Истинное "я" - то, кем мальчик на самом деле является,- то "я", которое укрепляется взаимодействием с девочками и с родителями дома, может стремиться к дружелюбию, веселью, игре, любви, демонстрации широкого спектра эмоций. Но есть еще и запрос от общества в целом, от сверстников и в особенности от других мальчиков быть сильным, спортивным, неразгорчивым. Мальчиков призывают не делать и намека на уязвимость.
Когда давление становится слишком сильным, некоторые мальчики прибегают к экстренным мерам - начинают дразнить других, рисуют граффити в школьной раздевалке, даже нападают на других учеников, чтобы заработать репутацию крутого и заслужить уважение единомышленников, быть примятым за своего. Проплывая между Сциллой "уважай желания Других, оставайся в контакте" и Харибдой "расслабься, думай о себе", наш современный Одиссей то тут, то там садится на мель, пытаясь справиться со своей растерянностью, фрустрацией и Желаниями.
Мои исследования показывают, что подростки хотят сохранить свою внутреннюю подлинность, не желая заглушать свой внутренний голос, и в то же время хотят "сохранить лицо" перед школой и баскетбольной командой. Например, семнадцатилетний Скотт Адаме рассказал мне о том, как в школе принуждают драться с другими мальчиками и как он справился с этой ситуацией, учитывая то, чему родители учили его в отношении драк.
- Самое ужасное, что со мной происходило,- начал он,- это драка из-за Шэрон с Дутом Сантосом. Шэрон встречалась с Дутом, но решила пойти на свидание со мной. Дуг - очень популярный парень, и он ужасно разозлился. Однажды Дуг в компании других ребят из его района окружили меня на школьной парковке, на глазах у Шэрон. Его приспешники стали подначивать: "Давай, Дуг, вмажь Скотту. Дай ему! Он по-любому не станет драться!"
- И что ты сделал?
- Я стараюсь не ввязываться в такие разборки. Мама всегда говорит, чтобы я работал словами, а не руками. Поэтому я сказал Дугу, что я не хочу драться. Я сказал, что мы можем обсудить проблему.
- Отличный ответ,- сказал я. Скотт закатил глаза:
- Ничего подобного. Скотт начал толкать меня со словами "Ты, гребаный урод, педик, давай дерись".
- И что потом?
- Ну, поблизости не было ни одного учителя, а я никогда не учился боксу или чему-то подобному, поэтому я размахнулся и ударил Дуга изо всех сил. Я думаю, я ударил в какую-то болевую точку, потому что он закричал и согнулся, а потом отошел, хромая. Его друзья стали говорить: "Вау, Адам, круто! Ты неплохо ему вмазал".
- Ты рассказал родителям?
- Да, они узнали. Моя мама начала читать мне мораль, но папа только улыбнулся. Я немного растерялся. Я не считал, что поступил правильно. Мама не считала, что я поступил правильно. Но папа решил, что это было забавно. И Дуг никогда не приставал ко мне больше.
Этот конфликт между поведением дома и на публике может привести к более серьезным последствиям, нежели перепалка на школьной парковке. Исследования показывают, что те мальчики, которые "раздваиваются", более предрасположены к появлению проблем с учебой, серьезных депрессий, импульсивного и компульсивного поведения, от злоупотребления наркотиками и небезопасного секса до выходок в классе и самоубийства.
Мое собственное исследование демонстрирует, что хотя мальчики очень стараются сохранять свою целостность, сохранять верность своему внутреннему мальчику, проживать уязвимость и болезненные чувства, все это происходит с ужасным напряжением - стремлением "хорошо выглядеть" в глазах сверстников, необходимостью носить маску.
Тебя не понимают, если ты действуешь жестко
Все выглядит так, как будто, какую бы модель поведения не выбрал мальчик - мачо или чувствительного человека - она все равно окажется проигрышной. Когда мальчик демонстрирует жесткий тип поведения, которого, как он думает, ожидает от него общество, взрослые (особенно родители) упрекают его в отстраненности, грубости, бесчувственности. Иными словами, как только они принимают ту модель поведения, которую, но их мнению, от них ждут, многие мальчики обнаруживают, что вместо восхищения их мужественностью их отталкивают и порицают. В результате подростки часто занимают оборонительную позицию, ощущая, что другие считают их бесчувственными, жестокими, равнодушными. Они не понимают, почему взрослые выглядят такими разочарованными, когда они так стараются вести себя именно так, как от них ожидают.
Шестнадцатилетний Росс сказал: "Быть современным парнем? О! Никогда не знаешь, не оскорбляешь ли ты кого-нибудь. Нужно постоянно следить за собой. А это не расстроит этого человека? А того? Так что быть парнем - это чувствовать себя врагом народа".
Двойной стандарт озадачивает и злит вдумчивых молодых мужчин вроде Крэйга, выпускника школы. С одной стороны, его сверстники считают, что он должен быть решительным:
- В принципе, в школе всегда так. Ты пытаешься вести себя как крутой чувак. В спорте или если кто-то унизил тебя, ты не отступаешь, ты идешь в атаку,- делится своими наблюдениями Крэйг.
В другой ситуации Крэйгу кажется, что юношу-подростка считают слишком неуправляемым:
- Люди ведут себя так, как будто в парне моего возраста и на половину нет ничего хорошего,- утверждает Крэйг.
Крэйг рассказал о двух недавних происшествиях:
- В прошлые выходные я зашел в банк, а так как у меня не было с собой моей банковской книжки, они не поверили, что я это я. Случилось бы такое, если бы я был девушкой? Не думаю. Мне задали все возможные вопросы о том, кто мои родители, где я живу, сколько мне лет. Через какое-то время я психанул:
Почему вы сомневаетесь во мне? Я совершил преступление?" Они считают, что подросток не способен ни на что хорошее.
В другой раз я выезжал с парковки у Фенвей-парка после игры с Ред Соке, и полицейский остановил меня. Я встал у обочины и, я думаю, из-за того, что я парень и подросток, он прогнал меня через весь опросник. Он спрашивал, не скрываюсь ли я от ареста и все в таком роде, и я думаю, что это вполне привычно для него. И вряд ли бы такое произошло с девушкой.
Тебя не понимают, если ты действуешь мягко
У мальчиков могут возникать проблемы, если они пытаются быть эмпатичными, мягкими и контактными - иными словами, выбрать такую модель поведения, которую феминистское преподавание сочло бы естественной и продуктивной.
"Со всеми этими феминистскими идеями и равенством парни порой оказываются в затруднительном положении,- говорит шестнадцатилетний Тоби. - Они делают что-то, что, я думаю или они думают, не так уж и плохо, но потом подвергаются нападкам".
"Если ты невнимателен к девушке, она считает, что тебе все равно. Если ты внимателен, он считает, что ты ведешь себя слишком церемонно. Девушки не понимают парней, а парни не понимают девушек".
Я попросил Тоби привести пример из его жизни. "Например, моя бывшая девушка пришла однажды на нашу игру в баскетбол. После игры я подошел и сказал "привет" ей и еще нескольким друзьям. Потом мне сказали, что в тот момент, когда я повернулся, чтобы сказать кому-то еще "привет", она потянулась обнять меня. Я даже не заметил этого, но она подумала, что я по-хамски проигнорировал ее.
И знаете, если бы я первым обнял ее, она бы могла психануть, якобы я сделал что-то, чего она не хотела. Вместо этого она разозлилась, что я не обнял ее, хотя я даже не знал, что происходит.
Очень сбивает с толку то, что мы все разные и воспринимаем все по-разному. Иногда они хотят, чтобы мы были мужественными или типа того, а иногда они не хотят, чтобы мы были мужественными. Никогда не угадаешь, как девушка отреагирует. Ее реакция может разительно отличаться от реакции другой девушки.
Девушки хотят, что бы вы были чувствительными и все такое, но парни решат, что ты педик или тряпка, если ты будешь так себя вести. Ну вот как у меня, я уважаю всех моих учителей, и уважаю взрослых, я всегда вежлив, потому что меня так воспитали. Но часто мои друзья говорят, что я лижу всем задницы и подхалимничаю, а я просто вежливый и нормально разговариваю со взрослыми. Я говорю, что это вежливость, а они отвечают: "Ну нет, ты просто слабак". Это меня донимает".
Но как тогда быть? Как следует вести себя?
Большая часть моего проекта состояла из длительных интервью, фрагменты которых приведены выше. Но я также провел серию психологических тестов со 150 мальчиками от 12 до 18 лет. Это исследование включало в себя два теста, которые позволяли мне выявить сознательные и бессознательные представления мальчиков о том, как мальчик становится мужчиной и как они себе представляют поведение здорового мужчины в обществе. Первая группа мальчиков, которых я тестировал, состояла из городских мальчиков из среднего по величине города на восточном побережье, поэтому я предполагал, что в их ответах будут I измышления о равенстве мужчин и женщин, юношей и девушек. И действительно, мои подозрения подтвердились.
В тесте, именуемом "Шкала тендерного равенства", созданном Кингами, они набрали много баллов в разделе о мужчинах и женщинах, принимающих "новую мужественность". Это означает, что они одобряют такие положения, как "у мужчин и женщин должны быть одинаковые возможности профессионального роста", и "на курсы по ведению домашнего хозяйства должны допускаться как женщины, так и мужчины", и совершенно не согласны с высказываниями типа "муж должен быть главой семьи" или "мать больше, чем отец, годится на то, чтобы поменять ребенку памперс". Здесь не было неожиданностей, а только подтверждение того, что мальчики переходят от тендерной ограниченности к новой модели мужественности, доброжелательной к мужчинам, которые иначе ведут себя или работают в областях, которые традиционно считаются более женскими, чем мужскими.
Но затем я сделал нечто не совсем обычное. Раньше, большинство исследований строилось по принципу "или-или": либо концентрировалось на том, насколько мальчики продвинулись в сторону гендерного равенства (для этого используется "Шкала тендерного равенства" и ей подобные тесты), либо анализировалось то, насколько мальчики поддерживают или опровергают те или иные характеристики, ассоциируемые с традиционной мужественностью. Иными словами, большинство исследований проверяло своих интервьюеров лишь по одному параметру: где их место на шкале гендерного равенства (они эгалитарны или нонэгалитарны) или поддерживают ли они традиционные идеалы маскулинности.
Но моя теория - что мальчиков заставляют быть одновременно и эгалитаристами и традиционалистами - требовала другого подхода. Я решил посмотреть, что получится, если мы протестируем их сразу на обе характеристики. Поэтому в дополнение к "Шкале гендерного равенства" мы провели с той же самой группой мальчиков тест Плека "Шкала восприятия традиционной мужской роли". Проводя с одними и теми же мальчиками оба теста, мы получили параллельные данные вместо дихотомии "или-или".
Результаты такого тестирования показали, что те же самые мальчики, которые поддерживали идеи равенства были в равной мере категоричны в своих ответах на тест о восприятии традиционной мужской роли. Они поддерживали утверждении "Я уважаю мужчину, который абсолютно уверен в себе", "мужчине нужно уважение окружающих", "мужчина всегда достоин уважения своей жены и детей", "меня раздражает, когда парень ведет себя, как девушка" и "мужчины всегда готовы к сексу".
Таким образом, получив возможность раскрыть свою душу, эти подростки, не осознавая того, показали свой внутренний раскол, разлом в их представлении о том, что такое - быть мужчиной. В тесте, который измерял их открытость идеям эгалитарности, они приветствовали равенство. В тесте, который определяет, насколько традиционны их взгляды на маскулинность, они демонстрируют традиционалистские черты. Эти результаты прямо указывают на внутреннее неосознаваемое противоречие в представлениях о том, чего общество ждет от мужчин. Поскольку общество заставляет мальчиков быть одновременно традиционалистами и эгалитаристами, мальчики не в силах примирить свои представления о мужественности. Если бы они имели твердые и ясные представления о мужественности, мальчики оказывались бы на верхних строчках на традиционной шкале и внизу - на эгалитарной, либо высоко на эгалитарной и низко - на традиционной. Но набирая много очков в обоих противоположных друг другу тестах, мальчики показали глубокий внутренний хаос.
В Главе 10, где я расскажу о своем исследовании представлений мальчиков о самих себе и о том, как полученные данные коррелируют с их успехами в школе, мы увидим, что этот хаос сам по себе требует маски, чтобы скрыть неуверенность и защитить хрупкую самооценку. В частности, мое исследование показывает, что по мере того, как мальчики проходят период подростковости, они все больше и больше склонны представлять в ложном свете то, как они ощущают свою мужественность. Все больше и больше они ощущают необходимость говорить, что они принимают общественный идеал "мужественной" самоуверенности, даже если внутри они совсем в этом не уверены.
Печальные перспективы взрослости
Вероятно, из-за этой отравляющей внутренней неопределенности, у многих подростков возникают двойственные чувства относительно взросления и превращения в мужчину. Если они не твердо представляют, что такое быть мужчиной, откуда, спрашивается, возьмется у них представление о взрослости? Одна из частей моего исследования была посвящена выяснению того, как мальчики на самом деле относятся к перспективе стать взрослыми мужчинами. Выяснить это было нелегко, конечно, потому что, как мы видели, мальчики привыкли скрывать свои глубочайшие, наиболее болезненные чувства.
Одна из техник, которые психологи используют для определения бессознательных или подавленных эмоций - это демонстрация картинок с изображениями людей в разных эмоционально насыщенных ситуациях. Эти картинки созданы специально, чтобы вызвать определенные чувства и потом попросить человека описать, что, по его мнению, происходит на той или иной иллюстрации. В моем последнем проекте я показывал мальчикам две такие карточки и потом просил их написать историю о главном персонаже каждой картины, уделяя внимание его чувствам. Видоизменив известный инструмент психологической оценки, известный как ТАТ (тематический апперцептивный тест), разработанный десятилетия назад Генри Мюрреем, я использовал эту методику, чтобы проделать окошко в скрытый мыслительный процесс мальчика, заглянуть через него под маску.
И я обнаружил, что многие мальчики испытывают глубокую тревогу о своем "мужском" будущем.
Как мальчики видят мужскую работу
Одной из картинок, которая вызывала сильную реакцию, было черно-белое изображение мужчины в белой рубашке и галстуке, очевидно, на работе, склонившегося над бумагами. Он сидит за столом, у него на лице - выражение безразличия, отсутствующим взглядом он смотрит в направлении стоящей на столе фотографии женщины и двух детей (мальчика и девочки), которая может представлять его семью. Послушайте историю семнадцатилетнего Гамильтона, отражающую то, как он себе представляет "следование правилам" в мире взрослых мужчин:
"Этого парня,- говорит он -достала работа, и он не хочет больше видеть ни свою работу, ни свою семью. Он думает о том, какой бы могла быть его жизнь, если бы он не женился, и как это паршиво - работать все время. Он хотел бы бросить нее, быть собой и радоваться. Он будет работать еще 25 лет, ненавидеть все, а потом выйдет на пенсию. Дети уедут, и он поймет, что его жизнь была бессмысленной и скучной. Он уже будет стариком, и что он за все это будет иметь? Не так уж и много".
Удручающая история Гамильтона рисует образ депрессивной, эмоционально истощенной "рабочей лошади", прикованной к семье и оторванной от себя. Вспоминаются эти ломовые лошади, которые еще работали в цирке, когда я был ребенком, с шорами на глазах, они тянули ужасающе тяжелые повозки, волочились миля за милей с чувством выматывающей регулярности и угнетающей неизбежности. К несчастью, картинка Гамильтона не так уж разительно отличается от реальности разочарованных управленцев средних лет, которых я консультирую после того, как их попытки самоубийства не удаются и их принудительно отправляют в больницу.
Девятиклассник Роджер, вместо того чтобы сосредоточиться на напряженности рабочего дня мужчины, обратился к тому, как профессиональные обязательства отделяют мужчин от семьи и разрушают самые важные отношения:
"Это история разведенного мужчины, занятого в строительной сфере, он рассматривает чертеж. Сейчас он смотрит на фотографию и думает о своей семье и о том, как ее вернуть. Возможно, к разводу привело то, что он работал допоздна и его никогда не было дома".
У восьмиклассника Брюса похожая реакция:
"Мужчина на работе, смотрит на фотографию своей семьи. Может быть, ему одиноко или он скучает по своей семье... потому что их убили или они в разводе... может быть, он мог бы спасти их".
Как показывают эти ответы, хотя мальчики не теряют надежду, она смешивается со страхом, что как только они повзрослеют, работа может со временем оторвать их от эмоционального, интимного мира их семьи. У подростков, как показывает мое исследование, крайне двойственное представление о том, что такое стать мужчиной и иметь дело с ответственностью, ограничениями и одиночеством, которые приходят вместе со взрослостью.
Что подростки думают о работе
Анализируя интервью с мальчиками, я заметил, что результаты можно разделить по меньшей мере на пять тематических категорий, одна из которых отражает положительные эмоции, а остальные рисуют надвигающуюся боль от непосильной ноши работающего взрослого мужчины.
Счастливый, довольный семьянин. Пятнадцать процентов мальчиков рассказали истории, которые относятся к первой и единственной позитивной категории. Эти мальчики увидели счастливого, довольного женатого мужчину, который замечтался на работе. Они говорили так: