Конечно, никто не проверяет людей на полезность и не выпроваживает ненужных. Всё куда проще обстоит: живи тут, сколько хочешь. Или, точнее, сколько можешь, потому что место в гостинице и продукты питания не бесплатны. Пока у тебя есть патроны или любой другой ходовой товар — всё отлично. Кончились — уж не обессудь. Даром никто ничего не даст, за воровство — пуля в затылок.
Те же везунчики, которые могли пригодиться городу, получали паёк, жильё и некоторые привилегии, а в будущем, за хорошую работу — дополнительные продукты, привилегии, лучшие жилищные условия.
Впрочем, в последнее время не так-то просто стало попасть в этот райский уголок: технических и научных специалистов Университет готовит сам, а рабочих на всех видах производства и сельского хозяйства редко когда бывает некомплект.
Но, несмотря на это, количество пришлых в городе тоже очень даже немалое. Это торговцы, наёмники, сталкеры, охотники, а также люд, промышляющий всяческого рода незаконными делами. Купить наркоту из-под полы можно без труда, и руководство наверняка знает об этом. И, скорей всего, имеет с этого долю.
Макс и Влад распрощались с караванщиками и двинулись в сторону гостиницы. Они уже бывали тут не раз и хорошо знали, где что можно купить, кому что продать и у кого получить работу, легальную или не очень.
Сегодня Макса интересовали две вещи — эрзац-сыворотка на два месяца и цена на настоящую сыворотку. Ворон же двигался следом за своим бывшим лидером не то по привычке, не то по какой-то другой причине.
— Слушай, времени поговорить наедине раньше не было, — негромко сказал Влад, — но сейчас-то ты хотя бы можешь объяснить, в чём дело? Если бы ты просто бросил работу по найму, я бы понял — все бросают рано или поздно, если доживают. Но ты столько времени угрохал, чтобы сделать нас командой. Два года назад мы были никем — просто пушечным мясом. За год ты сколотил из нас команду, за второй мы набрались опыта и сработались. И когда мы наконец стали одной из лучших маленьких команд — ты всё бросаешь. Это уже странно само по себе. И если бы ты просто объяснил причину — было бы понятней. А затем ты решаешь найти себе контракт смертника… Вот я и думаю, что тут не так? На кой чёрт оно тебе?
— Скажем так, дружище. Когда я начал натаскивать вас, я надеялся стать когда-нибудь богатым. Очень богатым. Год спустя я заболел, а теперь мне остаётся жить всего ничего. Я просто пытаюсь продать подороже то, что скоро потеряю задаром. Свою жизнь. Тебя устроит такой ответ?
— Вот оно что, — мрачно вздохнул Ворон, — теперь я тебя понимаю, хоть и не скажу, что мне стало легче. Чем же ты болен-то?
— Рак, — солгал Макс.
— И ты собрался заработать денег для своей новой подружки? Понимаю. Может быть, и я так же поступил бы.
— А что ты теперь делать намерен? — полюбопытствовал Шрайк.
— Да не знаю пока. Стикс и Серый примкнули к Сатане, но, сдаётся мне, он не так хорош, как ты. С другой стороны, я тоже начал понемногу верить в себя самого. Ищу теперь вот работёнку для опытного специалиста, пусть рисковую, но чтоб много платили. Или, может быть, постоянное место в охране. В общем, мне любой из этих вариантов подходит: я твёрдо решил, что настало время перемен для меня. Завтра пойду к местным заправилам, а сегодня как следует залью за воротник.
— Ты ж смотри, называй этих, хе-хе, заправил как положено: мэр, советник, и так далее. Тут официоз строгий, знаешь ли.
— Я знаю, — кивнул Ворон, — просто сдаётся мне, они такие же мэры, как Иван Николаевич с Завода — председатель.
— Не ровняй их. Неважно, как должность называть. Иван Николаевич хотя бы честный мужик, а эти… хотя тут тоже есть один неплохой человек. Святослав Иванович Звягинцев, главный в научных кругах и собственно самом университете.
— Ага, я слыхал. Директор университета. Люди, которые там учились, ему прям дифирамбы поют.
— Ректор, — поправил Макс, — его должность называется ректор. Просто раньше директоров университетов вот так называли — без первого слога в слове. Я к нему собственно и обращусь — это человек с незапятнанной репутацией, и в его распоряжении достаточно средств. И он честен — это все знают. А ты, общаясь с мэром и его лизоблюдами, держи ухо востро.
— Ага, — кивнул Ворон, — ну лады тогда. Вечером, возможно, свидимся в гостинице, но не уверен, что я к тому времени ещё буду вменяем.
Он ухмыльнулся и помахал своему лидеру на прощание. Макс проследил, как его старый товарищ исчезает в двери первого попавшегося кабака, и на душе вдруг стало тоскливо. Страшна не смерть — страшно умирать в одиночестве. Умирать впустую, бессмысленно, сгинуть в сумраке ледяной пустыни, осознавая всю бесполезность и изначальную обречённость своей попытки. И вот первый вестник смерти уже расправил над Максом свои чёрные крылья. Одиночество. Последний его друг ушёл своей дорогой, и теперь попутчиками наёмника будут только отчаяние, безнадёжность и ярость. Ярость последней, бескомпромиссной и беспощадной схватки, из которой ему навряд ли удастся выйти победителем.
И в этом — вся человеческая натура, подумалось Максу. Только ярость некоторых представителей человеческого рода и их готовность сражаться до конца, до последнего вздоха, даже в самых безнадёжных ситуациях — вот та сила, с которой лютая стужа и страшный вирус пока не в силах справиться.
Он двинулся в сторону массивного здания университета. Если повезёт застать Звягинцева ещё сегодня — это выльется в экономию нескольких часов.
* * *Звягинцев сверился с бумагами:
— Всего пять человек, состоянием на сегодняшнее утро. И я ни на грамм не удивлюсь, если до завтра из них кто-то опять передумает. Игнатий Петрович, где обещанная вами команда? Я думаю, вы понимаете, что я не отпущу экспедицию всего с пятью охранниками!
Собеседник старого учёного, грузный человек лет пятидесяти, одетый в хороший пиджак-тройку и нарядные лакированные туфли, поёрзал в кресле, которое для его располневшей фигуры было маловато. Старый заучка-сухарь наверняка умышленно приготовил для него такое, чтобы поскорей спровадить.
Мэр города и ректор университета давно были на ножах. Учёный слишком много ресурсов и времени тратил на бесполезные, непрактичные исследования и подготовку специалистов, городу совершенно не нужных, объясняя такое нецелевое использование ресурсов перспективами всего человечества и прочим бредом. И в придачу к этому, Игнатий Петрович ничего не мог с этим поделать: заменить старого ректора просто некем. Весь университет держится на нём, открытие эрзац-вакцины без него бы не произошло. А ведь именно эта вакцина — главный продукт экспорта города.
Впрочем, старый мэр всегда был честен по отношению к самому себе: он тоже дал Звягинцеву повод ненавидеть свою персону. Именно его стараниями технология производства препарата не вышла за пределы города, сделав Игнатия Петровича очень богатым и распространив его влиятельность далеко за пределы Университета, хотя старый учёный желал повсеместного производства вакцины и по возможности подешевле.
Впрочем, как бы там ни было — ни один из них не мог обойтись без другого. Учёному нужны ресурсы и условия для научной деятельности. Ему, Игнатию Петровичу, нужны результаты этой деятельности.
— У нас ещё одна заминка, Святослав Иванович, — нехотя сказал мэр, — уже не пять, а четыре. Сегодня вернулся мой помощник и сообщил неприятную новость: сукин сын Пустынник отказался.
— Как отказался? — в недоумении посмотрел на собеседника Звягинцев.
— Вот так. Он просто не захотел никуда идти, даже не дослушав.
— Видимо, ему надоело работать задаром, — констатировал ректор, — я вас предупреждал, что это рано или поздно случится. Но вы пожадничали давать ему адекватное выполняемой работе количество патронов — и вот, пожалуйста.
— Ну так надо было ему доплачивать из своей мошны, — огрызнулся мэр.
— Вы забываете, что патронов нужного ему калибра у меня как раз и нету, — парировал Звягинцев.
Игнатий Петрович примирительно махнул рукой:
— Теперь уже какая разница… Не в патронах дело. Он себе подружку нашёл.
Ректор поправил очки на носу:
— Боюсь, я не улавливаю связи между подружкой и отказом работать…
Зато Игнатий Петрович уловил сходу, когда аккурат после обеда заявился Семён с неприятной вестью, а в конце передал привет от Ольги. Той самой Ольги.
При одном воспоминании о ней мэр едва не заскрежетал зубами. Эта строптивая девчонка, семь лет назад посмевшая сказать ему «нет», слово, которого Игнатий Петрович уже очень давно не слышал, предпочла голод, холод и прочие опасности большой дороги обеспеченной и комфортной жизни.
В последнем разговоре, когда он пригрозил, что не будет Ольге спокойной жизни в городе иначе, как в качестве его любовницы, та ответила, что расквитается с ним, и в тот же день покинула Университет, забрав с собой только оставшийся после смерти её отца автомат. С тех пор утекло немало воды, Игнатий Петрович уже давно выбросил её из головы, и вот тут-то, семь лет спустя, эта сука отомстила ему, попросту украв у него Пустынника — прежде безотказного и послушного работника.
При одном воспоминании о ней мэр едва не заскрежетал зубами. Эта строптивая девчонка, семь лет назад посмевшая сказать ему «нет», слово, которого Игнатий Петрович уже очень давно не слышал, предпочла голод, холод и прочие опасности большой дороги обеспеченной и комфортной жизни.
В последнем разговоре, когда он пригрозил, что не будет Ольге спокойной жизни в городе иначе, как в качестве его любовницы, та ответила, что расквитается с ним, и в тот же день покинула Университет, забрав с собой только оставшийся после смерти её отца автомат. С тех пор утекло немало воды, Игнатий Петрович уже давно выбросил её из головы, и вот тут-то, семь лет спустя, эта сука отомстила ему, попросту украв у него Пустынника — прежде безотказного и послушного работника.
Нет сомнений в том, что теперь этот недоумок Пустынник точно знает, что его использовали, и наверняка Ольга расписала всё это в особо мрачных тонах. И, может быть, очень скоро приберёт безмозглого сталкера к рукам. Хотя, наверное, уже прибрала, раз он сказал «мы обойдёмся».
Но больше всего Игнатий Петрович был зол на себя. Жадность и самое обычное упование на «и так сойдёт» — вот его ошибки. И недальновидность. Он разве не знал, что Пустынник одинок? Знал. Стоило подсунуть ему какую-нибудь хорошо выдрессированную девку — и дело было бы в шляпе. Да только кто ж мог подумать, что вот так вот выйдет? А теперь пересеклись где-то в ледяной пустыне пути голодного до женщин недоумка-сталкера и редкой суки, у которой талант вить из мужиков верёвки в крови — и привет. Золотой поток бесценных документов и данных, который сам плыл в руки, прервался.
Игнатий Петрович задушил бы Ольгу собственными руками, если б мог. Ещё семь лет назад задушил бы, знай он наперёд, что случится. Но теперь уже поздно. Она, поди, опытная головорезка, не зря же прозвище «Рысь» дали, а за спиной у Пустынника ей тем более не страшен ни Игнатий Петрович, ни его люди: никто из них не согласится иметь дело с ненормальным психом Пустынником. Да и толку — убить Ольгу значит сделать сталкера своим врагом, что недопустимо. Вот если бы втихаря, несчастный случай организовать или как-то так… Но и Ольга тоже наверняка готова к таким штучкам.
— В общем, Святослав Иванович, Пустынник нашёл себе подружку, и теперь она интересует его больше, чем работа. Понимаете, о чём я? — вздохнул мэр.
Лицо Звягинцева потемнело. Наверняка он просто не в состоянии понять, как можно променять участие в экспедиции, невероятно важной для всего человечества, на плотские утехи, подумал Игнатий Петрович. Сухарь сухарём, что тут еще скажешь?
— Тогда, может, стоит хотя бы раз заплатить ему по совести, а? — ехидно сказал Звягинцев.
— Будете, именно так ему и будете платить, — грустно сказал мэр, — потому что сказка, в которой вы получали всё, что хотели, из Москвы и не только, практически даром, закончилась. Я знаю, кто его подружка, и будьте уверены: она не упустит своего. Если Пустынник ещё и согласится когда-нибудь пойти в рейд — это будет очень дорого.
— А нельзя ли как-то решить вопрос с нею? Дать отступного, чтобы оставила его в покое?
— Вы сами поняли что сказали? — ухмыльнулся Игнатий Петрович, — зачем ей отступные? Пустынник достанет для неё что угодно из самых опасных дебрей мёртвых городов. Или она просто будет сама принимать заказы. И договориться с нею не выйдет — эта стерва сделает что угодно, чтобы насолить мне.
— Понятно, — желчно подытожил Звягинцев, — ещё один человек, с которым вы нехорошо обошлись. Вы и не заметили, как превратили множество людей в своих врагов, и всё ради личной выгоды. А теперь самое важное дело и в вашей жизни, и в моей идёт прахом. Вы хоть понимаете, что без Пустынника мы не справимся? Как только люди узнают, что его не будет — разбегутся. Вы должны решить проблему любой ценой! Пустынник должен быть в составе экспедиции!
В этот момент в дверь заглянула секретарша Звягинцева:
— Святослав Иванович, тут к вам пришёл сталкер, насчёт работы.
— Верочка, я же занят, — с укоризной произнёс ректор.
— Я знаю, но этот ищет самую трудную работу.
— На ловца и зверь бежит, — хмыкнул Игнатий Петрович и распорядился: — зови давай.
* * *Макс прошел мимо здоровенного детины с автоматом на плече, толкнул дверь и вошёл в кабинет Звягинцева. Хозяин кабинета, худощавый старик лет шестидесяти, в белом халате, очках, с седой треугольной бородкой, сидел за своим столом, напротив него расположился Ставрицкий, мэр города, согласно титулу, а на деле — прожженный делец, мошенник, спекулянт, властолюбец и просто редкая сволочь. Верзила у двери — телохранитель, ясное дело. Какой же надо быть тварью, чтобы бояться ходить без охраны в собственном городе?
— Здравствуйте, Святослав Иванович. Я к вам насчёт работы, — Макс сделал вид, что не заметил Игнатия Петровича.
Он пробежался глазами по обстановке. Несколько карт на стенах, прямо поверх пары прекрасных картин, листы с записями, заваленный бумагами чайный столик, стопки справочников на полу у стены. Так не похоже на педантичного старика. Видимо, Звягинцев работает над чем-то очень важным, и времени на педантичность уже не хватает.
— Здрасте. Максим Светлов, если не ошибаюсь?
— Он самый, — Шрайк не удивился, что его назвали по имени. Ему случилось однажды поработать на ректора, а память у старика ещё та.
— Верочка сказала мне, вас интересует особый контракт?
— Именно. Что-нибудь вроде одиночного рейда в Москву.
Звягинцев поправил на носу очки и пристально посмотрел на наёмника, а Ставрицкий пробасил:
— Никак, лавры Пустынника спать не дают?
— Второй месяц без сна, — с холодным, плохо скрытым сарказмом отрезал Шрайк.
— Молодой человек, а вы отдаёте себе отчёт в том, каковы ваши шансы? — осторожно поинтересовался учёный.
— Стремящиеся к нулю, но это мои проблемы.
— Ха, а он мне нравится! — возвестил Игнатий Петрович, — парень решил разбогатеть или умереть в попытке.
— Вы ошиблись, — презрительно ответил тот.
Звягинцев оценивающе посмотрел на Макса:
— Вы готовы, скажем, в одиночку пойти в Москву, отыскать там останки предыдущей группы, взять у них ретранслятор и ветрогенератор и установить их?
Шрайк моментально взвесил все плюсы и минусы. Устанавливать эту штуку его научат, ничего сложного. А вот то, что ему уже не нужно будет вернуться живым, существенно упрощает дело: контракт будет выполнен, если передатчик заработает.
— Вполне готов.
— И сколько вы хотите за это?
— Две дозы противохимерной сыворотки. Настоящей, само собой.
Звягинцев снял очки и протёр их, затем водрузил обратно.
— Полагаю, вы нам подходите. У меня нет никакого потерянного ретранслятора в Москве — я просто хотел оценить степень вашей суицидальности.
— Моей, простите, чего?
— Тяги к самоубийству, проще говоря. В общем, работа для самоубийцы у нас есть. Для целой команды самоубийц, точнее. Присаживайтесь, молодой человек.
Макс опустился в кресло. Превосходно. Работа есть, и Звягинцев готов платить. Хотя присутствие Ставрицкого — не самый хороший знак.
— Слушаю внимательно, Святослав Иванович.
— Я пока не могу сказать много. Мы отправляем экспедицию, от успеха которой зависит очень многое… точнее, все. Я бы сказал, это переломный момент. В случае неудачи человечество будет влачить своё нынешнее существование и дальше. В случае успеха переселение в более тёплые края станет реальным. Представляете себе значимость события?
— Вполне. Ещё я представляю себе, как обрадуются такому переселению алчущие.
Скепсис Макса вызвал на лице старого учёного самодовольную улыбку:
— Вот именно. Цель экспедиции — найти средство борьбы с ними. Мы уже давно готовились к ней, но только сегодня получили точные координаты лаборатории, где это средство было разработано восемьдесят лет назад.
— Документы… Шифровка в прозрачной папке! — осенило Макса, — так вот из-за чего был весь этот сыр-бор…
— А, так вы даже участвовали в операции по возвращению этих данных? Уверяю вас, это было самое великое ваше деяние за всю жизнь… до этого момента. Теперь у вас есть возможность принять участие в ещё более важном деле. Вы будете охранником в экспедиции на юг, в эту заброшенную лабораторию.
— И далеко туда?
— Около тысячи двухсот километров.
— Тысяча двести километров на юг?? — не поверил ушам Макс, — это невозможно. Туда надо батальон посылать, и тогда кто-то, может быть, дойдёт. В любом случае, мне не подходит — в моём распоряжении один месяц и двадцать четыре дня.
— Ну так я и не говорил идти туда. Вы поедете, и не на однорогах, а на бронированном транспортном средстве…
— Считай что танк, — ухмыльнулся Ставрицкий, — броня, крупнокалиберные пулемёты, все дела…