– Кто ты на самом деле? – тихо спросила она, лаская пальцами втянувшийся живот Бондаря.
– Мужчина, – хрипло ответил он.
– Это чувствуется. – Оксана хихикнула. – Муж действительно предложил тебе место консультанта?
Бондарь сглотнул и поинтересовался в свою очередь:
– Он спит?
– Как младенец. Если уместно сравнивать Григория Ивановича с младенцем.
– Надеюсь, ты не переборщила с таблетками…
– Надеюсь, мы проведем эту ночь не за разговорами о моем муже.
Деловито закинув ногу на Бондаря, Оксана поерзала немного и доложила:
– Порядок! Можно начинать.
Бессмысленная реплика. То, что она имела в виду, началось секунду или две назад.
* * *Беседа возобновилась так же непринужденно, как и прервалась. Просто Оксана слезла с застывшего на спине Бондаря и поинтересовалась:
– Ну? Теперь ты убедился, что я способна быть безрассудной?
Ее дыхание по-прежнему было ровным, а тело холодным. Бондарь же слегка задыхался, хотя старался, чтобы это было незаметно.
– Ты как гимнастка, – проворчал он.
– Такая же гибкая? – предположила Оксана.
– Такая же целеустремленная. Закончила упражнение и соскочила.
– Разве это плохо?
– Это скучно, – уточнил Бондарь.
– А мне вот понравилось.
– Врешь. Тебе было все равно.
Помолчав немного, Оксана решила не возражать. Положила голову на грудь Бондаря и сказала:
– Проницательный какой. Разведчики все такие?
Ее поза имитировала доверие, а голос был преисполнен приторной лести.
– Давай лучше поговорим о шпионках, – предложил Бондарь, потрепав Оксану по волосам.
– О каких еще шпионках? – напряглась она.
– О доморощенных.
– Не понимаю, кого ты имеешь в виду. – В тоне Оксаны прозвучала режущая слух фальшь. – Впрочем, мне все равно. К шпионкам я совершенно равнодушна.
– А к массажисткам? – Поглаживая склонившуюся на его грудь голову, Бондарь незаметно накручивал на пальцы пряди Оксаниных волос, чтобы не позволить ей покинуть спальню раньше, чем ему того захочется.
– Я не понимаю твоих намеков, – глухо сказала она.
– Время намеков и недомолвок закончилось. Теперь ты будешь откровенной. Предельно.
– Что ты делаешь? – Оксана ойкнула, обнаружив, что не может поднять голову. – Оставь мои волосы в покое! Что за шутки?
– Время шуток тоже закончилось.
– Мне больно!
– Я отпущу тебя не раньше, чем услышу историю твоего знакомства с Катериной Левыкиной, – бесстрастно заявил Бондарь. – Меньше всего меня интересует, чем она привлекает тебя как сексуальный партнер. Больше всего – ваши деловые отношения. Чего она от тебя добивается? Зачем выспрашивает обо всем, что происходит в доме и офисе твоего мужа. Почему ты с ней откровенничаешь?
– Так вот зачем ты меня заманил в постель, – догадалась Оксана. – Ясно. А ну, немедленно отпусти меня, не то закричу!
Упираясь руками в грудь Бондаря, она попыталась отстраниться, но безрезультатно. Он усмехнулся:
– Григорий Иванович вряд ли тебя услышит.
– Ничего, услышит. Уж я постараюсь.
– Хорошо, – согласился Бондарь. – Допустим, ты действительно сумеешь разбудить его своими воплями. И что потом? Как ты ему объяснишь свое присутствие в моей комнате?
– Скажу, что ты затащил меня силой.
– Да? Прокрался к вам в спальню, сгреб тебя в охапку и уволок на третий этаж?
– Именно так все и было, – подтвердила Оксана. – Сгреб в охапку, уволок, взял силой.
– А снотворное? Ничего не стоит отдать недопитый чай Григория Ивановича на экспертизу и выяснить, что входит в его состав помимо заварки, лимона и сахара. – Бондарь помолчал, давая Оксане возможность переварить услышанное. – Кроме того, – продолжал он, – сегодня днем я побывал в подвале и заснял на видео небольшой фильм о двух веселых купальщицах. Как считаешь, Григорий Иванович по достоинству оценит твои шалости с Катериной?
Бондарь блефовал. Никакой видеокамеры у него не было. И открывать Пинчуку глаза на истинную сущность его жены он тоже не собирался. В этом не было резона. Дело закончится тем, что Григорий Иванович выставит любопытного гостя за порог и будет совершенно прав. Оставалось лишь уповать на то, что Оксана тоже не заинтересована в огласке.
– Ты собираешься продержать меня здесь до утра? – спросила она.
– Зачем? Как только я узнаю то, что хочу узнать, ты сможешь уйти.
– А если я решу молчать? Ты меня пытать будешь, что ли?
– Нет, – безмятежно сказал Бондарь. – Я отведу тебя вниз и сообщу Григорию Ивановичу о том, как ты себя ведешь в его отсутствие. Душить тебя, подобно ревнивому мавру, он не станет, а вот прогнать прогонит. И как ты тогда сможешь претендовать на наследство? Задумайся об этом.
– Ты и про наследство знаешь? – прошипела Оксана, брызгая слюной на грудь Бондаря.
– Я знаю все, – уверенно соврал он.
– Зачем тогда тебе моя исповедь?
– Ну, может быть, есть какие-то мелочи, ускользнувшие от моего внимания. Например, что за история с пистолетом произошла у вас в доме? Ты обмолвилась, что Григорий Иванович его выбросил.
– Ну да, – неохотно согласилась Оксана. – Совсем недавно я проснулась и стала незаметно наблюдать, как он вертит в руках пистолет, собираясь застрелиться. Потом передумал, разобрал его и пошел выбрасывать в выгребную яму.
– Обманул твои ожидания, да?
– Если кому-то надоело жить, то это не мое дело, ясно? Отпусти!
Оксана заколотила кулаками по груди Бондаря. Он дал ей возможность выплеснуть эмоции, но когда она пустила в ход зубы, дернул ее за волосы так, что они затрещали.
– Зверь! – всхлипнула Оксана.
– С волками жить – по-волчьи выть, – сказал Бондарь.
– Если бы я знала, что ты такой, я бы к тебе ни за что не пришла!
– Зато теперь ты знаешь, какой я, а уйти не можешь, – напомнил Бондарь. – Так что не трепыхайся, а продолжай исповедь. Говорить правду легко и приятно, как ты уже убедилась.
– Ага, легко и приятно! – жалобно воскликнула Оксана. – Что будет со мной потом?
– Ничего не будет, – сказал Бондарь с неиссякаемой убедительностью. – Все останется по-прежнему. Григорий Иванович ничего не узнает.
– И ты меня отпустишь?
– На все четыре стороны.
– И даже не захочешь воспользоваться моей беззащитностью?
Трудно было угадать, чего больше в этом вопросе: женского лукавства или женской непоследовательности. Но Бондарь и не стремился разобраться в причудливой логике Оксаны. Он просто подергал ее за волосы, давая понять, что она находится в его власти. Этого оказалось достаточно, чтобы она, наконец, заговорила.
Ничего неожиданного Бондарь от Оксаны не услышал: ее рассказ только подтвердил его худшие опасения. Катерина использовала подругу в качестве марионетки, а личность того, кто держал ниточки, ведущие к самой Катерине, предстояло установить при личной встрече с ней. Очередной сеанс массажа должен был состояться завтра в полдень, так что у Бондаря появилась возможность выйти на людей, стремящихся сорвать сделку с Ираном. Вычислив врагов, он заставит их оставить Пинчука в покое. Таким образом контракт о продаже систем ПВО будет подписан, а Бондарь с легким сердцем отбудет в Москву. Что произойдет в Одессе после его отъезда, он не знал и знать не хотел. Это его не касалось. Главное, что задание будет выполнено.
Во что бы то ни стало.
Оставив в покое волосы Оксаны, он взял с тумбочки сигареты и закурил. Усевшись на кровати, она кое-как привела прическу в порядок и последовала его примеру. Бондарь на нее не смотрел. Ему было неприятно сознавать, что он вынужден общаться с этой лживой и подлой тварью. И зачем только господь помещает столь мелкие и подлые душонки в столь совершенные тела?
Обнимая Оксану, он убедился, что она не так костиста, как думалось ему до сегодняшней ночи. С одной стороны, это было приятно, но, с другой стороны, Бондарю становилось все труднее игнорировать ее близость. Его голова повернулась на подушке, глаза оценивающе уставились на Оксану.
Почти неразличимая в темноте, она безмятежно пускала дым к потолку. Ее взгляд был устремлен туда же. О чем она думала? Жалела о своей откровенности? Вынашивала новые коварные планы?
Одновременно докурив сигареты, они потушили их в пепельнице, протянутой Оксаной. Их руки соприкоснулись. Пальцы Оксаны по-прежнему оставались холодными, как ледышки. Бондарь с трудом подавил желание согреть их в своей ладони.
– Теперь ты можешь уйти, – проворчал он. – Мы получили друг от друга то, что хотели.
– Это ты получил то, что хотел, – сказала Оксана. – Я осталась в дураках.
– В дурах. – Поправка была начисто лишена ласковой иронии. – Но ты еще свое наверстаешь. С Катериной.
– Презираешь меня, да?
Бондарь промолчал, но уже в этом молчании крылся ответ. Оксана вздохнула и, осторожно проведя пальцем по его бицепсу, призналась:
– Знаешь, а ведь еще чуть-чуть, и я бы кончила.
– Презираешь меня, да?
Бондарь промолчал, но уже в этом молчании крылся ответ. Оксана вздохнула и, осторожно проведя пальцем по его бицепсу, призналась:
– Знаешь, а ведь еще чуть-чуть, и я бы кончила.
– Обсуждай свои оргазмы с сексопатологом, а меня уволь, – отрезал Бондарь. – Я хочу спать. Ступай к себе.
– Прогоняешь? – тихо спросила Оксана.
– Ты необычайно догадлива.
– Между прочим, любой другой на твоем месте не упустил бы такой возможности.
– Вот и заведи себе любого другого. А еще лучше побереги энергию для очередного сеанса массажа.
– До сегодняшней ночи я так и делала, – призналась Оксана, постепенно заползая на Бондаря в совершенно змеиной манере. – Но теперь у меня есть ты. И мне начинает казаться, что на самом деле я никакая не лесбиянка, а самая обычная баба, которая хочет того же, чего хотят все бабы.
Бондарь хотел сказать что-нибудь язвительное, однако промолчал. Потому что бесстыжая гадюка опять успела пригреться у него на груди. И была она такая гладкая, такая гибкая, что отшвырнуть ее не поднялась рука.
Ну и ладно, подумал Бондарь, чувствуя, как вместо руки у него поднимается кое-что другое.
XXI. Далеко и близко идущие планы
Да, ночка выдалась бессонная.
До самого утра Макс беспрестанно ворочался в постели, то сминая подушку в блин, то укладывая ее поверх головы. От этих манипуляций подушка ощетинилась перьями, торчащими сквозь наволочку. Пододеяльник превратился в подобие мешка со скомканным внутри одеялом. Простыня путалась в ногах и норовила сползти на пол.
Успокоиться не давали мысли, которых в голове Макса оказалось больше, чем перьев в подушке. Вчера вечером ему и Катерине предстояло провернуть одно легкое дельце, не сулившее никаких осложнений. Евгений Бондарь, тот самый залетный орел из Москвы, о прибытии которого сообщил Сид Штейн, не погиб в гостинице «Пассаж». К счастью, вины Макса в том не было: он грамотно установил растяжку, и мина сработала. Правда, взорвался не сам москвич, а его подружка, сунувшаяся в ванную комнату первой. Подмываться, надо полагать, хотя такие частности уже ничего не меняли.
Устроив агенту нагоняй, мистер Штейн подготовил Бондарю новую ловушку. Из подслушанного телефонного разговора стало известно, что он собирается встретиться с какими-то темными личностями в забегаловке «Третий Рим». Прибывшие туда Макс и Катерина должны были дождаться, пока пара наемных дебоширов придерутся к компании, и, воспользовавшись суматохой, покончить с Бондарем. Один меткий выстрел вряд ли привлек бы внимание посетителей, восторженно наблюдающих за потасовкой. Вопли, ругань, звон бьющихся бутылок – кто расслышит в этом бедламе негромкий хлопок пистолета с глушителем?
План показался Максу просто безупречным, тем более что палить предстояло не ему, а Катерине, спрятавшей пистолет в сумочке со специально прорезанным для ствола отверстием. Она должна была выстрелить на ходу, пробираясь мимо дерущихся к выходу. Максу оставалось лишь прикрыть ее корпусом от посторонних взглядов да скоренько увезти подальше. Так бы он поступил, если бы не неожиданная встреча у входа в «Третий Рим».
Увидев на крыльце танцовщицу из «Жемчужины», он чуть дар речи не потерял от страха. Успел лишь коротко предупредить Катерину о нависшей над ним опасности и дал деру. А что ему еще оставалось делать? Дожидаться, пока за ним пришлют машину с мигалкой? Уж менты бы его прокатили с ветерком, в этом они мастаки. Залазишь в «воронок» здоровым, жизнерадостным, полным сил человеком, а выбраться самостоятельно наружу уже не можешь. Почки отбиты, мозги набекрень, штаны пропитаны кровавой мочой. Все, на что ты способен после такой поездки, – это чистосердечно признаваться в своих грехах и каяться, каяться, каяться…
– Так вышло, – бормотал Макс, ворочаясь с боку на бок, – так вышло, я ни в чем не виноват. Простите. Я не по-настоящему убивал, понарошку. Они оживут потом, вот увидите…
Конечно же, это был просто бред. Ни одна из жертв Макса воскреснуть не могла, разве что в его сумбурных кошмарах. До самого рассвета его преследовали милиционеры и братья Пинчуки, оказавшиеся почему-то боксерами-тяжеловесами. Потом появилась проклятая шлюха из казино, снившаяся Максу то в образе развратной старухи, то с обезьяньей мордой вместо лица. Всякий раз, когда она настигала его после томительной погони, сердце очнувшегося Макса готово было выскочить из груди. А потом все начиналось сначала: милиционеры, Пинчуки, обезьяноподобная проститутка с губами-присосками…
Окончательно он пробудился оттого, что в ухо ему забрался клоп. Выковыряв паразита, Макс прижал его к ногтю и с наслаждением казнил, как врага народа, только кровь брызнула в разные стороны. При всех своих прелестях жизнь в приморском городе была сопряжена с обилием всевозможных паразитов.
Себя к их числу Макс почему-то не относил.
– Чтоб вы все сдохли, – пробурчал он, имея в виду и насекомых, и опостылевших ему одесситов. Когда же Штейн вытащит его отсюда? Сколько можно прозябать в дедовской квартирке с видом на мусорник? Макс родился совсем для другой жизни, светлой, радостной. В трущобах Одессы он задыхался. Особенно теперь, когда страх разоблачения прочно обосновался в его душе.
К этому в общем-то привычному страху примешивался еще один: томительное ожидание взбучки от американца. Катерина могла справиться с Бондарем одна, а могла похерить затею, не прикоснувшись к пистолету в сумочке. С нее взятки гладки. Свалит вину на сбежавшего напарника, а ему отдувайся.
Почесывая искусанные ноги, Макс сел на кровати. Кожа моментально покрылась мурашками – осенняя ночь выдалась прохладной. Чтобы согреться, он энергично растерся ладонями, встал и уставился взглядом в сумеречное окно. Не спалось ему вовсе не из-за клопов и не из-за кошмаров, даже не из-за ожидания разноса в офисе Штейна. Спинным мозгом Макс чувствовал, что намечаются какие-то важные перемены в его судьбе.
– Или пан, или пропал, – пробормотал он, направляясь в туалет.
Воды в бачке унитаза не было, ее успел слить оказавшийся более расторопным дед. Обругав его последними словами, Макс кое-как умылся из ведра и вышел на кухню, где бодро голосил радиоприемник, настроенный на местную волну:
– Временные трудности с водоснабжением в ряде районов вызваны выходом из строя водонапорной башни на Чумной горе и коллектора на территории города. Городские власти обещают устранить неполадки в самое ближайшее время, а пока призывают граждан экономно расходовать имеющиеся запасы воды…
– Слыхал? – спросил дед, пристроившийся за столом с кружкой чая. – Обещают вскорости все исправить. Значит, до Нового года будем сидеть без воды. Нужно ванну наполнить.
– Вот и наполняй, – откликнулся Макс, сунувшись в холодильник. – Я Новый год в каком-нибудь другом месте встречу.
– В Америке своей? – Предположение сопровождалось недоверчивым хихиканьем.
– Хотя бы.
– В шестьдесят восьмом одна моя хорошая знакомая, Софочка Брик, тоже решила эмигрировать. Помню, все спрашивала, куда спрятать фамильные бриллианты?
Дед мечтательно улыбнулся.
– Я бы ей посоветовал, – грубо сказал Макс, выставляя на стол кефир и кастрюльку с подмерзшими голубцами.
– Я посоветовал ей то же самое, но Софочка ответила, что лучше проглотит свои бриллианты. Так и сделала. И попала не в Тель-Авив, а на операционный стол.
– К чему ты мне это рассказываешь?
– К тому, что человек предполагает, а бог располагает.
– Ой, вот только бога приплетать не надо. – Макс с остервенением впился в пронзенный вилкой голубец. – Мы тут сами как-нибудь разберемся. – Его губы, перепачканные оранжевым соусом, пренебрежительно скривились.
Любуясь внуком, дед подпер щеку рукой – излюбленная поза пенсионеров, которым нечем себя занять. Сидят и пялятся, сидят и пялятся. Дырки в тебе готовы просверлить своими взглядами.
Чтобы вывести деда из задумчивости, Макс задал вопрос, ответ на который был ему совершенно не интересен:
– И что твоя Софочка? Эмигрировала в конечном итоге?
– Эмигрировала. Но конечный итог был другим.
– Да? – Макс отправил в рот половину следующего голубца.
– Года три назад она вернулась на родину и умерла.
– М-м? Так сразу?
– Не сразу. Мы даже успели погулять с ней по Приморскому бульвару, вспоминая бурную молодость. – Дед кашлянул в кулак. – Ведь мы так долго не виделись. Скажу тебе честно, мои теплые чувства к Софочке сохранились именно поэтому.
– Из-за общих воспоминаний, – понимающе кивнул Макс.
– Из-за того, что этих воспоминаний оказалось не слишком много. Кот наплакал. Мы ведь состарились вдали друг от друга.
– А! Понятно. Сохранили свежесть чувств. – Макс хохотнул.
– Какая там свежесть чувств, когда из нас уже песок сыпался.
– Вот я и говорю. Нельзя торчать на одном месте, уподобляясь замшелому пню. Иначе потом будет мучительно и больно. Ну, за бесцельно прожитые годы.