Итак, Рахманов и Борзов вернулись и стали легально заниматься бизнесом. Правда, на них пытались завести уголовные дела, но деньги и угрозы сделали свое. Один упрямый следователь, которому не терпелось посадить обоих, был найден в лесу со следами насильственной смерти, дотошная журналистка, хотевшая славы и слишком рьяно копавшаяся в делах приятелей, получила ее, но посмертно. Больше Рахманова и Борзова никто не трогал. Они спокойно наживали капиталы, а потом, когда стало тесно в Юрске, перебрались в соседний Приреченск. Теперь двум успешным предпринимателям можно было обзаводиться семьями. Тогда-то Борзов и женился на старой подруге Людмиле, ожидавшей его с трехлетней дочерью (когда девушка забеременела, ее не испугало то, что она может остаться матерью-одиночкой, она любила Тимура). Дружок Рустам взял совсем молодую девицу модельной внешности, победительницу конкурса красоты, родившую ему близнецов. Рахманов не отставал от подельника и тоже владел гостиницей и огромным фитнес-центром. Вот с Рахмановым-то мне и предстояло поговорить. Я позвонил Юрке, поблагодарил его за ценную информацию и попросил узнать еще кое-что: имел ли место в биографии Рахманова факт похищения детей. Дорохов справился с заданием довольно быстро. В лихие девяностые Рустам действительно таким образом заставил нескольких предпринимателей переписать на него часть бизнеса, и слава богу, дети остались живы. Это был уже весомый аргумент, и я решил, что смогу разговорить бывшего бандита. Моя машина понесла меня в центр города, где и располагался фитнес-центр. Именно там я и рассчитывал застать Рахманова, и не ошибся. Никто не остановил меня при входе, и я спокойно дошел до кабинета директора, правда, не избежав столкновения с внушительными качками, похожими, как скалы-близнецы, которые мне довелось видеть в Крыму, в одинаковых серых костюмах и с полным отсутствием интеллекта на грубых лицах. Почему-то они не остановили меня. И слава богу.
– Хозяин у себя? – спросил я у худенькой секретарши с внешностью отставной топ-модели.
Она кивнула:
– Да. У вас назначено?
Я знал, что ответить:
– Скажите, я по поводу долга Борзова.
С легкостью бабочки она вспорхнула со стула и осторожно отворила дверь в кабинет шефа. Я расслышал лишь шелест ее голоса и громкий бас:
– Пусть войдет.
Когда девушка передала мне желание хозяина, я не заставил себя ждать. Рахманов восседал за массивным полированным столом. Широкие плечи штангиста заставляли безукоризненно сидевший костюм трещать по швам от каждого шевеления. При взгляде на его лицо я вспомнил описание Собакевича у Гоголя. Наверное, единственное, чего не было у героя поэмы «Мертвые души», – маленьких холодных глазок мафиози с восточным разрезом. Голос предпринимателя напоминал медвежий рык:
– Вы принесли деньги?
– Какие деньги? – с наглостью Остапа Бендера поинтересовался я.
– Даша сказала, вы насчет долга…
– Это чтобы увидеть вас. Вряд ли я прошел бы к вам, если бы сказал, что хочу просто побеседовать.
Он начинал закипать:
– Убирайся вон, и чтобы я никогда тебя здесь не видел.
Я выстрелил еще одной заготовленной фразой:
– За что вы убили Тюльпан? Потому что она стала свидетельницей вашего преступления?
Рустам казался изумленным:
– Тюльпан? Какой еще тюльпан?
– Это женщина, – вежливо подсказал я. – Любовница Борзова.
– На кой черт она мне сдалась? Таких я могу иметь по сто штук в день.
Я стоял на своем:
– Вы убили ее, потому что она видела вас в день гибели Тимура Васильевича в его кабинете.
– В день гибели Тимура? – Кажется, до него стало доходить, к чему клонит незваный гость. – То есть ты, щенок, намекаешь, что это я его убил?
– Не намекаю. Я в этом уверен. Осталось только убедить милицию.
Его глаза расширились:
– Убедить милицию? В чем? На кой черт мне надо было убивать Тимура?
– Из-за долга.
В кабинете работал кондиционер, но лоб Рахманова покрылся капельками пота:
– Из-за долга? – Он открыл дверцу сейфа и вытащил какую-то бумагу. – Читай.
Взяв ее в руки, я сразу понял: передо мной расписка Борзова.
– Смотри на дату, – подсказал Рустам.
Я посмотрел. Тимур Васильевич не дожил до окончания срока уплаты целый месяц.
– Этот документ и доказывает, что я не причастен к его гибели, – заметил Рахманов.
– Кое-кто утверждает: вам понадобились деньги раньше, и вы пришли к приятелю. – Я был непреклонен. – Он не смог расплатиться, и вы пригрозили похитить его дочь.
Он откинулся на спинку стула. Его грубое лицо не выражало и тени страха, что меня несколько удивило:
– Слушай, парень, ты еще здесь только потому, что я любопытен. В детстве мамочка сильно ругала меня за это качество, но ничего не могу с собой поделать. До смерти хочется услышать всю историю от начала до конца. Интересно, кто и почему так решил. Видишь ли, я утверждаю: никаких денег раньше срока я от Борзова не требовал. В мире бизнеса я человек известный, и любой тебе скажет: это не мой метод работы. – Мужчина уселся поудобнее. – Ну, давай по порядку. А не то я вызову охрану, и мои мальчики сделают тебе больно.
– Эта история коротка. – Я старался держать себя в руках. – Допустим, первый раз в жизни вы изменили своему принципу: вам понадобились деньги. И вы пришли к Борзову.
Он улыбнулся. Наверное, так улыбались эсэсовцы, провожавшие людей в газовые камеры.
– Когда я одалживаю деньги, мы вместе с занимающим оговариваем срок их возврата. Если меня что-то не устраивает, я не займу ни копейки. И вообще, я никогда не отдам последнее.
– Вам могли внезапно предложить выгодную сделку, – предположил я.
– Могли, – согласился он, – но не предложили.
– Ваша жена могла захотеть поменять машину.
Рустам продолжал улыбаться:
– У нее их три. И все новехонькие, но женщины действительно непредсказуемы. Если бы она заявила мне о подобном желании, я заставил бы ее сначала продать хотя бы одну. Притом Лилечка предпочитает ездить с шофером.
Я не стал уточнять возраст шофера и его внешние данные.
– Зачем же ей три автомобиля?
Он пожал широкими плечами:
– Бабские капризы. Грешен, люблю свою красавицу. Впрочем, если не веришь, давай ей позвоним. Не думаю, что ты услышишь что-нибудь другое. А похищение Аньки – это вообще глупость. И кому только в голову взбрело подобное!
Я ответил с невинным выражением лица:
– Наверное, тому, кто наслышан о ваших прошлых подвигах.
Рахманов побагровел:
– То есть я был судим за похищение? Кто-нибудь когда-нибудь предъявлял мне обвинения подобного рода?
– Может, из страха? – Я просто удивлялся собственной храбрости.
Рустам окинул меня взглядом с ног до головы:
– А ты, выходит, лишен этого качества? Ладно, я узнал все, что хотел. И повторяю: не имею никакого отношения к смерти Борзова. Как говорят в боевиках, он мне нужен был живой, а не мертвый.
– Теперь вы требуете денежки с Ани. – Моей наглости просто не было предела. Маленькие татарские глазки заблестели:
– А с кого мне требовать? С тебя, что ли? Или смириться с потерей крупной суммы?
Я не комментировал. Мужчина задумался:
– Наверняка тебя подослала Анька, чтобы не отдавать отцовский долг. Только она и могла придумать дурацкие сказки про угрозы похищения. Эта дура не захотела логически помыслить: если бы я осмелился даже заикнуться об этом, Тимур спокойно сдал бы меня милиции. Нет, в конце концов друг вернул бы долг (ведь в нашем мире принято держать слово), и мы спокойно бы разошлись. А что касается какой-то его любовницы, которая якобы видела меня, это очередной миф. Если меня там не было, как она могла меня видеть? И если ее прикончили, я к этому не причастен. Ты зря делаешь меня доном Корлеоне. Уверяю, мне до него ой как далеко. Еще вопросы есть? Нет? Тогда убирайся.
И я убрался.
Глава 25
Проезжая мимо больницы, на территории которой размещался городской морг, я подумал: что, если милашка патологоанатом Денис уже вернулся из-за границы и готов поделиться со мной рассказом о вскрытии Борзова? Эта версия нуждалась в проверке. Притормозив у ворот, я оставил машину на стоянке и пошел по территории больницы. У знакомого мне здания стоял белобрысый высокий парень в зеленом халате и курил. Что-то подсказало: это именно тот, кто мне и нужен.
– Денис? – осведомился я. Он моргнул короткими ресницами:
– А с кем имею честь?
– Журналист газеты «Вести Приреченска». – Я ткнул ему под нос удостоверение.
– А я-то тут при чем? – Денис прищурился. – Я не герой труда.
– Зря вы так, – укорил его я. – Многие наши горожане просто умирают от желания узнать, как изменились дела в морге после разгромной статьи Екатерины Зориной.
Он понимающе кивнул:
– А почему она не пишет продолжение?
– В настоящее время девушка в отпуске, – пояснил я. – Главный редактор попросил меня заняться этим.
Денис сдался:
– Пойдемте в мой кабинет. Или вы хотите осмотреть детально наше заведение и кое-что сфотографировать?
Меня передернуло:
– Видите ли, если бы не отпуска, наш шеф подыскал бы более подходящую кандидатуру для написания этой статьи. Я с детства боюсь мертвецов. Поэтому, кроме интервью, – ничего больше.
Патологоанатом хмыкнул:
– Как скажете.
В кабинете я уселся на старую койку, накрытую прохладной клеенкой. Парень смотрел на меня не мигая, и его пристальный взгляд выводил из равновесия.
– Почему же вы не задаете вопросы? – осведомился он.
– Я просто жду вашего комментария.
– Ясно. – Длинная тощая рука почесала затылок. – Вот почему все же было бы лучше, если бы пришла госпожа Зорина. Она более осведомлена о нашем прошлом житье-бытье. Так с чего начать?
– С начала. – Этот диалог стал казаться мне подозрительным. – Насколько мне известно, ваши клиенты не жалуются и не торопят врача. Поэтому мы тоже не будем спешить.
– Я думаю, ты просто валяешь дурака. – Неожиданно добродушное выражение его лица куда-то исчезло. Бесцветные невыразительные глаза сузились. Давно мне не приходилось видеть более неприятного типа. – Если ты хочешь получить конкретные сведения, кончай юлить и говори прямо, зачем пришел. Может, я тебе и сгожусь.
– Ты вскрывал Борзова. – Ничто не мешало мне тоже перейти на «ты».
– Да, вскрывал, – согласился патологоанатом. – Уверяю тебя, ничего интересного.
– Кроме способа убийства, – подсказал я.
Он отпрянул от меня, но тут же взял себя в руки:
– Ты это о чем? Мужик неосторожно чистил ружье. Там все путем, парень.
– Его дочь навещала тебя?
Теперь глаза, наоборот, округлились, насколько это было возможно:
– Дочь Борзова? Да ты спятил! Зачем?
– Она хочет узнать правду. С тобой кто-нибудь разговаривал о покойном?
– Его служба безопасности. – Теперь он смотрел куда-то в сторону, избегая встречаться со мной взглядом.
– Опиши их.
– Два накачанных мужика боксерского типа в одинаковых серых костюмах. Похожи, словно близнецы, ну, не совсем, конечно, но на конкурс двойников я бы их отправил. – Патологоанатом ухмыльнулся. – У одного розовый шрам возле левого уха.
Я почувствовал, как мурашки пробежали по коже. Именно этих ребят я видел у Рахманова в фитнес-центре.
– Зачем они приходили?
Парень резко встал со стула:
– Мне пора.
– Зачем они приходили? – повторил я.
У выхода он обернулся:
– Ты и так узнал слишком много.
Я понял: больше Денис мне ничего не скажет. На прощание захотелось кольнуть его:
– То, что ты сделал, стоило хорошей машины и поездки на Гавайи?
Патологоанатом вздрогнул:
– Слушай, мотай отсюда, – угрожающе произнес он. – У нас тоже есть своя служба безопасности. В отличие от других, они сначала бьют, а потом разбираются. Лучше бы ты с ними не связывался.
Я понял намек и ретировался.
Глава 26
Моя машинка сиротливо стояла в ожидании хозяина. Я сел на водительское сиденье и задумался. Сегодняшний день ничем не мог меня порадовать. Я посетил несколько человек, однако по-прежнему топтался на месте. Вопросов оставалось гораздо больше, чем ответов. Почему, например, Тимур Васильевич проникся к Яне Рыбиной? Ездил с ней по дорогим магазинам, давал деньги. Только ли потому, что она как две капли воды походила на его дочь? Походила как две капли… Это тоже выглядело довольно странно. Много ли вы встречали в своей жизни двойников, так похожих? Нет, на конкурсах видно (и ни один грим не помогает), где настоящая Алла Пугачева, а где ее двойник. А в этом случае две девчонки, не родственницы, дурили компанию, которая знала Анну Борзову много лет. Как такое возможно? Впрочем, Анна говорила: отец пытался поговорить с матерью и выяснить, не является ли Яна его второй дочерью? Людмила Борзова категорически отвергла это. Разговор происходил не при Ане, она подслушивала за дверью, поэтому женщине некого было опасаться. А если подступиться с другой стороны? Если Борзовы удочерили девочку из детского дома, не зная, что у нее есть сестра-близнец?
Я хлопнул в ладоши и вскочил. При моих теперешних знакомствах в детском доме это, наверное, можно узнать. Полина Тимофеевна посмотрит документы и скажет, кто родители Яны. Вдруг это и станет ключом к разгадке всей истории?
Водительское сиденье моей «Лады» жалобно скрипнуло, когда я плюхнулся на него. Запыленные окна слезно просили вымыть их. Впрочем, и всему автомобилю не мешало бы принять душ.
– Сперва в автомойку, – твердо сказал я сам себе. – Потом в детский дом.
Наверное, «Лада» поняла меня и исполнилась благодарности. Она бесшумно неслась по улицам Приреченска, словно торопясь скорее ощутить на себе живительные струи воды. Мальчишка-студент лет девятнадцати, подрабатывающий на автомойке, поинтересовался, мыть ли с шампунем.
– Конечно, – ответил я. – И с самым дорогим. Эта красавица должна блестеть, как новенькая.
Он понимающе улыбнулся и выполнил работу прекрасно. Теперь можно было ехать к Полине Тимофеевне.
Женщина встретила меня приветливо. Она предложила чаю и пирожки с яблоками.
– Сегодня моей Тамарочке девять дней, – печально сказала Полина Тимофеевна. – Стол я не устраиваю, так, сама помянула, да вот ты еще присоединишься.
Гибель приемной дочери не прошла для нее бесследно. Маленькое лицо воспитательницы сморщилось, стало напоминать печеное яблоко. Седые некрашеные волосы выбивались из узла, небрежно схваченного ленточкой.
– Садись, Никита, – ласково предложила она. Через минуту я уже прихлебывал густой ароматный чай, заваренный еще по рецепту матери Полины Тимофеевны, и с наслаждением кушал пахнущие ванилью пирожки. Женщина примостилась рядом и глядела на меня.
– Был у меня парень, – вдруг промолвила воспитательница и всхлипнула. – Ванечкой звали. Дружили мы с детства. Я ведь из района, деревенская. И он там проживал. Короче, в семнадцать лет между нами любовь приключилась, забеременела я. А Ванечку в армию забрали. – Она тяжело вздохнула. – Уходил – заклинал: роди ребеночка, и мне спокойнее, что ты другого не найдешь, и тебе от меня никуда не деться.
– Родить – дело нехитрое, – отвечаю. – Только что матери-отцу скажу? Они мне косы повыдергивают.
– А ты к моим ступай, – не растерялся мой милый, – приютят и внука вырастят.
Я не перебивал женщину, однако печальный конец этой незатейливой истории маячил перед глазами.
– Дура я была, проговорилась, – призналась Полина Тимофеевна. – Мать из меня правду словно клещами выдернула.
– Опозорю тебя на всю деревню и из дома с криком выгоню, если родишь. А коли аборт сделаешь, никто ничего не узнает. – Воспитательница не обращала внимания на слезы, катившиеся по морщинистым щекам. – Две недели я сопротивлялась. Может, и настояла бы на своем, да тут Ваня, как на грех, писать перестал. Родители поедом едят: вот, встретил другую, а про тебя и думать забыл. Больно нужна ты ему, такому молодому да красивому, с ребенком! Он еще погулять хочет. В общем, уговорили меня. Сделала я аборт, ух, сколько крови из меня вытекло, неделю в больнице пролежала. Возвращаюсь с узелком, а навстречу Ванечка идет, красивый такой, в военной форме. Увидел меня. Бросился, на колени встал, руки целует:
– Я не выдержал, от тебя нет вестей. Выпросил у командира отпуск на три дня и приехал.
– Как – нет? – отвечаю. – Да я каждый день тебе писала. Это ты про меня, видать, забыл. Ни строчки уже месяц.
Он побледнел:
– Быть не может. Я тоже каждый день писал. А как наш ребеночек?
Я разревелась. Мне бы, дуре, сказать: выкидыш случился, да не смогла я любимого обманывать. Призналась, в ноги упала: прости!
– Не простил, – догадался я.
Женщина покачала головой:
– Нет. Ты, говорит, меня никогда не любила, коль невинную душу ни за что ни про что сгубила. Я же тебе клялся: никогда не оставлю, приеду – и заживем как семья. А теперь прощай. Не смогу ни забыть, ни простить, как ты нашего ребеночка… – Она опустила голову на руки и зарыдала.
– Почему же писем не было? – спросил я, не пытаясь успокоить женщину. Любой бы на моем месте понял: этот грех черным пятном лег на ее душу. Наверное, потому она и не выходила замуж, а удочерила девочку из детского дома.
– С письмами все выяснилось, – давясь рыданиями, проговорила Полина Тимофеевна. – На почте материна подружка работала. Она и уничтожала и мои письма, и Ванечкины.
– А Ивану вы об этом сказали? – поинтересовался я.
Она попыталась улыбнуться. Улыбка получилась какая-то вымученная:
– А зачем? Его это уже не волновало. Через три дня он уехал назад, и я уже не ждала его. А через полтора года появился с женой. В тот день, как мать объявила мне эту новость, я собрала вещи и уехала в Приреченск.
– И больше никогда его не видели?
– Нет, – тихо ответила женщина. – Вот смотрю я на тебя, Никитушка, и думаю: если бы послушалась я Ванечку и оставила ребеночка, был бы у меня такой сыночек, как ты.