Вожак рубил своих.
Резкими ударами, с хеканьем, вкладывая в каждое движение всю массу тела и мощь гипертрофированных мускулов, он рубил — а его жертвы стояли в ступоре. До тех пор, пока не падали, словно сваленные ураганом хищные ивы, под корой которых течет живая кровь.
Фыф, выползший из-за своего колодца для лучшего контроля над мозгом вожака, заметил краем глаза, что даже Настя слегка поморщилась от увиденного. Действительно, это было слишком. Одно дело — смерть в бою, и совсем другое — равнодушная резня своих же товарищей.
Нет, вожак пытался сопротивляться жуткой силе, властно взявшей под контроль его сущность, мысли, движения, желания… В его глазах плескалась бессильная ярость, смешанная с изрядной долей первобытного страха. И если бы не этот страх, вряд ли Фыф смог бы удерживать лохматого воина под контролем целых восемь секунд, за которые тот уничтожил собственный отряд. Один пришедший в себя нео попытался было бежать, но вожак мощным прыжком настиг беглеца и одним взмахом топора снес ему голову…
Фыф чувствовал: еще немного — и он просто отрубится от перенапряжения. Но он все же успел сделать последнее усилие, прежде чем сам безвольно откинулся на темные от времени бревна колодезного сруба.
Вожак лохматых диверсантов стоял среди горы рубленого мяса, которое только что было живыми, полными сил существами. И сейчас ему предстояло присоединиться к своим товарищам, уже бредущим в далекий Край вечной войны.
Громадный нео перевернул свой топор, схватил его обеими лапами за обух и со всей силы всадил окровавленное лезвие себе в горло. Фыф явственно услышал хруст перерубленной трахеи, так, словно это его горло сейчас вскрыла сталь, изрядно затупившаяся в бою. Оно и неудивительно. Сейчас шам и был этим самым нео. Это его руки только что косили лохматых диверсантов. И это его сердце болезненно сжималось при каждом ударе — ведь вместе с этими воинами он вырос, ходил на охоту, дрался бок о бок в многочисленных битвах…
Фыф знал — при желании сейчас вожак мог бы проигнорировать его последний приказ. У маленького мутанта уже не было сил удерживать под полным контролем мозг громадного нео. Но тот выполнил все в точности, даже не попытавшись сопротивляться. Фыф бы мог поклясться — вожак был рад снять с себя тяжкое бремя совершенного только что. Настолько рад, что даже не подумал о мести — лишь бы поскорее броситься следом за своими товарищами, догнать и пойти вместе с ними, плечом к плечу по длинной дороге, ведущей в Край вечной войны…
— Повезло, — прошептала Настя, опускаясь рядом с Фыфом и прислоняясь спиной к заскорузлым бревнам. — Мне показалось, что в самую последнюю секунду лохматый прикидывал — зарезаться самому или все-таки зарезать нас.
Фыф не ответил. Во-первых, не было сил, во-вторых, оказалось, что говорить в общем-то не о чем. Он сделал все, что мог, и даже больше того. Но сейчас на душе у маленького мутанта почему-то было на редкость погано. Понятное дело — либо мы их, либо они нас, на войне как на войне и всё такое. Но Фыф не мог так просто выкинуть из себя то страшное, что творилось на душе у нео, когда он рубил своих. Вожак отряда все осознавал — и продолжал убивать. Это как если б кто-то взял сейчас мозг Фыфа в ментальные тиски и приказал убить Настю. Шам представил такое — и ему стало еще хуже.
Внезапно кио отклеилась от сруба, взяла безвольную голову мутанта и приникла губами к его губам. Фыф, готовый отрубиться от перенапряжения, аж чуть не вырубился тут же на месте, но по другой причине — от удивления и смущения. В голове у него промелькнула информация, полученная от ОКНа: таким образом особи женского пола до Последней войны выражали особям мужского пола свое желание быть с ними, в том числе и в интимном плане. Вроде бы хомо до сих пор так делают, и называется это «поцелуй». Странная, конечно, штука. Фыф почувствовал, как язык кио раздвинул ему губы, влез в полость рта, после чего в дыхательное горло мутанта хлынул поток сладковатого пара.
Шам аж задохнулся и чуть было не раскашлялся от неожиданности. Но кио держала его крепко, сил сопротивляться в помине не наблюдалось, оставалось только расслабиться и получать удовольствие.
В мозгу Фыфа почти моментально образовалось приятное, теплое облако. Так бы вот лежал, вдыхал этот поцелуй, и пропади оно все пропадом. Пожалуй, люди не такие уж идиоты и порой придумывают очень приятные и полезные вещи. Кто бы мог подумать, что целоваться намного приятнее, чем водку хлебать. Хотя еще неизвестно, может, от пара этого потом еще круче отходняк, чем с похмелья…
Наконец Настя отпустила Фыфа. Тот лежал на земле красный от смущения, но с блаженной улыбкой, аж глазные щупальца от удовольствия шевелились.
— Ну хватит с тебя, воин, — произнесла Настя, утирая губы рукавом. — Слюни распустил до пупа. Хотя победителю можно.
— Что это… было? — пролепетал полностью счастливый Фыф.
— Пары горючей смеси, которую мы поджигаем, когда поражаем врагов огнем, — пояснила кио. — Проще говоря, пары алкоголя. На несовершенных мутов вроде тебя действует одинаково: вызывает временный прилив сил и чувство эйфории.
Насчет прилива сил Фыф готов был поспорить, а вот насчет эйфории Настя была права. Причем он готов был поклясться, что за нарочитой грубостью кио скрывала смущение. Похоже, дело было не только в перекачке паров. Хотя, наверно, каждый мужик, которого поцеловала девушка, думает так же и считает себя секс-символом всех времен и народов…
Сквозь счастливую розовую пелену, маячившую перед глазом, Фыф разглядел подошедшего Грока. Замечательный военный прикид вождя клана Рарров был разорван в нескольких местах и почти весь заляпан кровью. В правой лапе Грок держал свой пулемет с торчащим обрывком пустой ленты. Судя по окровавленным волосам, облепившим ДШК, как только патроны закончились, Грок схватил пулемет за ствол и принялся орудовать им заместо дубины. Правда, после этого массивную железяку вряд ли можно было использовать как огнестрельное оружие — глубокие вмятины на пулемете свидетельствовали о том, что теперь это всего лишь тяжелая стальная дубина и не более того.
— Все рравно патрронов нет, — прорычал Грок, перехватив взгляд шама. И неожиданно ухмыльнулся. — А чего это вы тут делали? Фыф какой-то пррибалдевший…
— Лечились, — отрезала Настя. — После боя силы восстанавливали.
— Я б тоже не прррочь восстановиться, — еще шире ухмыльнулся Грок, скользнув взглядом по высокой груди Насти.
И тут Фыф почувствовал, что еще немного — и он не сможет сдерживаться. Мозг Грока был словно на ладони, только протянуть невидимую ниточку мысли, и вождь Рарров навсегда забудет, как пялиться на красавицу-кио.
Это было удивительно. Причем настолько, что Фыф, действительно поплывший то ли от спиртовых паров, то ли от поцелуя Насти, то ли от того и от другого вместе, пришел в себя окончательно.
«Вот это номер, — смущенно подумал он, невольно отводя взгляд в сторону. — Она же не моего племени. И вообще неясно, как у них всё там устроено… ну, в смысле размножения…»
— Восстановиться ему. Перебьешься, — проворчала Настя, с усилием застегивая ворот видавшего виды камуфляжа, который она носила еще с тех времен, как по приказу Кулагина ушла из Башни Мозга искать Снайпера. — Между прочим, мог бы Фыфа поблагодарить. Это он твою стрелу прямо в воздухе развалил на атомы.
— Стррелу? — удивленно переспросил Грок. Поднес грязную лапу к затылку, почесался глубокомысленно. — То-то я думаю, то ль стрррелял плешивый, то ль мне померрещилось. Ну, дрруг, считай, что я перрред тобой в долгу…
Фыфу излияния Грока сейчас были совсем не в кассу. У него из всех эмоций осталось одно-единственное желание: добраться как-нибудь до своих нар и завалиться спать. И чтоб не будили, пока не выспится…
Наконец Настя справилась с верхней пуговицей, которую она не имела привычки застегивать. После чего подняла глаза на Грока и кивнула на восточную стену.
— Что там?
— Кррарги потерряли четверррть своей оррды, отошли, стали лагеррем на ночь, — лаконично поведал вождь Рарров. — Думаю, с утрра опять полезут. Если б вы тут атаку с тыла не покррошили, сейчас бы они уже глодали наши кости.
— Подавятся, — коротко бросила Настя, однако Фыф уловил некоторую неуверенность в ее голосе.
— Твоими, наверрно, да, — пожал плечами Грок. — У кио кости несъедобные. А наши, думаю, они все же завтрра погрррызут ближе к обеду. У них воинов еще паррра сотен, а у нас четырре десятка осталось.
— С противоположной стены крепости спуститься и свалить не вариант? — на всякий случай поинтересовалась Настя.
Грок покачал головой.
— Я смотрррел. Их посты ррасставлены по всему перриметрру.
Словно в подтверждение его слов из-за стены раздалось знакомое до оскомины:
Грок покачал головой.
— Я смотрррел. Их посты ррасставлены по всему перриметрру.
Словно в подтверждение его слов из-за стены раздалось знакомое до оскомины:
— Не надоело?
И покатилось в сгущающейся темноте, словно невидимая петля затягиваясь вокруг тюремного замка.
— Не надоело?.. Не надоело?.. Не надоело?..
— Кланы ррразные, а система оповещений одна, — хмыкнул Грок. — Один же наррод. Эх, объединиться бы! Это ж какая сила была б… Ну ладно, сейчас посты на стенах ррраставлю — и спать, чего и вам желаю. Завтрра будет тррудный день.
И ушел, помахивая своим пулеметом, словно легкой тросточкой.
«Здоровые они, — с легкой завистью подумал Фыф. — Мне б их здоровье».
А вслух спросил то, что с некоторых пор не давало покоя:
— Ты… откуда знаешь? Про то, что думал тот… с топором? И про стрелу?
Настя оторвала взгляд от мощной спины Грока, шагнула к Фыфу, наклонилась. Ее огромные глазищи оказались вровень с его глазом.
— Помнишь, как ты мне лоботомию делал? — негромко произнесла кио. — И сказал, что я с тех пор почти что обычной бабой стала, если не считать танталового скелета, огня и штыков в руках? Так нет, шам. Помимо этого я научилась видеть то, что видишь ты. И чувствовать то, что ты чувствуешь.
— Всегда? — прошептал Фыф.
Он вдруг понял, что мгновенно протрезвел. И горло перехватило, дышать трудно стало. И голова слегка закружилась. От кио пахло как-то одуряюще сладко. Не потом, как от животного, мутанта или человека. А по-другому. Похожий запах источают молодые побеги шагай-дерева, которые запахом привлекают к себе маленьких зверюшек, чтобы схватить и сожрать…
Кио усмехнулась.
— Нет. Только когда рядом нахожусь. Знаешь, иногда мне кажется, что ты меня боишься. Жаль, что я не могу читать твои мысли, как ты мои. Только то, что ты чувствуешь, здесь…
Она положила маленькую, сильную ладонь на свой лоб.
— И здесь, — добавила она, прикладывая руку к левой груди, упругость и объем которой не скрывал, а лишь подчеркивал вытертый камуфляж.
— Ух… — выдохнул Фыф. И добавил, чтоб что-то сказать: — Прям как в любовных романах, которых в ОКНе целая библиотека была…
— Дурак, — холодно пожала плечами Настя. — Я ему о своих способностях, а он мне за любовь. До своей кельи сам доплетешься?
И, не дожидаясь ответа, развернулась и пошла к тюремному корпусу, в котором у нее тоже имелась своя отдельная камера с дверью и ключом. Где Настя нашла камерный ключ к старинной двери — загадка. Многие молодые нео облизывались на запертую дверь, но вломиться к кио никто не решался. Получить огнем в морду или танталовым штыком в зубы дураков не было.
— Подумаешь, какие мы обидчивые, — проворчал Фыф, с трудом поднимаясь с земли. — Как меня подкалывать, так все нормально. А как я пошутил — так сразу дурак и пошел ты лесом. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
Фыф сделал шаг, другой. Ничего, нормально. Слегка пошатывает от усталости, выпитого и внюханного, но терпимо. До нар точно доплетемся, не на земле же спать…
Он уже почти поднялся по полуразрушенной от времени лестнице к себе на второй этаж, как вдруг понял, что хочет жрать, как жук-медведь после зимней спячки. Но спать хотелось сильнее. Потому спускаться вниз Фыф не стал. Конечно, там сейчас валялась куча трупов нео, у которых можно было нахлебаться вдосталь загустевшей крови. Но, с другой стороны, Грок ясно сказал: завтра на рассвете последний бой. И поэтому, если выбирать перед смертью между пожрать и поспать, сейчас Фыф явно выбирал второе.
Добравшись до своей камеры, он просто рухнул на стальные нары, застеленные какими-то старыми тряпками, и вырубился моментально. Словно кто свечку задул. Тлела она себе, тлела, а тут — фух! И все. Темнота. Глубокая, холодная… Могильная…
Проснулся он от чувства, что рядом кто-то есть. Кто-то невидимый в чернильной темноте камеры. Сквозь плотные шторы из вьюна не проникало ни единого лучика снаружи. Хотя, было бы утро, тусклое солнце все равно б пробило живые занавески. Тогда кто это? Нео-диверсант, проникший в замок с заданием перерезать сонных защитников крепости?
— Со сна ментальное оружие не сразу включается? — прошептала темнота. — А мог бы догадаться.
Мягкое, теплое, податливое внезапно прижалось к Фыфу, словно могильная темнота камеры вдруг обрела форму, поразительно приятную на ощупь.
— Т-ты?
— Я, — вздохнула темнота, прижимаясь к нему сильнее. — После того как ты влез ко мне в мозг и отключил меня от ментального контроля Кулагина, я стала… другой. Словно частью тебя. Бывает же такое…
— А я думал, что тебе Данила нравится, — прошептал Фыф, боясь пошевелиться. Он был уверен: двинь рукой, и волшебный сон немедленно прекратится.
— Данила хороший, — прошептала темнота. — Но он все-таки почти человек. А я — нет. И ты — нет. Но у нас есть одно общее с людьми.
— Что? — выдохнул шам.
— Размножение у нас происходит так же, как у них, — пояснила темнота. — Только дети у кио уже давно не рождаются. Мы вымираем, Фыф, хоть и живем втрое дольше, чем люди.
— У нас то же самое, — тихо произнес шам. — Дети у шамов — большая редкость. Правда, было такое, что одна из наших родила от кремлевского дружинника…
— Я знаю, — прошептала темнота. — И я знаю, что тот ребенок, родившийся от человека, вырос и стал великим воином. Его звали Сталк. Может, слышал о нем?
— Нет…
Сейчас Фыфу было не до каких-то там великих воинов. И не до Краргов, с которыми предстоит схватиться утром и чьи «не надоело?» были слышны даже здесь. Маленькому шаму, возможно, впервые в жизни было так хорошо, что за эти минуты и помереть потом не жалко. Все равно лучше-то не будет.
Но оказалось, что бывает и лучше.
Теплая ладонь скользнула по его животу, сноровисто расстегнула пуговицы, поддерживающие штаны…
— Оххх… — выдохнул Фыф.
— Ого! — выдохнула темнота. — Кажется, у людей это называется «мал да удал».
Фыф открыл было рот, мол, хоть ты и офигительная, конечно, темнота камерная, но мужику такое не говорят…
— Не напрягайся, — хихикнула темнота. — Мал — это я про рост, а удал — это про другое. И давай сразу договоримся: кто мужик, тот и сверху. А то я тебя, пожалуй, раздавлю, жеребец ты мой одноглазенький…
— Вредность танталовая! — нежно прошептал Фыф, одним движением руки опрокидывая на спину неожиданно податливую кио. — Моя вредность… Только моя…
Потом Настя ушла, поцеловав его на прощание. Без кумара, просто так. Приподняла глазные щупальца Фыфа, чмокнула в губы и ушла. Все-таки тюремные нары — это не кровать двуспальная, которые вроде как были в старину. Заниматься любовью на них еще можно, хорошо, что железные, выдержали. А вот спать вдвоем неудобно…
Фыф лежал на спине, просто смотрел в темноту и улыбался. Сейчас темнота уже не казалась ему могильной. Она еще хранила едва уловимый аромат молодых побегов шагай-дерева, но в этом запахе больше не было агрессии. Это был просто сладкий запах, который Фыф готов был вдыхать всю оставшуюся жизнь…
— Так, хорош, — одернул сам себя шам. — Размечтался, одноглазый. Утром нас тут в винегрет крошить будут, а он лыбится, как идиот, от счастья.
Спать больше не хотелось, да и до сна ли после такого? Фыф ощущал себя полным сил, словно дрых неделю напропалую. Голова работала ясно и четко, а в уголке сознания шевелились случайно запеленгованные простенькие мысли караульных — и тех, что дежурили на стене, и тех, что перекрикивались под стеной. Жратва, бабы, оружие, предстоящий бой… И тоска по грубым ласкам волосатых мужиков тоже проскальзывала в хитросплетении мыслей множества Новых людей. Фыф так и не научился визуально отличать самцов нео от самок. Воевали одинаково и те и другие. Хозяйство прикрывали тряпками или деревянными доспехами — вероятно, атавизм, оставшийся от человеческого прошлого. А приглядываться, где под густой шерстью переразвитые грудные мышцы, а где молочные железы, желания не было никакого.
Фыф знал, что на время военных действий вожаки нео жестоко пресекали меж подчиненными всякие амуры. Взял в лапы дубину — всё, ты воин. И думать надо не о том, что между ног у боевого товарища, а про то, как этого товарища прикрыть во время битвы в случае чего и при этом самому в живых остаться. Правда, подчиненные не всегда придерживались строгих наставлений своих вожаков, и на привалах по ночам амуры случались, причем довольно шумные. Иногда вожаки это дело пресекали тумаками, а иногда и сами принимали участие в оргиях. Ночь все спишет, ночью нео воевать не любят, зрение ночное у них не очень…
«…Так-так, думай, шам, думай, — подстегнул сам себя Фыф. — Крепость окружена, но ночью нео драться не любят, потому что видят хреновенько. И вожак Краргов небось сейчас какую-нибудь юную рядовую в кустах телепунькает. И наш Грок или дрыхнет, или ищет, кому бы теплой летней ночью напоследок перед смертью присунуть по самую помидоринку. Не зря он на Настю облизывался, Дон Жуан хвостатый…»