой квартал, – повторил Медведе-человек, очевидно, ничуть не склонный осторожничать. Бритва скребла и скребла по отросшей за день щетине на горле Билли, и этот звук казался ему скрежетом автомобильной коробки передач.
– Ты… – прорычал этот человек.
Билли снова подумал о родителях, тете и дяде, о других родственниках. Разумеется, об Очаровательной Девушке. Он умрет вот так? Бессмысленно, трагично.
Громадные тиски сжались еще сильнее.
– Ты тот самый? Держу пари, что да. Кем ты еще можешь быть? Конечно.
Что на это ответить? Прежде всего, нельзя двигаться. Билли понимал, что если шевельнется, то ощутит щекочущую боль под челюстью, а после пореза – головокружение, при этом кровь будет хлестать и хлестать. А потом он перестанет что-либо чувствовать.
Билли сказал:
– Послушай, я коммунальщик. Работаю в коммунальной службе. – Он указал подбородком на свой комбинезон. – Я не собираюсь тебе мешать. Просто делаю свою работу.
– Ты не репортер?
– Коммунальщик, – повторил Билли, осторожно тыча в комбинезон пальцем. Потом пошел ва-банк. – Я ненавижу репортеров.
Казалось, это слегка успокоило Медведе-человека, хотя он нисколько не расслабился и по-прежнему крепко держал бритву в большой грязной ручище, другой продолжая прижимать Билли к стене туннеля.
– Джулиан? – спросил Медведе-человек.
– Что?
– Джулиан?
Казалось, это имя служило паролем, и Билли должен был произнести отзыв. Если ошибется, то лишится головы. Ладони его вспотели. Он пошел на риск.
– Нет, я не Джулиан.
– Нет, нет, нет. Знаешь Джулиана Сэвича?
Его раздражала непонятливость Билли.
– Нет.
Медведе-человек недоверчиво сказал:
– Нет, нет? Он написал эту книгу.
– Нет, я не знаю его. Правда.
Незнакомец пристально разглядывал лицо Билли.
– Эта книга обо мне. Не только обо мне. О всех нас. У меня есть экземпляр. Подписанный. Один из коммунальщиков… – Он ткнул пальцем в логотип на комбинезоне Билли. – Один из коммунальщиков привел его сюда. Привел в наш квартал. Сюда. В мой квартал. Ты не знал этого?
– Нет… Даже не имел понятия…
– В законе сказано, что я могу тебя зарезать, если почувствую опасность, и присяжные поверят, что я действительно чувствовал опасность. Не был в опасности, а чувствовал. Понимаешь разницу? Это все, что мне нужно. И ты мертв, приятель. – Фразы сталкивались друг с другом, грохоча, словно вагоны резко тормозящего товарного поезда.
Билли спросил:
– Как тебя зовут?
– Натан.
– Прошу тебя, Натан. – Он умолк, когда бритва снова заскребла по его горлу.
Скрип, скрип…
– Ты живешь здесь, под землей? – спросил он Медведе-человека.
– Джулиан плохо говорил о нас. Обозвал этим прозвищем.
– Прозвищем?
– Оно нам не нравится! Это ты направил его сюда? Его направил кто-то из коммунальщиков. Когда найду его, убью. Он обозвал нас этим прозвищем.
– Каким? – Билли думал, что это логичный вопрос и он не разозлит Медведе-человека, коснувшись этой очевидно болезненной темы.
– «Крото-люди», – прозвучал возмущенный ответ. – Так он назвал нас в своей книге, тех, кто живет здесь, под землей. Нас тысячи. Большинство бездомные. Живем в туннелях и в метро. Он обозвал нас крото-людьми. Нам это не нравится.
– Кому бы это понравилось? – согласился Билли. – Нет, я никого не приводил сюда. И не знаю никакого Джулиана.
Бритва блестела даже в тусклом свете – видимо, ее любовно хранили. Она была сокровищем Медведе-человека, и Билли понял, почему он чисто выбрит, что редко встречается среди бездомных.
– Нам не нравится, когда нас называют кротами, – повторил Медведе-человек, словно забыв, что уже говорил это. – Я такой же человек, как и ты.
Билли был с этим не согласен, однако закивал, опасаясь, что его вырвет.
– Конечно. Так вот, Натан, Джулиана я не знаю. Я просто проверяю туннели. Для безопасности.
Медведе-человек уставился на него.
– Конечно, ты так говоришь, но почему я должен тебе верить? Почему? Почему? Почему? – Слова вырвались с рычанием.
– Ты не должен мне верить. Но это правда.
Билли решил, что его в самом деле ждет смерть, и подумал о тех, кого любил.
ЕЛА
ЛЬЯМ
Он произнес молитву.
Медведе-человек – не крото-человек – сильнее стиснул Билли, продолжая держать бритву у его горла.
– Знаешь, мы не сами выбирали эту жизнь. Мы не хотим жить здесь. Ты так не думаешь? Мы предпочли бы иметь жилье в Уэстчестере. Кое-кто из нас предпочел бы спать с женой по четвергам и водить ее к своей родне в теплые весенние дни. Но дела не всегда складываются так, как хотелось бы, верно?
– Верно, Натан. Точно, не складываются. – И Билли, отчаянно пытавшийся создать между ними хоть какую-то связь, едва не рассказал Медведе-человеку о трагедиях родителей и Очаровательной Девушки. Но в последний момент удержался. Не нужно знать Заповеди Модификации, чтобы не делать глупостей. – Я не помогаю авторам писать о вас. Я слежу, чтобы не произошло обрушение туннелей, чтобы здесь не было воды или утечки газа. – Он указал на ряд труб, тянущихся под потолком туннеля.
– Что это? – Натан задрал рукав Билли и уставился на многоножку с почти детским интересом.
– Татуировка.
– Вот это да. Очень красивая. Очень хорошая. – Бритва чуть отодвинулась, но Билли не удалось освободиться. Рука у Натана была огромной.
– Это мое хобби.
– Ты сделал ее сам?
– Да. Это не так уж трудно. Тебе нравится?
– Да, – признался Натан.
– Я могу сделать тебе татуировку. Уберешь эту бритву от моего горла, если сделаю?
– Какую татуировку?
– Какую захочешь.
– Я не поднимаюсь наверх. – Он сказал это так, словно Билли предложил ему пройти через активную зону ядерного реактора.
– Я могу сделать ее здесь. Хочешь?
– Я не прочь.
Билли подбородком указал на рюкзак.
– Машинка у меня при себе. – Он повторил: – Это мое хобби. А как насчет кое-каких денег? У меня есть и одежда. Я дам тебе все это, если уберешь бритву и отпустишь меня.
Господи, до чего же он сильный, подумал Билли, как можно быть таким сильным, живя здесь? Натан мог бы убить его голыми руками; ему не нужно было это блестящее лезвие.
Натан нахмурился, вытер бритву, потом, как показалось Билли, сжал ее еще крепче. Движения лезвия были такими же отрывистыми, как фразы Медведе-человека.
– Натан? – спросил Билли.
Тот не ответил.
– Натан, я понятия не имел, что это твой квартал. Я только делал свою работу, проверял трубы, клапаны и все остальное. Хочу, чтобы люди здесь были в безопасности.
Движение бритвы прекратилось.
Дыхание Медведе-человека казалось еще тяжелее теперь, когда он неотрывно смотрел на многоножку – на красную краску, на клыки и части тела. На ее непроницаемые глаза.
– Натан, – прошептал Билли, – хочешь такую татуировку?
Какой коммунальщик не носит с собой тату-машинку фирмы «Америкэн игл», чтобы наносить людям татуировки по их желанию?
– Я сделаю тебе самую лучшую. Хочешь? Это будет бесплатно. И дам тебе одежду с деньгами, как говорил. Сто долларов.
– Это не больно?
– Слегка колет. Но терпимо. Теперь я хочу взять свой рюкзак. Там одежда, деньги и тату-машинка. Можно?
– Можно, – прошептал Натан.
Билли подтянул рюкзак поближе и вынул машинку.
– Можешь сесть здесь. Годится?
Бритва по-прежнему была у его горла, по-прежнему раскрыта. Бог, Сатана или дух Авраама Линкольна могли в любую минуту приказать Натану убить незваного гостя. Билли двигался очень медленно. Хм. Похоже, Натан получает сообщения свыше.
Медведе-человек засмеялся и прошептал что-то неразборчивое. Наконец он сел, скрестив ноги, и улыбнулся.
– Ладно, посижу здесь. Делай татуировку.
Лишь когда Билли тоже уселся на грязный пол, дыхание его выровнялось, а сердце забилось медленнее. Под пристальным взглядом Натана он закончил собирать машинку. Достал несколько склянок, поставил их на пол. Включил для проверки машинку. Она загудела.
– Только одно требование, – сказал Натан, слегка приподняв бритву.
– Какое?
– Не надо крота. Не выкалывай его.
– Не выколю, Натан. Обещаю.
Натан сложил бритву и сунул ее в карман.
Глава 34
– Мы не называем их пистолетами.
– Да, да, знаю. Забыл. Я имел в виду машинку. Тату-машинку.
– Мы предпочитаем говорить «роспись кожи» или «работа». У слова «татуировка» есть культурная ассоциация, которая мне не нравится.
Маленькая женщина, сильно татуированная (расписанная?) смотрела на Селлитто из-за прилавка с безупречно чистым стеклом, под которым были аккуратно разложены пачки игл, детали машинки – не пистолета, – книги, стопки трафаретов, моющиеся перья всевозможных цветов. «Сперва рисуй, потом коли», – предупреждало объявление.
Студия была такой же чистой, как у Т.Т. Гордона. Очевидно, легальные татуировщики относились к опасности заражения очень серьезно. Казалось даже, что эта женщина выйдет из комнаты, если захочет чихнуть.
Ее звали Анна Томсон, и она была владелицей заведения «Модификация и принадлежности “Femme Fatale”. Лет тридцати пяти, с короткими темными волосами, со всего единственным со вкусом сделанным пирсингом в носу, она была довольно хорошенькой. Этому способствовали и четырехцветные татуировки – росписи – на груди, шее и руках. Одна из них, на груди, представляла собой комбинацию змеи и птицы. Она смутно напоминала Селлитто картину, которую он видел несколько раз, проводя отпуск в Мексике, – какой-то религиозный символ. На шее было несколько созвездий – не только звезды, но и животные, от которых они получили названия: Рак, Скорпион, Телец. А когда Анна повернулась, Лон увидел на ее плече пару блестящих красных башмачков. Они выглядели настоящими. «Дороти, моя красавица…»[16]
К черту искусство, Линк. Вот мое мнение.
Только не это. Селлитто нравились эти изображения. Нравились по-настоящему. Они как будто двигались, расширялись, сжимались. Были почти трехмерными. Как это получается, черт возьми? Словно смотришь на живые картины. Или на совсем иных существ, на что-то не человеческое, но более чем человеческое. Ему вспомнились компьютерные игры, в которые несколько лет назад играл его сын, будучи подростком. Селлитто вспомнил, как смотрел через его плечо. «Что это?» – указал он на одно существо в игре, походившее на змею с ногами, рыбьим хвостом и человеческой головой.
– Найред.
– А, ну точно, найред.
Когда Селлитто поднял взгляд, он понял, что все это время пялился на грудь этой женщины.
– Я…
– Ничего. Они там затем, чтобы смотреть. Работы, я имею в виду. Не груди.
– Я…
– Вы только что это сказали. Я не считаю вас похотливым стариком. И вы хотите спросить, больно ли это.
– Нет. Я понимаю, что больно.
– Было. Но что в жизни не причиняет боли, если это действительно важно?
Секс, обед и задержание преступника, подумал Селлитто. Боли в большинстве случаев это не причиняло. Но он лишь пожал плечами.
– Я вот о чем хотел спросить – вы сами рисовали эти изображения? То есть это была ваша идея?
– Нет. Я поехала к мастерице в Бостон. Лучшей на Восточном побережье. Мне очень хотелось Кетуалькоатля – мексиканского бога. – Анна коснулась пальцем змеи на груди. – Мы два дня общались, и она поняла меня. – Нанесла изображение пернатого змея и порекомендовала созвездия. Я наколола и башмачки Дороти. – Она улыбнулась, и Селлитто улыбнулся в ответ. – Я не хочу показаться феминисткой, но так получается. Видите, как работают мастера-женщины. Мужчина идет к мастеру-мужчине и говорит: «Я хочу цепь, мертвую голову, флаг». И выходит с цепью, мертвой головой или флагом. У женщин другой подход. Менее импульсивный, менее безотлагательный, более вдумчивый.
– Как и вообще в жизни у мужчин и женщин, – пробормотал Селлитто. Вопрос об Иксе 5–11 вертелся на языке. Но он спросил: – Знаете, мне просто интересно – как вы занялись этим бизнесом?
– То есть, если не считать росписей, я похожа на школьную учительницу?
– Да.
– Я и была учительницей. – Томсон выдержала длинную паузу. – В средней школе. Теперь появилась демилитаризованная зона. Так сказать, ничейная земля между гормонами на юге и отношениями на севере.
– У меня есть сын. Он уже окончил колледж. Но ему нужно было дорасти до этого возраста.
Она кивнула.
– Мне было непросто. Потом я пошла работать в одну из студий, и, не знаю, как объяснить, это освободило меня. Я ушла из школы и открыла мастерскую. Теперь делаю росписи и пишу маслом. Выставки в Сохо и на окраине. Однако не смогла бы это устроить, если бы не занялась росписью.
– Впечатляюще.
– Спасибо. Но вы спрашивали о машинке фирмы «Америкэн игл».
Заведение Томсон было единственным в этом районе, где продавались иглы и запчасти для этой модели. У нее в продаже была и подержанная машинка. Селлитто она показалась искривленной и небезопасной. Как лучевой пистолет из какого-то научно-фантастического фильма.
– Можно спросить, почему она вас интересует?
Детектив заколебался. И решил, что должен рассказать ей все. Может, потому, что она была очень предана этому искусству. Или потому, что у нее совершенно невероятная грудь. Лон рассказал ей, что делает Икс 5–11.
– Господи, неужели такое возможно? – Глаза у нее стали настолько же расширенными, насколько узкими были у мексиканского бога. – Кто-то действительно это делает, убивает людей тату-машинкой? – Анна вздрогнула и, несмотря на все свои впечатляющие существа и башмачки из «Волшебника страны Оз», теперь показалась не загадочным сверхсуществом, а обычной женщиной – слабой и ранимой. У Т.Т. Гордона была та же реакция – ощущение предательства из-за того, что кто-то в их сплоченной профессии использует свой талант для убийства, притом таким ужасающим способом.
– К сожалению, да.
– «Америкэн игл», – произнесла она. – Старые машинки, менее надежные, чем новые. Одни из первых портативных.
– Так говорил и Тэ-Тэ.
Томсон кивнула.
– Он хороший человек. Вам повезло, что он помогает вам. Думаю, я тоже смогу помочь. Машинку здесь никто не покупал, но примерно неделю назад сюда пришел человек и купил иглы для «Америкэн игл». – Она подалась вперед, опершись о прилавок. Блестящее черное кольцо на правом указательном пальце оказалось наколотым. – Я не обратила на него особого внимания. Лет под тридцать или немного за тридцать. Белый. Был в темной шапочке, с шарфом вокруг шеи, почти закрывающим подбородок. В темных очках, хотя нужды в них не было: погода стояла такая же скверная, как и сегодня. Они казались хипстерскими. Но имитаторов здесь полно. Это тонкая граница между напускным и искренним.