Бондарев уселся на диван и понял, что в записке есть еще одно предупреждение, уже без намеков: «Скрипит!» Диван скрипел, как последний предатель, и это следовало обязательно учесть. Денис взглянул на часы. До условленного времени оставалось четыре часа. Можно отдохнуть, набраться сил. Уснуть вряд ли получится, но хотя бы расслабиться в горизонтальном положении не помешает, это сто процентов. День был долгий, трудный, а ночь обещала стать, наоборот, очень короткой. А следующий день опять будет резиновым, как та Москва. Так что силы пригодятся.
Денис закрыл глаза, расслабил мышцы, медленно выдохнул и… открыл глаза, но через три часа пятьдесят минут. Вырубился мгновенно, включился тоже. И сразу же припомнил, что происходило накануне, а также в то время, пока он спал.
Человеческий слух не отключается никогда, с рождения до смерти, ни днем, ни ночью, и при определенной тренировке можно научиться вспоминать все, что ты слышал во сне. На этом построено множество методик ускоренного обучения языкам и другим премудростям. Бондарев использовал умение слушать и запоминать услышанное во сне довольно часто, хотя и в иных целях. Например, в течение последних трех часов это умение играло роль своеобразной сигнализации. Скрипни в коридоре больше двух половиц одновременно, Денис тут же проснулся бы и взял дверь под прицел. Но в коридоре все четыре часа было тихо. Дежурный трижды прошелся мимо двери, а затем уселся за свой стол в конце длинного коридора и завел неспешную беседу с драившим полы скаутом-дневальным. Потом, за минуту до пробуждения Бондарева, скаут ушел дрыхнуть, а компанию дежурному составила уже известная Денису томная Вера. Она пожаловалась на бессонницу и присела у стола… или на стол, таких деталей Бондарев не уловил. О чем ворковали Вера и Пахоменко, а дежурным был именно он, тоже осталось загадкой. Слишком далеко от «апартаментов» находился пост. Да и не имело это значения. Вера опять сыграла роль ложной мишени и обеспечила Бондареву скрытное перемещение из расположения в подвал.
Диван, сволочь, все-таки слегка скрипнул, да и бесшумно откинуть крышку Денису не удалось, но обаяние Веры, а скорее, ее прелести, держали бойца Пахоменко не хуже капкана, и он, даже если услышал какие-то звуки, не стал подкрадываться к двери бывшей бухгалтерии и замирать, обратившись в слух.
Бондарев осторожно шагнул на лестницу под полом, спустился на три ступени, пригнулся и аккуратно положил крышку люка на место. «Закрыть за собой дверь» получилось гораздо лучше. Без шума.
В кромешной темноте пришлось ориентироваться только на слух, но это не испугало Дениса. Он был готов к любым поворотам, вплоть до засады. Только суньтесь, как говорится, получите все. Сестры по серьгам, братья по разуму, враги по рогам. Нет, Бондарев не владел каким-нибудь секретным искусством боя с закрытыми глазами. Если возникнут осложнения, он рассчитывал действовать просто и без героизма – упасть на пол и, перекатываясь, расстрелять весь магазин «Грача», целясь примерно в сторону противника. Прием обычно работал безотказно, и поэтому Денис был относительно спокоен. И потом… какие враги, какой, к Лесу, противник? Они все наверху. Здесь могла быть только Юля, а она точно не враг. Ну, как точно… почти точно, с поправкой на принцип Мюллера – верить нельзя никому, даже самому себе.
Слух не подвел и в этот раз. Справа, шагах в пяти от Бондарева, зашуршала одежда, и Денис тут же вскинул оружие.
– Осторожно! – послышался из темноты возмущенный женский шепот. – Чуть нос не расквасил! Не маши руками, иди за мной!
– Хотя бы обозначь, куда идти-то? – также шепотом попросил Денис.
– Дай руку, горе луковое, – женщина взяла Бондарева за руку и…
И все… добила! В переносном смысле, конечно. Просто круг замкнулся. Последнее из чувств, осязание вынесло свой вердикт, как и в случае с детьми, и он звучал однозначно: это Юля. Настоящая, родная, та самая. Это было ее прикосновение, ее тепло, ее мягкая, нежная, но крепкая хватка. Так что, исключая зрение, зато включая интуицию, все чувства утверждали – это она.
«А со зрительным восприятием… будем разбираться».
Подземелье оказалось на удивление просторным. Они сделали шагов пятьдесят, прежде чем Юля остановилась и чиркнула зажигалкой. Огонек бензинового пламени был крупным, и пусть не таким ярким, как от горящего газа, однако и его усилий хватило, чтобы Денис смог разглядеть ближайшие детали. Парочка стояла перед дверью в один из многочисленных отсеков подземного убежища или склада. Юля уверенно открыла дверь и кивком пригласила Дениса войти.
За дверью обнаружилась каморка два на три метра с лавками вдоль стен. На лавках двумя аккуратными стопками лежали одеяла, штук двадцать в сумме. Под потолком висела керосиновая лампа. И все.
Юля закрыла дверь на засов и зажгла лампу. Свет позволил рассмотреть еще пару деталей интерьера. Забранное решеткой жерло воздуховода под потолком и низкую бочку с крышкой в углу слева от двери.
Назначение помещения было предельно понятным – временное убежище. Вполне возможно, во время описанного провокаторами и Артемом Шторма часть детей отсиживалась именно здесь, в этом убежище.
– Теперь можно и поговорить, – с нормальной громкостью сказала Юля и потянула Бондарева к лавке. – Садись.
Денис подчинился, но сел не рядом, а напротив. Получилось все равно близко, но более официально. Так Бондарев подчеркнул, что встреча пока не подразумевает воссоединения семьи. Поскольку есть проблема…
Вслух он сказал что-то в этом роде, но закончить мысль не успел. Слова утонули в звоне оплеухи.
– Гад такой! – Юля возмущенно сверкнула глазами. – Я-то думала, ты в Штирлица играешь, поэтому такой отстраненный! Подыгрывала тебе! Я ведь и сама догадалась, что этот Кравченко субчик с секретом! С тобой ведет себя, как тупоголовый солдафон, а с нами – просто полковник, не меньше! Он даже говорит иначе. Грамотно, со значением таким, без косноязычия, как профессор с кафедры. Двуликий, как тот Янус. Это я сразу поняла, глаз наметан. А теперь выясняется, что и ты у нас с изюминкой? Что это за фокусы, Бондарев?! Прошла любовь, завяли помидоры?!
– Юля… прошу, послушай…
– Нет, это ты меня послушай! – Юля вдруг резко подалась вперед, схватила Бондарева за шею и впилась губами ему в губы.
Поцелуй длился долго и был не просто приятным, а обалденным, сносящим крышу, как говорили в юности Дениса. Майор Бондарев лишний раз убедился, что с ним сейчас его жена, а не какая-то левая тетка, но… как только Юля вновь уселась на свою скамейку, проклятое зрительное восприятие опять плеснуло дегтя в мед. Немного, всего ложку, но этого, как обычно, хватило. Бондарев с огромным трудом заставил себя не обращать внимания на деготь.
– Юль, проблема у меня, – уже совсем другим, нормальным, домашним, а не официальным тоном сказал Денис. – И похоже, с самым ценным. Но не с тем, о чем ты подумала.
– Поняла уже, – Юля вздохнула. – С головой у тебя проблема, шутник доморощенный. Я так ждала этой встречи…
– Прости…
– Спокойно, – сказала Юля скорее самой себе, чем Денису, и шмыгнула носом. – Давай, попробуем без эмоций.
– Давай, попробуем, – согласился Бондарев. – Я заметил, у тебя это теперь хорошо получается. Как ты сдержалась, я до сих пор не могу понять. Столько лет не виделись, да еще дети рядом… они так выросли… а ты такая просто стоишь, как скала, и делаешь вид, что ничего особенного не происходит. И дети молодцы, ты хорошо их воспитала.
– Дети умнички, это верно. А у меня… инстинкт сработал, наверное, – Юля опустила плечи и еще раз вздохнула. – Даже два сразу. Самосохранения и материнский. Я не верю этому Кравченко, говорю же… фальшивый он, не военный.
– Он вообще-то в старое время полицейским служил, патрульным.
– Тоже вранье, – уверенно отмахнулась Юля. – Если он и служил полицейским, то в кабинете. Патрульных я, что ли, не видела?! В приемном покое всю учебу продежурила. По пять раз за ночь ППС приезжала, горемык разных привозила. Не было среди простых ментов таких, как Кравченко. Раздолбаи вроде Пахоменко были. И сволочи встречались. Но чаще служаки обыкновенные. А деловые вроде Кравченко к нам не заглядывали. Такие сразу к главврачу – дверь пинком. Понимаешь? Так что врет он, маскируется, а это опасный признак. Вот я и не хочу при нем показывать, кто мне дорог… жизнь научила.
– Ты думаешь, Кравченко связан с Черным Рынком?
– Черный Рынок не проблема, – Юля махнула рукой. – Ты извини, но… мы с кочевниками в нормальных отношениях… в нейтральных. Если Кравченко замаскированный кочевник – полбеды. Но я думаю, он связан с какой-то другой группировкой. Не с Рынком. Люди Кравченко выбили кочевников из Черновки, бойцы полегли…
– Кочевники были из бригады Лютого?
– Наверное. Ты же видел ролик.
– Там не все понятно, да и не знаю я никого из бойцов Лютого в лицо. Ты узнала кого-то среди погибших?
– Ты думаешь, Кравченко связан с Черным Рынком?
– Черный Рынок не проблема, – Юля махнула рукой. – Ты извини, но… мы с кочевниками в нормальных отношениях… в нейтральных. Если Кравченко замаскированный кочевник – полбеды. Но я думаю, он связан с какой-то другой группировкой. Не с Рынком. Люди Кравченко выбили кочевников из Черновки, бойцы полегли…
– Кочевники были из бригады Лютого?
– Наверное. Ты же видел ролик.
– Там не все понятно, да и не знаю я никого из бойцов Лютого в лицо. Ты узнала кого-то среди погибших?
– Одного, Джойстика. Но… тут какая-то странность. Он как раз накануне этой перестрелки пропал. Лютый даже у меня спрашивал, не видела ли я Джойстика.
– То есть Лютый пришел в деревню еще накануне?
– Пришел, – Юля кивнула. – И ушел в тот же день.
– А на следующий день, получается, вернулся?
– Наверное, да, но мы не встречались. Кочевники сразу на баррикаду полезли, и минут через десять началось… в колхозе утро.
– То есть единственное доказательство, что это были бойцы Лютого, – труп Джойстика?
– Выходит, что так. Но какая разница – те были кочевники или другие? Главное, что не бродяги или егеря, а именно кочевники. И Кравченко их не жалел, а значит, он работает не на Хана, а на кого-то другого. Почему я, домохозяйка, объясняю это тебе, контрразведчику? Ты сам, как мои дети выражаются, не догоняешь?
– Догоняю, – Денис усмехнулся. – И все-таки на кого, по-твоему, работает Кравченко? На егерей? На бродяг?
– Не знаю. И поэтому боюсь еще больше. Не за себя, за детей боюсь. Они ему доверяют, в рот заглядывают. Это может плохо кончиться.
– Я могу поговорить с детьми…
– Не надо! – Юля помотала головой. – Это слишком опасно! Да и не успеешь ты поговорить. Кравченко получил какие-то инструкции, он что-то затевает против тебя.
– Инструкции получил? – Денис удивленно поднял брови. – От кого, когда?
– От Артема… в смысле, он принес. Наверное, из Волчанска, если по пути вы ни с кем не встречалась. Артем отдал сержанту какие-то бумаги. Сказал, в матчасти форпоста их скопировали и ему вернули. Кравченко что-то на обороте прочитал и сразу же начал раздавать своим бойцам секретные указания. А у меня затребовал надежную комнату, чтобы тебя поселить. В целях безопасности гостя, сказал. Но я-то сразу поняла, чего он хочет на самом деле. Вот и открыла бухгалтерию.
– На хрена нам враги, когда у нас есть такие друзья? – Бондарев хмыкнул. – Смышленый парнишка этот Артем и неплохой вроде бы…
– Я уверена, он не хотел!
– Конечно, не хотел, – Денис кивнул. – Его опять подставили. Но теперь это сделал не Кравченко, а кто-то другой… кто-то… затаившийся у нас в тылу. Какой-то предатель… или шпион.
– О-о, ты, как всегда, за свое, – Юля усмехнулась. – Что там, говоришь, у тебя с головой? Профессиональная паранойя?
– Это другое! – Денис коротко рассмеялся. – Как бы тебе объяснить…
– Словами. Не подбирай, говори, как думаешь, я пойму.
– Поймешь, я знаю, но тебе это не понравится. Это я тоже знаю. Проблема в том, что… я почему-то не узнаю тебя. Понимаю, что ты – это ты, но… не узнаю. Такая вот беда.
– Действительно «беда пришла в наш огород», – Юля усмехнулась. – А тебе не приходило в голову, что ты просто забыл, как я выгляжу?
– Как я мог забыть? – Бондарев пожал плечами. – Но даже если так… почему не вспомнил до сих пор?
– Ох, Бондарев… – Юля склонила голову набок. – Ты не темнишь? Не пытаешься отползти? Если так, я не в претензии. Время берет свое, меняются вкусы, обстоятельства… ты не женился ли повторно?
– Чур меня! – Бондарев сделал вид, что готов перекреститься. – Реальная проблема, говорю же, без дураков.
– Ну, это ты хватил, один в деле точно замешан… – Юля усмехнулась. – Ладно, давай разберемся. Сам-то как думаешь, в чем причина этого твоего странного расстройства?
– Ты доктор или я? – Бондарев развел руками. – Ты и объясни, в чем причина и что все это значит.
– Я могу лишь поставить диагноз… да и то предварительный, – задумчиво глядя на мужа, проронила Юля. – Без обследований здесь не разберешься.
– Хорошо, пусть для начала будет только диагноз, – согласился Денис. – Я сошел с ума?
– Нет… не думаю. Похоже, у тебя проблемы с памятью.
– Я все помню!
– Не перебивай. Есть особые симптомы, которые называются «нарушением чувства знакомости». Эти симптомы могут обнаружиться и у здоровых людей. Если нет других тревожных признаков, за свое психическое состояние в целом можешь не беспокоиться.
– Хорошо, постараюсь. И в чем суть моей проблемы?
– Ты наверняка слышал о «дежавю»…
– Конечно. Фильм такой видел в детстве. Польский, кажется.
– Не о фильме речь. Déjà vu – это в первую очередь термин из психиатрии. Человек впервые видит предмет или место, но его посещает чувство, что он видел это раньше. Но чаще всего это случается при встречах с чужими людьми…
– Но у меня-то все наоборот!
– А я ведь говорила о группе симптомов. Все наоборот – это jamais vu. Как раз при «жамэвю» все хорошо знакомое воспринимается, как чужое, будто бы увиденное впервые. Понимаешь теперь?
– Понимаю, и это странно. Будь у меня расстройство психики, я не понимал бы, что дело нечисто, разве нет?
– Как раз нет. Критика у людей в таком состоянии остается сохранной, человек вполне осознает, что ощущение неузнавания знакомого – иллюзия, ложь. Потому-то эти расстройства и относятся к пограничным состояниям, а не к болезням. Хотя бывает, что у людей с такими симптомами следует искать опухоль мозга или другие проблемы.
– Вот спасибо, обнадежила!
– Нет, это может быть и последствием травмы. Тебя по голове часто били? Когда в последний раз получал?
– Пять минут назад. Извинишься?
– Нет. А раньше?
– Так и знал. И раньше били. А сегодня с утра еще и контузило, но не настолько сильно, чтобы я свихнулся.
– Чтобы заработать расстройство, необязательно получать сильно. Бывает, достаточно легкой травмы. Хотя… не знаю.
– Стоп! Если ты права, то в момент, когда я понял, что не узнаю знакомых из-за этого… «жамэвю» я должен был исправиться и прозреть, так?
– Возможно… я ведь не психиатр, знаю только базовые вещи. Допустим, так.
– Но я не прозрел, вот в чем реальная проблема! Я по-прежнему понимаю, что ты – это ты, но не вижу этого! И это несоответствие настолько сильное, что…
– Я поняла! – Юля резко подняла руку, прерывая Бондарева. Было видно, что это признание ей неприятно. – Ощущение настолько сильное, что ты до сих пор сидишь напротив, а не прижимаешь меня к лавке. В таком случае твой симптом отличается от классического. Не знаю, почему, но он сильнее выражен.
– То есть пограничный-то пограничный, но все-таки ближе к психическому заболеванию, чем к расстройству? Так? И почему?
– Откуда мне знать? – Юля вздохнула. – В новом мире многое изменилось. Кое-что даже вывернулось наизнанку. Боюсь, ответа мы не найдем.
– А может оказаться, что этот симптом был усилен искусственно?
– Ой, Денис, не лезь в дебри. Ты, конечно, у нас любитель докопаться до сути, но… сейчас-то это к чему? Пустая трата времени и сил.
– Не скажи. Если этот странный симптом сформирован искусственно, от него таким же способом можно избавиться. Логично?
– А не проще плюнуть на него и познакомиться заново? – глаза у Юли слегка заблестели, она подвинулась к Денису и вновь взяла его за руку. – Если у тебя не сильно изменились вкусы, в чем вопрос?
– Вкусы прежние, – Денис улыбнулся и погладил Юлю по руке. – И принципы прежние. В первую очередь, на месте принцип «верить нельзя никому».
– Опять обижаешь? – Юля чуть отстранилась. – Ладно, я понимаю. Столько лет прошло. Я уже не та девчонка. Теперь я зрелая тетка, да еще неухоженная, морщины скоро появятся. Понимаю…
– Не говори ерунды! Ты прекрасна, как и прежде!
– Наверное.
– Что?
– Забыл добавить – «наверное». Ты ведь не помнишь, какой я была прежде.
– Не ерничай! Проблема во мне, мы ведь выяснили. Если это последствия контузии – не беда, неделя-другая, и все пройдет. Но что, если эта проблема возникла не сегодня и дело не в трагической случайности?
– У тебя есть основания так думать?
– Не рискну утверждать, но… – Бондарев замешкался. – Крутится что-то в голове. Какая-то странная мысль или воспоминание… не знаю, как это назвать. Что-то связанное с прежним местом службы. Может, накручиваю, не знаю. Но есть стойкое ощущение, что началось все не сегодня и не с контузии.
– То есть и раньше случалось нечто подобное? Были какие-то странности, проблемы с восприятием окружающего мира?
– Похоже, были, только очень давно. Еще в самом начале, когда разразилась Пандемия. Я как раз уехал из Старого Оскола, прибыл в Белгород и… завис на целую неделю. Я будто бы забыл, зачем приехал.
– Так вот в чем дело! – Юля всплеснула руками. – А я-то все варианты перебрала, куда ты мог деться! И после, на вокзале… чуть с ума не сошла!