С каждой прибывшей группой слышны крики облегчения родственников, которые ныряют под веревку, чтобы увести своих мужей, жен, детей, родителей, братьев и сестер.
Мы стояли на морозе, ночь сменила день, землю усыпало легким снегом.
Лифты двигались все медленней и медленней, и выгружали все меньше людей.
Я опустилась на землю, прижала руки к золе, крайне нуждаясь чтобы моего отца спасли.
Не знаю, существует ли чувство большей безпомощности, чем когда ты пытаешься дождаться спасения человека, которого ты любишь, находящегося в подземной ловушке.
Раненные.
Трупы.
Всю ночь в ожидании.
Незнакомцы укрывают вас одеялями.
Кружка чего-то горячего, к который вы не притрагиваетесь
И наконец, на рассвете, огорчение на лице капитана шахты, которое может означать только одно.
Что нам теперь делать?
"Китнис! Ты там?" вероятно в данный момент Хеймич рассматривает вариант кандалов для головы.
Я опускаю руки.
"Да.
"Зайди внутрь.
На случай, если Капитолий попытается предпринять ответные действия, при помощи оставшихся воздушных сил," инструктирует он.
"Да", повторяю я.
Все кто на крыше, за исключением солдат с автоматы, начинают продвигаться внутрь.
Пока я спускаюсь по лестнице, я не могу сдержать и провожу пальцами по белым незапятнанным мраморным стенам.
Такие холодные и красивые.
Даже в Капитолии, нет ничего, что было бы под стать великолепию этого старого здания.
Но они ничего не дают - они лишь только забирают мое тело и мое тепло.
Камень всегда побеждает людей.
Я сижу у основания огромной колонны в самом большом зале.
Через двери я могу видеть пространство белого мрамора из которого сделаны ступени на площади.
Я помню как мне было дурно в тот день, когда мы с Питои принимали поздравления с победой в Играх.
Этот ненавистный Тур Победителей, мой провал в попытке успокоить дистрикты, передо мной проходят воспоминаниям о Клови и Като, и в часности ужасная смерть Като от переродков.
Богс присаживается рядом со мной, его кожа в темноте мертвенно-бледная.
"Ты знаешь, что мы не взорвали тунель для поезда.
Некоторые из них смогут выбраться."
"И потом мы застрелим их, как только они покажутся?" спрашиваю я.
"Только если будем вынуждены", отвечает он.
"Мы можем отправиться туда на поезде.
Помочь эвакуировать раненных", говорю я.
"Нет.
Мы решили оставить тунель в их полном распоряжении.
Таким образом, они могут использовать все методы спасения людей." говорит Боггс.
"Кроме того, это время позволит нашим солдатам на площади перевести дух."
Несколько часов назад площать была нейтральной территориеи, на передней линии сражения между повстанцами и миротворцами.
Когда Коин одобрила план Гейла, повстанцы начали усиленное наступление, и в то время как Орех упал повстанцы отодвинули силы Капитолия назад на несколько блокад, что дало нам возможность контролировать железнодорожную станцию.
Но это не потребуется.
В действительности погибли все.
Никто не спасется и не появится на площади.
Я могу слышать начинающиеся снова выстрелы, это миротворцы пытаются пробить путь для спасения своих товарищей.
Наши солдаты противостоят этому в настоящее время.
"Ты холодная," говорит Богс.
"Пойду посмотрю, может я найду одеяло."
Он успел уйти быстрее, чем я возразила.
Я не хочу одеяла, даже если мрамор будет продолжать высасывать тепло из моего тела.
"Китнисс" раздается голос Хеймича у меня в ухе.
"Все еще здесь", отвечаю я.
"Сегодня произошел интересный поворот в состоянии Пита.
Думаю ты захочешь узнать об этом". говорит Хеймич.
Интересный - не значит хорошо.
Это не лучше.
Мне не остается ничего другого, как слушать.
"Мы показали ему клип, где ты поешь "Виселицу".
Этого никогда не было в эфире, так что Капитолий не мог это использовать, когда превращал Пита в одержимого.
Он говорит, что узнал песню."
На мгновение мое сердце пропускает удар.
Потом я понимаю, что это лиш влияние яда ос убийц.
"Он не мог, Хейтмич.
Он никогда не слышал, как я пою эту песню.
"не ты.
Твой отец.
Он слышал его пение однажды, когда тот приходил торговать в пекарню.
Пит был маленьким, лет шесть-семь, но он запомнил это, потому что он специально слушал, чтобы увидеть ,если птицы перестанут петь.
"Уверен они прекращали."
"Шесть или семь.
Это было бы перед тем, как моя мать запретила песню
Примерно в это время я выучила ее.
"Я там тоже была?"
"Не бери в голову.
Конечно, все еще нет воспоминаний о тебе.
Но это первая связь с тобой, которая не вызвала у него умственного помешательства," говорит Хеймич.
"Это уже кое-что, Китнисс."
мой отец
кажется,сегодня он присутствует везде
Погибает в шахте.
Поет и пробивает путь в затуманенное сознание Пита.
Мерцет во взгляде, которым Боггс одаривает меня, когда он в покровительственном жесте укутыкает мои плечи в одеяло.
Я так сильно скучаю по нему, что это причиняет боль.
Стрельба на улице усиливается.
Гейл с спешит с группой мятежников, страстно желая поучавствовать в бою.
Я не прошусь в бой, они бы все равно меня не пустили.
Да я все равно не в состоянии, в моей крови нет тепла.
Я хочу, чтобы Пит был здесь- старый Пит - он был бы в состоянии объяснить, почему неправильно применять огонь, когда люди, любые люди, пытаются выбраться из горы.
Или моя собственная история делает меня слишком чувствительной? Разве мы не на войне? Разве есть другой способ убить наших врагов?
Ночь наступает быстро.
Огромные, яркие прожекторы включены, освещая площадь.
Каждая лампа должна гореть в полную мощность на территории вокзала.
Даже с моей позиции я ясно вижу всю площадь, через зеркальное стекло расположенное по всей длине здания.
Не возможно пропустить прибытие поезда или даже человека.
Но проходят часы и никто не выходит.
С каждой минутой становится все трудно предположить, что кто-либо пережил нападение на Орех.
Ближе к полуночи, приезжает Крессида, и прикрепляет микрофон к моему костюму.
"Зачем это?" спрашиваю я.
Голос Хеймича объясняет мне.
"Я знаю, что ты этого не любишь, но нам нужно, чтобы ты произнесла речь."
"Речь?" говорю я, моментально меня начинает подташнивать.
" Я продиктую тебе каждое слово" уверяет он меня.
"Тебе только нужно повторять за мной.
Видишь, люди в горе не подают признаков жизни.
Мы выграли, но борьба продолжается.
Итак,мы подумали,что если ты отойдешь на пару шагов от Дома Правосудия и выложишь - скажешь всем, что Орех побежден, что присутствие Капитоли во Втором Дистрикте закончено - ты была бы в состоянии заставить остальную часть их сил их сдаться.
Я всматриваюсь в темноту окружающую площадь.
"Я даже не вижу остальных."
"Поэтому тебе и нужен микрофон" - говорит он
"Твой голос будет транслирован с помощью запасной системы воспроизведения, как и твоё лицо, которое смогут увидеть все, у кого есть доступ к экрану."
Я знаю, что есть несколько больших экранов на площади
Я видела их во время Тура Победителей.
Это могло бы помочь, если бы я хорошо смотрелась на экране
Но это не так.
Они пытались заставить меня повторять текст за дублёрами ранее, когда мы снимали первые ролики, но это был провал.
"Ты сможешь спасти множество жизней, Китнисс" в конце концов добавляет он.
"Хорошо.
Я попробую," отвечаю я ему.
Странно стоять на вершине лестницы, полностью экипированной, ярко освещённой, но не видеть аудиторию, к которой обращаюсь.
Как будто я снимаю шоу для жителей Луны.
Давайте побыстрее закончим с этим", говорит Хеймич.
"Ты слишком уязвима"
Моя съемочная команда, расположившаяся на площади, показывает, что они готовы.
Я говорю Хеймичу начинать, затем включаю микрофон и тщательно слушаю пока он диктует первую строчку речи.
Огромное изображение меня появляется на одном из экранов на площади и я начинаю.
"Люди Второго Дистрикто, я - Китнисс Эвердин нахожусь рядом с вашим Домом Правосудия, где-" Пара поездов подъезжают друг за другом.
Двери открыты и люди выскакивают из облака дыма, который они привезли из Ореха.
Они должно быть подозревали, что их ждет на площади, потому что вы можете видеть, что они уклончиво пытаются действовать.
Большинство из них падают на пол и начинают стрелять.
Они прибыли вооруженными, как Гейл и предсказывал, но все же они раннены.
Стоны можно услышать в тихом ночном воздухе.
Кто-то выключает свет на лестницы, оставляя меня защищённой тьмой.
Огогнь врывается на станцию, видимо один из поездов горит. Густой чёрный дым валит из окон вагонов.
Не имея другого выбора, люди выбегают из вагонов на площадь, задушенные дымом, но угрожающе поднимающие оружие.
Я пробегаю глазами по крыше здания, окружающего площадь.
Каждая крыша укреплена повстанцами с пулеметными гнездами.
Лунный свет отражается бликами на бочках с нефтью.
Молодой человек отходит от станции, одна рука, прижата к кровавой ране на щеке, другяя тянет оружие.
Когда он покачнувшись падает на живот, я вижу ожоги на его спине и кровавую плоть под ними.
Я понимаю, что он - лишь жертва взрыва.
Мои ноги сами начинают спускаться по лестнице и я бегу к нему.
"Остановитесь!" кричу я мятежникам.
"Остановите огонь". Эхо усиливает мой голос, разнося его по площади
"Остановитесь!" Я приближаюсь к молодому человеку, достигая вниз, чтобы помочь ему, когда он тянется в коленям и выставляет оружие мне в голову.
Я инстинктивно отступаю на несколько шагов, поднимаю свой лук над головой, чтобы показать, что я не опасна.
Когда обе его руки оказываются на оружии, я замечаю рваное отверстие в его щеке, что-то - возможно падающий камень - прорезало плоть.
Он пахнет горящими вещами, волосами и мясом и топливом.
В его глазах смешались боль и страх.
"Замри," шепчет Хеймич мне в ухо
Я следую за его приказу, понимая, что весь Второй Дистрик, возможно весь Панем, видит меня на экране в данный момент.
Сойка-пересмешница во власти человека которому нечего терять
Его слова едва можно разобрать.
"Приведите мне хоть одну причину по которой, я не должен стрелять в тебя."
Весь мир замер.
Есть только я смотрящая в несчастные глаза человека от Ореха, который просит назвать одну причину.
Конечно, я должна быть в состоянии придумать тысячи.
Но единственны слова, которые слетают с моих губ,
"Я не могу".
Логически, следующей вещью, которая должна произойти, является то что человек нажимает спусковой ключек
Он озадачен, пытаясь понять мои слова.
Я испытываю смущение, так как понимаю, что сказала чистую правду, и благородный импульс, который понес меня на площадь, заменяется отчаянием.
"Я не могу.
Это проблема, не так ли?" я опускаю лук.
"Мы разрушили вашу шахту.
Вы сожгли дотла мой Дистрикт.
У нас есть причина убить друг друга.
Так что сделай это.
Сделай Капитолий счастливым.
Я не буду убивать их рабов за них."
Я кладу лук на землю и толкаю его ботинком.
Он скользит по камням и останавливается у его колен.
"Я не их раб," бормочет мужчина.
"А я да" - говорю я.
"Из-за этого я убила Катона.
.
.
и он убил Треш
.
.
и он убил Мирту.
.
.
и она пыталась убить меня.
Это просто идет по кругу и кто победит? Не мы.
Не Дистрикты.
Всегда Капитолий.
Но я устала быть частью игр"
Пит.
Ночью на крыше перед нашими первыми Голодными Играми.
Он понял все это еще до того как мы ступили на арену.
Я надеюсь, что он смотрит это сейчас и вспомнит ночь когда это произошло и возможно простит меня, когда я умру
"Продолжай рассказывать.
Скажи о том, что видела как рушилась гора", настаивал Хеймич.
"Когда я увидела, что гора разрушена, я подумала.
.
.
они опять это сделали.
Заставили меня убить вас - людей в Дистрикте.
Но почему я сделала это? Дистрикт 12 и 2 никогда не воевали друг с другом, пока Капитолий не столкнул нас.
Молодой человек уставился на меня с непониманием.
Я опускаюсь перед ним на колени, мой голос низкий и настойчивый.
"И почему вы боретесь с мятежниками на крышах? С Лаймой, которая была вашим победителем? С людьми, которые были вашими соседями, возможно даже вашей семьей?"
"Я не знаю," говорит человек.
Но он не опускает оружие.
Я поднимаюсь и медленно поворачиваюсь по кругу к автоматам.
"А вы откуда? Я родом из горного
города.
С тех пор, когда одни шахтеры предают других шахтеров такой смерти, и затем стоят в стороне, чтобы убить, кому бы ни удастся уползти от щебня? ""Кто враг?" шепчет Хеймитч.
"Эти люди" - я указываю на раненных на площади- "не враги вам!" я поворачиваюсь к станции.
"Мятежники не наши враги! У всех нас есть один враг, и это - Капитолий! Это - наш шанс положить конец их власти, но мы нуждаемся в каждом человеке из каждого дистрикта, чтобы сделать это!" Камеры затрудняют меня, поскольку я протягиваю мои руки человеку, раненному, и одновременно неохотным мятежникам в Панем.
"Пожалуйста! Присоединитесь к нам!"
Мои слова повисают в воздухе.
Я обращаюсь к экрану, надеясь увидеть, что они снимают некоторую волну согласия, проходящего через толпу.
Вместо этого я вижу, как в меня стреляют.
.
Глава 16.
"Всегда.
В предрасветном сумраке, Пит прошептал мне это слово и я иду на его поиски.
Это призрачные, фиолетовые миры, в них нет жестких краев и много места, чтобы скрыться.
Я отталкиваю нежные облака, следуя за слабыми следами, и ловлю аромат корицы и укропа.
Как только я чувствую его руку на своей шее, я стараюсь прикоснуться к ней, но она растворяется, как туман сквозь пальцы.
Когда я, наконец, прихожу в себя, то осознаю, что нахожусь в больничной палате Тринадцатого.
Я понимаю, что была под действием снотворного сиропа.
Мои пятки были изранены от того, что я карабкалась по ветке и электрическому забору, а потом упала на территорию Двенадцатого.
Пит положил меня на кровать, и я попросила его остаться со мной, пока я не забудусь сном.
Он шептал мне что-то, но я не могла понять что.
Но какая-то часть моего мозга уловила то единственное слово, что он ответил, и, словно в насмешку, позволила этому слову выплыть из моих снов.
"Всегда.
"Морфий приглушает сильные эмоции, поэтому вместо горя я чувствую лишь пустоту.
Мертвая бездна стирает место, где раньше распускались цветы.
К сожалению, препарата проходящего по моим венам недостаточно для того, чтобы с могла проигнорировать боль в левой стороне тела.
Именно сюда попала пуля
Мои руки ощупывают плотную повязку вокруг ребер, и я удивляюсь, что я до сих пор здесь делаю.
Это был не он, не тот мужчина, что стоял передо мной на коленях на площади, один из тех, кто был в Орехе и получил ожоги.
не он нажал на спусковой курок.
Это был кто-то далеко в толпе.
По ощущениям это было больше похоже на удар молотом, чем на проникновение.
После этого удара, все покрылось туманным беспорядочным огнем.
Я пытаюсь сесть, но единственная вещь на которую я могу быть способна это - стон.
Белая занавеска, отделяющая мою кровать от кровати другого пациента, отдергивается, и я вижу Джоанну Мейсон, которая пристально смотрит на меня.
Сначала я чувствую угрозу, потому что она напала на меня на арене.
Я вынуждена напоминать себе: она сделала это, чтобы спасти мне жизнь.
Это было частью заговора мятежников.
Но тем не менее, это не означает, что она не презирает меня.
Быть может ее обращение со мной было спланировано Капитолием?
"Я жива", слабо говорю я.
"без шуток,безмозглая"
Джоанна подходит и плюхается на мою кровать, вызывая колющую боль в груди.
Она ухмыльнулась увидев, что доставляет мне дискомфорт. Я знаю, что мы не созданы для сцены теплых объятий.
"Что еще немного болит?" Со знанием дела она отсоединяет от моей руки капельницу с морфием и вкалывает себе в вену на изгибе руки.
"Они начали сокращать мне дозу несколько дней назад.
Боятся, что я превращусь в одну из тех фриков из Шестого.
Я брала у тебя его взаймы, когда берег был чист.
Не думал, что ты возразишь".
Возражать? Как я могу возражать, когда она была замучена до смерти Сноу после Двадцатипятилетия Подавленият? У меня нет никакого права возражать, и она знает это.
Джоанна вздыхает, когда морфий проходит по ее венам.
"Наверное в Шестом они занимались чем-то подобным.
Принимать наркотики и рисовать на теле цветочки.
Не такаю уж плохая жизнь.
По крайней мере они счастливее нас."
За недели, что меня не было в 13, она вернулась в свой вес.
На побритой голове отрости волосы, они помогают скрыть некоторые шрамы.
Но если она забирает предназначенный для меня морфий, значит она страдает.
"Главный доктор приходит каждый день.
Предполагает. что помогает мне выздоровить.
Как будто какой-то парень, который взю жизнь провел изучая лабораторных крыс, может излечить меня.
Полный идиот.
Примерно двадцать раз в день, он напоминает мне, что я в полной безопасности."
я вымучиваю улыбку