– За что?
– За измену Первому Гражданину Союза.
Губы Чанниса плотно сжались.
– Что тут происходит?
– Измена! Как я уже сказал. И мой долг – ее ликвидировать.
– Ваши доказательства? Или свидетельства, предположения, видения? Или вы сошли с ума?
– Нет. А вы? Или вы всерьез считаете, что Мул просто так посылает юных молокососов с
головокружительными миссиями? Уже тогда это мне казалось сомнительным. Я только понапрасну
терял время, сомневаясь в себе. Зачем он должен был послать именно вас? Потому что вы красиво
улыбаетесь и одеты с иголочки? Потому что вам только двадцать восемь лет?
– Вероятно потому, что мне можно доверять. Или объяснения, основанные на простой логике,
вас не устраивают?
– На самом деле – потому, что вам нельзя доверять. При виде того, как оборачиваются дела, это
объяснение выглядит достаточно логичным.
– Мы что, соревнуемся в парадоксах? Или это игра в слова – кто, говоря больше, скажет
меньше?
Бластер приблизился, а за ним – Притчер. Теперь он возвышался над молодым человеком.
– Встать!
Чаннис неторопливо подчинился. Его живот не свело, даже когда дуло бластера уперлось ему
в пояс.
Притчер сказал:
– Мул желал найти Второе Установление. У него это не вышло, и у меня это не вышло. Секрет,
который ни один из нас не в силах разгадать, должен быть укрыт весьма тщательно. Так что
оставалась одна неиспользованная возможность: найти такого разыскивающего, которому место
укрытия известно заранее.
– И это я?
– Судя по всему, именно так. Тогда я, конечно, не знал об этом, но если мой разум и
становится медлительным, он все равно движется в правильном направлении. Как легко мы
обнаружили Звездный Предел! Как удачно вы нашли нужное поле звезд Линзы из всех бесконечных
возможностей! И, сделав это, как успешно мы избрали именно нужную точку для наблюдения! Вы,
неуклюжий дурак! Или вы настолько недооцениваете меня, что решили, будто я способен проглотить
любую комбинацию невероятных случайностей, внезапно осенившую вас?
– Вы имеете в виду, что я слишком удачлив?
– Любой лояльный человек не мог бы и вполовину быть таким везучим.
– Значит, вы такого низкого мнения о моей везучести?
Бластер подался вперед, хотя только холодное поблескивание глаз выдавало нарастающий
гнев на лице, взиравшем на Чанниса.
– Просто Второе Установление вам платит.
– Платит? – безмерное презрение. – Докажите это.
– Или же вы находитесь под их умственным воздействием.
– Без того, чтобы это стало известно Мулу? Смешно.
– Мулу об этом известно. Именно это я и имею в виду, вы, лопоухий сопляк. Мулу об этом
известно. Неужто вы думаете, что иначе вам дали бы корабль – как какую-нибудь игрушку? Вы
привели нас ко Второму Установлению, как и предполагалось.
– Из этой собачьей чуши я пытаюсь выудить хоть какой-то здравый смысл. Например, какой
мне был резон вести вас ко Второму Установлению? Почему бы нам не рыскать по Галактике, весело
скакать туда-сюда, и найти не больше, чем вы?
– Из-за корабля. Потому что люди Второго Установления, явно нуждаются для самообороны в
атомном оружии.
– Вам придется придумать что-нибудь получше. Один звездолет не решает их проблем, а если
они думают, что изучив его, они смогли бы построить атомные энергостанции, то эти Вторые
Установители поистине безмозглые простофили. Я бы сказал, простофили того же порядка, что и вы.
– У вас будет возможность объяснить все это Мулу.
– Мы возвращаемся на Калган?
– Напротив. Мы остаемся здесь. А Мул присоединится к нам минут через пятнадцать. Вы
думаете, он не следил за нами, о мой проницательный, остроумный сгусток самодовольства? Вы
отлично разыграли роль приманки – только наоборот. Вы не заманили наших жертв – вместо этого вы
привели нас к нашим жертвам.
– Могу ли я сесть, – спросил Чаннис, – и пояснить все на пальцах? Пожалуйста.
– Вы останетесь стоять.
– Ладно, я могу говорить и стоя. Вы думаете, что Мул следил за нами, потому что в системе
связи был установлен гипертрассер?
Покачнулся ли бластер или ему показалось? Чаннис не мог бы в этом поклясться. Он сказал:
– Вы не выглядите удивленным. Но я не буду терять времени на сомнения. Да, я знал об этом.
А теперь, продемонстрировав, что мне известно то, о чем, по вашему мнению, мне знать не
полагалось, я расскажу кое-что, неизвестное даже вам.
– Вы позволяете себе слишком длинные вступления, Чаннис. А я-то думал, что ваше чувство
изобретательности смазано куда лучше.
– Определенная выдумка действительно имеется. Предатели – или вражеские агенты, если вы
предпочитаете этот термин – существовали в самом деле. Но Мул узнал об этом весьма необычным
образом. Понимаете, создалось впечатление, что кое-кто из Обращенных им людей подвергался
некоему странному воздействию.
На этот раз бластер дрогнул. Без сомнения.
– Я хочу это подчеркнуть, Притчер. Вот почему Мул нуждался во мне. Я – Необращенный.
Разве он не указал вам, что нуждается в Необращенном человеке? Независимо от того, сообщил ли он
вам истинную причину этого.
– Попробуйте что-нибудь другое, Чаннис. Если бы я был против Мула, я бы знал об этом, -
Притчер спокойно, быстро ощупал свое сознание.
Оно было прежним. Очевидно, этот человек лгал.
– Вы хотите сказать, что чувствуете верность Мулу. Вполне возможно. В верность не
вмешивались. Слишком было бы заметно, как сказал сам Мул. Но как вы чувствуете себя в
интеллектуальном смысле? Вы стали медлительны, не так ли? С тех пор, как мы начали это
путешествие, всегда ли вы чувствовали себя нормально? Или испытывали иногда странное
ощущение, словно вы были не вполне вы? Э, погодите, вы что, стараетесь проделать во мне дырку, не
нажимая на курок?
Притчер отодвинул бластер на полдюйма.
– Что вы хотите этим сказать?
– В вас внедрялись. Вами управляли. Вы же не видели, как Мул установил этот гипертрассер.
Вы не видели, кто это сделал. Вы просто обнаружили его там и решили, что это Мул, и с тех пор
полагаете, что он следит за нами. Конечно, наручная рация, которую вы носите, связывается с
кораблем на недоступной мне длине волны. Вы думаете, я об этом не знал?
Он говорил теперь торопливо, рассерженно. Покров безразличия распался под натиском
ярости.
– Но это не Мул сейчас явится к нам оттуда. Вовсе не Мул.
– Тогда кто же?
– Ну а сами вы как считаете? Я обнаружил этот гипертрассер в день нашего старта. Но я не
подумал о Муле. У него нет причин идти здесь окольными путями. Разве вы не видите, какая чепуха
получается? Если бы я был предателем, и Мул знал об этом, я мог быть Обращен с такой же
легкостью, как вы, и он получил бы тайну местоположения Второго Установления прямо из моего
сознания, не отправляя меня через пол-Галактики. Можете ли вы хранить секреты от Мула? А если я
не знаю этой тайны, то и Мула не смог бы привести к цели. Тогда зачем было меня посылать в любом
случае? Очевидно, гипертрассер установил агент Второго Установления. Тот, кто сейчас явится к нам.
А смогли бы вас провести, не залезая в ваше драгоценное сознание? Или для вас это нормально -
принять всю эту несусветную чушь за истину? Чтобы я доставил звездолет Второму Установлению?
Да и на кой он им нужен? Им нужны вы, Притчер. Вы знаете о Союзе больше всех, исключая только
Мула, и, к тому же, вы, в отличие от него, не опасны для них. Вот почему они вложили в мой разум
направление поиска. Разумеется, я никогда бы не смог натолкнуться на Ределл случайными
блужданиями по Линзе. Я об этом знал. Но я знал также, что Второе Установление следит за нами, и
знал, что они-то все и устроили. Почему бы не принять их игру? То был поединок в блефе. Они
хотели заполучить нас, а я хотел заполучить их местонахождение – и пусть космос возьмет того, кто
окажется менее хитрым. Но если вы будете продолжать наводить на меня бластер, проиграем именно
мы. И это, очевидно, не ваша идея. Это они. Дайте мне этот бластер, Притчер. Я знаю, что вам это
кажется ошибочным, но это не ваш разум говорит, это Второе Установление внутри вас. Отдайте мне
бластер, Притчер, и мы вместе обратимся против того, кто явится сейчас.
Притчер в ужасе сознавал растущее смятение. Правдоподобно! Мог ли он так ошибаться?
Откуда это вечное сомнение в себе? Почему он не был уверен? Почему слова Чанниса звучали так
правдоподобно?
Правдоподобно!
Или это его собственный истерзанный разум борется с вторжениями?
Неужели он расщепился пополам?
Как в тумане, он разглядел стоявшего перед ним с протянутой рукой Чанниса – и внезапно
понял, что собирается отдать ему бластер.
Но не успели мускулы его руки произвести соответствующее движение, как дверь позади
неторопливо открылась – и он обернулся.
В Галактике, вероятно, найдутся люди, которых запросто можно принять за кого-то другого,
даже пребывая в состоянии мирного душевного покоя. Соответственно, могут быть и такие состояния
души, при которых можно спутать и совсем уж непохожих людей. Но Мул был превыше любых
комбинаций обоих этих факторов.
Хотя сознание Притчера и было потрясено, ничто не могло послужить преградой немедленно
охватившему его мысленному потоку холодной энергии.
Чисто физически Мул вряд ли мог играть основную роль в любых ситуациях. Не
главенствовал он и в данной.
Будучи завернут в многослойные одеяния, сделавшие его куда толще
обычного вида, но даже при этом не приобретя нормальных человеческих размеров, он выглядел
довольно-таки смехотворной фигурой. Его лицо было закутано, а оставшаяся открытой часть его носа
торчала замерзшим красным клювом.
Для образа избавителя, вероятно, нельзя было найти менее подходящей кандидатуры.
Он сказал:
– Спрячьте ваш бластер, Притчер.
Затем он повернулся к Чаннису, который пожал плечами и сел.
– Эмоциональная обстановка здесь выглядит весьма запутанной и конфликтной. Что это вы тут
говорили, будто за вами следит еще кто-то помимо меня?
Притчер резко вмешался:
– Был ли гипертрассер установлен на нашем корабле по вашему указанию, сударь?
Мул повернул холодный взгляд на него.
– Разумеется. Или вам кажется правдоподобным, что к нему может иметь доступ, помимо
Союза Миров, еще какая-нибудь организация в Галактике?
– Он говорит…
– Он здесь, генерал. В косвенном цитировании нет необходимости. Так вы говорили на эту
тему, Чаннис?
– Да. Но, сударь, видимо, я ошибался. Мое мнение было таково: гипертрассер установлен кем-
то, находящимся на службе Второго Установления, и мы завлечены сюда для каких-то их замыслов,
которым я и готовился противостоять. У меня, кроме того, возникло представление, что генерал уже
более или менее находится в их руках.
– Вы изъясняетесь так, словно теперь думаете по-иному.
– Боюсь, что да. Иначе в дверях стояли бы не вы.
– Что ж, хорошо. Тогда обсудим все это, – Мул развернул верхний слой стеганой одежды с
электроподогревом. – Вы не возражаете, если я тоже присяду? Так… мы здесь в безопасности и
полностью свободны от любой угрозы вторжения. Ни один туземец с этой глыбы льда не пожелает
приблизиться к данному месту. В этом я вас заверяю, – в подчеркнутом намеке Мула на присущую
ему силу звучала жестокая откровенность.
Чаннис позволил себе выказать недовольствие.
– Ради чего нужна такая скрытность? Можно подумать, что кто-то собирался подать чай и
привести танцовщиц.
– Вряд ли… Так как там насчет вашей теории, молодой человек? Второе Установление
выслеживает вас с помощью устройства, которое имеется только у меня, и… как, говорите, вы нашли
это место?
– Теперь, сударь, с учетом известных нам фактов, мне кажется очевидным, что определенные
указания были прямо помещены в мою голову…
– Теми же Вторыми Установителями?
– Больше некому, насколько я представляю.
– Значит, до вас не дошло, что если Второй Установитель мог заманить или принудить вас
отправиться на Второе Установление для своих собственных целей – и, полагаю, вы представляли
дело так, что он использовал методы, подобные моим, хотя, имейте в виду, я могу насаждать только
эмоции, а не мысли – повторяю, до вас не дошло, что раз уж он мог это сделать, то в слежке за вами с
помощью гипертрассера не было особой необходимости.
И Чаннис, резко приподняв голову во внезапном изумлении, натолкнулся взглядом на
большие глаза своего суверена. Притчер хмыкнул и с видимым облегчением расправил плечи.
– Нет, – произнес Чаннис, – этого я не сообразил.
– А если бы они были вынуждены выслеживать вас, они не смогли бы направить вас к цели, а
не будучи направляемыми извне, вы имели бы ничтожные шансы отыскать дорогу. Вам и это не
приходило в голову?
– Да, не приходило.
– А почему? Или ваш уровень интеллекта упал так низко?
– Я могу ответить лишь встречным вопросом, сударь. Вы присоединяетесь к генералу
Притчеру, обвиняя меня в предательстве?
– А если бы и так, что вы можете возразить?
– Только уже изложенное мною генералу. Если бы я был предателем и знал местонахождение
Второго Установления, вы могли бы Обратить меня и узнать обо всем этом непосредственно. Если вы
чувствовали необходимость следить за мной, значит, я не обладал этим знанием заранее и не был
предателем. Так что я противопоставляю вашему парадоксу свой.
– И каков же ваш вывод?
– Что я не предатель.
– С чем я должен согласиться, ибо ваши аргументы неопровержимы.
– Тогда могу ли я спросить, зачем все-таки вы тайно следили за нами?
– Потому что все факты допускают еще одно, третье объяснение. И вы, и Притчер разъяснили,
каждый со своей точки зрения, кое-какие вопросы, но не все. Я же, если вы уделите мне некоторое
время, дам исчерпывающее объяснение. И очень быстро, так что скучать вам не придется. Сядьте,
Притчер, и отдайте мне ваш бластер. Нам больше не грозит нападение. Ни с какой стороны, даже со
стороны самого Второго Установления. Благодаря вам, Чаннис.
Комната была освещена на обычный россемский манер – нитью, накаленной током.
Единственная лампочка свисала с потолка, и в ее тусклом желтом сиянии присутствовавшие
отбрасывали три расходящихся тени.
Мул сказал:
– Поскольку я чувствовал необходимость в слежке за Чаннисом, ясно, что я ожидал от этого
каких-то результатов. Поскольку он направился ко Второму Установлению с исключительной
решительностью и быстротой, мы логично можем предположить, что я ожидал именно такого оборота
дел. Поскольку я не получил этих сведений прямо от него, что-то мне препятствовало. Таковы факты.
Чаннис, конечно, ответ знает. Знаю и я. А вы его видите, Притчер?
Притчер ответил с мрачным упрямством:
– Нет, сударь.
– Тогда я объясню. Только человек вполне определенного сорта может одновременно знать
местоположение Второго Установления и препятствовать мне узнать то же. Боюсь, Чаннис, что вы
сами и есть Второй Установитель.
Чаннис, опершись локтями о колени, подался вперед и в крайнем напряжении гневно
выговорил:
– В чем ваши прямые доказательства? Логичные рассуждения сегодня уже дважды доказали
свою ошибочность.
– Есть и прямое доказательство, Чаннис. Все достаточно просто. Я же говорил вам, что на
моих людей кто-то воздействует. Делать это, очевидно, должен был некто а) Необращенный и б)
весьма близкий к центру событий. Поле для поисков было обширным, но не безграничным. Вы
слишком преуспевали, Чаннис. Люди слишком любили вас. Ваши дела шли слишком хорошо. Я был
удивлен… А затем я призвал вас для руководства данной экспедицией, и это вас не отпугнуло. Я
наблюдал за вашими эмоциями. Это вас не обеспокоило. Вы переборщили в смысле самоуверенности,
Чаннис. Получив такое задание, любой, даже самый компетентный человек не может не колебаться.
Поскольку ваше сознание от колебаний все-таки воздержалось, оно было либо глупым, либо
контролируемым. Обе возможности проверить было легко. Я поймал ваше сознание в миг
расслабления, заполнил его горем и тут же убрал это ощущение. После чего вы разгневались с таким
изощренным искусством, что я мог бы поклясться в естественности этой эмоции – не будь того, что
произошло вначале. Ибо, когда я потянул за ниточку ваших эмоций, всего один ничтожный миг, до
того, как вы овладели собой, ваше сознание мне сопротивлялось. Вот и все, что мне требовалось
знать. Никто не может сопротивляться мне, даже в течение ничтожной доли секунды – не обладая
контролем, подобным моему собственному.
Голос Чанниса прозвучал тихо и горько:
– Ну и что же? Что теперь?
– А теперь вы умрете – как Второй Установитель. Абсолютную необходимость этого, как я
полагаю, вы осознаете.
И снова дуло бластера смотрело на Чанниса. Бластера, направляемого на этот раз не
податливым сознанием Притчера, доступным для самого бесцеремонного манипулирования, а таким
же зрелым, как его собственное, с такой же способностью сопротивления внешним силам, как его
собственное, сознанием мутанта.
А время, отведенное Чаннису на исправление хода событий, было ничтожно малым.
Последовавшие затем события трудно описать обладателю нормального набора чувств,
лишенному способности к эмоциональному контролю.
За промежуток времени, требовавшийся для того, чтобы палец Мула нажал на спусковой