Несколько часов назад Тристан отослал Гэри и новую гувернантку в парк, а сам принял Дженнингса, пришедшего с очередным отчетом. Дженнингс еще не определил источник скандальных слухов о Гарете, но выяснилось, что печатник закрыл свою типографию сразу после выхода памфлета и очень «вовремя» перебрался в Уэльс.
По словам Дженнингса, Гарет и Фиск занимались своими обычными делами и герцог редко покидал дом. Зато Фиск ежедневно посещал Энсли, что, по мнению Тристана, было вполне естественно – ведь адвокаты постепенно возвращали Гарету все его имущество. Кроме того, Фиск еще дважды побывал в «Ковент-Гардене», но Дженнингс так и не узнал, что за человек открывал ему дверь, хотя выяснил, что Фиск всегда приходил после окончания репетиций спектакля «Генрих Восьмой». Дженнингс предполагал, что он встречался с одной из актрис, а человек, открывавший дверь, помогал любовникам.
Но самым интересным стало известие о том, что три дня назад Фиск гулял в Гайд-парке. Гулял в тот самый день, когда он, Тристан, встретился там с Софи.
Может, Фиск следил за ними по приказу Гарета? Но если так, то Гарет уже узнал об их встрече. Неужели снова запер ее в доме?
Тристан прижался лбом к оконной раме и скрипнул зубами. Как же он ненавидел себя за неспособность защитить ее. Впрочем, она и сама могла защитить себя… Но ему недоставало простого общения с ней. И конечно же, тепла ее тела…
Внезапно какое-то движение внизу привлекло его внимание. Оказалось, что это Фиск и Энсли поворачивали за угол. Фиск казался высоким и стройным рядом с кругленьким поверенным – тот сегодня был во фраке крайне непривлекательного, но модного красновато-коричневого цвета. Дойдя до крыльца его дома, они остановились и о чем-то поговорили. Затем поверенный вручил своему спутнику небольшой запечатанный пакет, и Фиск сунул его в нагрудный карман. После чего они пожали друг другу руки, и Энсли направился обратно. Фиск же воззрился на фасад дома и простоял так довольно долго. Причем лицо его при этом… Тристан никогда прежде не видел подобного выражения у обычно улыбчивого и добродушного мистера Фиска. Сейчас лицо его было искажено лютой ненавистью. Но откуда такая злоба? Почему?..
Тристан судорожно сглотнул; ему стало не по себе.
А Фиск наконец-то подошел к двери, и через несколько минут в комнату вошел Стидмен.
– Мистер Фиск просит принять его, милорд, – сообщил дворецкий.
– Да, разумеется. Просите.
Стидмен кивнул и закрыл дверь.
Тристан подошел к буфету красного дерева, чтобы налить себе бренди. Услышав шаги, он повернулся к двери. Разумеется, Фиск изобразил обычную доброжелательность. Тристан же проговорил:
– Добрый день, Фиск. Бренди?
Визитер с любезной улыбкой поклонился.
– Добрый день, милорд. Нет, спасибо, я не буду пить.
И тут Тристан вдруг сообразил, что никогда не видел Фиска пьющим спиртное. Ни портвейна, ни обычного бренди. Ни даже вина за обедом.
– Значит, вы трезвенник, мистер Фиск?
– Совершенно верно, – кивнул гость. – Я пытаюсь избегать спиртного и табака.
Тристан повертел в пальцах свой бокал.
– Позвольте спросить: а почему?
Фиск с невозмутимым видом ответил:
– Потому что мой отец был пьяницей. А мы, я имею в виду себя и своего брата, мы находили его поведение омерзительным. Особенно его поведение по отношению к нашей матери.
– Вот как? Очень жаль, сэр…
Фиск улыбнулся и добавил:
– Мой отец давно умер, и я его почти не помню. Знаю только, что не хотел бы походить на него.
– Да, разумеется. Это вполне понятно. – Тристан указал на кресла: – Прошу, устраивайтесь поудобнее, сэр.
Фиск опустился в одно кресло и скрестил ноги. Тристан же устроился напротив, на диване.
– Откуда вы родом, Фиск? – спросил он.
– Из Лидса, милорд.
– И ваша матушка все еще живет там?
– Нет, милорд. Моя мать скончалась от воспаления легких несколько лет назад.
– А ваш брат жив?
Гость долго молчал. Наконец ответил:
– Он был лейтенантом в армии его величества и погиб при Ватерлоо.
– Простите. Очень сожалею.
– Спасибо, милорд.
– Итак… – Тристан откашлялся. – Что же привело вас сюда в этот прекрасный день?
Фиск пожал плечами.
– Откровенно говоря, я просто проходил мимо и захотел посмотреть, как вы поживаете, милорд.
Тристан вежливо улыбнулся; он-то видел лицо Фиска перед тем, как тот вошел в дом.
– Я здоров, спасибо, – ответил хозяин. – И я очень доволен, что сумел нанять прекрасную гувернантку для сына.
– Чудесные новости! – Фиск просиял. Мгновенно став серьезным, заявил: – Но я имел в виду вашу разлуку… с герцогиней. Наверное, вам сейчас очень трудно. Только не обижайтесь, милорд. Я просто хотел узнать, не могу ли чем-то помочь.
– Я ценю ваше участие, – процедил Тристан сквозь зубы. Пожав плечами, добавил, откровенно солгав: – Знаете, я решил, что не стоит сидеть на месте. И собираюсь покинуть город.
– Оставить Лондон в то время, когда вы готовитесь подать апелляцию?! – поразился Фиск.
– Ну, видите ли, мои адвокаты говорят, что шансы оспорить решение суда почти равны нулю, так что… – Тристан снова пожал плечами.
– Я тоже так думаю, милорд, – кивнул Фиск. – И поверьте, я очень сожалею.
– Спасибо, сэр, – кивнул Тристан.
После некоторого раздумья гость спросил:
– Значит, вы намерены покинуть Лондон, хотя сессия парламента в полном разгаре?
– Думаю, так будет лучше. Хочу исчезнуть хотя бы на время. Пока сплетни не улягутся.
– Да, понимаю, милорд. Ведь теперь, когда по городу ходят слухи о вашей встрече с ее светлостью в Гайд-парке… – Заметив гримасу Тристана, гость резко вскинул руку. – Нет-нет, милорд, не собираюсь уведомлять Кола о ваших свиданиях.
– Свиданиях? – с угрожающим видом переспросил Тристан. – Одна случайная встреча в Гайд-парке – это свидание?..
– Разумеется, нет, милорд. Я просто неудачно выразился.
«Но зачем Фиск следил за Софи, если не собирался рассказывать обо всем Гарету?» – думал Тристан. Постучав пальцами по подлокотнику дивана, он спросил:
– Ведь вы не станете распространять ложь, которая может повредить репутации герцогини?
Глаза Фиска превратились в круглые карие озера.
– Конечно, нет, сэр! Я всего лишь хочу уберечь хрупкие нервы Гарета… от нового удара. Последнее время он просто не в себе, и ситуация усложняется приездом его тетки и сестры.
Тристан вынудил себя оставаться спокойным. И даже одобрительно кивнул гостю.
– Я поражен, сэр, вашей безграничной преданностью его светлости.
– Спасибо, милорд. – Фиск вдруг улыбнулся. – Видите ли, герцог был справедливым и храбрым командиром. Он каждого знал по имени и считал, что мы, его подчиненные, – лучшие солдаты во всей армии. Когда же я увидел его в Бельгии… О Боже, я глазам своим не поверил. Меня глубоко опечалило его состояние. – Прижав руку к сердцу, Фиск продолжал: – За то время, что мы провели вместе, к герцогу начала возвращаться память и… Поверьте, милорд, это были самые значительные дни в моей жизни. Сознавать, что я могу помочь этому человеку, могу привезти его домой, к людям, которые любят его, думают о нем… О, милорд, да ведь и вся Англия его обожествляет… Так вот, я осознал, что в моей жизни нет и не будет ничего важнее. Герцог оказал мне огромную честь, назвав своим другом, и я готов служить ему всеми силами – и так долго, как он позволит.
Тристан откинулся на спинку дивана и, нахмурившись, пробормотал:
– Да, понимаю. Даже представить не могу, что испытывал бы на вашем месте.
– Могу я сказать вам кое-что по секрету, милорд? – неожиданно спросил Фиск.
Тристан утвердительно кивнул:
– Разумеется.
– Да, милорд, мне кажется… его светлость в ужасном состоянии. Откровенно говоря, я боюсь, что он на грани безумия.
Тристан ничем не выдал того, что уже был знаком со сплетнями, распространявшимися по городу очень быстро. Но к чему Фиск говорил об этом сейчас? Может, старался завоевать его доверие? И если так, то с какой целью? Хм… наверное, следовало побольше разузнать об этом человеке… Странно, что никто из его, Тристана, знакомых ничего не слышал о Фиске. А секретарь в штаб-квартире генерал-адъютанта не смог найти никаких сведений о лейтенанте Фиске. Мало того, все записи, касавшиеся полка Гарета за тысяча восемьсот пятнадцатый год, отсутствовали.
Но более всего Тристан беспокоился за Софи. И если в словах Фиска была хоть какая-то доля правды, следовало срочно что-то предпринимать.
– Ужасные новости, Фиск, – заметил Тристан, помолчав. – Но что он такого сделал? Что пробудило у вас подобные подозрения?
– Ужасные новости, Фиск, – заметил Тристан, помолчав. – Но что он такого сделал? Что пробудило у вас подобные подозрения?
– Кол склонен… к припадкам, милорд. Я пытаюсь скрыть их от окружающих, даже от слуг, но боюсь, они стали свидетелями некоторых из них.
– А что за припадки?
– Он рвет и мечет. Страдает от каких-то видений, ужасающих кошмаров, от призрачных сцен битвы при Ватерлоо.
– Когда это бывает?
– По большей части среди ночи. Я часто засиживаюсь допоздна, а моя спальня почти рядом с его комнатой, так что я слышу, когда оттуда доносятся крики. Конечно, я немедленно бегу туда и стараюсь успокоить его. Но поймите, милорд, меня это очень тревожит.
– Вы считаете Гарета способным на насилие? – спросил Тристан.
– Не уверен, милорд, однако… Вы не единственный, кому он угрожал пистолетом.
– Вот как? – Тристан насторожился. – Кому же еще он угрожал?
– Дворецкому Коннору.
– Но зачем? Почему?
Фиск со вздохом покачал головой.
– Милорд, я не уверен, что все правильно, но, по-моему, все дело в том, что дворецкий неожиданно вошел, когда герцог был погружен в работу.
Тристан в задумчивости кивнул. Походило на правду. Со времени своего возвращения Гарет не выносил слуг. Но неужели он мог угрожать и женщинам?
– Вы считаете, Фиск, что мой кузен может угрожать и дамам?
Гость пожал плечами:
– Трудно сказать, милорд. В такие моменты, когда Кол становится непредсказуемым… – Он помолчал. – Но думаю, что леди Миранда в полной безопасности, так как ее по большей части держат подальше от него. А леди Бертрис и Ребекка редко бывают дома. Но вот ее светлость… – Фиск вздохнул. – Не могу ничего утверждать, милорд… Поверьте, милорд… Мне не хотелось бы расстраивать вас, но… Впрочем, не беспокойтесь, я присматриваю за дамами, и если Кол опять разбушуется, я сделаю все необходимое, чтобы их защитить.
– Не стоит недооценивать герцогиню, Фиск. Она вполне способна постоять за себя.
Гость энергично закивал:
– Да-да, конечно. Я это заметил. Мы с ней стали хорошими друзьями и даже собираемся через два дня посетить вместе театр.
Тристан с удивлением взглянул на гостя, а тот как ни в чем не бывало пояснил:
– Мы с ней решили пойти в «Ковент-Гарден» на новую мелодраму, милорд.
Сделав большой глоток из своего бокала, Тристан пробормотал:
– Прекрасно, Фиск. Уверен, что Софи ждет этого дня с таким же нетерпением, как и вы.
– Надеюсь, что так, милорд.
Тристан заставил себя улыбнуться, хотя ему ужасно хотелось схватить этого наглого выскочку за шиворот и вытрясти из него все лицемерие. Впервые ему показалось, что Фиск насквозь фальшив и что под его угодливой улыбкой скрывалось нечто зловещее. Или, может быть, он совершенно потерял голову и теперь предается глупым фантазиям?
– Я рад вашему приходу, Фиск, – пробурчал Тристан. – И счастлив, что вы присматриваете за моей семьей. Понимаю, что вы пришли ко мне из чистого сострадания, сэр. И за это я вам весьма благодарен.
Мистер Фиск деликатно кашлянул в платочек и проговорил:
– Представляю, сколько неприятностей пришлось вынести вам и вашему сыну, милорд. Да… так куда вы собираетесь?
– Скорее всего на север. Хочу навестить своих родственников в Йоркшире, – ответил Тристан. Возможно, он действительно уедет на время из Лондона. Но сначала ему необходимо повидать Софи.
Доктор Макалистер оказался коротышкой с седыми волосами, ярко-голубыми глазами, розовыми щеками и дружеской улыбкой. Софи невзлюбила его с первого взгляда, но Гарет, по настоянию мистера Фиска, нанял именно этого доктора.
Мистер Макалистер приехал на следующий день после прибытия Ребекки и тети Бертрис. Он прописал пациенту какое-то омерзительное на вкус лекарство, которое только ухудшило настроение Гарета и вызвало новые кошмары. Прошедшей ночью Софи почти час держала Гарета в объятиях, умоляя проснуться. Пробудившись, он едва ее узнал и почти сразу же снова впал в глубокий сон, а утром ничего не мог вспомнить. Софи была абсолютно уверена, что всему виной зелье доктора Макалистера. Она попыталась убедить в этом Гарета, но тот отмахнулся от нее, заявив, что этот доктор – один из самых известных лондонских специалистов по душевным расстройствам.
…И вот сейчас Софи стояла у кровати, наблюдая, как лекарь пускал Гарету кровь. Когда она спросила, почему он применил именно такое лечение, доктор Макалистер десять минут читал ей лекцию о «вредных гуморах», но, по мнению Софи, речь его не имела ни малейшего смысла; она не понимала, что общего между «вредными гуморами» и памятью ее мужа.
Гарет лежал на животе, прикрытый до бедер тяжелым темно-красным покрывалом, а черные пиявки, прикрытые маленькими стеклянными сосудами, усеяли его обнаженную спину и жадно высасывали кровь, раздуваясь на глазах.
Софи стало нехорошо, и она отвернулась.
– Прекрасно! Некоторые начинают отваливаться! – жизнерадостно объявил доктор Макалистер. – Можете снять остальных, мисс.
Послышалось журчание – это горничная лила воду на оставшихся пиявок, чтобы они отвалились от Гарета.
Он тихо застонал и обратился к доктору:
– А нет ли у вас средства от ночных кошмаров? Моя жена говорит, что прошлой ночью я ее не узнал. Я был в тисках сна. Боюсь, я ее пугаю.
Доктор в задумчивости нахмурил лоб.
– Но, ваша светлость, все это обычное воздействие войн и сражений. Ваши кошмары, возможно, никак не связаны с потерей памяти.
– Но все же… Неужели с ними ничего нельзя поделать?
– Хммм… подумаю. Позвольте мне справиться в книгах. Посмотрю, нельзя ли найти приемлемое решение. Но вы должны понимать: все, что я пропишу, нужно принимать вместе с тем средством от потери памяти, которое я уже вам дал.
– Да, разумеется.
Гарет сел в постели и, покачнувшись, потянулся за рубашкой.
«Боже, сколько же крови они у него высосали?!» – мысленно воскликнула Софи, стиснув зубы. Следовало прекратить это безумие! Возможно, память со временем вернется, возможно, нет, – но неужели стоило так страдать из-за этого?! Она была уверена, что Макалистер шарлатан.
Тяжело вздохнув, доктор продолжал:
– По правде говоря, ваша светлость, ваше здоровье может даже ухудшиться, прежде чем настанет улучшение.
Гарет с подозрением прищурился:
– Что вы имеете в виду?
– Рассудок – вещь хрупкая, ваша светлость. Представьте себе детскую игрушку, кубики. Когда вы строите из них замок для того, чтобы создать прекрасную башню, часто бывает необходимо сломать часть уже построенного и строить заново. Иногда приходится делать это снова и снова, пока не достигнешь идеального результата – учитывая размер и форму кубиков. Так вот, разум человеческий – нечто подобное. Приходится утратить его часть, чтобы обрести целое.
Софи в изумлении уставилась на доктора. «Какой вздор! – думала она. – Неужели этот человек считает, что Гарету должно стать хуже перед тем, как наступит выздоровление?! Ведь он и так с каждым днем вспоминает все больше и становится все сильнее безо всякого лекарства!»
Софи твердо решила, что не допустит подобного лечения.
– Вам письмо, миледи.
Софи с раздражением схватила листок бумаги с серебряного подноса, протянутого слугой. На конверте не было адреса, что явно свидетельствовало о том, что письмо написал ее неугомонный муж.
Она почти весь день спорила с Гаретом насчет доктора Макалистера. Наконец после пятичасового чая, за которым царила напряженная атмосфера, он крикнул, что она «фурия, которая не желает его исцеления».
Слишком раздосадованная, чтобы выразить удивление его поведением – вне всякого сомнения, также вызванным ядовитым зельем, – она назвала его упрямым болваном. А он после этого ринулся вон из комнаты и на весь день заперся в кабинете.
Но теперь, когда она вот-вот должна была отправиться в театр вместе с мистером Фиском и Бекки, муж решил послать ей записку. А ведь мог бы поговорить с ней еще несколько часов назад!
Когда дверь за слугой закрылась, Софи развернула записку.
«Так и быть. Я воздержусь от лечения доктора Макалистера, пока мое состояние будет продолжать улучшаться. И пока память снова не подведет меня».
Он несколько раз подчеркнул слово «пока». Но почему же Гарет так мало верил в то, что непременно поправится? Ведь всем было ясно, что он выздоравливал… Господи, что за упрямец!
А последняя строчка гласила: «Предсказываю, что позову его снова через неделю или даже раньше».
Софи смяла листок. Если дойдет до этого, она заменит мерзкое снадобье доктора снотворным, которое приготовит сама. Приготовит безвредный отвар ромашки, лимона и мяты.