Через несколько дней мне снисходительно-строго написал Демьян Кудрявцев, тогда ещё глава холдинга «КоммерсантЪ», что мне этого «не забудут и не простят». Нет, не спор с гарантом и не просьбу амнистировать нацболов мне не простят, как вы подумали. Мне, по мнению Кудрявцева, не простит «прогрессивная общественность» моего недостаточно яростного отчёта по поводу встречи в Ново-Огарёво. Да и вообще самого факта встречи.
Я, помнится, написал в отчёте, что погладил собаку Кони и положил в блокнот собачьи волоски на память — ну, то есть откровенно валял дурака.
Так эти параноики из числа «прогрессивной общественности» всерьёз прочли эпизод про «волоски Кони», и кислой слюной изошлись на этот счёт.
…А Есенин — стихи читал высочайшей особе, сами понимаете. Посвятить хотел целый цикл. Тут не то что о «прощении» нельзя говорить — таких людей просто вычёркивали.)
В общем, только одно надо сказать: мало кто ненавидел «Россию, которую мы потеряли», «веру, Царя и Отечество» так же сильно в 1917 году — как те, кого сегодня выставляют в качестве самых неистовых ревнителей той, порушенной большевиками России.
Они ревнители стали потом, годы спустя, когда душа надорвалась от разлуки.
* * *В феврале 1917 года произошла в России либерально-буржуазная революция.
Знаете, как выглядел Киев к сентябрю? (Буржуазия всего полгода у власти.)
Очевидец:
«Весь Киев бурлил. “Союз освобождения Украины” дошёл до того, что послал приветственную телеграмму австрийскому генералу Пухало с пожеланием “дальнейшего победного напора славной австро-венгерской армии в самое сердце Украины — в Киев, во славу Его Величества Императора Франца-Иосифа”».
Явись, австрийский генерал Пухало, и освободи нас от клятых москалей.
* * *Раздел в культурной среде после Октября 1917-го происходил не по той линии, которую нарисовали сегодня. С одной стороны, люди чести, сторонники «России, которую мы потеряли», кладущие размашистые кресты на себя, — а с другой поганые и картавые большевики, которые немедленно начали матушке России загонять болт в лоб.
Ничего подобного.
Едва ли не первая поэтическая антология, которая вышла при советской власти и эту власть принимала и славила, — была антология «Красный звон» (январь 1918 года) — со стихами крестьянских поэтов: Есенин, Клюев, Орешин, Ширяевец. С предисловием Иванова-Разумника, русофила и блестящего критика.
Другой важнейшей поэтической силой революции 1917-го были «Скифы» — издание, опять же имевшее отношение к Иванову-Разумнику, вокруг которого группировались Блок, Белый и упомянутые выше Есенин и Клюев. Думаю, особо объяснять, что такое скифы, не нужно: объединение жёстко противопоставляло своё скифство — западничеству.
(Мы говорим именно о зиме 1917–1918 гг., потом ситуация изменялась, хотя нам есть что сказать и по дальнейшим событиям.)
То есть в понимании людей, принявших Октябрь 17-го, борьба шла не по линии «большевики» против «Руси православной, тысячелетней», а по линии «Русь народная, скифская» против «западников и февралистов».
Именно поэтому Блок, в ответ на известие о том, что «прогрессивная публика» называла его «изменником», записывает зимой 1918-го в дневнике: «Господа, вы никогда не знали и не любили России».
О том же пишет Есенин в стихах: «Грозно гремит твой гром, / чудится плеск крыл, — / новый Содом / сжигает Егудиил».
Горела в его понимании не Русь, а всё то, что наросло на её теле. «Новый Содом».
* * *Ещё раз о том, в каком состоянии приняли страну большевики.
Мемуары Б.Сырцова («Чугуевское военное училище»).
«К осени 1917 года разложение армии шло полным ходом. Особенно это было заметно в тылу… В городе Бахмуте Екатеринославской губернии был распропагандирован запасной пехотный полк, который вышел из повиновения своему начальству, стал бесчинствовать в городе и, находясь под влиянием безответственных хулиганов, разгромил большой казённый винный завод. Солдаты выносили бутылки водки по десять литров, так называемые “гуси”, и тут же их распивали. В этом пьяном разгуле принимала участие большая часть полка. Вслед за солдатами к заводу потянулись и местные обыватели, которые так же беспрепятственно уносили водку и лучшие вина. Весть о разгроме винного завода быстро облетела ближайшие окрестности, и со всех сторон в город потянулись повозки за бесплатной “драгоценной” жидкостью. Приходящие в Бахмут поезда были также переполнены желающими поживиться».
Нет, это просто чудо какое-то.
И название Бахмут — в котором замешены «бунт», «баламут» и «Бахус».
И гениальное название десятилитровой бутыли — «гусь».
И масштаб катастрофы — вынесли «гуся», распили, сбежался полк, на запах пришла соседняя деревня, за деревней подтянулась губерния, поезда пошли со всей страны… Чёрт! Как Русь-то устояла? Она должна была вся приехать в Бахмут, обожраться и упасть.
Слушайте, что дальше было.
«Город представлял собой жуткую картину разгула. Для наведения порядка местное начальство отправляло в город учебные команды запасных частей как наиболее надёжный в то время элемент, но все эти меры не достигали цели. Присланные солдаты тотчас же спаивались…»
Сначала спаивались, потом спивались. Солдаты!
Жандармы и пожарные к этому моменту, видимо, уже спились.
…А потом говорят: большевики были злодеи.
Ещё какие, кто бы спорил.
Война, развал промышленности, Украинская Рада зовёт на помощь Его Величество Императора Франца-Иосифа — спаси от москалей, батюшка! Бахмут наливает и падает в грязь. Учебные команды запасных частей, призванные навести порядок, ужираются в хлам. Страна разваливается ко всем чертям. Масонская ложа выдаёт себя за Временное правительство.
И тут, значит, приходит Ильич.
Тот самый, которого сейчас валят по всей Украине.
У нас тут говорят: как, мол, они смеют валить Ильича — он же ж Украину слепил.
Нет, майданствующие украинцы знают, что делают. Ильич не дал батюшке Императору Францу-Иосифу явиться.
Вместо него явился другой Иосиф. «Звали?» — «А ты кто?» — «Император Иосиф». — «Иосиф-Франц?» — «Нет, просто Иосиф».
* * *Созвучное. Есенин летом 1917 года пишет о столичных западниках:
«Мы ведь скифы, приявшие глазами Андрея Рублёва Византию и писания Козьмы Индипоклова с поверием наших бабок, что земля на трёх китах стоит, а они все романцы, брат, все западники, им нужна Америка, а нам в Жигулях песня да костёр Стеньки Разина.
Тут о “нравится” говорить не приходится, а приходится натягивать свои подлинней голенища да забродить в их пруд поглубже и мутить, мутить до тех пор, пока они, как рыбы, не высунут свои носы и не разглядят тебя, что это “Ты”. Им всё нравится подстриженное, ровное, чистое, а тут возьмёшь им да кинешь с плеч свою вихрастую голову, и боже мой, как их легко взбаламутить.
Да, брат, сближение наше с ними невозможно. Ведь даже самый лучший из них, Белинский, говоря о Кольцове, писал “мы”, “самоучка”, “низший слой” и др., а эти ещё дурее».
Вы нынешних не видели, Сергей Александрович.
Про «вихрастую голову» поддержать, увы, не могу, остальное — да, один в один, как срисовали.
* * *Александр Блок, безусловно, воспринимал большевистский переворот как восстание (на новый рубеж) руссов-скифов — и ставил это событие вровень с победами над Ордой, над поляками и лжедмитриями и над Наполеоном.
Блок — как раз тот случай, когда «правый» поэт является «левым», и наоборот. В случае Блока «левый» и «правый» становятся синонимами. Собственно, как и в случае Есенина (или Николая Клюева).
А кем Блок не являлся ни при каких условиях, он сам сказал, напоминать не будем.
Вещь очевидная, но нынче такое время, когда большинство толком таких простых вещей не помнит или не хочет признавать.
* * *Развенчать любого героического персонажа из мира литературы — дело подлое, но не очень сложное; забава эта привлекает многих. Байрон, Лермонтов, Гумилёв, Хемингуэй, Гари, Лимонов — всё с любым из них делается на раз. Человек — он из глины, всегда можно найти в нём мимолётную слабость (и выдать за сам характер), или позу, или суетливость, или мелкотемье, или подражательство.
Безупречных титанов мужества и чести — не бывает, люди не боги; хотя ранняя, жуткая, выверенная смерть претендующих на это звание перекрывает многое.
Куда сложнее оспорить титанов духа. Попробуйте оспорить Серафима Саровского — всё время будете чувствовать себя кривлякой и дураком.
Характерно, что Лев Николаевич Толстой ближе ко второму типу — то есть ближе к титанам духа, а не к титанам чести.
Всякий оспаривающий Толстого сразу выглядит смешно. Хотя, казалось бы, сколько было ненужного в самом Толстом — все эти его фото с сохою, его гендерные страдания, да и офицер он был не самый удачливый… Но именно религиозные искания, огромные и по-настоящему мучительные, делают Толстого — недосягаемым.
Всякий оспаривающий Толстого сразу выглядит смешно. Хотя, казалось бы, сколько было ненужного в самом Толстом — все эти его фото с сохою, его гендерные страдания, да и офицер он был не самый удачливый… Но именно религиозные искания, огромные и по-настоящему мучительные, делают Толстого — недосягаемым.
* * *К вопросу о критике и отдельных критиках.
Как вам, к примеру, такая заметка в газете «Вечерняя жизнь» (10 мая 1918 года) о поэтах того времени (цитирую без купюр, критик сам отобрал наиболее отвратительных своих современников):
«Самодовольно ухмыляющийся Фердыщенко наших дней — г. Маяковский; всегда волнующая женственной блёклостью Анна Ахматова и певуче-развязный Игорь Северянин, затем два молодых человека из конюшни, Есенин и Клюев, утверждающие какое-то мистическое славянофильство».
Идиот, конечно, этот критик. Но какой меткий, поразительно! Из пары сотен поэтов-современников он своим нечеловеческим чутьём выбрал 23-летнего Есенина, 25-летнего Маяковского, 29-летнюю Ахматову, 31-летнего Северянина, и 34-летнего Клюева — людей, благодаря которым русская поэзия начала XX века явила собой, патетично говоря, одну из величайших поэтических эпох в культурной истории человечества.
По сути, одновременное явление Маяковского, Ахматовой, Есенина (имена Клюева и Северянина тоже имеют вес безусловный) — в числе чудес света, в том же ряду, что античная философия, или искусство Возрождения, или французская поэзия накануне Первой мировой, или латиноамериканская проза XX века.
Такие прозорливые идиоты должны входить в историю, а он даже не подписал свою заметку, обидно.
* * *Дневник Е.Лундберг, январь 1918 года:
«Почти вся литература осталась по ту сторону октябрьской границы. Перешли её А.А.Блок, Иванов-Разумник, О.Д.Форш-Терек, С.Есенин, видимо, А.Чаплыгин. Говорят и об А.Белом. Перешли не на основании четко обозначенных платформ, а каждый по-своему, ради чего-то своего».
Позже советская наука будет преподносить дело так, что на сторону Октября перешли все крупнейшие художники, а там остались отщепенцы вроде Мережковского с Гиппиус и пары прощелыг.
Ныне свершается та же ошибка, но только с противоположным знаком: на сторону Октября перешли Блок по недоразумению, Маяковский оттого что невротик, отчасти Пастернак — так как не разобрался, а все нормальные люди уехали за кордон.
Мы, собственно, ведём всё к тому же выводу: в Октябре 1917-го Блок, Белый и Есенин — были в вопиющем меньшинстве. «Просвещённая публика», «лучшие люди страны» традиционно были настроены иначе и кричали: «Продажные изменники!».
А выбор был, на самом деле, прост: эти трое были не столько даже с большевиками — сколько с Россией как таковой.
Значит ли это, что Бунин не был с Россией? Да нет, не значит.
Но Бунин уехал, а эти остались и заплатили по всем счетам.
Скажу вещь, которую подтвердить нельзя — и опровергнуть тоже. Если бы Блок и Есенин поступили бы так же, как большинство, — Россия бы рухнула. Не большевистская — а просто Россия.
* * *Впервые — то есть, вообще впервые за всю историю своего существования, — Украина официально объявила независимость 12 января 1918 года — победив киевских большевиков, которым, конечно, независимая Украина казалась какой-то зловредной чепухой.
Январь — месяц, как мы видим, не случайный: самостийные обострения в этих краях случаются обычно зимой.
В мемуарах П.Стефановича (дворянин, внук уездного предводителя дворянства, сын полковника, расстрелянного большевиками) по поводу киевских событий того января содержатся занятные наблюдения. Независимость Рада объявила, «но результат, — пишет Стефанович, — был обратный тому, который она ожидала. Нужно сказать, что большевики представлялись рядовому населению Киева не более опасными, нежели украинские самостийники. В частности, офицерство, отнюдь не сочувствуя красным, не желало сражаться под жёлто-голубым украинским флагом из-за прогерманского настроения Рады».
Большевики берут город штурмом, «держались лишь украинские фанатики и офицерский отряд, сформированный для борьбы с красными… 26 января стрельба окончилась».
Стефанович констатирует: «Уход украинцев не вызвал особого сожаления оставшегося населения».
Большевики в городе, признаем, устраивают кратковременный террор, стремясь избавиться от тех, кто совсем недавно избавлялся от них.
«Но недолго, — пишет Стефанович, — пришлось большевикам оставаться в Киеве — Брест-Литовский мир позволил украинцам обратиться за помощью к немцам, которые совместно с украинскими частями начали “наступление” на восток».
Большевики оставили Киев, бежали. Украинцы вместе с немцами шли по пятам.
Надо заметить, что «украинцами» Стефанович, судя по всему, называет активный, военизированный, антирусский элемент Малороссии — но вовсе не всех жителей.
…История тут длинная, но один факт в довершение картины надо обнародовать непременно. Знаете, что сделали немцы, когда пришли? Закрыли к чёрту Раду со всей её самостийностью.
Нынешние «немцы» куда умнее. Они Раду не закрывают. Они сами помогают её выбрать. Опыт — великая вещь.
Осталось надеяться, что на всякого «немца» найдётся свой большевик.
Потому что большевики, как мы знаем, вернулись.
* * *Ответ большевиков, только что пришедших к власти, на украинский сепаратизм был прост и короток — в «Правде» написали: «Через несколько дней мы возьмём Киев».
Так Святослав говорил: «Иду на вы».
Самостийники могли думать, что потомки Святослава — это они. А потомок Святослава был товарищ Ильич.
Он даже ничего не говорил о защите «русского мира». Всё было куда короче и яснее.
«Через несколько дней мы возьмём Киев».
Был такой мемуарист Н.Могилянский, который писал о себе так: «Происходя и по отцу, и по матери из южнорусских, малорусских или украинских фамилий, я считаю себя русским по культуре, отечеством своим считаю Россию, а родиной Украйну или Малороссию».
Так вот, Могилянский вспоминает: «Говоря вообще, самоуверенности у руководителей защиты Киева было много, но действия их отличались бессистемностью, разговоры — бахвальством…»
И далее: «Числа 21-го или 22-го января старого стиля вошёл в Киев Петлюра с тощими рядами украинских войск. На Софиевской площади я слышал произнесённую им перед войсками речь на тему об украинской непобедимости. Потом оказалось, что он просто бежал от большевиков из-под Гребёнки».
Всё такое знакомое в этих мемуарах. Говорят, что время не движется в России. Нет, друзья. Время не движется нигде.
* * *Мемуарист Н.Могилянский сообщает, что немцы в Киеве, «на реальной украинской почве… увидели то, что самих их привело в немалое изумление. “Russland — das verstehe ich, Ukraina — das verstehe ich nicht”, — повторял убитый позже в Киеве фельдмаршал Эйхгорн». («Россия — это я понимаю, а Украина — это я не понимаю».)
Далее: «Если ещё нужно беспристрастное свидетельство полного провала идеи украинизации и сепаратизма, то стоит обратиться ко вполне надёжному и беспристрастному свидетельству немцев, которые были заинтересованы углублением украинизации для успеха расчленения России. Через два месяца пребывания в Киеве немцы и австрийцы, занимавшие Одессу, послали обстоятельный доклад в Берлин и Вену в совершенно тождественной редакции… Доклад красноречиво доказывал, что из украинизации практически ничего не выходит, ибо население стремится к русской школе и всякий украинец, поступающий на службу, хотя бы сторожем на железную дорогу, стремится и говорить, и читать по-русски, а не по украински. Общий же вывод был тот, что желательно объявить открыто и легально оккупацию края немецкой военной силой. Это было в двадцатых числах апреля 1918 года».
Давайте, что ли, ещё раз повторим то, что открылось, во-первых, педантичным, а во-вторых, мотивированным найти «украинский этнос» немцам. Немцы увидели к своему сожалению, что украинцы вроде есть, но на самом деле они русские.
Украинствующими фанатиками среди них были единицы — как и во все времена.
Что сделали немцы в этой ситуации? Закрыли сепаратистскую Раду, всё равно толку от неё никакого. Оккупировать так оккупировать.
«Так чисто и гладко, без единого выстрела с чьей бы то ни было стороны, ликвидирована была Центральная Рада, к общему удовольствию особенно киевлян, которые относились к украинскому парламенту с нескрываемым недружелюбием».
К власти пришёл Павел Петрович Скоропадский — то, что он немецкий ставленник, было очевидно всем.
* * *Обстановку в Киеве в 1918 году, в середине ноября, современник описывал так:
«Город разделён на пять районов. В верхней части укрепились добровольческие дружины, в районе городской думы — еврейская самооборона, далее — кольцом охватывают немцы; добровольцев, самооборону и немцев окружают петлюровцы и, наконец, весь город — в кольце большевиков и махновцев».