Но все эти посторонние эмоции проходили так, краем сознания. Сейчас нужно было как-то использовать всплывшие в голове знания — случайно ведь ничего не происходит. Но вот как? Нео стоят десятками, в пределах видимости друг друга, с факелами в лапах. И если даже не соседский отряд видят, то его факелы наверняка. Ну и орут как обычно своё «не надоело?». Прорваться нереально. Но все равно должен же быть какой-то выход…
Фыф напряженно думал, одновременно мысленно сканируя пространство вокруг крепости. Вдруг в осаде нео есть хоть какая-нибудь щелочка?..
Нет, плотно стоят обезьяны, видать, твердо решили взять свою старинную крепость. Примитивные, одинаковые мысли рядовых нео лениво плавали на границе сознания Фыфа, словно клочья белесого предутреннего тумана…
Вдруг шам отчетливо увидел почти незаметный быстрый проблеск меж этими аморфными мыслями Новых людей. И сразу определил: крысособака. Ментальные способности этих шустрых тварей были давно известны. Слабенькие по сравнению с шамами, даже сравнивать смешно, но все-таки они были. Крысособаки умели общаться между собой на небольшом расстоянии, передавая мыслеобразы, что делало этих тварей в стае смертельно опасными. Замечательные охотники, крысособаки с голодухи могли напасть даже на вооруженного нео, и не всегда такое нападение было безуспешным.
Но это была какая-то странная крысособака. Во-первых, что она делает там, где много огня и плотоядных обезьянолюдей? Совсем страх потеряла? И, во-вторых, ее мыслеобразы Фыф видел слишком четко. Собака глядела на отблески факелов нео и… думала! Причем в сложном рисунке ее мыслей Фыф вдруг ясно увидел… себя!
Это уже не лезло ни в какие ворота!
«Белочка тебя навестила, родной, на фоне хронического алкоголизма, — подумал Фыф. — Крысособака, которая думает о тебе… ага, еще и о Насте, замечательно. А вот и Грок промелькнул в ее мутантьей башке. Все, шам, ты допился до цугундера. Как-то и не обидно уже помирать поутру — на фига Насте нужен хронический бухарик со съехавшей крышей?»
Однако похмельный глюк был слишком явственным. И Фыф осторожно протянул невидимую ниточку, для которой не препятствие ни стены, ни оцепление здоровенных нео…
«Кто ты?»
Крысопес вздрогнул от неожиданности, приняв мысленный сигнал, понятный любому живому существу. Не слова человеческие. Чистая мысль: обозначь себя!
Мутант пока не отвечал. Осознавал, что произошло. Это нормально. И интересно. Судя по тому, как он дернулся, это было не то существо, о котором Фыф подумал вначале. Просто слишком крупное существо с уровнем ментальных способностей крысособаки. Значит, общаться может. Управлять другими — нет, а связно отвечать — да. Остальные могут лишь выполнять мысленные приказы…
«А ты кто?»
Шам тряхнул головой. Мыслеобраз пришел в виде человеческих слов. Человек? Не может быть! Люди не могут общаться мысленно ни друг с другом, ни с кем-либо еще!
Но, тем не менее, Фыф ответил. Просто послал по тоненькой ниточке образ, который не раз видел отраженным в воде.
«Фыф!!!»
Так. Ответом пришел не вопрос, а утверждение! Существо его знало по имени!
«Кто ты?» — повторил шам.
«Данила я!»
Вот так номер!
Фыф аж от неожиданности на нары сел.
Ну да, Снайпер и Данила, люди, умеющие общаться ментально! Чуть больше недели прошло, как видел их в последний раз, а словно вечность пролетела. Хотя — люди ли? Снайпер вообще из Иномирья пришел, а дружинник… Хрен его знает, где он научился искусству шамов беззвучно общаться на расстоянии. Да и можно ли научиться такому? Фыф все хотел спросить, да как-то не до того было. Будучи в плену, бросил раз мысль без надежды на спасение — а дружинник со Снайпером услышали, пришли и спасли.[7] И как-то дальше все само собой пошло… Но уж кого не ожидал ночью Фыф запеленговать у стен крепости, так это дружинника, скрывающегося в густом кустарнике и разведывающего обстановку.
«Давно ты здесь?»
«Где-то с полчаса. Крепко вас обложили».
Фыф мысленно просканировал пространство возле Данилы и обнаружил рядом с ним две еле мерцающие точки без малейших признаков ментального дара. Похоже, люди.
«Кто это с тобой?»
«Дружинники. Вы там все живы?»
«Пока да, — мысленно хмыкнул Фыф. — Но, думаю, это временно».
«Нео в несколько раз больше, чем вас…»
«А ты проницательный», — съехидничал Фыф. Но дружинник не заметил издевки — мыслеобразы не несут эмоциональной окраски.
«Вытаскивать вас надо».
«У тебя есть вертолет?»
«У меня есть идея…»
В течение двух минут Данила изложил свой план.
«Безумие… — прокомментировал Фыф. — Если вас заметят…»
«Дружинники мы или где? — пришел бесцветный ответ, но, похоже, Данила слегка обиделся. — Главное, ты не слажай. Сил хватит?»
«Не знаю, — честно ответил Фыф. — Но другого выхода, похоже, нет».
— Не надоело? — прилетело от третьего поста.
Как всегда, Гнарр орал заунывно, протяжно. От его воплей хотелось спать. Или дать Гнарру в рыло. Новый человек должен рычать так, чтоб враги слышали за пятьсот шагов и боялись, а не выть, как беременная самка живоглота. Но отвечать надо. Иначе десятник сам даст в рыло Вренгу, а бьет он больно.
Вренг открыл пасть, набрал в грудь много воздуха. Сейчас он покажет Гнарру, как надо кричать на посту.
И Вренг выкрикнул. Правда, к своему немалому удивлению, не то, что собирался:
— Гнарр, твоя мать, наверно, спала с котяхом! Иначе почему ты кричишь, словно дерьмо, которое научилось говорить?!
На третьем посту заржали. На втором, в состав которого входил Вренг, тоже. Правда, в смехе товарищей слышалось недоумение. Новые люди любили хорошую шутку, но оскорбление матери смывалось только кровью.
Вренг и сам стоял столбом, пытаясь сообразить, как это так получилось: хотел крикнуть «Не надоело!», а проорал много слов. Столько сразу сроду не говорил. И Гнарр, наверно, обидится. Он, в общем-то, хороший парень, хоть и происходит из другого клана.
Гнарр обиделся. От костра третьего поста отделилась огненная точка и помчалась по направлению ко второму. Понятно. Гнарр несется разбираться. Ну ладно, сейчас надо ему сказать хорошие слова. Чтоб не злился. Мол, случайно крикнул. А при утреннем штурме Вренг лично вырежет сердце одного из приспешников хомо и подарит Гнарру в знак примирения.
Гнарр влетел в освещенный костром круг с факелом в одной лапе, с копьем в другой и обвел второй десяток налитыми кровью глазами.
— Кто?! — выдохнул он.
Вренг шагнул вперед, протягивая вперед пустые ладони. За свои слова надо отвечать. Вренг не хотел ссориться с Гнарром, потому и ответил успокаивающим тоном:
— Не злись, доблестный Гнарр. Я прокричал не то, что хотел. Сам не знаю, как так получилось. И даже если твоя мать все-таки спала с котяхом, на дерьмо похож только твой голос. Сам же ты вполне смахиваешь на глупую, облезлую обезьяну, как и все остальные Новые люди из клана Раргов.
Теперь не засмеялся никто. Над костром повисла тишина…
— Вренг спятил, Гнарр, — шагнул вперед Ург, вожак второго поста. — Уходи. Мы сами выбьем дурь из его башки.
— Ну уж нет! — дрожа от ярости прошипел Гнарр. — Он оскорррбил не только мою мать. Он оскоррбил клан Раргов! Такие слова смываются только кррровью!
— Клана Раргов больше не существует, — сдержанно напомнил Ург. — Мы все теперь один клан Краргов.
— Если Крагги забыли свои коррни после того, как хомо убил их вожака, то Рарги не забыли, кто они! — выкрикнул Гнарр. — Отойди с доррроги, Ург, я хочу немедленно получить то, за чем пришел, и пррригвоздить своим копьем поганый язык этого вырродка к его глотке!
…Вренг ничего не понимал. Он не хотел говорить последние слова — те сами слетели с его языка. Но сейчас это уже не имело значения. Остатки трех кланов Новых людей объединились в один, но при этом каждый помнил историю своего племени, с легким презрением относясь к остальным. Сейчас этот вонючий Рарг оскорбил не Вренга. Он оскорбил самое святое, что может быть у Нового человека! То, что дороже отца, матери, своей бабы, собственных детей… Его клан! Эта вечно рычащая обезьяна Гнарр пришел получить то, за чем пришел? Он это получит!
Вренг положил лапу на плечо Урга. И на этот раз сказал только то, что хотел сказать:
— Ург, отойди. Пусть он получит то, что хочет.
Вожак десятка яростно обернулся, лапа Вренга слетела с его плеча.
— Если твой разум покинул башку, то мой пока со мной, — глухо пророкотал Ург. В его сузившихся от ярости глазах плясали отраженные языки пламени факелов. — Вы оба помните Закон? Во время войны никаких смертельных поединков! Бросайте оружие и отойдите в сторону от костра десятка. Там делайте что хотите. Но помните! Один упадет, второй его не трогает. Я сам прослежу, чтобы вы не убили друг друга. Скажу «Стоять!» — остановитесь оба. Запомните, недоумки! Если кто-то из вас сдохнет, вожак клана оторвет мне голову. Но перед этим я сам оторву башку тому, кто выживет. Ясно?
Два нео мрачно кивнули. При этом Вренг с недоумением посмотрел на Урга. Вот уж не знал, что десятник умеет так разумно и складно говорить слова. Раньше он больше дубиной пояснял то, что не мог сказать. А сейчас вон как все разложил.
Ург снял с пояса большую дубину и недвусмысленно взвесил ее в лапе, глядя на дрожащих от ярости соперников. Те уже сложили свое оружие на землю. Ярость яростью, но каждый нео впитал с молоком матери: нарушать Закон клана нехорошо. Прежде всего для самого нарушителя. Сородичи читать наставления не станут. Просто снимут шкуру с живого, свяжут лапы еще сырыми ремнями, из той шкуры нарезанными, воткнут в задницу железное копье так, чтоб острие из груди или плеча вылезло, и повесят еще живого над костром.
Нео вообще народ живучий. Вренг, например, видел в детстве, как хрипел и корчился отступник, которого подвесили слишком высоко над костром. У него лапы поджарились, а сам он нет. Ну, двое из клана, кому поручили наказать отступника, не стали ждать, пока тот весь зажарится, наверно, голодные были. Сняли его с костра и давай лапы жрать. А отступник хрипит, дергается, больно ж ему. И прирезать его нельзя — Закон не разрешает. Потом, когда те двое наелись, они его обратно над костром повесили. Там он и помер. Плохая смерть. Кто такую захочет?
Ург, Вренг и Гнарр отошли к кустам, чтобы не мешать другим службу нести, и Ург скомандовал:
— Бой!
Хорошая команда. Вренг ее сильно любил. Все просто и понятно. Вот он ты, а вот тот, кого надо уделать. Думать не нужно. Думать вообще трудно и ни к чему. Голова, она для чего нужна? Чтобы ею есть, смотреть, нюхать, слушать. Бить наконец! Много всего нужного, а голова-то одна! Поэтому пусть другие ею еще и думают. Десятники там, сотники, вожди. Вренгу оно не нужно. Вренг с детства на другое учился.
Он легко ушел от летящего ему в нос волосатого кулака, слегка присел и со всей силы воткнул свой кулак в открывшийся живот противника, туда, где под шерстью и кожей скрывалась вкусная печень.
Гнарр хрюкнул, словно хоммут, которого насадили на копье, и начал складываться пополам. Оставалось немногое — схватить глупого Рарга когтями за уши и со всей силы насадить его морду себе на колено. Этому Вренга отец научил, когда еще живой был. Говорил, у хомо подсмотрел, когда в разведку ходил. Наврал, наверно. Тогда еще кремлевские в тяжелых шкурах с прозрачными лицами ходили. Но удар хороший. Отец уже позже сдох, когда хомо ему шею навылет из огненной трубки прострелили. А Вренг ухватку запомнил, и не раз она ему пригодилась в жизни. Вот сейчас, например, тоже хорошо прошла.
Но добавить Гнарру из клана Раргов коленом в харю не получилось — тот неожиданно со всей силы рванулся назад. Когти Вренга мгновенно превратили уши врага в разорванные на полоски кровавые тряпочки, но, похоже, это лишь добавило Раргу ярости. Он с ужасающей силой бросился вперед, и даже мощный удар локтем в грудь не остановил безумца.
Оба нео упали и покатились по жухлой траве. Смрад из пасти Рарга шибанул в ноздри Вренгу. Не обращая внимания на боль и кровь, хлещущую из остатков ушей, Гнарр полосовал когтями плечи противника, и с каждым рывком его клыки приближались к горлу врага. Оставалось только одно — хоть как-то прикрыть шею, прижав подбородок к груди. Но надолго ли хватит такой защиты? До тех пор, пока озверевший Гнарр не спустит мясо с его плеч и не порвет жилы?
И тогда Вренг, прижав противника всем своим весом к земле, ударил! Страшно! Головой! Раскрыв пасть навстречу раззявленной пасти врага! Клыками в клыки…
Треск ломающихся зубов услышали все, даже те, кто стоял у костра в стороне от драки. Резкая боль пронзила десны Вренга, кровь хлынула в горло — и своя, и чужая. Веселящий напиток битвы, за который расплачиваются болью, а иногда и жизнью. Но что такое боль для воина? И ради чего ты жил, если до самой смерти ни разу не хлебнул вдосталь собственной крови, замешанной на крови врага?
Гнарр захрипел — и ослабил хватку. Похоже, поперхнулся осколком зуба, а может, просто поддался неожиданной боли. Вренг взревел торжествующе и хватанул окровавленной пастью, метя в открывшееся горло врага.
Были б целы клыки, тут бы Гнарру и конец. А так лишь пасть забил клочьями грязной, вонючей шерсти. Наверно, и у самого такая же, но своя шерсть, как известно, не пахнет. А вот от чужой Вренг слегка задохнулся, хотя мог просто сжать челюсти и попробовать если не перегрызть горло, то задушить врага. Но когда тебе в нос и глотку лезут смердящие, жирные клочья волос, забивая дыхалку, хочешь не хочешь, а челюсти разожмешь.
Вренг разжал пасть, откинул голову назад — и ударил снова. Лбом в нос Гнарра. Но промахнулся, попал в плечо. Там что-то хрустнуло, но радости это не доставило. В голове Вренга промелькнуло: «Почему в плечо? И почему Гнарр так ослабил хватку? Куда это он тянется, почему не дерется?»
Гнарр из клана Раргов, похоже, решил улизнуть. Он почти вывернулся из захвата Вренга, перекрутился в поясе, словно аспид, из которого всегда выжимают ядовитую кровь, прежде чем сожрать.
Вренг торжествующе взревел, занося кулак над головой для решающего удара. Туда, в малое местечко как раз над кровавой тряпкой, совсем недавно бывшей ухом, где кость черепа тоньше всего. Ург сказал не убивать, но, что значат чужие слова, когда разница между живым и мертвым врагом — лишь один твой удар! Ничего они не значат…
Но все-таки Вренг промедлил долю мгновения. Не потому, что вспомнил слова Урга, а оттого, что вдруг увидел, к чему тянется Гнарр.
Совсем рядом на траве лежал нож. Не грубый кусок железа, откованный камнем на камне из куска арматуры, а настоящий боевой нож хомо. Тускло блестящий в свете факела клинок длиной в две ладони, длинная, тонкая выемка вдоль клинка, рукоять, обмотанная кожаной полосой… Все это Вренг увидел отчетливо, прежде чем лапа Гнарра накрыла неизвестно откуда взявшееся оружие…
Гнарр повернулся — и вдруг Вренг очень четко разглядел в его спокойных, ничего не выражающих глазах дорогу. Серую, широкую дорогу, уходящую далеко за линию горизонта и не теряющуюся там, вдали, а плавно поднимающуюся вверх, в такое же серое небо. Отец говорил, что там, за серыми облаками, лежит край, в котором Новые люди, погибшие в битвах, живут полной жизнью — вечно бьются с врагами, которые умирают, но потом возрождаются вновь, чтобы вновь умереть. Что может быть лучше для настоящего воина, в печень которого на две ладони всажен клинок, сработанный руками неизвестного хомо?
— Мы встретимся, Гнарр, — прохрипел Вренг. — Там, за облаками, я подожду тебя…
Гнарр из клана Раргов столкнул с себя обмякшее тело врага и с удивлением глянул на нож, зажатый в его окровавленной лапе. Вторая лапа повисла плетью — наверно, плечо сломано, — но это мало заботило победителя. Откуда здесь взялся нож? Такое оружие без малейшего следа ржавчины не валяется просто так на земле. И потом, Гнарр мог поклясться — в самом начале драки ножа не было! Он воин, он не мог не заметить оружия, лежащего прямо под ногами. И к тому же, самое главное: он не хотел убивать этого Крагга, потерявшего разум. Только проучить…
Но безумный рев Урга над головой прервал рваный ход его мыслей:
— Гнарр убил Вренга! Рарг убил Крагга! Рарг нарушил Закон! Смерть отступнику!
Страшный удар в голову опрокинул Гнарра на землю. Нож вылетел из лапы и улетел в кусты. Гнарр невольно проводил его взглядом… и вдруг увидел в темном переплетении веток чьи-то внимательные глаза, между которыми матово блеснула стальная стрелка шлема, защищающая переносицу от скользящих ударов. Такие шлемы носили только хомо…
Фыф прислушался, напряженно ловя обрывки мыслей Новых людей за стеной. Быстрое переключение контроля над сознанием трех нео его слегка утомило, но не лишило сил полностью, и он пока что мог уловить то, что происходило среди осаждающих.
Крагги орали об убийстве и отступничестве. Рарги защищали своего, не без основания утверждая, что история ночной дуэли слишком уж невероятна. Ззарги чесали затылки, соображая, чью сторону взять, если группировки передерутся, не договорившись. Рев за стеной стоял такой, словно там столкнулись два водопада. Надолго ли затянется этот спор и выльется он в драку или нет, пока неясно…
Но главное было достигнуто!
Краргов больше не существовало. Осаждающие вновь разделились на три отдельных клана, вот-вот готовых вцепиться друг другу в глотки. И, как следствие конфликта, в сплошной линии осаждающих появились неслабые бреши…
Все было сделано быстро. Фыф даже не стал носиться по замку, собирая Грока, Настю, десятников, оставшихся кормовых. Оказалось достаточно мысленного приказа. «Я — Фыф. Всем немедленно собраться у западной башни! Вопрос жизни и смерти!»
Через пять минут небольшой отряд оставшихся в живых защитников Бутырского замка собрался где было сказано. Невыспавшиеся нео протирали глаза, кормовые тупо пялились на собравшихся. Лишь Грок да пара его десятников выглядели достаточно бодро, ну и Настя — как всегда. Спокойный взгляд огромных глазищ, подтянутая фигура, к которой взгляд сам прилипает, и хрен его оторвешь…