Присяжный № 6. Я полагаю, что, если мне будут представлены достаточно убедительные доказательства, я смогу понять, что означает то или иное доказательство, но тем не менее у меня есть свое мнение.
Судья Байерс. Важно иметь в виду, что доказательства, подтверждающие необходимость вынесения обвинительного приговора, должны быть представлены обвинением и что вина подсудимого должна быть установлена с их помощью так, чтобы исключалось всякое резонное сомнение.
Если обвинение не сможет представить таких доказательств, то помешает ли вам мнение, которое, по вашим словам, у вас есть, честно и беспристрастно выполнить свой долг присяжного?
Присяжный № 6. Я полагаю, что да, сэр.
Судья Байерс. Вы будете освобождены от участия в рассмотрении.
Клерк назвал фамилию, и место присяжного № 6 на скамье для присяжных занял другой человек. Пока происходила эта замена, судья опросил всех других кандидатов, признавших, что они читали о деле, сложилось ли у них какое-нибудь мнение. Все ответили отрицательно. Судья продолжал опрос, задавая обычные, шаблонные вопросы. Знакомы ли присяжные с кем-нибудь из представителей обвинения или защиты?
Не состоит ли кто-нибудь из членов их семей на государственной службе или не пытается ли поступить на нее? Знакомы ли они с каким-нибудь судьей или с кем-либо из судейских чиновников?
— Окажут ли на вас влияние письма с угрозами, — спросил далее судья, — телефонные звонки или какие-нибудь сообщения, какие вы можете получить, когда избрание вас присяжным при рассмотрении этого дела получит огласку?
В зале суда установилась тишина. Ни один из присяжных после такого вопроса даже не шевельнулся. Затем женщина-присяжный подняла руку. Судья кивнул ей.
— Можно ли назвать невестку членом семьи? — спросила она. — Я только что вспомнила, что одна из моих невесток находится на государственной службе.
— Это довольно трудный вопрос, — улыбаясь, ответил судья. — Одни считают невесток членами семей, а другие нет. Расскажите мне, как у вас обстоит дело.
Женщина сообщила, что ее невестка работает клерком в ФБР, но она полагает, что, несмотря на это, может без предубеждения выполнить свой долг присяжного заседателя.
— Выслушайте внимательно следующий вопрос, — продолжал судья Байерс. — Есть ли у кого-нибудь из вас члены семей, проживающие сейчас в странах, которые называются находящимися за «железным занавесом»?
Судья перечислил страны, а затем посмотрел на каждого из присяжных.
Ответа не последовало, и он сказал:
— Из вашего молчания я делаю вывод, что ни у кого из вас нет членов семьи, проживающих за «железным занавесом».
Продолжая задавать вопросы, судья коснулся и вопроса о смертной казни.
— Возражает ли кто — нибудь из вас против применения такой меры наказания, как смертная казнь? Окажет ли какое-либо влияние на ваш вердикт тот факт, что, если подсудимый будет признан виновным по первому пункту обвинительного акта, он может быть приговорен к смертной казни?
Ответа от присяжных опять не последовало.
По нашей просьбе судья задал присяжным два следующих вопроса:
— Станете ли вы придавать большее значение показаниям свидетеля, потому что этот свидетель утверждает, что он, являясь бывшим русским шпионом, в настоящее время помогает администрации Соединенных Штатов? Окажет ли влияние недавняя война в Корее или теперешнее положение в мире на вашу способность объективно ответить сейчас на вопрос, виновен ли подсудимый в предъявленных ему обвинениях?
Теперь мы были готовы для опроса будущих присяжных, дающего основания для выдвижения защитой требований об отводах — как постоянных, так и временных. Как решил судья, все вопросы должны были задаваться через него.
Один раз Фреймен вскочил с места и хотел задать вопрос непосредственно присяжному, однако судья тут же резко оборвал его:
— Как я вчера вам сказал, вопросы будут задаваться только мною.
Нам было ясно, что судья не хочет соглашаться на отвод кого-либо из присяжных. Во всяком случае, он не согласится на это без борьбы. Когда я указал на то, что присяжный № 12 является служащим военно-морского флота и поэтому должен быть отведен, судья ответил:
— Он вольнонаемный служащий… Нет, на его отвод я не согласен.
— Но в обвинении речь идет о вопросах национальной обороны, ваша честь.
— Он вольнонаемный служащий, — снова ответил судья Байерс. — Я не согласен на его отвод.
Не только судья не желал отводить присяжных. Они и сами очень не хотели покидать свои места на скамье присяжных. Большей частью они и ответы-то свои формулировали таким образом, чтобы дать как можно меньше поводов любой из сторон к выдвижению требований об отводе. Ведь принадлежность к составу присяжных по делу Абеля могла явиться богатой темой для разговоров в будущем — с соседями, в клубе за игрой в карты или за бокалом вина в излюбленном ресторанчике. К тому же если и выступать в роли присяжного, так уже лучше в таком деле, чем при разбирательстве, скажем, дела о воровстве автомобилей.
Одна пожилая женщина подозрительно настойчиво добивалась, чтобы ее оставили в составе присяжных. Она утверждала, что никогда раньше не слышала об Абеле или о каком-то его деле и у нее нет никаких предубеждений против коммунистов. Мы пытались понять, что ею руководит, и в конце концов спросили у нее через судью, есть ли у нее дети.
— У меня был сын. Он был убит, когда находился на военной службе. У меня есть еще дочь, — тихо ответила она.
Судья Байерс, не расслышавший ее ответа, переспросил:
— Вы говорите, что у вас есть сын и он на военной службе?
— Он убит, — снова ответила женщина. — Он был летчиком, и его убили коммунисты в Корее.
После этого судья по нашей просьбе спросил:
— Не отразится ли факт утраты вами сына, о котором вы сообщили, на вашем вердикте по этому делу?
Присяжный № 2 (категорически). Нет, никак не отразится.
Эти настойчивые утверждения о способности к объективности и заявление о невероятной неосведомленности о деле Абеля были настолько подозрительными, что защита пришла к выводу о необходимости отвести ее кандидатуру в первую очередь. Ведь, несомненно, бедная женщина рассматривала участие в этом процессе как возможность для сведения личных счетов. Я испытывал к ней невольное сострадание: ее сын трагически погиб от рук красных. Однако американский суд, рассматривающий дело, по которому может быть вынесен смертный приговор, неподходящее место для проявления личных эмоций.
По мере того как делались отводы, на скамьях присяжных занимали места новые люди, и им задавались те же самые вопросы. Один из кандидатов на вопрос судьи о родственниках, находящихся на государственной службе, ответил:
— Моя мать работает на почте в Хобокене.
Тридцатишестилетний Джон Даблин, занявший место присяжного № I, сообщил, что работает в отделе общественных работ муниципалитета. На вопрос судьи, читал ли он о подсудимом, Даблин холодно ответил:
— Несколько азов о том, что он арестован или что-то вроде этого.
Судья Байерс. И о том, что предстоит суд над ним?
Мистер Даблин. Нет, всего лишь несколько слов о том, что он арестован.
Судья Байерс. У вас сложилось какое-либо определенное мнение?
Мистер Даблин. Нет.
Присяжный через всю комнату бросил взгляд на Абеля, чтобы как следует рассмотреть подсудимого. То, что он увидел внешне ничем не примечательного человека, несколько удивило его, и несколько месяцев спустя после процесса Даблин заявил репортеру:
— Знаете, у меня создалось впечатление, что он ничем не отличается от обыкновенных людей, его можно было принять за кого угодно.
В итоге было сделано тридцать два возражения, и еще восьми присяжным было отказано в участии в рассмотрении дела. К четверти четвертого, через три с половиной часа, было отобрано двенадцать кандидатур присяжных, удовлетворяющих обе стороны. Отбор прошел довольно спокойно и не вызвал ожесточенных и долгих споров.
Старшиной присяжных был назначен мистер Даблин.
В целом защитники пришли к выводу, что в состав присяжных вошли довольно интеллигентные люди. Мы не смогли составить какого-либо определенного мнения лишь о двух присяжных из этого состава — о вольнонаемном работнике военно-морских верфей и о миссис Кэтрин Мактаг, муж которой работал вольнонаемным врачом на военной базе в Бруклине.
После обеда мы поделились впечатлениями о прошедшем дне, тщательно проанализировали состав присяжных и поговорили о том, чего можно ожидать в дальнейшем. Завтра нам предстоит отобрать еще четырех запасных присяжных.
Пятница, 4 октября
В одной из бульварных газет сообщалось, что Хэйханен, возможно, не будет выступать на суде. «Надежные источники» сообщали, что он не решается давать показания, опасаясь репрессий по отношению к его матери, двум братьям и сестре, оставшимся в России. Согласно сообщению, Томпкинс отказался отвечать на вопросы о своем главном свидетеле.
Пятница, 4 октября
В одной из бульварных газет сообщалось, что Хэйханен, возможно, не будет выступать на суде. «Надежные источники» сообщали, что он не решается давать показания, опасаясь репрессий по отношению к его матери, двум братьям и сестре, оставшимся в России. Согласно сообщению, Томпкинс отказался отвечать на вопросы о своем главном свидетеле.
Заседание суда в это утро прошло быстро и гладко. Четырех запасных присяжных — троих мужчин и одну женщину — мы отобрали за тридцать минут. Судья привел их к присяге, а затем по просьбе защиты отложил заседание до 14 октября. Перед тем как распустить присяжных, он проинструктировал пх относительно того, что они не должны ни с кем разговаривать о деле, даже с членами своих семей.
— Если кто-либо попытается вовлечь вас в разговор об этом деле, пожалуйста, сообщите об этом факте суду. Я также надеюсь, что вы будете избегать чтения всяких комментариев, которые могут появиться. Ваш долг как присяжных по этому Делу состоит в том, чтобы сохранять свою объективность, и, ДЛЯ того чтобы должным образом его выполнять, я рекомендую вам принимать все необходимые меры предосторожности.
Обвинение представило три новых меморандума в связи с нашим ходатайством по поводу обыска и ареста, кажется, находившихся в противоречии с нашей версией того, что произошло 21 июня. В связи с этим мы попросили судью Байерса назначить заседание для официального слушания этого вопроса. Судья предложил нам явиться к нему во вторник, когда он рассмотрит ситуацию, как она ему представляется, и тут же сухо добавил:
— Я не намерен рассматривать это как дополнительную причину для отсрочки процесса.
Воскресенье, 6 октября
Представители защиты собрались в полдень в нашем маленьком кабинете в здании Бруклинской ассоциации адвокатов на Ремзен-стрит. Все согласились, что моя вступительная речь перед присяжными должна быть краткой. Однако при обсуждении того, насколько конкретной ей следует быть в отношении показаний и доказательств, которые может представить обвинение, мнения разделились. Нужно было подождать предъявления доказательств, прежде чем составлять окончательное суждение.
Мы решили, что не будем вызывать каких-нибудь свидетелей со своей стороны. По нашему мнению, было бы бессмысленно вызывать свидетелей, чтобы они охарактеризовали нашего подзащитного, ибо они не знали полковника Абеля из КГБ, им был известен лишь бедный и добрый художник Эмиль Голдфус с Фултон-стрит в Бруклине. Ясно, что было бы нецелесообразно допрашивать Абеля в качестве свидетеля по его же делу, однако я сказал ему, что он должен сам решить этот вопрос. Я рекомендовал ему подождать, пока обвинение представит все доказательства, а затем сообщить мне о своем решении. Я сказал, что, как мне кажется, с его стороны было бы очень рискованным разрешить подвергнуть себя перекрестному допросу.
В результате обсуждения того, как нам распределить между собой роли в ходе процесса и как лучше действовать совместно, мы решили, что я произнесу вступительную и заключительную речи и проведу перекрестный допрос основных свидетелей, а мои помощники будут выдвигать возражения процедурного характера во время первичного изложения существа дела обвинением. Другими словами, я буду изучать свидетелей обвинения, изыскивать возможные направления перекрестного допроса, сличать свидетельские показания с информацией, предоставленной мне Абелем, а мои помощники будут внимательно следить за первоначальным опросом представителями прокуратуры выставленных ими свидетелей, вносить возражения против формулировок вопросов и так далее. Но нас беспокоило то, что судья Байерс может не допустить успешного проведения нами такой совместной кампании.
Вторник, 8, и среда, 9 октября
До начала процесса оставалось меньше недели, и во вторник утром мы явились в суд и добились, чтобы обвинение участвовало в слушании дела с нашими возражениями по поводу обыска и ареста. За два дня мы допросили четырех чиновников иммиграционного управления и агента ФБР, участвовавших в налете на гостиницу «Латам». Материалы по этому делу уже составляли четыреста тридцать семь страниц.
Мы внесли в протокол описание того, что газеты назвали «полномочной встречей и утренним свиданием» работников ФБР и иммиграционного управления. Наша цель состояла в том, чтобы показать, что, производя арест, чиновники иммиграционного управления действовали сообразно указаниям ФБР как пешки. Более того, мы пытались этим подтвердить тот факт, что и налет, и арест, произведенные без законно оформленных ордеров, ФБР предприняло для того, чтобы задержать Абеля и захватить его имущество и сохранить этот факт как можно дольше в секрете. В случае согласия Абеля на сотрудничество этот трюк стал бы блестящим ходом контрразведки. Однако, когда выяснилось, что этот дерзкий маневр не удался и намеченная цель не достигнута и министерству юстиции пришлось возбудить уголовное дело, его представители забыли — и хотели бы, чтобы и мы сделали то же самое, — что они уже нарушили предусмотренные конституцией права гражданина, если его следует судить за уголовное преступление в соответствии с нашими законами.
Из показаний пяти государственных служащих мы составили себе следующее представление.
В один из дней между 13 и 20 июня чиновник министерства юстиции по связи с ФБР и Управлением иммиграции и натурализации позвонил по телефону заместителю начальника иммиграционного управления Марио Т. Ното и, сообщив ему о нелегально проживающем в стране иностранце, добавил: «В связи с его шпионской деятельностью им интересуется ФБР».
Ното сказал, что по прошествии нескольких дней он снова Услышал об этом иностранце от сотрудника ФБР. Причем его информировали, будто он «имеет какое-то звание в советском разведывательном аппарате, что его подлинная личность установлена и что он не Эмиль Голдфус (как он себя называет), а Рудольф Абель».
Ното показал, что 20 июня Управление иммиграции и натурализации решило арестовать Абеля в Нью-Йорке, где, как узнало ФБР, он осуществлял свою деятельность, и возбудить против него дело о высылке. Приблизительно в три часа дня Ното приказал иммиграционным чиновникам Роберту Э. Ше-ненбергеру и Ленноксу Канцлеру отправиться из Вашингтона в Нью-Йорк и задержать Абеля.
В половине одиннадцатого вечера эти чиновники прибыли в аэропорт Ньюарка, имея при себе неподписанный ордер на арест и ордер «о представлении доказательств». Здесь их встретили два чиновника отделения Управления иммиграции и натурализации в Нью-Йорке. Все вместе они приехали в это отделение, где его начальник, Джон Марф, подписал административное распоряжение, уполномочивающее чиновников задержать Абеля. Отсюда все четверо поехали в нью-йоркское управление ФБР, где сразу же после полуночи они решили рано утром явиться в гостиницу «Латам» с шестью или восемью специальными агентами ФБР. Приняв такое решение, они легли спать здесь же, в управлении ФБР.
Мы еще раньше утверждали, что действиями иммиграционных чиновников фактически руководило ФБР. Давая показания, Шененбергер сообщил: «Мы попросили их (работников ФБР) показать нам, где находится подозреваемый… Они же попросили нас разрешить им первыми войти в контакт с подозреваемым… и допросить его прежде, чем мы арестуем его».
В половине седьмого утра обе группы чиновников отправились в отель «Лагам». Как выяснилось позднее, другие работники уже были размещены в гостинице неподалеку от номера, где, ничего не подозревал, спал советский полковник.
Следователь нью-йоркского отделения Управления иммиграции и натурализации Эдвард Дж. Фарли о встрече с работниками ФБР сообщил следующее.
Вопрос. Следовательно, вы встретили примерно шестерых работников ФБР?
Ответ. Я бы сказал, что приблизительно так, сэр.
Вопрос. Где вы их встретили?
Ответ. Я встретил их в холле и в коридоре на восьмом этаже, а также в комнате по соседству с той, в которой жил
Мартин Коллинз. Эта комната располагалась недалеко от холла.
Вопрос. Насколько мы понимаем, мистер Коллинз находился в номере 839, а вы встретились с этими работниками в коридоре и в комнате, примыкающей к номеру 839?
Ответ. Я полагаю, что это было в комнате № 841.
На этой стадии допроса Фарли решил немножко позабавиться, и, как мне кажется, за мой счет.
Вопрос. Это была свободная комната?
Ответ. Нет, сэр, она была занята.
Вопрос. Кем занята?
Ответ. ФБР.
Вопрос. Никаких жильцов в комнате не было?
Ответ. Нет, сэр. Мне об этом не известно.
Судья Байерс был явно раздражен тем, что слушание тянулось уже два дня, и начал проявлять неудовольствие по поводу излишней детальности наших расспросов. Он обратился к нам с вопросом, какую цель мы преследуем.