– Да. Красиво будет. Надо жить.
Глава 18
«Красиво будет», – подумала Ольга, поплотнее приминая землю у корней только что посаженной розы.
– Здравствуйте, – вдруг услышала она.
Разогнувшись и обернувшись, Ольга увидела невысокого, плотного человечка, стоящего у нее за спиной. На вид ему было лет сорок, и вид его вызывал безотчетную неприязнь.
– Ведь вы воспитательница? – спросил он прежде, чем она успела ответить на его приветствие.
– Здравствуйте. Да, – кивнула Ольга.
– А чем вы, позвольте узнать, заняты в рабочее время? – недовольным тоном поинтересовался он.
Вот еще новости! Какое право имеет этот посторонний человек задавать ей такие вопросы?
Впрочем, за свои двадцать лет Ольга отлично усвоила: выдержка необходима в любой ситуации, даже если необходимость ее не кажется очевидной.
– Я сажаю цветы, – ровным тоном ответила она. – Розы.
– Зачем?
– Чтобы было красиво, – будто слабоумному, объяснила она.
– Это работа садовника, – отчеканил человечек. – Ваши воспитанники никакой красоты все равно не увидят. Следовательно, вы тратите рабочее время на собственную прихоть.
Выдержка выдержкой, но хамство следует пресекать.
– Почему вы позволяете себе делать мне замечания? – ледяным тоном спросила Ольга.
– Потому что я ваш новый директор, – ответил человечек. – И извольте к моим замечаниям прислушиваться!
Он пошел к флигелю, в котором жили преподаватели. Ольга, остолбенев, смотрела ему вслед.
Когда она вбежала в кабинет директрисы, та собирала со своего стола немногочисленные безделушки; в основном это были подарки, сделанные руками воспитанников.
– Госпожа Стоянова! – воскликнула Ольга. – Вы…
– Да, Ольга, да. – Улыбка директрисы выглядела жалкой. Впервые в ее жизни. – Что поделаешь, возраст. Я до последней минуты не могла решиться вам сказать, что ухожу на пенсию. – Молчание повисло в комнате. Директриса нарушила его первой. – Тебе будет нелегко, – сказала она.
– Да, – с трудом произнесла Ольга.
– Но ты справишься. Ты сильная.
Ольга вспомнила нового директора и едва удержалась, чтобы не воскликнуть: «Я – сильная?! Почему вы так думаете обо мне? Я одна! Я беспомощна! Меня некому защитить! Я боюсь! И кто на моем месте не боялся бы?»
– Иди в актовый зал, – вздохнув, сказала директриса. – И детей туда веди. Сейчас я приду проститься с вами.
– Все в церковь нарядились, – вздохнула Любка. – А у нас и не во что.
Сельская улица в самом деле пестрела праздничными нарядами. В воскресный день, да еще у людей на глазах, каждому ведь хочется выглядеть получше, чем в будни.
– Богу это все равно, – сказала Ванга. – Он всем одинаково радуется.
Любка вздохнула и, поправив единственную свою юбку, латаную-перелатаную, взяла сестру за руку. Отец с Василом и Томе уже ушли вперед и ожидали сестер возле церкви.
– Ванга, – спросила Любка, – а в воскресенье все-все в церковь идут?
– Да, – кивнула Ванга.
– И твоя Ольга тоже?
Ванга так часто рассказывала про свою Ольгу – и умная-то она, и добрая, и красивая, – что для маленькой Любки та сделалась кем-то вроде сказочной героини, с которой хочется сверять каждый свой шаг.
– Да. Ольга тоже, – помолчав, словно прислушиваясь к чему-то, ответила Ванга.
Лицо у нее при этом почему-то стало тревожным.
Возле преподавательского флигеля стоял экипаж.
– Ну почему ты не едешь с нами в церковь? – выговаривала директору его супруга. – Все сразу обратят внимание, ты ведь значимое лицо. В конце концов, это просто неприлично!
– Дорогая, если бы ты знала, как здесь все запущено. – Тон директора по непонятной причине был не оправдывающимся, а рассеянным. – Документация велась спустя рукава. Я должен все разобрать.
– На то есть рабочие дни, – непреклонно заявила жена.
– В рабочие дни много других дел. Садитесь же скорее! – поторопил он двух девочек-близняшек, стоящих рядом с матерью.
Экипаж скрылся за поворотом аллеи ровно в ту минуту, когда из преподавательского флигеля вышла Ольга.
– Госпожа Васильцова! – окликнул ее директор. – Очень кстати.
– Доброе утро. Слушаю вас, господин Гачев.
Директор работал в Доме слепых уже несколько месяцев, но каждый раз, когда она видела его, Ольгу охватывало то же безотчетное чувство, что и в первую их встречу: опасливая неприязнь.
– Куда вы идете? – спросил он.
– В церковь.
– А ваши обязанности в Доме?
– У меня сегодня выходной.
– Отлично. Тогда зайдите ко мне.
Он указал на дверь, ведущую в его квартиру.
– Зачем? – настороженно спросила Ольга.
– У меня к вам важные вопросы.
– Все вопросы вы можете задать мне у себя в кабинете. В рабочее время.
– Это срочные вопросы, – с ухмылкой заявил директор. – И мне удобнее получить от вас ответы у себя дома. Еще лучше – у вас в комнате. Пока моя супруга отсутствует.
Она не предполагала, что он даже не попытается скрыть, замаскировать свой цинизм. И чего ей стоило сдержаться! Рука сама собой поднималась уже для того, чтобы отвесить пощечину. Ольге пришлось приложить не только все душевные, но и все физические силы для того, чтобы удержать свою руку… Повернувшись так резко, что заскрипел под каблуками песок на аллее, она пошла прочь.
– Куда ты денешься? – крикнул ей вслед директор.
«Что мне делать? – с тоской подумала Ольга. – К кому идти за защитой? Да не за защитой, а за поддержкой хотя бы? Не к кому».
Из церкви Панде с семьей вышел последним. Не потому, что задержался на молитве, просто Ванге трудно было идти в плотной толпе прихожан, вот Сурчевы и пропустили всех перед собою.
Когда уже шли через церковный двор, из храма вышел молодой священник отец Иона. Он появился в Струмице совсем не давно, после смерти старого отца Никодима.
– Панде Сурчев! – окликнул он. – Задержись. Мне надо с тобой поговорить. – И добавил не ожидающим возражений тоном: – А дети пусть идут домой.
Может, Панде и возразил бы, но Вангелия покрепче взяла за руку Любку, сама взялась за руку Васила и, ускорив шаг, вышла с церковного двора.
– Что случилось, отче? – спросил Панде.
– Пока ничего не случилось. Но случится, если не принять меры.
Отец Иона указал на ту самую скамейку, на которой Панде сидел с отцом Никодимом, когда тот убеждал его отправить Вангелию в Дом слепых.
– Мне говорили, – сказал, садясь, священник, – что покойный отец Никодим считал тебя добрым прихожанином.
– А вы злым считаете, отче? – усмехнулся Панде.
– Ты забыл, что Господь требует от доброго христианина заботиться о своих детях.
– Когда ж мне о них заботиться? – пожал плечами Панде. – Я на пастбище. Слава богу, старшая дочь их растит. Все для них делает. И в церковь ходим как положено.
– Чтобы быть добрым христианином, мало просто ходить в Божий храм, – сурово возразил священник. – Надо изгонять зло и скверну из своей души. И из детских душ, которые Господь вверил твоему попечению.
– Да какое ж зло в детских душах? – удивился Панде.
– Ты прав. Твоя старшая дочь Вангелия уже не ребенок. Это ее душа на пороге гибели.
– Да вы что, отче! – воскликнул Панде. – Вангелия мухи не обидит.
– Не притворяйся! – в голосе священника зазвенел металл. – Она попала в дьявольские сети! Не делай вид, будто ты этого не замечаешь.
– Не замечаю, отче.
Панде даже перекрестился для убедительности.
– А что она почуяла землетрясение, этого ты тоже не заметил? Кто ей подсказал, что оно будет?
– Может, ангел божий, – ответил Панде.
– А ты знаешь, что и сам сатана может принять вид ангела, дабы посеять в мире ненависть и разногласие? Ты хочешь, чтобы твоя дочь стала пособницей дьявола? – зловеще проговорил отец Иона.
– Да какая ж она пособница?! – Панде уже не мог сдержать своего возмущения. – Душа у нее чистая! Хоть кого спросите, никто про Вангу дурного слова не скажет.
– Думаешь, никто? Нет, Панде, многие люди говорят, что дочка твоя с дьяволом поверсталась. И в Святом Писании сказано: «Гадалку не оставлять в живых».
Панде поднялся со скамейки.
– Стыдно вам, отче! – возмущенно сказал он. – Вместо того чтоб пожалеть слепую, вы ее грязью мажете.
Еле сдержавшись, чтобы не плюнуть священнику под ноги, Панде пошел прочь с церковного двора.
Детей он догнал на улице.
– Зачем он тебя звал, папа? – спросила Ванга.
– Ни за чем, – буркнул отец.
– Ты сердишься, – покачала головой она. – Я чувствую.
– Хватит! – яростно воскликнул Панде. – Чувствует она! Выкинь эту дурь из головы!
Некоторое время шли молча. Васил, Томе и Любка испуганно косились на отца. Тот первым нарушил молчание.
– Были б у меня деньги, давал бы я их на храм, никто бы нам злого слова не сказал, – с горечью проговорил Панде. – А так…
Махнув рукой, он ушел вперед по улице.
Глава 19
Любка не сводила глаз со старшей сестры, и глаза ее сверкали любопытством. Угадает Ванга на этот раз или нет?
Глава 19
Любка не сводила глаз со старшей сестры, и глаза ее сверкали любопытством. Угадает Ванга на этот раз или нет?
– Вот, Божена. – Ванга взяла из стопки вещей нарядную, с красиво вывязанными кружевами кофточку и протянула соседке. – Такую ты хотела?
– Точно такую! – радостно воскликнула та. – И как ты угадала только?
– Угадала, – пожала плечами Ванга.
– Спасибо тебе. – Божена положила рядом с ней узелок. – Тут яичек пяток. Покушайте.
– И тебе спасибо, – кивнула Ванга. – Возьми, Любка.
Любка отнесла яйца в дом и вернулась обратно во двор так быстро, что только пятки засверкали. Не пропустить бы ничего! С тех пор как сестра стала вязать вещи на заказ, каждую субботу в их дворе происходило действо, которое казалось маленькой Любке необыкновенным.
– Подойди, Петка, – сказала тем временем Ванга, вынимая из стопки вещей юбку. – Глянь, я тебе по-другому связала, чем ты просила. Тебе в такой лучше будет.
Юбка словно была составлена из пестрых волн, которые переходили друг в друга – та посветлее, эта потемнее. Прежде чем ее вязать, Ванга покрасила Петкины нитки луковой шелухой.
– Ой, красота какая! – воскликнула соседка. – Иному зрячему так не углядеть и не связать, – добавила она. – Вот спасибо, Вангелия! Брынзы вам принесла.
Петка протянула Любке сверток. У Любки аж слюнки потекли. Настоящая брынза! Давно они ее не ели. Вот если б была у них корова… Но зачем мечтать о том, что никогда не сбудется? Денег на корову им ни за что не накопить.
– Пряжа от твоей юбки осталась, – сказала Ванга. – Возьми обратно.
– Не надо, – махнула рукой Петка. – Себе что-нибудь свяжи. Или детям.
«Мне, мне!» – чуть не выкрикнула Любка.
Ей так нравилась эта пестрая пряжа! Но все-таки она сдержалась: Ванга столько раз говорила ей, что клянчить ничего нельзя – люди сами дадут, что посчитают нужным.
Тем временем во двор вошла Радана, соседка из дома через улицу.
«А она зачем пришла? – удивилась Любка. – Ничего ведь не заказывала».
Радана несла большой узел.
– Ванга, мне вязать не надо, – сказала она. – Я сама принесла вот… Тебе впору будет.
Ванга взяла добротный жакет, который Радана вынула из узла. Провела ладонями по рукавам, по обшлагам.
– Сестра твоя умерла? – спросила она.
«Разве у Раданы сестра есть?» – подумала Любка.
– Да… – удивленно проговорила та. – А кто тебе сказал? Она в Петриче жила. Я только-только с похорон вернулась. Ты не думай, сестра моя добрая женщина была.
Ванга снова погладила жакет по плечу – так, словно и не одежда это была, а человек, – и кивнула:
– Да. Добрая.
– Возьми ее одежду, Вангелия, – тихо сказала Радана.
– Спасибо. Возьму, – перекрестившись, ответила Ванга.
Все женщины, собравшиеся во дворе Сурчевых, перекрестились тоже. Одни с благоговением, другие с плохо скрываемой опаской.
– Мы пойдем? – с этой самой опаской сказала Петка.
– В добрый час, – ответила Ванга.
Она проводила соседок до выхода со двора и уже повернулась, чтобы идти в дом.
– Ванга! – раздалось вдруг.
Любка обернулась. Женщина, шедшая по улице, была ей незнакома. Да и мало сказать незнакома – Любка вообще никогда не видела таких женщин. Таких красивых, таких… тонких, вот каких! Тонкими были все черты ее лица, а то, что пепельные волосы были собраны в простую прическу и убраны под шляпку, почему-то делало ее облик совсем воздушным. Любка даже рот открыла – вот это красота!
Если Любка удивилась, увидев незнакомку, то Ванга не удивилась, а просияла. Счастье осветило ее лицо так, словно внутри, под изуродованными веками незрячих глаз, зажглись лампадки.
– Ольга! – воскликнула она. – Ты ко мне приехала!
И обе они бросились друг к другу, и обе заплакали.
«И чего плачут? – удивилась Любка. – Радость у них, видно же!»
Но кто их поймет, таких, как Ольга? Из другой они жизни, и из всех, кого знала маленькая Любка, только ее сестре Вангелии удалось в той жизни побывать.
Васил и Томе уже уснули. Отец бывал дома редко, и на мальчишек ложилась вся тяжелая работа, вот и устали они за день. Да к тому же вечером был ведь настоящий пир: Ванга приготовила для Ольги баницу – пригодилась Петкина брынза. Все дети с благоговением смотрели, как Вангелия замешивает тесто, как свивает из него длинную трубочку, начиненную брынзой, делает из этой трубочки круглый пирог и ставит его в печь. Ольга потом сказала, что такой вкусной баницы не ела за все годы, что живет в Болгарии.
Вот и спали теперь братья, как сытые котята, и Любка уснула бы, если б не любопытство. Интересно же, о чем говорят Ванга с Ольгой! Любка стояла в доме у приоткрытой двери и прислушивалась к их разговору.
Палисадник, в котором Ванга посадила цветы, начинался у самого порога, так что ей слышно было каждое слово. Только вот ничего она не понимала в разговоре своей сестры с ее подругой… И как такое может быть? Вроде каждое слово понятно, а все вместе – про что они?
– Я так рада, что ты приехала, Ольга, – сказала Ванга.
– А я боялась, что ты не обрадуешься мне.
– Ты что! – изумилась Ванга. – Почему так подумала?
– Боялась разбередить тебе душу, – объяснила Ольга. – Я подумала: может быть, ты теперь стараешься забыть прошлое. А я ворвусь с ненужными воспоминаниями.
– Нет, Ольга, прошлого я не боюсь. – Ванга печально улыбнулась. – Мне только сначала больно было вспоминать все, что я потеряла. Я даже…
Она замолчала, словно захлебнулась.
– Что? – с тревогой спросила Ольга.
– Я, когда домой вернулась, то думала, что лучше мне будет больше не жить, – закончила Ванга.
– Ванга, милая, ну что ты!
Ольга обняла ее.
– Ничего. Это уже прошло, – сказала Ванга.
Они посидели немного в молчании.
– У тебя здесь жизнь такая… непростая, – наконец произнесла Ольга.
– Нищая, ты хочешь сказать? – усмехнулась Ванга.
– Бедная, – смутилась Ольга.
– Нищая, нищая. Но знаешь… Сначала я говорила себе: ничего не поделаешь, надо смириться. А потом…
– Смирилась?
– Не то что смирилась… Просто для меня неважно стало – бедность, богатство.
– А что для тебя важно? – помолчав, спросила Ольга. – Ты извини, что я так спрашиваю. Честно тебе скажу, я ужаснулась, когда увидела тебя здесь. Нет, твои братья и сестричка очень хорошие. Они тебя любят, это видно. Но все-таки… Ведь ты успела привыкнуть к совсем другой жизни. А здесь все так… беспросветно.
– Мне кажется, вся моя жизнь скоро переменится, – задумчиво сказала Ванга.
– Ты хочешь уехать отсюда? Ванга, если тебе нужна помощь… – встрепенулась Ольга.
– Нет. По-другому переменится. Все во мне будет другое, новое. Я пока не могу сказать, какое, но чувствую: это будет. – Тут она встряхнула головой и сказала: – Ольга, но почему ты все время про меня говоришь? Ведь у тебя у самой печаль на сердце большая.
– Да нет, ничего… – пробормотала Ольга.
– Я чувствую, – возразила Ванга. – Ты печалишься из-за человека, которого не любишь. Тебе не надо быть с этим человеком, – твердо сказала она. – Он тоже не любит тебя. Он злой человек. – И помедлив мгновение, словно прислушиваясь к чему-то, повторила: – Да, злой.
– Откуда ты знаешь? – изумленно спросила Ольга.
Тут Любка не выдержала и распахнула дверь.
– Наша Ванга все знает! – с гордостью воскликнула она. – Все-все! Завтра сама увидишь.
– Почему завтра? – улыбнулась Ольга.
Любка тоже улыбнулась – загадочно.
– Завтра праздник. День Сорока мучеников, – сказала она. – Будет так красиво!
«В самом деле, красиво», – думала Ольга, глядя, как плывут по воде разноцветные венки.
Девушки положили их на воду поперек ручья – так, чтобы получился мост. И каждая старалась, чтобы ее венок был самым замысловатым, самым ярким.
– Похоже на какой-то обряд, – заметила Ольга.
– Обряд и есть, – кивнула Милана.
Она жила в соседнем с Сурчевыми дворе и считалась самой красивой девушкой в селе.
– Какой же? – с интересом спросила Ольга.
– Если на День Сорока мучеников девушка венок на воду положит, то во сне своего суженого увидит. Он к ней по мосту из венков придет, – объяснила Милана.
Ольга постаралась скрыть улыбку. Очень уж серьезно относится эта сельская девушка к обычной красивой легенде, и не стоит обижать ее городским скепсисом.
Но самое интересное началось даже не в сам праздничный день, а наутро после него.
Во двор к Сурчевым потянулись молодые незамужние соседки, те самые, что выкладывали поперек ручья мост из венков. Ванга встречала их, сидя на низенькой скамеечке возле дома.
Первой появилась Петка. Она и через двор еще не перешла, когда Ванга громко сказала:
– Никого ты не видела.
– Да, Ванга, – вздохнула Петка. – И венок сплела, и на воду его положила. А во сне никого не увидела.
– Ничего, потерпи, – уверенно сказала Ванга. – Твой суженый позже придет.
– Да сколько ж мне ждать? – еще тяжелее вздохнула Петка. – Перестарок уже…