Она повесила телефон на шею.
– Приятные известия? – спросил Саблин.
– В общем-то, да.
– Насчет соломки?
Ишь ты, все ему скажи!
– Нет, это так, личное. А насчет соломки... тот человек, о котором я говорила, может прийти и позднее. В любое время до понедельника. Да нет, вы не думайте, его не мое имущество интересует, это вовсе не вульгарный вор. Он придет за своим собственным имуществом. Он кое-что из своих вещей оставил у меня... в телефонной трубке. А поскольку я на понедельник вызвала мастера – телефон из-за этой штучки барахлить начал, – то этот человек должен воспользоваться удобной ситуацией, чтобы свою вещь забрать.
– А, теперь понятно, почему вы так категорично, так вопиюще не хотели со мной разговаривать, когда я позвонил, – задумчиво сказал Саблин. – Вы знали об этом?
– Ну конечно.
– Забирать «жучок» явится человек Гнатюка?
Алена бегло улыбнулась:
– Нет, не человек. Он сам.
Можно было ожидать, что Саблин сейчас вскочит, закричит: «Не может быть!» – или совершит еще что-нибудь в этом роде – вполне прогнозируемое. Однако он только прищурился, не сводя глаз с Алены.
«Да, поразительное самообладание, – подумала Алена. – А впрочем, он ведь работает в Институте биологии моря. Может быть, работа с холоднокровными животными наложила на него свой отпечаток? И это не самообладание, а просто неумение что-либо чувствовать? Но раньше он таким не был, нет, судя по всему, не был...»
– Вы потеряли дар речи? – не сдержавшись, хихикнула Алена. – Или просто стесняетесь задать интересующий вас вопрос? Ну так я сама вам отвечу. Да, гражданина Гнатюка в квартире гражданки Ярушкиной ждут. И он будет взят, что называется, с поличным!
– А Гном? Она тоже придет?
– Едва ли. Думаю, что сейчас ее «Ауди» одолевает последние метры на подъезде к Маленькой, а может быть, уже стоит там, где-то в укромном месте.
– Почему вы так решили?
– После того, как я спокойно восприняла сочетание слова Гном и глаголов женского рода, это раз, а потом недвусмысленно назначила вам свидание в деревне Маленькой. Гном, подслушивающая наш разговор, должна была понять, что мы там появимся вместе. А уж о том, что я узнала и поняла слишком многое из того, о чем не шло речи в романе, она давно сообразила.
Саблин помолчал.
«Какой мужик! – подумала Алена, исподтишка разглядывая его. – И, честное слово, немножечко похож на Шона Бина. Как с ним было бы интересно в жизни! Но, увы...»
И она вздохнула, чуть ли не впервые пожалев, что сердце ее занято – да еще так прочно занято! «А впрочем, – тут же успокоила она себя, – он для меня слишком молодой. Я ведь старше его лет на пять, а то и на шесть!»
Это к вопросу об относительности времени. Ну и о женской логике, конечно.
...Да сколько можно трепаться?!
Димка уже устал испепелять этих двоих, писательницу и ее нового соседа, яростными взглядами. Они все болтали да болтали. Честное слово, можно было подумать, что знают друг друга всю жизнь! Что характерно, бородатый дядька, который пересел к своему приятелю, с ним перекидывался какими-то вялотекущими репликами, а эти двое, в первый раз друг дружку увидевшие... И ля-ля-ля, и ля-ля-ля! А может, они друзья детства? Ходили, условно говоря, в один детсад, вдруг бах – неожиданная встреча! Ах – и зарыдали оба...
И ведь не надоест!
– ...Перейду к смелым предположениям, – снова заговорил Саблин. – Сдается мне, вы уже поняли, что за существо Гном. Хоть портрет Алины – это мелодраматический вымысел, но сходство ее характера с характером Галины... – Он на миг запнулся, испытующе глянув на Алену, отметил, что она не удивилась этому имени, кивнул понимающе и продолжал: – Сходство ее характера с характером ее прототипа поразительное. И пугающее. Возможно, вы, сударыня, принадлежите к числу тех рисковых натур, которых хлебом не корми, только дай в русскую рулетку поиграть. Но я, честно говоря, дважды подумал бы, прежде чем ринуться в Маленькую, зная, что меня там будет подкарауливать Гном. Не могу назвать себя трусом, однако не отношусь и к числу смельчаков, которые начнут резать себе руку, находясь в непосредственной близости от, к примеру говоря, белой акулы.
– Но ведь вы всяко должны были побывать в Маленькой, – сказала Алена, пропустив мимо ушей сомнительные комплименты в свой адрес. – Хотя бы для того, чтобы повидаться с Костей Катковым.
– Может, хватит относиться к этому вымыслу как к Священному писанию? – раздраженно спросил Саблин. – Олег Михайлович Гнатюк вовсе не был таким уж пугающим преступным авторитетом. Просто очень оборотистый тип – кстати, бывший хирург, но сущий шарлатан и бездарность. Единственные операции, которые ему удавались блестяще, – это финансовые махинации. Благодаря им он быстро разбогател. Кстати, он даже в тюрьме не сидел – так же, между прочим, как и мой настоящий отец, который был его приятелем. Отец жил врозь с моей матерью и только перед смертью открыл Гнатюку, что у него есть сын. Гнатюк был одинок, он сразу привязался ко мне. Он и в самом деле хотел сделать из меня классного пластического хирурга, послал учиться в Хабаровск, но я чувствовал отвращение к хирургии. Меня влекла экспериментальная биология, я хотел заниматься только этим, и плевать, если это могло поссорить меня с моим приемным отцом. Но Гнатюк очень умен. Он мигом понял, какой успех сулят мои разработки, мои исследования. Единственное, чего мне не хватало, это денег и экспериментальной базы. Он дал мне возможность работать в принадлежавшем ему лесном санатории в Маленькой. Однако никакой массированной обработки преступного элемента там не производилось. Это все художественный вымысел. И Гнатюк до поры до времени чудненько уживался с законом... пока не появилась в поле его зрения Галина, которая свела его с ума и сделала своим послушным орудием. Так же, как и меня, но только на некоторое время, – добавил Саблин сухо. – Да, когда я узнал, кто она на самом деле, какие у них отношения с Гнатюком, я был потрясен. Тут все описано очень точно и достоверно, тонкие психологические мотивировки вам вполне удались. Главное, что меня начисто убивало, это умение Галины использовать свое невероятное обаяние для того, чтобы сознательно, расчетливо губить людей. Она обладала магическим очарованием, которое помогало ей воздействовать на самые тончайшие чувства, на самые изощренные инстинкты человека. А ведь я посвятил свои научные исследования именно тому, чтобы усовершенствовать красоту и обаяние человека без участия примитивных пластико-хирургических методов.
– Что-то в этом роде я и подумала, когда узнала название вашей дипломной работы, а потом и кандидатской диссертации, – кивнула Алена. – Влияние феромональных и ольфакторных воздействий на перестройку гормональных процессов – так, да? Я не ошиблась?
– Что? – выдохнул Саблин, и Алена поняла, что даже работа с холоднокровными животными не в силах отучить глаза теплокровных биологов вытаращиваться от изумления.
– Ой, не смотрите на меня так, а то возгоржусь! – хихикнула она. – Я стала собирать информацию о вас, когда слишком уж явственна стала полная нестыковка романа и реальности. Да еще и вы яростно заявили, что никогда не занимались пластической хирургией. Потом я вспомнила фразу из романа о том, что Гнатюк не одобрил тему вашего диплома... Узнав, как назывался этот самый диплом, а потом и диссертация, я вчера чуть не полночи бродила по Интернету, читала все, что нашла о феромонах, и выясняла значение невероятного слова «ольфакторный». Оказывается, это всего-навсего – обонятельный, пахнущий, связанный с запахом. Не удивляйтесь так сильно моей дотошности, Иван Антонович, в смысле – Иван. Понимаете, у меня журналистский подход к прозе, я люблю конкретные детали, я должна точно знать, о чем пишу, я никогда не стану изображать, ну, условно говоря...
Она пощелкала пальцами, пытаясь подобрать подходящий пример для характеристики своего творческого метода, однако, как назло, в голову ничего не лезло, кроме того приснопамятного похода в бордель для богатых дам и общения с парнями-проститутками, ну ничегошеньки, а ведь случалось, случалось... много чего с Аленой Дмитриевой случалось в порывах любви к этим самым конкретным деталям!..
В конце концов, так и не вспомнив ничего менее эпатажного, она перестала щелкать пальцами и сердито сказала:
– Да мало ли! Короче говоря, когда слишком многое пошло вразрез с реальностью, а главное, когда я начала всерьез беспокоиться за безопасность одного человека, для меня бесконечно дорогого...
– Ага, – пробормотал Саблин, как принято выражаться, «в сторону».
– Ага – что? – насторожилась Алена.
– Ну, проявления этого беспокойства я мог наблюдать в некоем сугробе, да?
Алена пристально вгляделась в его светлые глаза. Чистый, безоблачный такой взгляд... Ну и хорошо. Не будем заостряться на мелочах.
– Короче, я стала наводить разные справки через разных людей, которые облечены, скажем так, некоторыми полномочиями и обладают возможностями задавать самые разные вопросы на самых разных уровнях. То есть узнать, как называлась ваша диссертация, им не составляло никакого труда. Вы понимаете?
– Ага, – пробормотал Саблин, как принято выражаться, «в сторону».
– Ага – что? – насторожилась Алена.
– Ну, проявления этого беспокойства я мог наблюдать в некоем сугробе, да?
Алена пристально вгляделась в его светлые глаза. Чистый, безоблачный такой взгляд... Ну и хорошо. Не будем заостряться на мелочах.
– Короче, я стала наводить разные справки через разных людей, которые облечены, скажем так, некоторыми полномочиями и обладают возможностями задавать самые разные вопросы на самых разных уровнях. То есть узнать, как называлась ваша диссертация, им не составляло никакого труда. Вы понимаете?
– Вы способны запросто манипулировать такими людьми? – с уважением покачал головой Саблин.
– Да что вы! – застенчиво отмахнулась Алена, представив себе до белизны раскаленного от злости Льва Муравьева объектом своих, с позволения сказать, манипуляций. – Я просто купила у них информацию, понимаете? Вернее, выменяла, а не купила. Это чистая случайность, что я вышла на Гнатюка, что поняла, кто такая Гном, – но счастливая случайность. Она мне принесла немалые дивиденды. После того, как я окончательно свела концы с концами и кое-что выяснила насчет Галины Омелиной, для меня в тех высоких инстанциях очень многое готовы были сделать. И сделали.
– То есть я так понимаю, что вы сдали Гнома? И на нее тоже идет сейчас охота?
– Ну... что-то в этом роде. Во всяком случае, в Маленькой ее ждут.
– А вы эти вопросы своим высокопоставленным знакомым по телефону задавали? – осторожно поинтересовался Саблин.
– В основном да. Но по мобильному! Хотя по моему домашнему было сказано немало!
– И Гном это слышала?
– Ну да.
– Понять не могу, почему вы еще живы, – покачал головой Саблин.
– Ну, это просто, – снисходительно пояснила Алена. – Я ведь приманка для вас. Но если я все правильно понимаю, Гном будет пытаться разделаться со мной в Маленькой, а вас... ну, не знаю, что будет с вами. С одной стороны, Гном убила бы вас за то, что вы с ней сделали, а с другой стороны, только вы, вы один, насколько мне известно, знаете, где находится то, что вся эта команда ищет в «Барбарисе». Интересно, а Костя Катков знает?
Саблин мученически вздохнул:
– Договоримся о терминах, Елена Дмитриевна...
– Нет, – с ужасом в голосе перебила его Алена. – Только не это, умоляю. Называйте меня Алена, никаких Елен, иначе я не стану с вами разговаривать.
– Хорошо, – кивнул Саблин. – Я не буду называть вас Еленой, а вы перестанете морочить мне голову Костей Катковым. Ведь его уже нет в живых.
Теперь Димка отлично понимал, что чувствует грешник, которого поджаривают в аду на сковородке. Время шло, убегало, улетало! С каждой минутой автобус все больше удалялся от Линды и приближался к Маленькой.
Ну и интересно, что они там себе думают, эти болтуны?! Ему надо дело сделать, а потом еще вернуться в Линду, да еще об алиби позаботиться! Переодеться, побриться, то, другое, да еще опять в Маленькую ехать! Да еще с Костей договариваться, мизансцены выстраивать на завтрашнее гала-представление для Альфреда Ахатовича!
Он уставился в обтянутый черной вязаной шапчонкой затылок бородатого мужика. Тот уж вовсе перестал болтать с приятелем, сидел, зевал.
Все, хватит ждать!
Димка начал приподниматься. В эту минуту сзади у кого-то зазвенел мобильник.
Димка невольно улыбнулся.
Это же надо, а? Той бабище в шапище и шубище, которой не видать за сумищей, кто-то позвонил по мобильному! До чего дошел прогресс! Небось она под коровой сидит, одной рукой доит, а другой звонит домой, дочуре: «Эй, милая, слышь-ко, ставь хлебы в печь!»
Димка сдавленно хохотнул, отворачиваясь. На какое-то мгновение настроение улучшилось, но тотчас снова испортилось.
Эти двое все трепались и, полное впечатление, не собирались останавливаться!
– Костя Катков, – продолжил Саблин, – это мой бывший одноклассник, мой бывший друг, который охотно доверился мне, когда я проводил опыты по влиянию феромонов на управление гормональными процессами, а значит, изменение внешности человека. Он очень хотел быть красивым, этот Костя. Он слегка, очень отдаленно напоминал своего любимого киноактера, Делона. И был просто помешан на этом едва уловимом сходстве. Ну что ж, я помог ему это сходство усугубить. Феромоны, понимаете! О феромоны! Это совершенно волшебная штука. Это слово в переводе с греческого буквально означает – несущие возбуждение. Это биологически активные вещества, которые животные и люди выделяют в окружающую среду специальными железами. Мы улавливаем их не носом, а вомероназальным анализатором, этой луночкой размером в два миллиметра, находящейся в слизистой оболочке носа. Но если вы кое-что успели на эту тему прочесть, то поняли, что утилитарно воспринимать феромоны нельзя. Конечно, принято считать, что они способны вызывать половое желание, половую готовность. Это афродизиаки, да, все верно. Однако феромоны несут возбуждение не только сексуальное, им подвластны вообще все глубокие эмоции! Происходит это потому, что обоняние – самое быстрое из наших органов чувств. Оно дает животным наибольшее количество информации об окружающей среде. И мгновенно передает сигналы в мозг, минуя стадии осознания, понимания, анализа... Но самое интересное, что феромоны могут влиять на плодовитость, заботу о детях, зрелость, агрессию или покорность и так далее. И главное – на уровень гормонов! По своей химической природе феромоны могут быть стероидами, насыщенными или предельными кислотами, альдегидами, спиртами или даже смесью этих веществ... Но это уже детали, детали, в которые я не стану углубляться, – отмахнулся Саблин, заметив, что Алена покосилась на него испуганно.
– Привлекающие феромоны называются аттрактанты, отпугивающие – репелленты. – Он говорил быстро, частил, словно боялся, что не успеет все сказать. – Это слово известно всем: с помощью репеллентов мы спасаемся от комаров, мошки, когда намазываем свое тело какой-то жидкостью или кремом, содержащими ничтожное количество этих отпугивающих феромонов. Но это поверхностный метод, сиюминутный. И эффект он вызывает тоже сиюминутный. Я же пытался найти способ управлять процессами производства аттрактантов и репеллентов в человеческих организмах. И ради эксперимента провоцировал в организме Кости выработку избыточного количества феромона андростенола. Он производится человеком в юношескую пору, то есть в период полового созревания – от 15 до 20 лет. Андростенол привлекает как мужчин, так и женщин. Но только притягивает внимание, не вызывая сексуального влечения. Костя сделался необычайно обаятелен. Но этого ему было мало. Он хотел производить убийственное впечатление на женщин, стать этаким Казановой. Я спровоцировал более интенсивную выработку андростенола – феромона мужской агрессивности. Он привлекателен для женщин, но неприятен мужчинам. И вот мой опыт удался, Костя пользовался популярностью, которую можно назвать сокрушительной. И тогда начало происходить то, на что я надеялся, что предсказывал. Началась гормональная перестройка его организма. Живой и достаточно типичный пример – накачанный стероидами человек превращается в атлета. Нечто подобное, только на более высоком уровне, и произошло с Костей. Он не только воспринимался женщинами как красавец – он стал красавцем. А поскольку он уже был отдаленно похож на Делона, то подсознательно усугублял свое сходство. Но, повторяю, одновременно я работал не только над выработкой аттрактантов, но и репеллентов. В частности, я исследовал феромон тревоги – запах выделения жалящего аппарата пчел, в который входят изопропилацетат и I-октанол, а когда я узнал, что феромон гераниол отпугивающе действует, к примеру, на клеща варроа, который является истинным бичом пчелиных ульев...
– Ой, – перебила Алена, – ой, вот этого я уже не вынесу, столь интимных подробностей. Все эти слова у меня в одно ухо влетают, в другое вылетают.
– А как же насчет любви к конкретным деталям? – голосом кинопровокатора спросил Саблин.
– Ну, всему есть предел, даже этому! То есть, я так понимаю, вы спровоцировали в организме Галины усиленную выработку репеллентов?
– Именно так. Но не только! Одновременно я заблокировал выработку половых феромонов, тех самых копулинов, которые делают женщину привлекательной для мужчин и посылают сигнал «подойди ближе». Они в основном присутствуют в вагинальных жидкостях, а также в поте. Фактически я лишил Галину даже намека на нормальный человеческий запах. Вы читали «Парфюмера» Зюскинда?
– Конечно. Омерзительная вещь, правда? Хотя какой прекрасный перевод!.. Стоп, я понимаю, о чем вы говорите! Кормилица...
– Да, да! – кивнул Саблин. – Кормилица Жанна, попечению которой был поручен маленький Гренуй, говорила: «На меня этот младенец наводит ужас, потому что он не пахнет, как положено детям!» Она сравнивала его с холодным воздухом! И даже патер Террье, который уверял, что только «дурак видит носом», испугался младенца. «Чужое, холодное существо лежало на его коленях, враждебное животное, и если бы не самообладание и богобоязненность, если бы не разумный взгляд на вещи, свойственный характеру Террье, он бы в припадке отвращения стряхнул его с себя, как какого-нибудь паука».