Вдруг над полем раскатился могучий рев десятков глоток. Видеть я ничего не мог, но родное "ура" и радостные комментарии остальных членов экипажа сомнений не оставляли – наши пошли в атаку. Замолчали пулеметы кроме одного, это броневик поручика бил по германским окопам. Выжившие немцы поднимали руки, наши пробегали мимо и не останавливаясь, мчались к холму. Заработавший было немецкий пулемет, тут же заткнул броневик. Семен толкал меня в плечо и подгонял. Ну не дурной ли? Итак еле еду, так он еще мешает. Впрочем, я уже поддался общему куражу и с трудом сдерживал себя чтобы не рвануть по прямой. Собственно, наше участие в бою закончилось. Мы отстали от пехоты и остановились у остатков проволочных заграждений. Отсюда открывался прекрасный вид на растекающуюся по траншеям русскую пехоту.
— Братцы, вы кто будете? — через борт заглядывал немолодой офицер совершенно простонародного вида. Унтер, наверное.
— Охотники мы, — вальяжно растягивая слова, ответил Семен. — Поручика Иванова команда.
Унтер выплеснул на нас малосвязные благодарности и восторги и убежал к своим солдатам. Семен разгладил усы и самодовольно заявил: "Ни хрена без нас не могут".
Вот наш рейд и закончился. Теперь уже официально. Выехать с поля броневики не смогли и мы пошли пешком. Раненных приволокли на носилках пехотинцы. Броневики их командир тоже обещал вытащить и доставить к штабу. Поручик, после отчета о результатах разведки и описания подвигов, отбыл в госпиталь. Меня расспросить обещали следующим утром. Так что мы занялись заслуженным отдыхом. Поели, сходили в баню и теперь, развалившись на лавочке, созерцали жизнь ближнего тыла и мирно беседовали. Как оказалось, винтовки немецкие мужики прихватили не просто так. За принесенное оружие выплачивали премии. Ситуация с оружием уже более-менее выправилась, но все еще оставалась сложной. Винтовки были всех известных конструкций, что сводило с ума тыловиков, да и было их все еще маловато. Резервы и вовсе по слухам сидели безоружными. Со снабжением вообще было странно. Вроде все, что положено было, но как-то не так. Вот положен солдату, к примеру, сахар. Выдают, но не кусковой, а песок. А его в тряпочку не завернешь и в карман не положишь да и расходуется он заметно быстрее. Многое также зависело от командиров. Воровство процветало на всех уровнях и если командир попадался жадный, то до солдат ничего приличного уже не доходило. Одно гнилье и рванина. Ну и бардак, конечно, куда же без него на войне.
Я впитывал реалии этого мира и пытался составить правдоподобную легенду. Судя по тому, что Семен рассказывал, как страшно было в прошлом году, когда оружия и боеприпасов почти не было, на дворе был 1916 год. То, что пик "снарядного голода" пришелся на 15-й я помнил точно. Уточнить месяц я побоялся, но лето, похоже, кончалось или уже кончилось. Труднее было определиться с местоположением. На прямой вопрос мне сообщили название городка ничего мне говорящее, а спрашивать где этот городок находится я опять же побоялся. Не мог же я в нижнем белье пройти сотни километров. Значит должен был притворяться почти местным, а следовательно городок знать. Проблема собственно была не в самом городке, а в том, что я не знал какой населенный пункт объявить своей малой Родиной. Разведчики пока меня о прошлом не спрашивали, но это пока. Может устали слишком, а может деликатность проявляют, помня о якобы погибшей супруге. Вот придут в себя после рейда и начнут любопытствовать, а мне и сказать нечего. Так что с легендой надо срочно что-то решать.
Между тем из бани вышла следующая смена. Это были артиллеристы из отведенного на отдых и пополнение полка. С разведчиками они были знакомы и вроде даже дружны. Табаком, во всяком случае, угостили. Сразу же начались расспросы про штурм холма. Собственно полк ушел на отдых именно с этих позиций и пополнялся после недели безуспешных попыток оный холм вернуть и успешной защиты второго холма. Расписали баталию в красках. Артиллеристы, как положено, восторгались и удивленно качали головами.
— Да-а-а, сурьезно вы германца обидели. Вон как серчает, — кивнул самый старший из них в сторону передовой. Там весь день грохотали пушки. Немцы пытались вернуть утраченное, но русская пехота вцепилась в холм зубами, ощетинилась своими и трофейными пулеметами и уходить не собиралась.
— Ерунда это, — махнул рукой Семен. — Сразу не успели атаку устроить, так и дергаться неча было. Без подготовки только людей без толку положат.
— Это точно. Не жалеют генералы солдат ни наши, ни ихние. Будут теперь на приступы гонять пока есть кого, а как кончатся, так начнут думать и резервы стягивать.
— Угу, а пока стягивают, будут гадить по мелочи. С дирижабля бомбить или еще какую гадость придумают в отместку.
Народ солидно покивал. Месть германцев, похоже никого не страшила. Вдруг артиллерист застыл, подняв руку с самокруткой. Все тут же замерли и стали прислушиваться. Теперь я тоже услышал нарастающий свист. Грохнуло, через два дома поднялся черный куст взрыва.
— Шестидюймовка. Дотянулись-таки, гады. Пошли в овраг что ли, там пересидим.
Без особой суеты солдаты направились куда-то к краю деревни. Снаряды уже рвались довольно часто. Внезапно рвануло в соседнем дворе. Снаряд снес сарай и разметал поленницу. У меня еще не было рефлекса падать и я, присев, смотрел как прямо в меня летит полено. Оно вскользь ударило по голове. В глазах вспыхнули звезды, за шиворот щекотно скользнула теплая струйка, а сознание уходя вздохнуло: "ну вот тебе и легенда".
Я лежал в койке, смотрел в потолок и крутил на пальце обручальное кольцо. Было грустно. До сих пор мне было не до самокопания. Сперва надо было выбраться к людям, потом выбраться к своим, где во весь рост встала проблема легализации, но вот наступил радостный день когда все безотлагательные проблемы решены и появилось наконец время предаться депрессии.
После пустякового, в общем-то ранения, я долго "не приходил в сознание", а придя ничего не помнил и никого не узнавал. Собственно, "никого" – это поручика Иванова. Он уже сутки лежал в госпитале и доктор приводил меня к нему в надежде, что встреча пробудит мою память. Как оказалось, история о герое в кальсонах уже разошлась по всем тылам и санитары, доставившие меня сюда, сразу же сообщили всем, что привезли "того самого из лесу". Так что встреча наша с поручиком была неизбежной.
Уже по его предложению, меня переселили к нему, где и познакомились по-настоящему. Звали поручика, кстати, Николай Васильевич. Совсем как Гоголь, только Иванов. Вчера в палате появился новый пациент и я в третий раз выслушал историю нашей героической эпопеи. История с каждым разом становилась интересней, веселей и героичней и с каждым разом я узнавал о себе много нового. Например, в варианте Иванова я выбегал на дорогу в нижнем белье. Вообще, германская униформа ни разу не была упомянута. То ли факт переодевания казался поручику неблагородным, то ли ему так интересней казалось. Моя роль в захвате и последующем бое всячески выпячивалась. Видимо так Николай проявлял гостеприимство. Заодно узнал, что броневики были не германскими, а бельгийскими "Минервами". Мои впечатления о них оказались верными. Это действительно были наскоро бронированные легковушки. Ну и славно, а то я уж было усомнился в сумрачности тевтонского гения. Ни тебе крыши, ни даже дверей.
Еще одним плюсом моей амнезии была возможность не только задавать любые самые странные вопросы, но и выучить "заново" нынешнюю грамматику. Ну или по крайней мере попытаться выучить.
В общем, жизнь потихоньку налаживалась и вот теперь я лежал и грустил. Причин для грусти хватало, но главной была Светка – моя жена. Вроде и не было у нас красивого и бурного как в кино романа, но мы любили друг друга и были счастливы спокойным уютным обывательским счастьем. Теперь мне ее не хватало, да еще в голову лезли дурацкие мысли, что раз она еще не родилась и следовательно, среди живых ее нет, то я настоящий вдовец. Тем более, что она могла и вовсе могла не родиться, ведь какие-то изменения в историю я уже внес. С другой стороны она же не умирала, это я пропал для нее и вдовой надо считать ее. Мысли эти казались мне идиотскими и неуместными как спор адвокатов над могилой, но избавиться от них я не мог. Да ну, нафиг! Планы на будущее что ли посоставлять? Вот тоже проблема. Ни образования, ни профессии, а впереди две революции и гражданская война. И куды попаданцу податься? В спасители Отечества я не гожусь, харизмы не хватит, да и причины у грядущих бедствий были слишком глубокие и масштабные чтобы можно было их отменить. К большевикам податься? С одной стороны резоны веские – они победят и можно сделать карьеру уже в СССР. С другой стороны, их еще найди этих большевиков, да и что я им могу предложить серьезного? Для пропагандиста нужны знание местных реалий, тонкое понимание чаяний и настроений масс и опять же харизма. Знания будущего? Ага, прихожу такой на явочную квартиру и говорю – я, мол, из будущего и все знаю. Главное тут то, что я пока никто. Просто контуженный поленом пациент не помнящий даже собственного имени. Хотя имя мое мне уже сообщили. Можно попробовать использовать наметившееся приятельство с Ивановым и пристроится к офицерству. Но этот вариант мне тоже не нравится. Во-первых, надо воевать, а это опасно; во-вторых, очень скоро быть офицером или даже другом офицера станет опасно само по себе; в-третьих, впереди все та же гражданская война, а Россию в ней, как ни крути, защищали красные. Может белые и думали иначе, но вот интервенция все по местам расставила. Нельзя защищать Отечество и одновременно участвовать в его оккупации. Да и не зовут меня в офицерство пока что. Да уж, даже прожектерством не получается заняться. В курилку сходить, что ли? Сам я не курил, но беседка во дворике была еще и чем-то вроде клуба, где молодые офицеры обсуждали новости, женщин, оружие и даже запрещенную им политику. Вот тоже глупость – офицерам высочайшем указом запрещено интересоваться политикой. Потом будут удивляться, что на простые вопросы распропагандированных солдат офицеры смогут ответить только кулаками и угрозами с соответствующими результатами. И это в лучшем случае. После страшных потерь комсостава в пятнадцатом году, в армии появилось множество "офицеров военного времени". Их набирали из обычных гражданских с образованием. Мало того, что эта интеллигенция была в духе времени, крайне политизирована, причем либерально, так еще и руководить людьми они не умели. В итоге сперва распускали солдат либеральными заигрываниями, а потом, обнаружив, что с народом им традиционно не повезло и не умея поставить подчиненных на место распускали руки и истерили в разы больше кадровых.
Решительно вскочив с кровати, я натянул сапоги и, накинув свою трофейную кожанку, пошел на выход. Кстати, в госпитале меня переодели. Выдали выцветшие солдатские штаны и ношенный, но вполне приличный френч чтобы не смущал окружающих германским мундиром, а где-то в расположении разведчиков, по заверению Николая Иванова, меня ждала моя доля трофеев, которые "у Семена сохранятся в лучшем виде". Интересно, оружие в мою долю входит или штатским не положено? Бинокль-то Семен точно зажмет, уж больно он ему понравился.
— Сергей Алексеевич, вы куда? Вам доктор не велел вставать пока!
— Да я только покурить! В палате же нельзя.
— Вы не кýрите, я это знаю наверняка! Стыдно врать! Вы же приличный человек!
Ну это-то она с чего взяла? Александра Александровна была сестрой милосердия. Ангел девятнадцати лет, старательно изображающий строгость. Офицеры званием от полковника и выше звали ее Сашенькой, а мы пока ни возрастом, ни чинами не доросли, так что звали по имени-отчеству, хотя за глаза также звали Сашенькой. По-первости я удивлялся, что никто из обитателей палаты не пытался с ней флиртовать, даже гусар Несвидов, флиртовавший со всеми подряд для поддержания репутации гусарства. Иванов меня просветил – Александра Александровна была дочкой генерала Н.
— Стыдно, — не стал я отрицать очевидного. — Но сидеть в палате невыносимо. Я ведь уже совершенно здоров! Вот швы снимут и уйду от вас.
— Куда же вы собираетесь уходить?
Я несколько растерялся от этого вопроса. Сам-то я пока ничего не решил да и интерес Сашеньки к моей судьбе удивил.
— Ну-у-у… этого я еще не решил, но не могу же поселиться в госпитале да и делом заняться надо каким-нибудь. Чем раньше начну искать свое место в жизни, тем раньше найду.
— Так нельзя! Вы же еще не закончили восстановление своей грамотности!
Ну вот откуда она про это знает?! Специально что ли обо мне сведения собирала? Блин! А если и правда специально? А что, раненный герой, страдающий от трагической гибели супруги, а дальше романтическая девичья натура сама накрутит такого, что все романисты мира останутся не у дел. Вот этого мне еще не хватало!
Тут Сашенька пошла в решительное наступление и я был вынужден ретироваться в палату. Вот ведь тоска! В палате шесть человек, а постельный режим предписан мне одному. Так и предавался тоске до самого обеда, а после меня вызвали к начальнику госпиталя.
— Сергей Александрович, я заметил, что вполне сносно пишете, но совершенно не помните грамматику.
— Да, это так.
— Из этого я сделал вывод, что моторная память у вас не пострадала.
— Похоже вы правы, доктор.
— Я профессор, но сейчас это не важно. Важно сейчас другое. Вы уже думали о своем будущем?
— Думал, но ничего придумать пока не смог, а что, вы хотите что-то предложить?
— Не я. Насколько я знаю, вы водили автомобиль. Также до меня дошли слухи, будто до своего ранения вы желали участвовать в войне. Это так?
— Профессор, я о своем прошлом знаю не больше вас, но сведения у меня точно такие же. Видимо, мы их получили из одного источника, — улыбнулся я.
— Действительно. Навыки ваши, конечно же, необходимо проверить, а пока скажите как вы смотрите на то, чтобы пойти на военную службу?
— Видите ли, Сергей Алексеевич, — вступил в разговор полковник. Он находился в кабинете профессора, когда я пришел, но до сих пор молчал. — Дело в том, что захваченные поручиком Ивановым при вашем участии, броневики сейчас стоят без дела. Мы к сожалению, не смогли найти для них водителей, а они были бы нам весьма полезны в нынешней непростой ситуации.
— Хм, понимаете, э-э-э…
— Константин Эммануилович.
— Понимаете, как уже сказал профессор сперва надо проверь сохранились ли мои навыки, а уж потом решать что-либо. Вы ведь не сказали чего и на каких условиях хотите от меня. Водить оба броневика я ведь никак не смогу, следовательно, ваши планы на меня шире, чем на простого шофера.
— Вы правы. Мне бы хотелось, чтобы вы обучили вождению этих машин нескольких солдат и состояли в нашем бронеотряде ответственным за технику или даже заместителем командира. Мы пока не определились как лучше организовать его.
— Вы предлагаете мне стать офицером?
— Нет, конечно! Это невозможно! Я предлагаю вам вступить в армию в чине вольноопределяющегося. Однако, этот чин дает вам возможность стать офицером, сдав соответствующий экзамен через определенный срок.
— Какой срок?
— Согласно уложению это один год, НО! В военное время можно пойти и на некоторое упрощение процедуры, особенно если вы дадите достойный повод. Судя по докладу поручика Иванова, за поводом дела не станет. Да и я со своей стороны поспособствую, хорошие офицеры армии крайне нужны. Кстати, ваши мужественные действия не остались незамеченными, я буду просить командование наградить вас Георгиевской медалью!
Ишь ты, будет просить, а ведь вполне может просто наградить своей властью. Ну это понятно. Соглашусь – наградят, а нет – так нет. Видимо, бронеотряд им, действительно нужен до зарезу иначе не стал бы целый полковник распинаться перед потенциальным вольноопределяющимся, по сути льготным рядовым. С другой стороны, какое-то место себе в этом мире обустраивать надо.
— Что же, Константин Эммануилович, отсиживаться в тылу в столь тяжёлый для Отечества час я считаю недостойным, тем более, что имею личный счет к германцам. Если вы считаете, что наибольшую пользу России я принесу именно в этой роли, то готов. Осталось только убедиться, что я гожусь на эту роль. Когда можно провести испытание?
— Да хоть бы и сейчас! Мое авто здесь и если вы справитесь с ним, то я уверен, справитесь и с его бронированным собратом.
Вот гад! Для броневика водителя нет, а свой зад катать нашел.
— Сейчас, так сейчас, Константин Эммануилович. Или мне уже стоит обращаться к вам "ваше высокоблагородие"?
— Ну что вы, Сергей Алексеевич, пока ваше поступление на службу не оформлено должным образом, вы человек штатский и мы можем общаться как добрые знакомые!
Полковник просто источал радушие и дружелюбие, всем своим видом демонстрируя неизбежность и головокружительность предстоящей мне карьеры. Это же как его приперло, что он так демократичен?
С авто я разобрался быстро. Сделал пару кругов под бдительным и ревнивым взглядом шофера и припарковался у крыльца.
— Вот и славно! Завтра же жду вас у себя! — бодро заявил полковник.
— Константин Эммануилович, один важный момент есть. Машины требуют соответствующего обслуживания, а для этого требуются мастерские.
— Мастерскую найдем и раз уж зашла об этом речь, составьте список потребного для эффективной работы отряда.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие!
Полковник улыбнулся и не стал напоминать о моем теперь уже временном статусе.
Когда начальство чего-то страстно желает, то с бюрократией проблем не возникает. Казалось, человек вообще без документов, даже фамилия его не известна, про себя ничего сообщить не может, никто его не знает, но раз надо, то надо. Профессор выписал бумагу о поступлении в госпиталь пациента Сергея Алексеевича, русского, православного, мещанина. Посыльный из штаба ее забрал и все оформили. Мне даже заявления не пришлось писать о добровольном вступлении в ряды вооруженных сил. Просто велели через неделю заехать снять швы и с попутной телегой доставили на место. Сунулся к полковнику, но не пустили. Сидевший на входе поручик узнал кто я такой, порылся в столе, сообщил, что меня ждали еще утром и я теперь кругом виноватый, после чего вызвал солдата и велел отвести меня в расположение бронеотряда. В последний момент сунул мне какие-то бумажки в руки и выпроводил.
Расположение бронеотряда оказалось большим сараем в котором находились обе грязных "Минервы", большой не то стол, не то верстак, пара чурбаков, кучка каких-то палок в углу и ворох старого сена на антресолях или как там это называется правильно. Выбрав чурбак повыше, подкатил его к столу и принялся изучать выданные бумаги. Первой и самой большой оказалась инструкция мне от полковника. Пропустив шапку и вступление, сразу перешел к пунктам. Мне предписывалось провести тщательнейшую инспекцию полученной техники, провести необходимые ремонт и обслуживание, следить в дальнейшем за ее состоянием, приступить к обучению направленных в состав отряда солдат., возглавить отряд до прибытия назначенного командира, затребовать и получить положенное необходимое снаряжение и довольствие и т. д. и т. п., всего два десятка пунктов из которых я понял, что отвечаю за все и все обязан. Ну это понятно, ремонтируй чем хочешь, требуй что хочешь, получи, что дадут и обучи непонятно кого. Интересно, где эти самые направленные солдаты и знают ли хотя бы что такое гайка, а то пришлют кого отдать не жалко. Так, а что у нас во вступлении написано? Вольноопределяющемуся Пациенту… чего?!! Это кто вообще? Весь охваченный недобрым предчувствием, я принялся просматривать остальные бумаги. Ага, это вроде мое удостоверение личности! Так, Пациент Сергей Алексеевич, вольноопределяющийся. Твою же мать. Писарь, видимо, увидев перед именем отчеством непонятное слово счел его фамилией, а поскольку своей настоящей фамилии я "не помню", то даже возразить не могу! Все, приплыл. Сарай огласился моими матюгами и стенаниями над горькой судьбинушкой.