Сакс поняла, что она не собирается ничего заказывать.
– Лону лучше?
– Состояние все еще критическое. Не приходит в себя.
– Скверное дело, – сказала Пам. – Я позвоню Рейчел.
– Она будет довольна.
Девушка подняла взгляд.
– Послушай, Амелия. Я хочу тебе кое-что сказать.
Хорошее или плохое?
– Извини за слова о тебе и моей матери. Это было несправедливо.
Собственно говоря, Сакс не восприняла эту фразу болезненно. Она понимала: это было оружием, направленным на то, чтобы уязвить и прекратить разговор. Она подняла руку.
– Ничего. Ты была зла.
Пам кивнула – мол, да, была зла. А ее взгляд говорил о том, что зла она до сих пор, несмотря на извинение.
Вокруг них парочки и семьи – родители с детьми всех возрастов, – тепло одетые в зимние свитера, пили кофе и какао, ели суп, жареные сандвичи с сыром, болтали, смеялись и шептались. Все это казалось совершенно обыденным. И очень далеким от драмы, разыгрывавшейся за столом, где сидели Сакс и Пам.
– Должна сказать тебе, Амелия, что ничего не изменилось. Мы уезжаем через месяц.
– Через месяц?
– Кончается семестр. – Пам не хотела вступать в спор. – Амелия. Прошу тебя. Мы поступаем правильно. Я счастлива.
– А я хочу сделать так, чтобы ты и дальше оставалась счастливой.
– Так вот, мы это и делаем. Уезжаем. Решили сначала отправиться в Индию.
Сакс даже не знала, есть ли у Пам загранпаспорт.
– Послушай. – Амелия вскинула руки. Этот жест отдавал отчаянием, и она их опустила. – Уверена, так ты испортишь себе жизнь. Не думаю, что это следует делать.
– Ты не можешь мне указывать.
– Я не указываю. Но могу дать совет тому, кого люблю.
– А я могу его отвергнуть. – Пам вздохнула. – Думаю, нам лучше какое-то время не разговаривать. Вот и все… Я расстроена. И совершенно ясно, что тебя злю.
– Нет. Ничуть. – Сакс потянулась к руке девушки, но Пам предвидела это и отдернула руку. – Я беспокоюсь о тебе.
– Не о чем беспокоиться.
– А я беспокоюсь.
– Потому что я для тебя ребенок.
«Да, раз ведешь себя по-детски». Сакс сдержалась, но потом подумала: «Время сжимать кулаки».
– Ты росла в очень тяжелых условиях. Ты… ранима. Не знаю, как еще это выразить.
– Опять за старое. Наивная? Дурочка?
– Нет, конечно. Но твои обстоятельства были тяжелыми.
После побега из Нью-Йорка, по плану террористов, в составлении которого принимала участие мать Пам, обе они ушли в подполье в маленькой общине в Ларчвуде, штат Миссури, находящемся к северо-западу от Сент-Луиса. Жизнь девочки представляла собой сущий ад – насаждение идей о превосходстве белой расы, прилюдные наказания за непочтительность. Учившиеся дома сыновья членов общины изучали фермерское дело, торговлю недвижимостью, строительство. А Памми, как девочка, могла научиться только стряпать, шить и вести уроки в домашней школе.
Те годы, когда формируется личность ребенка, она провела там – несчастная, но при этом решительно настроенная порвать с общиной ультраправых фундаменталистов. В двенадцать лет она тайком удрала из дома, чтобы купить «демонические» книги о Гарри Поттере, «Властелина колец» и «Нью-Йорк таймс». И не терпела того, чего ждали многие другие девочки. Когда один из самозваных священников хотел коснуться ее груди, чтобы проверить, «бьется ли ее сердце для Иисуса», Пам безмолвно приказала ему убрать руки, глубоко порезав его, предплечье ножом с выдвигающимся лезвием, который до сих пор носила с собой.
– Я уже сказала тебе, все это в прошлом и не имеет значения. С этим покончено.
– Имеет, Пам. Для тебя это были очень тяжелые годы. Они подействовали на тебя так, что ты даже не представляешь. Чтобы избавиться от этого, потребуются годы. И тебе нужно рассказать Сету все о жизни в общине.
– Нет. Не нужно.
Сакс продолжала ровным тоном:
– Думаю, ты хватаешься за первую попавшуюся возможность нормальных отношений. И ты жаждешь их. Я понимаю.
– Понимаешь? Это звучит снисходительно. И заставляет меня говорить резко. Я сказала тебе, что не выхожу замуж. Не жду ребенка. Я хочу путешествовать с парнем, которого люблю. Что тут такого?
«Все пошло совершенно не так. Как я утратила контроль? Это тот же разговор, что и вчера. Только тон еще более резкий».
Пам снова надела шапочку и стала подниматься.
– Прошу тебя. Подожди еще минутку. – Мысли Сакс метались. – Позволь мне сказать еще одну вещь. Пожалуйста.
Раздраженная Пам снова села. Подошла официантка. Пам махнула рукой, чтобы она ушла.
Сакс начала:
– Не могли бы мы… – Но она так и не закончила мольбу, обращенную к девушке, потому что загудел ее телефон.
Мел Купер отправил эсэмэску. Просил ее приехать в таунхаус Райма как можно скорее. Собственно, заметила она, сообщение было вовсе не просьбой. Словом «срочно» просьбы не начинаются.
Глава 47
Надев халат и перчатки, Амелия Сакс осмотрела дверь таунхауса Райма и пришла к выводу: «Этот сукин сын определенно умеет работать отмычкой».
Икс 5–11 оставил лишь крохотную царапину, когда проник в таунхаус, чтобы добавить яд в бутылку шотландского виски на полке Райма и коварно поставить ее в пределах досягаемости прикованного к креслу-каталке криминалиста. Сакс не удивило умение Икса открывать отмычкой замки: талант тату-художника мог быть не единственной его способностью.
Шел дождь со снегом, дул ветер. К этому времени все следы в тупике и у задней двери, очевидно, были уничтожены. В прихожей, где следы ног должны были сохраниться, Сакс нашла только пятна, оставленные бахилами преступника.
Теперь стратегия этого нападения была ясна: Икс поднял ложную тревогу – сообщил по телефону о попытке изнасилования в Центральном парке возле таунхауса. Когда Райм и остальные отправились к парадной двери посмотреть, что происходит, Икс прошмыгнул в заднюю дверь, нашел початую бутылку виски, налил в нее яд, потом беззвучно скрылся.
Сакс прошла от задней двери вверх по лестнице, по коридору от кухни к гостиной. Когда в доме находились люди, как теперь, система тревожной сигнализации отключалась. Видеокамеры охватывали парадную и заднюю двери, но работали только в режиме реального времени: изображения не записывались.
Сакс переполняло возмущение. Кто-то проник в дом, кто-то осторожный и ловкий. И смертельно опасный. Том уже организовал смену замков и установку засовов на обеих дверях, но после того, как кто-то вторгся в твое жилише, сложно избавиться от ощущения осквернения. И от опасения, что это может случиться снова.
Наконец Амелия вошла в гостиную и отдала собранные улики Мелу Куперу. Линкольн Райм развернул кресло-каталку, отодвинувшись от стола, на котором рассматривал улики, и спросил:
– Ну как? Есть что-нибудь?
– Мало, – ответила Сакс. – Очень мало.
Райм не удивился. Потому что действовал Икс.
Сакс внимательно оглядела его, словно он и в самом деле выпил отравленного виски. Или, может, она была встревожена тем, что Икс проник в дом, влил яд в бутылку и ушел, никем не замеченный.
Видит Бог, Райм и сам был встревожен. Собственно говоря, больше даже разозлен – потому что не догадался, что виски отравлено, хотя, оглядываясь назад, должен был понять. Том не оставил бы почти полную бутылку сорокаградусного напитка в пределах досягаемости босса. В сочетании с теми фактами, что Лон Селлитто и Сет Макгуин уже подверглись нападению и что полицейская операция проводилась возле его таунхауса, служа превосходным отвлекающим маневром, Райм должен был догадаться.
Однако спасение пришло в виде звонка по номеру 911. Прохожий на соседней улице увидел, как кто-то вошел на станцию обслуживания позади дома Райма и сунул в карман шприц. «Выглядит подозрительно, – сообщил добрый самаритянин. – Возможно, наркоман собирается забраться в дом».
Диспетчер позвонил Райму, и тот сразу понял, что стоящая не на месте бутылка «Гленморанджи» представляет собой отравленное яблоко Белоснежки.
Он посмотрел на бокал в руке и понял, что находился на волоске от очень неприятной смерти, хотя и менее неприятной для него, чем для окружающих, так как большая часть его тела не ощущала бы мучительной боли, которую вызывает этот яд.
Но он отогнал эту мысль. Смерть – добровольная или нет – была для него легким выбором в течение многих лет. Его состояние, паралич всех конечностей, принесло с собой много других проблем, способных уложить его в гроб в любую минуту: например, возможность гиперрефлексии и сепсис.
А потому – что такое попытка отравления? В том, что попытались отравить именно Райма, была и положительная сторона. Например, это могло принести новые улики, которые помогут наконец найти духовного наследника Собирателя Костей.
Глава 48
Что-то случилось. Рону Пуласки сказали, что запланированной заупокойной службы по Ричарду Логану не будет. Но потом, видимо, было принято иное решение.
В похоронном бюро Берковица на углу Бродвея и Девяносто шестой улицы, в комнате, куда его направили, стояли шесть человек. Пуласки еще не вошел внутрь. Он стоял в коридоре и сбоку заглядывал в дверь, думая: «Трудно остаться незамеченным, если ты чужак среди полудюжины людей, знающих друг друга: любой из них может иметь вескую причину заподозрить в тебе шпика и застрелить».
Да и само название этого места! Не Берковиц ли был «Сыном Сэма»? Серийным убийцей в семидесятых-восьмидесятых годах? Плохая примета. Хотя Рон Пуласки всеми силами старался брать пример с Линкольна Райма и не верить в приметы и предрассудки, окончательно расстаться с суеверием он все-таки не мог.
Пуласки пошел было вперед, но тут же остановился. Он сильно нервничал из-за того, что придется действовать в штатском. Он был патрульным уличным полицейским – он и его брат-близнец, тоже носивший форму. Рону вдруг вспомнилась импровизация, которую они сочинили вместе с братом, в стиле хип-хопа.
Он почти ничего не знал об искусстве перевоплощения, которым блестяще владели люди вроде Фреда Деллрэя, рослого, поджарого афроамериканца, агента ФБР, способного стать кем угодно – от карибского наркоторговца до президента крупной компании. Этот человек был прирожденным актером – достаточно вспомнить его голос, позы, выражения… все. И этот Гилгуд, наверно, тоже (может быть, Деллрэй работал с ним). И Серпико. Хотя его и застрелили.
Песенка вертелась у Рона в голове, и это немного успокаивало. Черт возьми, почему он так нервничает?
Ведь не к наркоманам же он идет и не к насильникам. Родные и друзья Ричарда Логана, или кто они там, выглядят как обычные законопослушные жители Манхэттена. Часовщик вращался в иных кругах, более высоких, чем большинство преступников. Да, он являлся убийцей. Однако невозможно было представить себе Логана в наркопритоне или в автофургоне дилера. Скорее уж в шикарном ресторане, за шахматной партией в музее. Правда, Часовщик пытался убить Райма, когда они встречались в последний раз. Может, он даже оставил в завещании распоряжение своему сообщнику сделать то, что делает сейчас Пуласки: появиться в похоронном зале, опознать нервничающих полицейских в штатском и вывести их в переулок.
«Ну хватит, вернись к реальности. Ты рискуешь, – подумал Рон, – но не получить пулю в затылок. Рискуешь провалить задание и разочаровать Линкольна и Амелию».
Проклятая неуверенность, проклятое сомнение. Они, наверное, никогда не исчезнут. Во всяком случае, подумал Рон, его одежда соответствует роли. Черный костюм, белая рубашка, узкий галстук. Он чуть было не надел парадный форменный, но вовремя опомнился: «Ты что, спятил? Маленьких значков на галстуке нет, но кто-то из этих людей мог в прошлом знать полицейских. Будь благоразумен». По совету Линкольна Райма он принял неряшливый вид: небритый (не очень удачная попытка выглядеть неопрятно, нужно было подойти вплотную, чтобы разглядеть светлую щетину на щеках), в рубашке с пятнами и обшарпанной обуви. И еще он вырабатывал холодный взгляд. Загадочный, опасный.
Пуласки снова заглянул в помещение, где проходила заупокойная служба. Вдоль темно-зеленых стен стояли стулья, их хватило бы для сорока-пятидесяти человек. В центре – стол под фиолетовой тканью, на нем простая урна. Присутствовали четверо мужчин – в возрасте от пятидесяти до семидесяти с лишним, решил Рон. Две женщины казались женами или подругами двоих из них. Одеты все были, как и следовало ожидать, в темные траурные костюмы и платья.
Странно. Ему сказали, что не будет ни бдения, ни службы. Просто приедет кто-то, чтобы забрать прах. Да, подозрительно. Заговор? Чтобы всадить пулю ему в голову?
С другой стороны, если все было законно, просто переменились планы, эту неожиданную заупокойную службу по Часовщику можно считать настоящим везением. Наверняка кто-то из присутствующих хорошо знал Ричарда Логана и мог бы стать источником сведений о покойном шефе. Так, вперед и отбрось страх.
Пуласки подошел к одному из присутствующих, пожилому мужчине в темном костюме.
– Привет, – сказал он. – Стэн Валеса.
Он долго репетировал произношение этого имени и реакцию на него, накануне даже велел Дженни весь вечер называть его Стэном, чтобы не пропустить мимо ушей, если кто-то обратится к нему так. Или, хуже того, не оглянуться при этом.
Человек назвал себя – фамилия его была не Логан – и представил Пуласки одной из женщин и еще одному мужчине. Рон постарался запомнить их фамилии, потом напомнил себе сфотографировать список гостей сотовым телефоном.
– Откуда вы его знали? – Пожилой мужчина указал подбородком на урну.
– Мы с ним сотрудничали, – ответил Пуласки.
Все, казалось, удивились.
– Несколько лет назад.
Один из мужчин помоложе нахмурился. Прямо как в сериале «Клан Сопрано».
– Вы с ним сотрудничали?
– Да.
– Тесно?
– Да. Довольно-таки. – Пуласки постарался, чтобы его ответ прозвучал жестко. Взгляд его при этом говорил: «Вам-то что до этого?»
Он припомнил все, что мог, о преступлениях, совершенных Часовщиком. Рон не собирался сразу же заявлять, что был его партнером, но хотел намекнуть, что имел с ним какие-то таинственные дела, чтобы вызвать интерес у желающих примазаться к проектам Часовщика, продолжающим действовать после его смерти. Контейнеры, партии товаров, инсайдерские сделки… Меньше значит больше, больше значит меньше.
Все замолчали. Пуласки понял, что из скрытых динамиков звучит классическая музыка. Раньше он ее не слышал. Чтобы продолжить разговор, он сказал:
– Большое горе.
– Но и счастливый исход, – заметила одна из женщин.
Счастливый исход, подумал Пуласки. И решил, что да: по сравнению с перспективой провести большую часть жизни в тюрьме быстрая и сравнительно безболезненная смерть стала счастливым исходом.
Пуласки продолжал:
– Года два назад, когда мы сотрудничали, он казался здоровым. – Он зрительно представил себе Логана в то время. Часовщик должен был казаться здоровым.
Присутствующие снова переглянулись.
– И таким молодым, – добавил полицейский в штатском.
Что-то было неладно. Самый старший из присутствующих подался вперед и коснулся руки Пуласки. Улыбнулся.
– Для меня – да, он был молодым.
Присутствующие стали отодвигаться. Один из них вышел из комнаты. За пистолетом?
Ситуация стала какой-то странной. Рон снова повернулся к старшему, но не успел заговорить, как послышался новый голос. Негромкий, но твердый.
– Прошу прощенья, сэр.
Пуласки обернулся и увидел крупного человека в темном костюме, тот пристально его оглядывал. У него были седые волосы и очки в темной оправе.
– Можно с вами поговорить?
– Со мной?
– Да. – Седовласый протянул руку – очень большую, мозолистую, – но не для пожатия. Он указал Пуласки на выход и отвел его в коридор.
– Сэр, – спросил этот человек, – кто вы?
– Стэн Валеса.
У Рона было самодельное удостоверение личности. Но седовласый не требовал никаких документов. Уставившись в лицо Пуласки, он отрывисто заговорил:
– Мистер Валеса. Знаете, кое-кто иногда приходит на заупокойную службу в надежде что-то получить.
– Что-то получить?
– Начиная от еды на последующем приеме до продажи страховок или финансовых программ. И предложений адвокатов.
– В самом деле?
– Да.
Пуласки вспомнил, что должен казаться серьезным человеком, и, вместо того чтобы продолжать удивляться, раздраженно поинтересовался:
– При чем тут я? Кто вы такой?
– Я Джейсон Берковиц. Заместитель директора. Родные покойного в этой комнате сочли ваше поведение несколько подозрительным. Вы утверждали, что знали покойного.
– Что тут подозрительного? Я его знал.
– Вы утверждали, что сотрудничали с ним.
– Я и в самом деле сотрудничал. – Сердце Пуласки колотилось так сильно, что он был уверен – этот человек слышит его стук, однако Рон старался держаться заносчиво.
– Вы не похожи на человека, который мог сотрудничать с мистером Арделлом.
– С кем?
– С Блейком Арделлом.
– А кто это может быть?
– Не «может быть». Это и есть, был, тот человек, заупокойную службу по которому вы нарушаете.
– Нарушаю? Как это понять, черт возьми? Я здесь по поводу Ричарда Логана.
Заместитель директора захлопал глазами.
– Мистера Логана? О, простите, сэр. Это в «Безмятежности».
– В «Безмятежности»?
– Так называется комната напротив. Эта называется «Покой», в ней идет служба по мистеру Арделлу.
Черт возьми! Пуласки стал припоминать. Человек у парадной двери сообщил, что нужно повернуть направо. Он повернул налево. Черт, черт, черт! Проклятая травма головы. Окажись там наркоторговцы, он мог уже быть покойником. Думай быстрее, приказал он себе, но продолжай играть роль.