— Ну что же, — сказал Вирре, — теперь, когда мы победили, можно было бы поделить власть над этой славной землицей, обладая такими сильными талисманами, не так ли? Иначе зачем было собирать все эти славные вещи и бороться с тем, кто добивался того же?
Бор на минуту задумался, непривычные морщины залегли на его лбу. Он бросил взгляд на черное, обугленное пятно на том месте, откуда посох Юмбела сбросил Чернобога в сумрак Туонелы после веков (наверное!) колдовской власти. Затем он быстро развернулся и взял мускулистой рукой хускарла за глотку:
— Видишь ли, Вирре, эти талисманы принадлежат Озерному Краю и неправильно, если один из них уйдет вниз по реке Болотне. С другой стороны, ты рассудил верно — опасно будет, если все они соберутся в одних руках, и в лучшем случае это может стоить жизни сильнейшему, как это произошло с последним владельцем того венца, который сейчас на мне. Поэтому мы поступим так: посох этот сохраним в самом безопасном месте — скроем здесь. Он может обернуться злом в недобрых руках. Знамя, завещанное нам победившими в великой битве предками, отвезем на Йемсалу, волхвам Хоровода Сейдов — в конце концов, оно было создано некогда там, принадлежало им и является великой святыней. Что же до короны — то она будет принадлежать вождям Дингарда: дабы его озерные конунги могли распознавать коварство свартен — она ведь и предназначалась не для волхвов. Думаю, в Поозерье найдется серебро, чтобы утолить жажду почестей у хускарла, воротившегося в родные края с изрядной казной? Ты согласен, Бердекс?
Вирре, уже красный как рак, выдавил из себя бульканье, похожее на слова одобрения.
— Итак, друзья, отыщем роковые расщелины — и в обратный путь! — сказал Бор, обращаясь к остальным. Они двинулись в путь.
… Не прошло и часа, как неподалеку, среди хаоса глыб, образовавших в одном месте целый холм, обнаружились покрытые темным налетом глубокие расщелины. Брошенный в одну из них факел осветил на дне белый зубчатый силуэт, похожий на огромную челюсть.
— Вот откуда, наверное, расползается туман! — сказал Гунн.
Бор поднял посох Юмбела, направив его в глубь расщелины. Несколько мгновений не происходило ничего, затем вспыхнула еще одна молния, ударив внутрь, оглушительный гром пророкотал, и словно какой-то стон послышался из холма — он начал съезжаться внутрь, поднялась туча пыли. Когда она разошлась, расщелины уже не было.
Покинув это место, они отправились обратно.
— Знаешь, конунг, а ведь спасением своим ты обязан своей девушке… Странная она у тебя… — нарушил молчание Вирре. — Когда вы ушли и началась, как видно, эта заварушка, она была на скалах, следила за вами оттуда. В это время мне словно прибавилось ловкости — точно некая сила помогла мне распутать веревки. Я успокоил одного из твоих людей хорошим ударом в глаз, другой в это время что-то делал на берегу. Я собирался поставить парус и предоставить вас своей судьбе. И тут, вижу, спускается девушка. «Ну, думаю, вот и компания мне будет». Однако хотя она увидела, что я свободен и собираюсь уходить, не испугалась, не крикнула подмогу. Наоборот, заспешила, вскочила на корабль и, прежде чем успел ее сцапать, схватила твое знамя (а я и не знал про него) и подала мне. И сказала: «Если ты мужчина — негодяй ты, или праведник — возьми это знамя, поднимись наверх и иди к ним — спаси их или умри вместе с ними мужчиной в борьбе с тем, кто зло всему живому. Ты самый сильный здесь, среди оставшихся — значит, у тебя труднее всего будет вырвать его врагу. Если же нет и ты себе на уме (заметь, она не сказала „трус“) — возьми его и плыви туда, где сможешь похвалиться там, как ловко его раздобыл. Ибо это великий талисман, и он поможет тебе сохранить свою жизнь!» Так она сказала мне, Вирре Бердексу, чья отвага превосходит все, включая жажду богатств! Тем более что именно люди этого проклятого галдера свели меня с треклятыми ожуоласами, принесшими одну неудачу. Поэтому я сделал, как она просила. Но я не уверен, правду говоря, что девушки, ждущие храброго хускарла с богатой добычей в моем Треллеборге, были бы способны действовать таким образом…
Они ненадолго задержались. И секретом Талмы навсегда осталось, где среди развалин древнего святилища схоронил он посох Юмбела… Возвратившись на ладью, они застали радостную Нюбюи, видевшую со скал исход сражения с Чернобогом, и дружинников, бурно приветствовавших победителей. Правда, глаз Турна украшала траурная кайма «фонаря» — след руки Бердекса.
— Мы идем на Йемсалу! — распорядился Бор. Они отчалили, и когда солнце уже клонилось к горизонту, вышли из лабиринта камней и двинулись на северо-запад.
Не прошло и дня, как они прибыли на место. И вековечные леса Священного острова вновь, как почти три месяца назад, распахнули свой полог над людьми, которых на этот раз, увы, было гораздо меньше… Загадочные, тысячелетние камни Хоровода Сейдов обступили знамя богини Прии, принесенное людьми, как это было уже некогда, многие века назад. И волхвы в своих белых мантиях приняли его и поклялись беречь до того дня, когда оно снова потребуется, ибо сущность Чернобога, потерпевшего поражение в своем страшном воплощении, могла возродиться вновь, восстав из мрака Туонелы: разве мало его детей осталось в глухих закоулках Озерного Края?
На следующий день ладья пошла на юг, по направлению к устью Кривасэльвен. Последняя ночь была ненастной — все время лил дождь.
Глава 22. СТРУИ КРИВАСЭЛЬВЕН
— Чужой парус! Хускарлы! — Этот крик послышался с каланчи Дингарда. И все, способные держать оружие, похудевшие за эти засушливые месяцы (лишь недавно начались дожди), поспешили на зов, чтобы оборонять город.
Но на потрепанном бурями корабле, когда он подошел поближе, оказалось совсем мало людей: не гребцы, а ветер своими порывами поднимал его против течения реки. Люди расслабились. И вдруг… Замахали копьями и щитами. Те, кто стоял ближе к воде, закричали:
— Озерный конунг! Это озерный конунг с дружиной! Бор воротился! — Все приветствовали тех, от кого три месяца не было ни слуху ни духу. Правда, приветствия стали тише, и стеснились сердца, а затем взлетели плач и стенания женщин, когда стало ясно, что лишь семеро на борту, да и из них дингардских — лишь пятеро. В тишине раздался стук борта о дерево пристани, закрепили канат, и Бор вместе с девушкой сошел на причал и зашагал к своим.
И тогда дингардцы увидели, как возмужало и посуровело лицо богатыря; быть может, еще оттого казалось оно таким, что на лбу его лежал отблеск золотого венца древних князей. Он вынул зазубренный в схватках меч с рубином на рукояти и положил наземь.
— Здравствуй, народ Дингардский! — сказал озерный конунг. — Большою ценою заплатил наш город за то, чтобы сокрушить недоброе колдовство, поразить силы зла и низвергнуть в Туонелу воплощенного Чернобога, не один век подготавливавшего обладание Озерным Краем! И вины с себя за гибель своих бойцов я не снимаю, хотя предотвратить ее я не мог: все они погибли в жарких схватках в разных уголках Поозерья! Но прах их успокоился в чистом погребальном пламени или в глуби вековечных вод, а души вознеслись в Обитель Отважных! И они не остались неотомщенными! И цель их была достигнута: не будет больше земля, политая их кровью, изнывать от засухи, и по-прежнему края наши будут носить имена дингардцев, изкарцев и других народов Аб Дор! Склоняю голову перед вами — решайте!
Старый волхв вышел ему навстречу, кряхтя поднял с земли меч и рукоятью вручил озерному конунгу.
— Будь по-прежнему нашим предводителем в битвах, Бор! — сказал он.
Богатырь поднял клинок острием к небу и затем вложил в ножны.
— Да будет так! Клянусь положить жизнь за родной город!
Взял он руку своей спутницы и вывел ее вперед:
— Эту девушку Нюбюи я спас из рук нечестивцев, служащих темным богам, и она помогла одержать нам победу в последнем решающем сражении! Я сделаю ее своею, и да будет она принята как сестра, ибо нет у нее матери и отца, которые повели бы ее на свадебный пир!
— Да будет так! — послышались голоса.
— Теперь этот хускарлский вождь Вирре Бердекс находится под нашей защитой, как гость, ибо оказал помощь в самый трудный момент. Он проживет у нас до той поры, пока найдет себе попутный корабль, чтобы уплыть вниз по Болотне, или найдет людей, чтобы идти на этом судне, которое принадлежит ему, в свои родные края. — Вирре признательно кивнул.
— Первые дожди оживили всходы, есть надежда собрать урожай до зимы! — сказал волхв. — Давайте праздновать возвращение живых, победивших зло, и заодно справим тризну по тем двадцати, что не воротятся уже никогда под родной кров!
— Да будет так! — сказали все собравшиеся вокруг и толпою двинулись вместе с Бором к его дому.
…Вечером девушки пустили венок из красных соцветий вниз по Кривасэльвен, чтобы волны унесли его далеко в синее озеро…
— Да будет так! — сказали все собравшиеся вокруг и толпою двинулись вместе с Бором к его дому.
…Вечером девушки пустили венок из красных соцветий вниз по Кривасэльвен, чтобы волны унесли его далеко в синее озеро…
Ретро
Джеймс Хэдли Чейз ПОЛОЖИТЕ ЕЕ СРЕДИ ЛИЛИЙ
Глава первая
В такое душное июльское утро, каким оно выдалось в тот день, хорошо бы лежать на пляже с любимой блондинкой, но уж вовсе не томиться в конторе, как это приходилось мне.
В открытые окна доносились шум проносившихся по бульвару Орчид машин, гул круживших над пляжем самолетов и еле различимый шум прибоя. Сокрытая где-то в недрах «Орчид Билдингс» установка по кондиционированию воздуха весьма успешно справлялась со своей задачей. Солнечные лучи, жаркие и золотые, высвечивали узоры на ковре, который Пола купила, чтобы производить впечатление на клиентов, но который всегда казался мне слишком дорогим, чтобы по нему ступать.
Я восседал за письменным столом, разбросав на нем несколько старых писем, чтобы у Полы, если вдруг она заглянет в кабинет, создалось впечатление, что я работаю. «Хайбол», такой крепкий, что от него бы потрескался бетон, был надежно укрыт за двумя-тремя фолиантами по юриспруденции, а когда я протягивал к нему руку, в нем позвякивал лед.
Прошло уже три с половиной года с тех пор, как я основал бюро «Универсальные услуги», фирму, которая выполняла любую работу: от выгуливания любимого пуделя до прищучивания обнаглевшего шантажиста, запустившего лапу в карман какого-нибудь клиента. В принципе это служба для миллионеров, поскольку за услуги мы брали недешево, но ведь в Орчид-Сити миллионеров чуть ли не столько же, сколько песчинок на пляже. За эти три с половиной года мы, особенно себя не утруждая, неплохо подзаработали.
Последние несколько дней в делах было затишье. Обычная работа шла своим чередом, но ею занималась Пола Бенсинджер. И лишь когда на горизонте появлялось что-то необычное, в дело вступали я и мой оперативник Джек Керман. Ну а поскольку ничего необычного не было, мы просто сидели и ждали, потягивая виски и делая вид перед Полой, будто заняты.
Развалившись в кресле, предназначенном для клиентов, Джек Керман, высокий худощавый щеголь с широкой полоской седины в густых черных волосах и с усами под Кларка Гейбла,[2] приложил ко лбу свой «хайбол» и расслабился. В безупречном оливково-зеленом тропическом костюме, в желто-красном полосатом галстуке, в броских, с темно-зелеными пятнами туфлях из лосиной кожи он, казалось, сошел со страниц журнала «Эсквайр».
— Такая цыпочка! — сказал он, прервав долгую задумчивость. — Отруби ей руки — ни в чем не уступит Венере Милосской! — Он устроился поудобнее и вздохнул. — Жаль, что никто ей их не отрубил. Боже! Она оказалась такая сильная! А я-то, дурак, решил, что добиться ее будет раз плюнуть!
— Прошу тебя, не надо, — умоляюще сказал я, потянувшись за «хайболом». — Эта песня мне уже надоела. Уволь. Уж о чем мне не хочется слушать в такое утро, так это о твоих амурных делах. Я уж скорее почитаю Краффта-Эбинга.
— Этот старый козел ничего тебе не даст, — с презрением отозвался Керман. — У него все лакомые кусочки написаны на латинском.
— Ты бы удивился, узнав, сколько народу повыучивало латинский только ради того, чтобы узнать, что именно он там написал. Вот это и называется убить двух зайцев сразу.
— Твои слова снова возвращают нас к моей блондинке, — сказал Керман, протягивая длинные ноги. — Вчера я случайно встретился с нею в драгсторе Барни…
— Блондинки меня не интересуют, — твердо заявил я. — Вместо того чтобы сидеть тут и болтать о женщинах, пошел бы лучше и подыскал нам какую-нибудь новую работенку. Право, я порой задумываюсь: а за что, собственно, плачу тебе деньги?
Керман и сам подумал над моими словами, и на лице у него появилось выражение удивления.
— Тебе нужна новая работа? — спросил он наконец. — Я считал, у нас будет так: Пола делает всю работу, а мы живем за ее счет.
— В общем-то да, и все же время от времени тебе бы не мешало и самому зарабатывать на пропитание.
— Вот именно — время от времени. А то я чуть не подумал, что прямо сейчас. — Он отхлебнул из стакана и закрыл глаза. — Так вот, эта блондинка, о которой я все пытаюсь тебе рассказать, девочка — пальчики оближешь. Когда я попытался назначить ей свидание, она заявила, что за мужчинами не бегает. И знаешь, что я ей ответил?
— И что же ты ей ответил? — спросил я, потому как он бы все равно мне сказал, да и потом, если бы я не слушал его басни, кто бы стал слушать мои?
Керман фыркнул от смеха.
— Леди, сказал я, может, вы и не бегаете за мужчинами, но ведь в мышеловке не приходится бегать за мышами. Здорово, правда? Ну, это сразило ее наповал. А морщиться тебе вовсе не обязательно. Ты-то, может, это не раз слышал, зато она не слышала.
Тут, однако, не успел я даже спрятать «хайбол» — дверь резко распахнулась, и в комнату вошла Пола.
Пола — высокая темноволосая красавица с холодными немигающими карими глазами и фигурой, при виде которой в голову лезет черт знает что. Легкая на подъем, неутомимая работница, заражающая своей энергией, именно она уговорила меня основать бюро «Универсальные услуги» и одолжила денег, чтобы я смог прокантоваться первые полгода. Только благодаря ее умению справляться с административной стороной дела «Универсальные услуги» более или менее преуспевали. Если, образно говоря, я был мозгом нашего предприятия, ее можно было назвать позвоночным столбом. Без нее наша фирма свернула бы свою деятельность в недельный срок.
— Неужели, кроме как сидеть тут и пить, нельзя подыскать себе занятие получше? — спросила она, остановившись перед столом и обвиняюще глядя на меня.
— А что может быть лучше? — без особого интереса спросил Керман.
Она кинула на него испепеляющий взгляд и снова обратила свои ясные карие глаза на меня.
— Собственно говоря, мы с Джеком как раз собирались выйти и подыскать себе какое-нибудь новое дело, — сказал я, поспешно отталкивая стул назад. — Идем, Джек. Идем поглядим, нет ли где чего.
— А искать где будете, в баре у Финнегана? — с презрением спросила Пола.
— А что, неплохая идея, злючка, — заметил Керман. — Может, у Финнегана для нас и впрямь что-нибудь сыщется.
— Прежде чем ты уйдешь, тебе, вероятно, захочется взглянуть вот на это, — сказала Пола и помахала у меня перед носом продолговатым конвертом. — Его только что принес сторож. Он обнаружил его в кармане старого плаща, который ты ему столь великодушно подарил.
— Это он принес? — произнес я, беря конверт. — Странно. Я не надевал этот плащ больше года.
— Штамп погашения марки подтверждает твои слова, — со зловещим спокойствием сказала Пола. — Письмо было отправлено четырнадцать месяцев назад. Я полагаю, не мог же ты положить его в карман и совершенно о нем забыть? Ты ведь не такой, правда?
Письмо было адресовано мне аккуратным женским почерком и еще не вскрыто.
— Что-то не припомню, чтобы я его видел когда-либо прежде, — сказал я.
— Это и неудивительно, если учесть, что ты вообще никогда ничего не помнишь, если только я тебе не напоминаю, — ехидно вставила Пола.
— В один прекрасный день, маленькая моя гарпия, — с нежностью заметил Керман, — кто-нибудь возьмет да и отшлепает тебя по турнюру.
— Этим ее не остановишь, — сказал я, вскрывая конверт. — Я уже пробовал. Она становится еще хуже. — Сунув пальцы в конверт, я извлек листок бумаги и пять сотенных банкнотов.
— Боже милостивый! — воскликнул Керман, уставившись себе под ноги. — И ты отдал это сторожу?
— Теперь еще ты начнешь, — сказал я и прочитал письмо:
Крестуэйз, бульвар Футхилл,
Орчид-Сити, 15 мая 1948 г.
Будьте добры навестить меня завтра в 3 часа пополудни по указанному выше адресу. Я сообщу вам сведения о человеке, который шантажирует мою сестру. Насколько я понимаю, это работа по вашей части. Пожалуйста, отнеситесь к этому письму как к доверительному и срочному. Вкладываю пятьсот долларов в качестве задатка.
Джэнет Кросби.
Наступило долгое и гнетущее молчание. Даже Джеку Керману было нечего сказать. Мы считали, что рекламой нам будут служить рекомендации, но когда держишь в руках 500 долларов, принадлежащих вероятному клиенту, 14 месяцев и даже не признаешься, что ты их получил, — какие уж там рекомендации?
— Срочное и доверительное, — пробормотала Пола. — Продержав у себя четырнадцать месяцев, он отдает его сторожу, чтобы тот показывал письмо своим дружкам. Просто удивительно!