А его дочь похожа на папу…
Первую демонстрацию выздоравливающей суперзвезды Ирина назначила на конец марта. Местом демонстрации был выбран крупный фитнес-центр в ближайшем областном центре. После проведения небольшого аукциона к телу Алексея Майорова были допущены представители трех наиболее богатых телевизионных каналов.
Которые быстро поняли, что деньги оказались потрачены бездарнейшим образом. Показывать оказалось особо нечего. Трескотня Ирины никого не интересовала, как, собственно, и сама госпожа Гайдамак, активно позиционировавшая себя как жену Алексея Майорова. Эта сентенция кривой строчкой исполосовала всю простыню откровений мадам. Роль любящей женщины в жизни калеки была всеобъемлющей, без нее, Ирины, Майоров ее, жизни, не представлял.
Сам Майоров впечатления выздоравливающего не производил. А вот странные телодвижения и еще более странные звуки очень даже производил. Зрелище довольно печальное, однако для некоторых любителей перебирать и нюхать чужое грязное белье – самое то. Пованивающий эксклюзивчик.
Но таких любителей надо постоянно баловать свеженьким гуано, а один и тот же вид человека-растения довольно быстро приедается. Да и запах выветривается.
Так что к началу лета интерес к бывшему ньюсмейкеру преодолел нулевую отметку и устремился к минус бесконечности. В чем проявляется минусовой интерес? А доплачивать журналистам приходится, чтобы они материал нужный в газете разместили или по телевизору показали.
Тратиться же Ирина не желала категорически. Она много чего теперь не желала категорически, а особенно – видеть и слышать Алексея. Но нужда гнала плетью жадности. Положительную динамику в состоянии Майорова невооруженным глазом увидеть было невозможно. Двигался он уже неплохо, обслуживал себя самостоятельно, даже есть стал более опрятно, но достичь прежнего уровня умственного развития пока не получалось.
Больше всего Ирина бесилась из-за потери беспрекословного послушания и первейших физиологических потребностей самца. Алексей ел, пил, часами занимался с доктором Надельсоном, но – и все! Больше он не хотел ничего.
Несколько попыток, предпринятых Ириной втайне от доктора, с грохотом провалились в пыльный подвал. Где и остались лежать, охая и постанывая. Вылезать попытки отказывались категорически.
Потому что смысла не было. Майоров соблазняться явно не собирался. При виде обнаженной Ирины он забивался в угол между кроватью и стенкой и начинал жалобно подвывать. Вой иногда перемежался странным кашлем, отдаленно напоминающим смех, но для того, чтобы смеяться, надо хоть немного соображать.
Когда доведенная до отчаяния мадам атаковала Алексея в очередной раз, она сразу заняла излюбленный им угол, где и начала медленно раздеваться, не забывая физически воздействовать на застывшего на краю кровати Майорова.
Тот минут пять сидел спокойно, но когда Ирина потянулась к самому дорогому, громко заорал, кулем свалился на пол и довольно шустро заполз под кровать, где зашелся в приступе кашля.
Видимо, на этот раз его вопль оказался достаточно громким. В предусмотрительно запертую Ириной дверь забарабанил озабоченный дятел, он же – доктор Надельсон:
– Что с вами, Алексей Викторович? Что случилось? Боже ж мой, Ирочка, Андрюшечка, скорее сюда! Майоров заперся изнутри и страшно кричит! Нет, теперь хрипит! Я таки ломаю дверь!
– Не надо, – взбешенная Ирина, быстренько накинув халатик, открыла дверь.
– Ирочка? – Брови Аркадия Натановича заполошно хлопнулись друг о друга. – Что… Что вы делаете здесь? Да еще в таком виде!
– В нормальном я виде. – Женщина намеревалась пройти мимо, но доктор цепко ухватил ее за руку.
– Нет уж, не спешите. Я, как лечащий врач, имею право знать, что тут происходит! Почему Алексей Викторович так кричал? Это таки связано с тем, что вы скорее раздеты, чем одеты? Ирочка, я сто миллионов раз говорил вам за ваше желание поскорее получить его как мужчину. Да-да, именно за это я и намекаю. Доктор Надельсон все прекрасно понимает, он еще помнит, как дети делаются…
– Что вы имеете в виду? – Ирина неожиданно побледнела и попыталась выдернуть руку. – При чем тут дети? Какие еще дети? Вы о чем?
– А что вы так нервничаете? – совершенно искренне удивился Аркадий Натанович. – Почему слова за детей вас так возбудили? Или вы не знали, что они случаются после секса?
– Пустите, что вы вцепились!
– Ирочка, зачем вы форсируете события? – доктор укоризненно покачал головой. – Ну не может Алексей Викторович пока быть мужчиной, не может! Чисто физически он сейчас, прошу прощения, импотент. Я изо всех сил пытаюсь вернуть ему драгоценное мужество, а вы мне мешаете! Почему Майоров спрятался под кровать и плачет? Вы что, били его?
– Никто его не бил! – Ирине удалось-таки освободить руку, она отбежала подальше от доктора и, топнув ногой, заорала: – Хватит! Мне все надоело! Вы ни черта не смыслите, вы отвратительный специалист! Прошло уже полгода, как вы приступили к лечению Алексея, и чего вы добились?! Как ползал по дому слюнявый дебил, так и ползает! Вы уволены, выметайтесь вон!
– Ой, да ради бога! – Надельсон аккуратно прикрыл дверь в комнату Алексея и повернулся к бешеной самке гориллы: – Я сегодня же уеду, но вы усомнились в моих профессиональных качествах, поэтому я буду вынужден проконсультироваться по поводу лечения господина Майорова у лучших специалистов в этой области, сверю свой план лечения с предложенным ими. А если профессора и академики немножечко удивятся за то, что господин Майоров, оказывается, полгода лечился у доктора Надельсона, а не у них – так и что я смогу с этим сделать! Пусть удивляются. Пусть рассказывают об этом коллегам, друзьям, родственникам. А если новость дойдет до того самого генерала ФСБ – таки я тут при чем?
– А вы постарайтесь держать свой длинный язык за зубами, – по лестнице поднимался Андрей со стаканом виски в руках. – У вас ведь большая семья, кажется? Если после вашего ухода господин Левандовский проявит к нам слишком пристальный интерес, ваша семья может для начала уменьшиться на одного члена. Скажем, на самого младшего. Женечка, кажется?
– Вы… – Аркадий Натанович задохнулся и схватился за грудь в области сердца. – Вы посмеете?!
– Не сомневайтесь, – холодно усмехнулся Гнус. – Посмеем. А будете молчать – плодитесь и размножайтесь, сколько хотите. Увеличивайте семью.
– Но что будет с моим пациентом? – Лишь мертвенная бледность выдавала теперь состояние Надельсона, голос же его был ровным и спокойным. Слишком спокойным. – Его ни в коем случае нельзя оставлять без медицинского наблюдения. Возможен рецидив комы. Особенно после сегодняшнего.
– Ничего. То, что нам от него надо, от состояния не зависит, – Ирина безмятежно смотрела на доктора. – А вас это больше не касается. Убирайтесь.
– Я вызову такси. – Надельсон направился к своей комнате, затем, словно что-то вспомнив, остановился. – Но учтите, что вышеупомянутый генерал ФСБ не забыл о своем друге и в любом случае будет интересоваться им и его состоянием.
– А это уже не ваша забота.
– Но я могу хотя бы попрощаться с пациентом?
– Зачем?
– Ему надо объяснить мое исчезновение.
– Он все равно ничего не понимает, так что не напрягайтесь особо.
– Понимает или нет, но он ко мне привык, даже, думаю, привязался, и мое отсутствие может ухудшить его состояние. Особенно после того, как вы пытались его изнасиловать.
– Плевать. Вам же четко и ясно сказали – убирайтесь!
– Уже убрался. Только вот…
– Ну что еще?!
– Я понял, что вы имели в виду, когда говорили, что можете получить от него то, что вам надо, в любом состоянии. Учтите, для осуществления последующей процедуры вам понадобятся услуги специализированной клиники, одним домашним врачом здесь не обойдешься.
– И что с того?
– А то, любезная Ирочка, что благодаря вашему мельтешению в средствах массовой информации вам вряд ли удастся сохранить инкогнито. В клинике вас узнают, а всему персоналу рот не заткнешь, как доктору Надельсону. И если у вас все получится, то вопрос – а почему процесс происходил искусственно? – непременно встанет. И тогда за денежки господина Майорова можете забыть. Так что мой вам совет – лечите Алексея Викторовича и не занимайтесь ерундой.
Ирина переглянулась с Андреем и ничего не ответила.
А Надельсон, с жалостью посмотрев на дверь, за которой остался его пациент, тяжело вздохнул, покачал головой и ушел.
Глава 21
И Алексей остался один. Жалел ли он о том, что издевался над Ириной, заходясь от смеха? Нет. И пусть это взбесило особь женского пола до такой степени, что она вышибла доктора Надельсона, попавшегося под горячую руку, пусть. Зато ощущение собственного бессилия, тотальной зависимости от омерзительной парочки, вдребезги разбившей его жизнь, было теперь не таким безнадежно монолитным.
В нем, в монолите, появились поначалу совсем крохотные, едва заметные трещинки, которые разрастались все больше, становились все шире по мере обретения Алексеем себя.
Надо отдать должное старому прохиндею Аркадию Натановичу, специалистом он оказался превосходным. Разработанная им методика реабилитации пациента, многократно усиленная фанатичной упертостью этого пациента, давала впечатляющие результаты.
Двигался теперь Алексей вполне уверенно, его не шатало и не трясло. Координация улучшилась настолько, что он уже мог удерживать в руках карандаш и даже выводить каракули, отдаленно напоминающие буквы. С речью было похуже, но динамика радостно пританцовывала и там.
Мычание постепенно распалось на отдельные звуки, в которых иногда узнавались слоги. Майоров часами повторял упражнения для развития речи, пока связки не объявляли забастовку. Но желание говорить, говорить четко и внятно, могло сравниться только с желанием лично набить морду господину Голубовскому.
Оба желания, объединившись, не давали Алексею ни минуты отдыха. Практически все время бодрствования было отдано войне с реальностью. И небольшие развлечения являлись жизненно необходимыми.
Поэтому и устраивал Майоров шоу во время сеансов страсти Ирины. Если честно, теперь Алексей с недоумением пытался понять, как он мог после зайцерыба позариться на ЭТО? Понимание отрицательно трясло головой и дрожало от омерзения. Да-а-а, год назад Алексей Майоров, по-видимому, страдал водянкой головного мозга.
Вот и получи. Расхлебывай теперь цистерну дерьма чайной ложкой.
Развлечения закончились печально. А ведь доктор обещал в июле связаться с кем-нибудь из друзей Алексея, поскольку теперь был совершенно уверен в положительном результате. Тянуть дальше было опасно для мешка денег от Майорова.
Но после слов Гнуса Аркадий Натанович вряд ли решится на подобный поступок. И пусть даже вероятность выполнения угрозы была ничтожно мала, поскольку Алексей совершенно точно знал – генерал Левандовский разговоры разговаривать не будет. Он просто явится сюда в сопровождении скромного автобусика с зашторенными окнами, из которого черным горохом выкатится спецназ. И дальнейшее существование сладкой парочки будет простым и безыскусным, но очень и очень насыщенным, времени на бесчинства не останется. Оба получат личную опеку генерала, как получили ее в свое время супруги Кармановы, и выбраться на свободу раньше срока им не удастся.
Но в этом был уверен Алексей, угостить же своей уверенностью Надельсона ему так и не удалось.
И рассчитывать теперь Майоров мог только на себя, хотя прощальный подарок Аркадия Натановича ему очень пригодился.
Доктору удалось все же убедить господ Гнусов, что экспериментировать с искусственным оплодотворением не стоит. И это избавило (пока, во всяком случае) Алексея от унизительнейшей процедуры, избежать которой не удалось бы никак, а тем более нацепив опротивевший до рвоты имидж кабачка. Или тыквы. Кому что больше по душе. Главное, чтобы большое было и с семечками внутри.
А Ирина решила в последний раз запечатлеть себя в памяти людской как жену Алексея Майорова, имеющую все права как на собственно Алексея, так и на его собственность. Для этого было выбрано популярное и солидное издание – журнал «Караван историй», статья в котором могла стать довольно внушительным камешком на весах Фемиды. А в том, что судебное разбирательство по делу о наследстве неизбежно, ни Ирина, ни Андрей не сомневались ни минуты.
Продав очередное украшение Анны, мадам Гайдамак договорилась с журналом о большой иллюстрированной статье. И приступила к подготовке материала, то есть Алексея Майорова, для этой статьи.
Для чего пригласила тренера, задачей которого была прекрасная физическая форма Алексея. Умственная Ирину волновала постольку поскольку. На время интервью постольку надо совсем чуть-чуть, граммов сто. Лишь бы слюни не пускал и делал то, что скажут. А поскольку будет позже.
В том, что будет, Ирина не сомневалась. Другого решения задача не имела. Потрачено уже столько сил, средств, времени, и – сдаться?!! Нет уж, дудки. Полено, он же Алексей Майоров, пусть до жути медленно, но идет на поправку. Цацок его бывшей жены осталось вполне достаточно, надо только запастись терпением.
А статья эта будет последней оплаченной. Больше Ирина тратиться на пиар не желала, материала накопилось более чем достаточно. Нет, если кто-то из журналистов сам захочет взять интервью либо сделать фотки – всегда пожалуйста, но собственные (вернее, Алексеевы, что, в принципе, одно и то же) деньги на это расходовать глупо. Все силы – на осуществление главной задачи.
Приезд журналиста был намечен на середину июля, сама статья должна была выйти в октябрьском номере. Сроки Ирину поначалу вполне устраивали, но потом она вспомнила все про тех же, набивших оскомину, друзей-приятелей Майорова, с уродским упорством достававших ее звонками, и оплатила срочный выход статьи. Пусть почитают, успокоятся и хоть на время оставят ее в покое.
Тренер гонял Алексея до седьмого, иногда даже до восьмого, пота. Сам же Алексей тоже готовился к интервью. Он понимал, что рискует, дико рискует, но это был единственный шанс подать весточку на волю. Ну не убьют же они своего золотого тельца?
И Майоров часами занимался, стараясь сложить слоги в слова. В четкие, ясные слова, произнесенные внятно и разборчиво. Хотелось сказать многое, но… желание слиться в экстазе с возможностями пока не спешило, и Алексей, выбрав три слова, сосредоточил все свои силы на них. И рвал, рвал связки до хрипа.
Погода в день интервью выдалась образцово-глянцевой: небо умылось синевой, солнце протерло себя тряпочкой, листва соревновалась с травой за право называться самой зеленой. Создавалось впечатление, что природа, которой по рангу положено фанатеть от журнала «Растениеводство», предпочитает гламурное чтиво.
В общем, все было до тошноты красиво, что совершенно не соответствовало настроению Алексея, и его терзало и мучило почесухой желание заказать на соседней свиноферме машину навоза и вывернуть ее прямо посреди идеально выстриженной лужайки, чтобы ажурная свежепостроенная беседка брезгливо вздернула деревянный подол и завизжала.
Но пришлось плохо вылепленным истуканом сидеть на пластиковом кресле в этой самой беседке. Нервная почесуха не прекращалась, а возможно, это была аллергия на удушливо-приторные духи Ирины.
Мадам Гайдамак, с раннего утра зависавшая в салоне красоты, деньги потратила зря. Хотя ей самой так не казалось, она периодически вытаскивала из сумочки зеркало и любовалась изображением.
– Ну, и где твой журналюга? – Андрей вытащил очередную сигарету из практически пустой уже пачки и раздраженно защелкал зажигалкой. – Договаривались на два часа, а уже почти три!
– Не нервничай, Андрюша, – Ирина мизинцем поправила ресничку, – он же звонил, предупредил, что слегка задержится.
– Ни фига же себе «слегка»!
– Ты лучше иди-ка в дом. Забыл, что в розыске? Решил в журнале засветиться?
– Ай, успею еще насидеться! – отмахнулся Гнус. – Ворота все равно закрыты, они посигналят – я и пойду.
Словно издеваясь, за оградой заквакал автомобильный сигнал. Голубовский торопливо затоптал окурок в пепельнице, тихо дремавшей на пластиковой спине стола, и вскочил с кресла.
– Эй, пепельницу-то забери! – зашипела боевая подруга, цепляя на лицо ослепительную, по ее мнению, улыбку. – Я же не курю, этот – сейчас тоже.
Кстати, единственным положительным последствием аварии стало отсутствие тяги к табаку. Видимо, оказался поврежден и участок мозга, отвечавший за никотиновую зависимость, и теперь сигаретный дым раздражал Майорова неимоверно.
Он остался сидеть на месте, безразлично глядя на приближавшегося мужчину. Лицо журналиста показалось Алексею смутно знакомым, кажется, когда-то он уже брал у Майорова интервью.
И сейчас корреспондент не смог полностью контролировать свои эмоции, рассмотрев сидевшего в кресле человека. Разница, с телеэкранов выглядевшая не такой уж большой, в жизни оказалась просто шокирующей. Журналист запомнил Майорова как умного, ироничного собеседника, чья внешность вызывала зубовный скрежет у многих его ровесников. Сильное, тренированное тело, свежий цвет лица, белоснежная улыбка, длинные ухоженные волосы, собранные в хвост, – певец выглядел гораздо моложе своего реального возраста.
Сейчас же в кресле сидел почти старик. Неровно отросшие после операции пряди волос, одутловатое бледное лицо, мешки под глазами, тусклый безразличный взгляд.
На миг журналисту показалось, что Алексею Майорову лучше было погибнуть в той автокатастрофе, чем стать таким…
Но только на миг.
А потом на первый план, оттолкнув в сторону слабонервных хлюпиков, вышли профессиональные навыки.
И следом пошел процесс.