Потом вдруг до меня дошло, что сиделки Гэрни нет гораздо дольше, чем нужно, чтобы забрать продукты у бакалейщика, и я, нахмурившись, сел на диван. Я даже не слышал, чтобы она разговаривала. Я вообще ничего не слышал. Я поставил рюмку и встал. Пересекши комнату, открыл дверь и выглянул в прихожую. Входная дверь была приоткрыта, но я никого не увидел. Я выглянул в коридор. Моему взору предстала закрытая дверь квартиры напротив. Я вернулся в прихожую. Может, она в туалете, подумал я и прошел обратно в гостиную. Я сидел и ждал, и мне все больше становилось не по себе. Через пять минут допил рюмку и снова пошел к выходу.
Где-то в квартире загудел холодильник, и я чуть не подпрыгнул от страха. «Эй!» — позвал я, но мне никто не ответил. Бесшумно ступая, открыл дверь напротив гостиной и оглядел комнату, которая, вероятно, была ее спальней. Там ее не оказалось. Я даже заглянул под кровать, в ванную, в кухню и в крошечную комнатку, предназначавшуюся, очевидно, для гостей. Ни в одной из этих комнат ее не было. Тогда я вернулся в гостиную, но и там ее не увидел. До меня стало доходить, что в квартире ее нет, поэтому я прошел к двери, прошагал по проходу до основного коридора, где посмотрел направо и налево. Двери с каменными лицами уставились на меня. Ничего не двигалось, ничего не происходило: лишь два ряда дверей, обтрепанный половик чуть ли не с милю длиной да два или три закопченных окна для света, и никакой сиделки Гэрни.
Я отупело уставился из окна гостиной на крышу запаркованного внизу «бьюика».
Вряд ли она могла далеко уйти без туфель и чулок, сказал я сам себе, если только не… и перед моим взором предстала Юдора Дрю, лежавшая поперек кровати с затянутым у нее на шее шарфом.
Я постоял в нерешительности. Казалось, сделать я ничего особенного не в состоянии. Мне просто не с чего было начать. Звенит дверной звонок. Она говорит, это бакалейщик. Потом идет в прихожую — и бесследно исчезает. Ни крика, ни пятен крови — вообще ничего.
Однако надо было что-то делать, поэтому я прошел ко входной двери, открыл ее и посмотрел на дверь противоположной квартиры. Она мне ни о чем не говорила. Я вышел в коридор и нажал на кнопку звонка. Дверь почти тут же отворилась, как будто представшая передо мной женщина ждала звонка.
Невысокая и полная, седые волосы, круглое лицо, примечательное лишь ярко-синими, как незабудки, бегающими глазами. Ей было лет пятьдесят, а когда она улыбнулась, я увидел большие белые зубы, скорее всего вставные. Одета она была в желтовато-коричневые пиджак и юбку, которые, вероятно, стоили кучу денег, но совершенно были ей не по фигуре. В пухлой белой ручке она держала бумажный мешок.
— Доброе утро, — сказала она, снова показывая свои большие зубы.
Она ошарашила меня. Я никак не ожидал увидеть здесь эту пухлую матрону, у которой был такой вид, будто она только что ходила за покупками и теперь собиралась готовить ланч.
— Простите за беспокойство, — сказал я, приподнимая шляпу. — Я ищу сиделку Гэрни. — Я махнул в сторону полуоткрытой двери у меня за спиной. — Она ведь там живет, правда?
Толстушка сунула руку в бумажный мешок и вытащила сливу. Она внимательно ее осмотрела, и в глазах на пустом полном лице появилось подозрительное выражение. Удовлетворившись, сунула сливу в рот. Я наблюдал за ней как зачарованный.
— А, да, — сказала она приглушенным голосом. — Да, живет. — Она поднесла руку чашечкой ко рту, изысканно взяла косточку и опустила ее обратно в мешок. — Хотите сливу?
Я сказал, что не люблю слив, и поблагодарил ее.
— Они полезны, — сказала она, сунула руку в мешок и вытащила еще одну. Но на этот раз слива не прошла строгого осмотра, женщина бросила ее обратно, а себе выбрала другую.
— Вы ее случайно не видели? — спросил я, глядя, как слива исчезает за ее большими зубами.
— Не видела кого?
— Сиделку Гэрни. Я только что зашел, смотрю — дверь открыта. А на мой звонок никто не отвечает.
Она прожевала сливу, ее глупое лицо так и осталось пустым. Избавившись от косточки, она сказала:
— Вам следует есть сливы. У вас не очень здоровый цвет лица. Я съедаю по два фунта в день.
Если судить по ее формам, ела она не только сливы.
— Ну, может быть, когда-нибудь я и доберусь до них, — терпеливо сказал я. — Сиделка Гэрни случайно не у вас в квартире?
Мысленно она снова уже была в бумажном мешке, но вдруг испуганно подняла глаза.
— Что-что?!
Всякий раз, когда судьба сталкивает меня с подобной женщиной, я всегда несказанно радуюсь, что я холостяк.
— Сиделка Гэрни. — Я испытал желание заговорить на языке жестов, как я делаю, когда говорю с иностранцами. — Та, что живет вон в той квартире. Я сказал, она случайно не у вас?
В синих глазах появилась нерешительность.
— Сиделка Гэрни?
— Совершенно верно.
— У меня в квартире?
Я глубоко вздохнул.
— Да. Она случайно не у вас?
— А с чего бы ей здесь быть?
Я почувствовал, как кровь зашумела у меня в ушах.
— Видите ли, входная дверь была открыта. В квартире ее вроде бы нет. Вот я и подумал, не заскочила ли она к вам на пару слов.
Появилась еще одна слива. Я отвел взгляд. Я уже не мог спокойно смотреть на то, как эти огромные зубы перемалывают сливы.
— О нет, сюда она не заглядывала.
Ну, хоть дело у нас пошло.
— А вы случайно не знаете, где она?
Появилась косточка из-под сливы и вернулась в мешок. На полном пустом лице промелькнуло выражение боли. Женщина задумалась. Можно было, что называется, наблюдать, как она думает: так, если постараться, можно увидеть, как ползет улитка.
— Возможно, она в… ванной, — сказала она наконец. — Я бы подождала и позвонила снова.
Блестящая по-своему идея.
— Там ее нет. Я уже посмотрел.
Она уже собиралась было отправить в рот новую сливу, но тут опустила ее и посмотрела на меня с упреком.
— А вот это уже нехорошо.
Я снял шляпу и пробежал пятерней по волосам. Еще немного, и я полезу на стену.
— Сначала я постучал, — сказал я сквозь стиснутые зубы. — Ну, если у вас ее нет, я, пожалуй, вернусь и попробую снова.
Она все еще думала. Выражение боли по-прежнему не сходило с ее лица.
— Я знаю, что бы я на вашем месте сделала, — сказала она.
Я догадывался, но ей ничего не сказал. Я чувствовал, что она запросто может обидеться.
— Подскажите же мне.
— Я бы сходила вниз и потолковала со швейцаром. Возможно, он поможет. — И тут она все испортила, добавив: — Вы уверены, что не хотите сливу?
— Да, абсолютно уверен. Ну, спасибо, последую вашему совету и потолкую со швейцаром. Извините, что отнял у вас столько времени.
— О, ради бога, ради бога, — сказала она и улыбнулась.
Я попятился, и, закрывая дверь, она сунула еще одну сливу в свою пасть, которую она называла ртом.
Я спустился в лифте в вестибюль и прошел вниз в подвал по темному и пыльному лестничному пролету. Передо мной оказалась дверь с единственным на ней словом: «Швейцар».
Я постучал. Появился худощавый старик с длинной тонкой шеей, одетый в выцветшие рабочие брюки из хлопчатобумажной саржи. Он был стар, ему было скучно, и от него слегка пахло креозотом и виски.
Он прищурился на меня без особого интереса, и из старого флегматичного горла выскочило одно слово:
— Да?
У меня создалось впечатление, что если только я не встряхну его как следует и не выведу из летаргического состояния, помощи мне от него не видать. Судя по его виду, он редко выходил на свет, а его контакты с людьми бывали редки. У них с Рип Ван Винклем получилась бы отменная команда, при условии что за всем бы присматривал Винкль, а не наоборот. Ни в коем случае не наоборот.
Я наклонился и сунул палец в его нагрудный карман.
— Слушай, дружок, — круто, как фараон из Орчид-Сити, сказал я. — Отряхни сено с волос. Мне нужна твоя помощь. — Разговаривая, я раскачивал его взад и вперед. — Квартира двести сорок шесть — в чем там дело?
Он дважды сглотнул. Я думал, что во второй раз кадык вообще не появится на поверхности, но он-таки появился.
— Что там такое с квартирой двести сорок шесть? — спросил он.
— Это я тебя спрашиваю. Входная дверь открыта, внутри никого нет. Вот где твой выход на сцену, дружок. Тебе бы следовало знать, когда входная дверь остается открытой.
— Она там, наверху, — по-совиному сказал он. — В это время она всегда там.
— Только в этот раз ее там нет. Идем, дружок, поднимемся наверх и поглядим.
Он покорно пошел со мной. Когда мы поднимались в лифте, он сказал:
— Она всегда была славная девушка. Зачем она понадобилась полиции?
— А я разве сказал, что она нужна полиции? — спросил я и хмуро ему улыбнулся. — Я только и хочу знать, почему входная дверь открыта, когда ее там нет.
— Она всегда была славная девушка. Зачем она понадобилась полиции?
— А я разве сказал, что она нужна полиции? — спросил я и хмуро ему улыбнулся. — Я только и хочу знать, почему входная дверь открыта, когда ее там нет.
— Может, она вышла и забыла запереть ее, — подумав, сказал он. Я видел, что эта идея доставила ему удовольствие.
— А ты соображаешь, — сказал я, когда лифт со скрипом остановился. Я с радостью вышел из него. Он, казалось, недостаточно силен, чтобы поднять даже одного человека, не говоря уже о двух. — Ты видел, как она выходила?
Он сказал, что не видел.
— А увидел бы, если бы она действительно вышла?
— Да. — Он заморгал, и кадык у него снова заходил. — Из моей комнаты виден вход в подъезд.
— Ты уверен, что она не выходила в последние десять минут?
Нет, в этом он не мог быть уверен. Он готовил себе ланч.
Мы прошли по длинному коридору в тупичок, а оттуда — в квартиру сиделки Гэрни, заглянули во все комнаты, но ее по-прежнему не оказалось ни в одной из них.
— Ее нет, — сказал я. — Как еще она могла выйти из здания, если не через подъезд?
Посмотрев на стену долгим пустым взглядом, он ответил, что другого выхода нет.
Я ткнул пальцем в квартиру напротив.
— А кто эта толстушка, которая ест сливы?
На этот раз его кадык совсем пропал.
— Сливы?! — повторил он и попятился. По-моему, он решил, что я чокнутый.
— Да. Так кто она?
Он посмотрел на дверь квартиры 244, заморгал и повернул на меня испуганные глаза.
— Там, мистер?
— Да.
Он покачал головой.
— Там никто не живет. Эта квартира сдается.
Я ощутил, как у меня по спине побежал вдруг холодок. Я прошел мимо старика и нажал на кнопку звонка большим пальцем. Я слышал, как звонок звонит и звонит, но дверь никто не открывал.
— У тебя есть отмычка?
Он порылся в карманах, вытащил какой-то ключ и протянул мне.
— Там никого нет, мистер, — сказал он. — Квартира пустует уже несколько недель.
Я повернул ключ в замке, толкнул дверь и вошел в прихожую, точно такую же, как и прихожая у сиделки Гэрни. Быстро осмотрел все комнаты. Квартира была совершенно пустая.
Одно окно выходило на пожарную лестницу. Я поднял раму и высунулся. Внизу был переулок, ведущий к Скайлайн-авеню. Сильный мужчина мог бы запросто спуститься с девушкой по этой лестнице к поджидавшей внизу машине.
Высунувшись подальше, я увидел на одной из железных ступенек косточку от сливы. Как жаль, что она ее не проглотила, может, и подавилась бы.
Глава третья
Было время, когда я с гордостью воображал, что у меня некрикливый, хорошо обставленный, сверхроскошный кабинет, который производит впечатление на клиентов. Мы с Полой потратили уйму с таким трудом заработанных денег на мой письменный стол, на ковер и драпировку, на книжные шкафы. Мы даже разорились на пару оригинальных акварелей, написанных одним местным художником, который, если судить по ценам, считал себя принадлежащим к старым мастерам. Возможно, он действительно к ним принадлежал, хотя лично для меня это была тайна за семью печатями. Все это было еще до того, как мне представилась возможность повидать другие кабинеты в «Орчид билдингс». Одни из них были получше моего, другие нет, однако при виде их у меня не возникало желания переделать свой собственный. Одно возникло у меня, только когда я вошел в кабинет Манфреда Уиллета, президента фирмы адвокатов «Глинн энд Коппли». Я с одного взгляда понял, что до него мне явно далеко. По сравнению с его кабинетом мой напоминал трущобы Истсайда.
Комната была просторная, с высоким потолком, с дубовыми панелями. В дальнем ее конце, под тремя огромными, до потолка, окнами помещался письменный стол, такой здоровенный, что на нем можно было бы играть в бильярд. У камина, в котором мог бы спрятаться небольшой слон, стояло четыре или пять кресел и большой мягкий диван. Ворс на ковре был до того толстый, что его впору было подстригать газонокосилкой. На каминной доске и на разбросанных по всей комнате фигурных столиках лежали отборнейшие резные вещицы из нефрита. Прибор на письменном столе был чистого серебра, его постоянно начищали до блеска. Белые жалюзи не пропускали солнца. Температуру в комнате регулировал тихо работающий кондиционер. Двойные окна, звуконепроницаемые стены и обитая резиной дверь настаивали на полной тишине. В таком кабинете урчание в животе показалось бы столь же громким, как грохот целой тонны гравия, сброшенного в мусоропровод.
Манфред Уиллет сидел на мягком вращающемся стуле за этим огромным столом, куря толстую овальную сигарету с золоченым мундштучком. Это был высокий, солидный мужчина лет сорока пяти, черные волосы подернуты сединой, чисто выбритое удивительно красивое лицо под цвет орехового дерева стола. При виде его сшитого в Лондоне костюма позеленел бы от зависти любой киноактер, а его сорочка была столь же безупречна и бела, как первый весенний подснежник.
Он не прерывал меня. Серо-зеленые глаза неотрывно смотрели на изысканный серебряный чернильный прибор на столе, большое тело не двигалось. Лицо цвета орехового дерева было столь же невыразительным и пустым, как дырка где-нибудь в стене.
Прежде всего я показал ему письмо Джэнет Кросби, затем рассказал о визите в Крестуэйз, о состоянии поместья, о том, что Морин якобы больна и что за два дня до смерти от эндокардита Джэнет играла в теннис. Упомянул я и доктора Бьюли. Потом коротко поведал о том, как Бенни Дуэн, работавший на доктора Сэлзера, следил за мной, как я нанес визит Юдоре Дрю и как Дуэн приехал и задушил ее. Более подробно я остановился на своем разговоре с начальником полиции Брэндоном, который предупредил меня, чтобы я не лез в дела Сэлзера и Морин Кросби. Я также вскользь упомянул, почему Брэндон их опекает. Затем описал, как Дуэн пытался застрелить и меня, как кто-то, приехавший на машине с ромбоидальными шинами, убил его, не преминув при этом добавить, что на машине с такими шинами ездили сержанты Макгро и Хартселл. Закончил я, рассказав о своем визите на квартиру сиделки Гэрни, о толстухе, которая ела сливы, и о том, как сиделка Гэрни исчезла. История вышла длинная и заняла много времени, но он не торопил меня, не прерывал и не предлагал, чтобы я опустил подробности. Он сидел совершенно неподвижно, будто каменный идол, уставившись на чернильный прибор, но у меня создалось впечатление, что он ничего не упускает, что каждая мелочь регистрируется и что за этой пустой маской мозг его не дремлет.
— Ну, вот и вся история, — заключил я, потянулся и стряхнул пепел с сигареты в пепельницу у него на столе. — Я решил, что вам как опекуну поместья следует о ней знать. Брэндон велел мне вернуть эти пятьсот долларов. — Я вытащил бумажник, выложил деньги на стол и с совершеннейшим безразличием подтолкнул их к нему. — Строго говоря, на этом моя роль кончается. С другой стороны, вы, возможно, посчитаете, что следует провести расследование, в каковом случае я был бы рад продолжить работу. Если честно, мистер Уиллет, этот расклад очень меня заинтересовал.
Он повернул глаза и уставился на меня. Секунда проходила за секундой. Мне показалось, что он меня не видит. Он думал.
— Весьма необычная история, — сказал он вдруг. — Не знай я репутации вашей организации, ни за что бы не поверил. Вы делали очень тонкую работу для некоторых моих клиентов, и они высоко отзывались о вас. Судя по тому, что вы мне рассказали, я полагаю, что у нас есть все основания начать расследование, и я был бы рад, если бы им занялись вы. — Он оттолкнул стул от стола и встал. — Я думаю, вам понятно, что подобное расследование должно вестись тайно, и моя фирма никоим образом не должна в нем фигурировать. Мы готовы оплатить ваш гонорар, но предпочитаем оставаться в тени. Мы в весьма щекотливом положении. Мы не имеем права соваться в дела мисс Кросби, если только не будем уверены, что что-то идет не так, а мы в этом не уверены, хотя и кое-что подозреваем. Если вы обнаружите какие-нибудь ощутимые доказательства, которые определенно связывают мисс Кросби со всеми этими неприглядными делами, тогда, разумеется, мы сможем играть в открытую. Но не раньше.
— Такое положение несколько неудобно для меня, — подчеркнул я. — Я полагал, вы позаботитесь о том, чтобы Брэндон не приставал ко мне.
— Я уверен, — ответил он, и в его глазах загорелся какой-то огонек, — что с Брэндоном вы справитесь и без моей помощи. В крайнем случае вы всегда можете сослаться на меня как на вашего адвоката. Если последует оскорбление действием, я буду рад представлять вас в суде безо всякого гонорара.
— Шикарно, — саркастически бросил я. — Но ведь я уже подвергался оскорблению действием.
Он, похоже, считал, что из-за этого не следует расстраиваться.