То ли я опять задумался, то ли эта женщина обладала телепатическими способностями для внушения сна, но я почти не расслышал того, что она произнесла. «Может быть, она хотела узнать, который час», — подумал я и, переспросив «что, что?», оторвался от своей ёлки и приблизился к ней.
Она стояла с закрытыми глазами. На лбу и подбородке, а также над полоской купальника, как и год назад, сверкала лёгкая испарина Багамских островов. И тут вдруг я увидел то, чего не заметил в прошлый раз. Она была прекрасна как богиня и желанна как богиня всякому мужчине, в том числе и мне. И поняв это, я уже знал, что нужно сказать и что нужно сделать. Я подошёл к ней вплотную и по глазам, оказавшимся друг в друге, понял, что мы почти одного роста. Губы её шевельнулись, чтобы что-то произнести или только улыбнуться, но я поднял руку и прикоснулся пальцами к левому уголку её губ, как бы призывая к молчанию. И я обнял её, но не сразу, а постепенно, словно знакомясь с её телом, телом своим. И когда наши горячие от солнца животы, груди и губы соединились, я с невероятной силой ощутил своё адамово предназначение. Мне показалось, что всё в мире и внутри меня остаётся на своих прежних разрепетированных местах и сам я тот же привычный и приличный человек, но к ужасу моему и тайному восторгу примитивный и нелепый полуголый двойник мой вытворял что-то совсем противоположное. И в таком расщепленном состоянии, плохо понимая, какая из двух половин мне ближе, я отделившимися от меня руками шарил по бёдрам и поясу спортивных брюк вовсе незнакомой мне женщины.
Хотя момент достаточно напряжённый, я хочу внести некоторую ясность. Мой протеже, как вы и сами догадались из ранее изложенного, отнюдь не сердцеед и нападение на почти незнакомых и одиноких женщин в глубинах лесов он не практикует, являясь в этом спорте не профессионалом, и даже не любителем, и даже не человеком, а моментом пересечения судеб и воль различных, возможно трансцендентных обстоятельств. Благословен тот читатель, который увидит в предыдущей сцене одну эротическую сторону медали, но благословен и тот, кто поймёт её кармическую подоплёку, а в героях моих увидит две травинки или два цветка, тесно сплетшихся под звёздным ветром невидимых, не всесильных миров. Какое бы, казалось, дело этим мирам до травинок или до цветов, а в том-то и вся соль, что из картины мироздания не выбросить и пылинки, иначе она вся нарушится. Поэтому и сплетения цветов и травинок здесь, на земле, отзываются космическим грохотом в другом конце вселенной и наоборот. И волен каждый из читателей видеть в действиях героев лишь обусловленные движения марионеток, подёргиваемых за нитки кем-то из толпы охочих до зрелищ манипуляторов, но волен видеть и обратное, как герои дёргают нитки, от которых содрогаются небеса.
К тому же, и это весьма важное обстоятельство для человека без воображения, я решительно заявляю: во-первых, мы живём в век здоровой социалистической чувственности и какая-нибудь мелкобуржуазная похабень, если и возникает, то только в мозжечках, одиноких и недалеких субъектов, а не в компании таких интеллектуалов, каковыми являются мои персонажи и подавляющее большинство читателей, а во-вторых, быть может, всё это опять сон из разряда тех, что с эротическими снежинками. Вы не забыли, как покачиваясь спиной на молодой ёлочке, мой сонливый герой вновь принялся дремать.
Мне кажется, сначала она сопротивлялась, но ведь это обычный женский рефлекс, а сопротивление было нежным, сладострастным. Стоя босыми ногами на сброшенной одежде, я забыл, что на дворе зима и двор тот — заснеженный февральский лес.
Да, ничего себе приключение, хотя бы и во сне. Я бы на их месте, однако, не решился кувыркаться в снегу. С негодованием отметаю от себя домыслы насчёт климакса, а вот радикулит, этот действительно есть.
По отчаянным конвульсиям её рук я понял, что она чувствует себя в снегу как человек с содранной кожей в ванне с уксусом, и тогда, не выпуская её из объятий, перекатился вместе с ней на бок, а потом и на спину, выдернув её всю запорошенную из сугроба себе на грудь. Теперь в ванне с уксусом лежал я, но праздник, заповеданный богами всем великим грешникам, уже начался. Когда я наконец выпустил её из неволи объятий и оторвал потерявшую чувствительность и словно парализованную спину от спрессованного в мокрый лёд ложа, солнце уже бросило тени на только что бывший ярко освещенным пригорок.
Мне кажется, довольны все поголовно: и Серафим, и лыжница, и читатели, и тот, кто спровоцировал это действо или был спровоцирован на него главными героями. Всеобщее довольство удивительно украшает неприкрашенную действительность, и хочется верить, что довольство это когда-нибудь вновь повторится. Не уверен, но чего не бывает. А сцена в снегу явно удалась ещё и потому, что не в тривиальной постели же. Думал я заставить моих героев заниматься этими делами в ещё более романтической обстановке, где-нибудь на муравьиной куче, в ванне с лечебной грязью или вообще в аквалангах на дне моря или, на худой конец, экологически опасного озера. Но думаю, снег вернее и вот по каким причинам.
Если повесть эту прочтут иностранцы, они не найдут в ней ни балалаек, ни блинов, ни самовара и, конечно, сильно обидятся на меня, заподозрив, что я вовсе не русский. Но после сугробной эротики они поймут, что с глубоко национальными атрибутами всё в порядке, ведь русские живут в Сибири в зоне вечной мерзлоты, и только русскому человеку удастся словить кайф в сугробе.
А следующий довод в пользу снега тот, что если дело происходит не в зоне действия гиганта химической индустрии, то в отличие от муравьиных куч и грязевых ванн, снег гораздо гигиеничнее. Правда, гигиена вещь двоякая и по поводу её безудержной пропаганды у меня сложилось своё особое мнение.
Все кричат: гигиена, гигиена, ванны, души, купания в бассейнах. А что хорошего нам дала гигиена в плане сексуальных контактов? А то и дала, что они стали разнообразными, непредугаданны-ми и, по мнению многих бабушек и дедушек — извращёнными. «Мы в банях кажный божий день не мылись, — говаривала моя бабушка, а детей у неё зато числилось 8 душ. — А нынче! что ни вечер, в ванну лезут, а детишек, ладно по одному, вовсе не бывает».
Да, контакты стали разнообразными по форме и весьма далёкими от первоначальной функции секса — воспроизведения себе подобных. Я прекрасно понимаю пещерных людей и кочевников безводных пустынь, которым было не до изысков плоти, а как бы поскорее справить физиологическую нужду с такой же потной и немытой много месяцев партнёршей. В гаремах и во дворцах дело другое. Там фонтаны, акведуки, бассейны с золотыми рыбками. Да много ли их тогда было. Надо ещё раз хорошенько подумать: нужна ли нам гигиена? Чего мы хотим больше — воспроизводиться или наслаждаться?
Но вернусь к Серафимовым проказам на снегу. Ещё полчаса назад все были довольны, и вот уже чья-то кислая улыбочка. Ах да, пардон, эскьюз ми, как же помним, помним, СПИД, он не спит. Ведь лыжница в силу своей загадочности и неразборчивой уступчивости могла оказаться иностранной подданной, которые, как всем известно, являются источниками и переносчиками этой заразы, активно внедряемой ими с помощью ЦРУ в наш ни в чём не повинный народ.
Заявляю во всеуслышанье: я не уверен, что СПИДом заражают нас иностранцы, а не наоборот, мы их. Позволю себе даже такую наглость, как оспорить небезызвестные статьи не столь древней давности в наших центральных и далёких от центров газетах о том, что вирус СПИДа выведен в некой военной лаборатории США для применения его как бактериологического оружия и который из-за случайной утечки вырвался на волю и гуляет по ней, как хочет.
Какая собачья чушь! Нельзя так легкомысленно растранжиривать то, что по праву принадлежит русскому народу. СПИД появился в России потому, что, во-первых: был предсказан задолго до его возникновения одним моим знакомым водопроводчиком, отнюдь не военным и не американцем, а во-вторых, и это мне доподлинно известно, флэт Катьки с Тележной улицы вовсе не похож на военную лабораторию. Чрезвычайно национальная гигиена Катьки, а также систематическое отсутствие в аптеках города презервативов — вот причины, поставившие мир на грань новой чудовищной катастрофы.
Злополучная Катька самоотверженно зарабатывала в поте лица и живота своего себе на пропитание не только в постелях похотливых соотечественников, но и в номерах сладострастных интервентов всех национальностей. Это, а также портвейн «Карданахи» ленинградского ликёроводочного завода с неповторимым привкусом карболовки, колбаса с включениями крысиного помёта и отсутствие горячей воды при нерегулярной подаче холодной, начинённой ядовитыми зелёными водорослями с отравленной Ладоги, и создали благоприятные условия для мутации вируса СПИДа из менее активных штаммов в более агрессивные.
Интервенты, которых обслуживала Катька с Тележной улицы, разъехались по всему свету и разнесли заразу на весь мир. Америке особенно не повезло из-за того, что Катька доллары уважала глубже прочих валют. Но интересная деталь. В Америке от СПИДа уже тыщи народу перемёрло, а Катька как торговала собой, так и торгует. Уж и её хозяин некто Казбек Циклаури в лагере для заражённых СПИДом полгода как сидит и чёрными пятнами покрывается, а на Катьке ни единого пятнышка. Очередная сугубо русская загадка. Хочу предупредить правительство ФРГ. Катьке в последнее время бундесовые марки больше долларов нравятся.
Из-за этой чёртовой Катьки, надо сказать, сильно пошатнулся престиж советского человека за рубежом. Если раньше весь мир относился к представителям нашего государства достаточно доброжелательно, кроме, конечно, оголтелых врагов советской власти, и доброжелательность эту не смогла подмочить даже ужасная в своей вульгарной правдоподобности, переведённая на все языки мира, книжка о наших бухенвальдах, то после случая с Катькой отношение резко переменилось. Случались даже инциденты похищения советских граждан за рубежом и покушения на их жизнь и имущество. Непонятно, в силу каких причин особую активность проявили в этом вопросе ливанские и иранские экстремисты. Неужели клиентов из этих стран Катька обслужила больше, чем, например, американских? Загадочная история.
Неуютно теперь нашим мужественным дипломатам, журналистам и корреспондентам в Европе и в Америке. Запросто по-домашнему, как раньше, ни в бордель не сходить, ни даже в киношку с голыми девочками. Везде могут пришить или взять в залог, а главное, нет уж былого доверия к русскому человеку даже в супермаркетах, а это, как сами понимаете, хуже залогов и пришиваловок в тысячу раз.
Случай с Катькой, конечно, выдающийся и несомненно войдёт в анналы мировой истории и культуры, но в то же время я хочу подвергнуть сомнению традиционность некоторых представлений о наших личных, славянских качествах и достижениях в эпоху повышенной ментальной и сексуальной активности, представлений, которые нынче, мягко говоря, порядком устарели.
Да, мы привыкли поколениями кичиться подвигами Матросова и П. Морозова, Беломорканалом и БАМом, своим балетом, Большим театром, русской фортепьянной школой и нашим российским музыкальным профессионализмом. Братья-славянофилы подмахнули нам миф о Богоизбранничестве русского народа, а один поэт песельник сочинил, то ли действительно гордясь, то ли насмехаясь, стишки с куплетцем:
Хотя многие утверждают, что здесь, мол, тончайший сарказм, издёвка, и поэт не мог не знать, как с отчих ледников уже струились полноводные ручьи и реки эмиграции, уносившие и унёсшие наконец по паре стройных ног, по паре быстрых рук, по капельке вкуса, таланта и ума и знаменитый русский балет, и музыкантов, и целые школы, и просто умные головы. Мне кажется, он пел эти строчки на полном серьёзе. Тотального сарказмничанья и стёба надо всеми и вся, как теперь, во времена этих стишков не было. При слове «спутник» иностранцы улыбались, а на «балет» поднимали кверху палец правой руки и говорили: «Ол райт» или «в умат», а аборигены, подтягивая спадающие от счастья чёрные брюки, мигом забывали о жизненном неустройстве, отсутствии конституционных свобод и повальном бегстве интеллигенции через государственную границу СССР.
Те же умные головы, что не уезжали, а восставали у себя дома, лишались званий, работы, свободы и всенародного уважения. Пока шумели и словоблудили на верхах, пока низы не обращали внимания на исчезновения с афиш и из газет звучных и славных имён, уже не ручьи, а волны слизали со сцен концертных залов, театров и научных институтов цвет и гордость российской интеллигенции. И когда однажды, когда увенчанный в прошлом неувядаемой славой некий Большой Театр приехал на гастроли в Нью-Йорк, выяснилось, что несоответствие между ожидаемым и полученным ньюйоркцами оказалось настолько велико, что об этом говорить вслух было неприлично. А когда в довершение этих бед отечественное телевиденье, по ошибке или по злому умыслу, показало прямую передачу концерта из «Метрополитен опера», то смещение представления о действительном искусстве и почиванье на истлевших лаврах стало свершившимся фактом.
Читатели, на этот раз мужчины, интересуются, откуда берутся русские Венеры? Мне тоже стало интересно, и я решил перерыть черновики и точно выяснить генезис моего детища.
Так… трудное детство, сиротство, детдом… не то. Скучновато.
…лимитчица… слишком злободневно.
…агент КГБ… у них клиентура покруче проходимцев, вроде моего Серафима.
…представительница нацменьшинства с невысоким уровнем морали? Непатриотично. Венера должна быть стопроцентно русской.
Бывшая «системница»[3]… бомжиха… беглянка из Чернобыля или от какой другой общественно-технической катастрофы, не нашедшая для себя обыкновенного, не «божественного» применения в силу нашего чересчур регламентированного милосердия, а также паспортного режима. Всё не то… Ага, нашёл.
Наша русская богиня, как ни странно, тоже из морского ведомства. Пена, правда, в нефтяных разводах, оттого и родословная не чистокровная. Так… Родилась, училась в каких-то там инкубаторах… первая любовь… это никому не интересно… а после школы захотела сплавать в Занзибар. Для сопливых школьниц на Занзибар у нас дорог немного, особенно если родители не секретари райкомов, доктора наук, выездные специалисты или просто богатые люди. Поэтому задумала потенциальная Венера пойти на судно торгового флота буфетчицей, например, да заодно с Занзибаром ещё и Амстердам оглядеть. Но в иных местах буфетчицей стать труднее, чем в Америке рок-звездой. Для начала пришлось Венере отработать два года в рабочих столовых и год в молодёжном кафе, что сильно повлияло на здоровье моральное и физическое. Потом пройти особую проверку, конкурс и, наконец, имея в зубах рекомендацию (тоже надо заработать) от комитета комсомола, попасть на завалящий пароходишко, курсирующий в Грецию и обратно без заходов в порты прочих враждебных государств.
До заграницы всё шло хорошо. Там тоже понравилось, особенно то, что все поголовно ходят в майках и трусах, сытые, беззаботные и с независимостью, выраженной даже в сморкании в платочек. Но на обратном пути потенциальная Венера пала жертвой собственной потенции, а проще говоря, была изнасилована в мягкой манере сначала одним членом экипажа, а некоторое время спустя другим. Капитан очень сочувственно выслушал жалобы буфетчицы, чем пролил бальзам на её поруганную честь, но в то же время, отечественно похлопывая её по коленям, объяснил, что она уже не маленькая, корабль далеко от родины, а люди так соскучились по элементарной ласке. К иностранкам приближаться можно лишь на 10 шагов, а ближе — настучат, подведут под «аморалку» и снимут на берег. Кому ж охота! А в море так уж повелось с давних пор. Она же девушка молодая, что ей стоит немного потерпеть, тем более что у людей без женской ласки падает производительность труда. Была на судне ещё одна женщина врач, средних лет. Та приступила к обязанностям, «поведшимся с давних пор», прямо с начала рейса и чувствовала себя даже лучше, чем до него, но оскорблённому самолюбию Венеры было не до утешительной общности женских судеб.
После окончания первого рейса она колебалась, идти ли во второй. Но дома скучно и не возвращаться же опять в столовку. И она пошла во второй, потом в третий и т. д. Самолюбие — амбиция недолговечная, а человек ко всему привыкает, даже к выполнению функций божества. Заграница по-прежнему разгуливала у себя дома в трусах и в майках, сыто посмеиваясь над голодным блеском глаз русских матросов, а по убытии из оной в дверь каюты милой буфетчицы непрерывно постукивали чьи-то пальцы и шептали бессонные мужские голоса. Бедняги, насмотревшись рекламных картинок, порнографических киношек, купальщиц без бюстгальтеров на золотых пляжах и просто женщин на улицах, пытались усмирить своё не на шутку разыгравшееся воображение ночными беседами о правильной постановке буфетного дела на международных торговых линиях Лен-го пароходства. И, спрошу я вас, можно ли уцелеть среди стаи голодных шакалов?
К моменту появления Венеры на страницах моей повести она уже несколько месяцев не работала в пароходстве, уволившись оттуда по «собственному желанию», а по утверждению злых языков, за «аморалку». Научили, понимаете ли, неопытную девушку вышестоящие товарищи, что быть Венерой необходимо даже для поднятия производительности труда, а как не угодила чем (говорят, не впускала к себе помощника капитана, потому что симпатизировала одному молодому матросу) — так ступай на все четыре стороны. Очень характерная история. Я о таких в жизни много слыхивал.