Oh, топ officier! Это безумие! Разве можно так рисковать собой?!
Так! Можно.
* * *Отчасти, да, забавлялся. Не без того. Лихачил откровенно, ввязавшись в очередную коварную комбинацию. Человек – это стиль. Стиль – это человек.
Шахматная chantera pas судит маэстро по-своему. В его партиях трудно обнаружить ошибки, но в известном смысле его метод игры в целом – ошибка. Ну, на то она и chantera pas. Не судите, да не судимы будете. Сначала победите. Что за доской, что житейски.
Эй, chantera pas! Шахматы – средоточие типичных неточных задач, подобных тем, что возникают в повседневности. Для решения неточных задач важно, прежде всего, ограничить масштабы проблемы, чтобы в ней не увязнуть. И только тогда появляется шанс на успех. Так что шахматы отражают объективную реальность. Отражают то, как человек думает.
* * *Как, чем, каким местом думали друзья, замыслив кова-ар-ную комбинацию против (до поры не против, а для) маэстро?! Совсем валенки!! Или весь шахматный опыт ограничивается полудюжиной ходов – до мата Легаля трёхвековой давности?! (Объясняю популярно для невежд: 1. е4 е5 2. Сс4 d6 3. Kf3 Кеб 4. КсЗ Cg4 5. К:е5?! C: dl?? 6. C:f7+ Кре7 7. Kd5x.)
Эй, друзъя! Ещё раз: шахматы отражают объективную реальность. Ещё раз: стиль – это человек. Прежде чем строить козни, почитайте хотя бы отзывы о маэстро, пусть той же chantera pas, что ли:
Всегда стремится к превосходству в центре, маневрирует в направлении королевского фланга и где-то к двадцать пятому ходу начинает играть на мат. Не любит размены, предпочитая позиции с большим количеством фигур. Его игра отличается фантастической сложностью, в этом отношении ему нет равных – как среди корифеев прошлого, так и среди живущих ныне.
Теперь, друзья, наложите кальку на биографию маэстро из вашего же досье, что ли:
За храбрость и мужество в Мировую войну награждён двумя Георгиями. Вынес с поля боя раненого офицера – удостоился ордена Святого Станислава. В 1916 году тяжело контужен, пролежал несколько месяцев в Тернопольском военном госпитале. По выписке вызвался снова на фронт.
Да-а, друзья! Имя вам – совсем валенки! Кова-арную комбинацию вы затеяли против (для) гр. Ерохина, который очевиднейшим образом не от мира сего. Такой рассеянный, такой забывчивый. Очень нервный, походка нервная. Кроме своих шахмат, ни о чём вообще не думает – даже о жене, даже о здоровье, даже о завтраке-обеде-ужине. Злоупотребляет алкоголем: красное сухое, потом ступенчато вниз – мадера, шартрез, виски, водочка. Просчитать на два хода вперёд в обыденной жизни, вне шахмат, не способен.
Где уж нам уж!
Неожиданный сундук английского агента как основание для сурового приговора – несчастный случай. Неожиданный член ревкома как спаситель за минуту до приведения приговора в исполнение – счастливый случай. Неожиданное предложение дружбы как следствие двух предыдущих неожиданностей – уже не случай. Купите себе в той же Одессе гуся и морочьте ему голову.
* * *Кстати – гуся! Шххх, Шххх! Не созрел для порции печёночки? Шах, ты где?! Шххх!
Англосаксы всё-таки… своеобразны. Подзывать кошачью натуру скрипучим «кирик-кирик»?! Абсолютно не чувствуют натуру! Кошачья натура с готовностью отзывается на шелестящее, шуршащее: кссс, кссс… шххх, шххх.
Но вот – не отзывается! Шах Второй, он же Первый. Серый, помойный, «дворянин». Приблудился в парке. Малый Тиргартен идеален для прогулок на лоне природы, и квартира на Турмштрассе буквально в двух шагах. Приблудился. Вышел из кустов, спросил «М-р?». Сразу отозвался на «Шаха», прыгнул в подставленную ладонь, с лихвой уместился в ней. М-р? Пошли домой, Большой? Или будем мёрзнуть? Пошли…
Вырос в полновесный мешок на лапках. Редкостной сволочью не стал, что вообще-то водится за некастрированными котами. Вот что есть на самом деле крепкая мужская дружба! До Аннализ равнодушно снисходил, не более того. Состарился, занемог и – просто исчез. Все двери, все форточки закрыты – но исчез. Delicat…
Снова в Малом Тиргартене вышел из кустов прежним серым ходячим младенцем. И отозвался на «Шаха». М-р? Пошли домой, Большой?
Реинкарнация. Типичная кошачья. Семь жизней? Значит, на век маэстро Шаха с лихвой хватит. Люди столько не живут. Когда, в свою очередь, Шах Второй по старости-немощи просто исчезнет, delicat, – ни тени сомнения, где искать. В Тиргартен, в Тиргартен!
Шххх, шххх! Молод ещё – не отзываться, исчезать, delicat! Всего четыре года! Но вот – не отзывается!
Лёгкая тревожность. Вынужденная выгрузка из коричневого бархатного кресла – рывком, с наигранным кряхтеньем. Поискать по комнатам. Тапочки под кресло забились, не нашарить. Ладно, в носках.
Спальня напротив кабинета. Под кроватью разлёгся? Нету. Гостиная – пальма, коврики. Смежная столовая – тарелки по стенам, буфет. Нету. Налево по коридору – ванная, за ней людская, за ней кухня. Нету. Назад, в прихожую. Выскользнул на лестницу? Входные двери заперты на засов. Когда двери были препятствием для котов?!
Сдвинул засов, так в носках и вышел на площадку. Шххх!
Глянул вниз, в лестничный пролёт. Пятый этаж. Стульчик на каждой площадке, под расписным окном. Если пешим ходом при поломке лифта – присесть, перевести дыхание. Сколько лет здесь, на Турмштрассе, прожито – ни разу лифт не ломался.
Шххх! Этажом ниже со стульчика вскинул голову господин в холодном бежевом пальто. На миг встретился глазами. Коротко пожал плечами, снова уставился в расписное окно. Притомился, бедолага, целых четыре этажа поднимаясь на своих двоих. Переводит дыхание.
Имя вам – совсем валенки! Ну, верно. Пока дражайшая Аннализ в отсутствии (магазины, лавки, парикмахер, телеграф), нельзя же маэстро совсем без присмотра оставлять! Он такой рассеянный! А ну как выйдет на площадку в одних носках, а дверь захлопнется, а ключ внутри… Долгими часами с готовностью переводят дыхание на стульчике, пока дражайшая Аннализ не вернётся домой. Пост сдал – пост принял. С рук на руки.
Причём особо и не маскируются. И не по неумению. Демонстративно. Чтобы выбить из колеи. Объект очень нервный, походка нервная! Будешь знать, как предавать крепкую мужскую дружбу!
Ну-ну. Переводите дыхание, переводите. Хотя, по чести, впрямь раздражает. Не так чтобы, но…
Ещё раз глянул вниз, в лестничный пролёт. Высоко. Притягивает. Чому я нэ Гаршын, чому нэ лытаю! Сегодня – нет. Погоды нелётные.
Однако – Шах! Шххх! Ты где, чеширская морда?! Насовсем пропал? Как же тогда очередную партию начинать – без тебя?
Вот, не угодно ли, очередная extravagance от маэстро! Прежде чем сделать первый ход, выпускает на доску своего кота. И пока тот не обнюхает все фигуры, партию не начинает. Такая вот… Да никакая не extravagance! Элементарно, валенки! С вас, станется – не только напитать ядом кусок рафинада или сигарету, но и шахматные фигуры обмусолить. При всегдашней привычке маэстро грызть ноги (очень нервный)… Ну, понятно.
Шххх! Назад в квартиру. Двери на засов. Шххх?
М-р?
А, чтоб тебя! Ты где, сволочь?!
Да вот же! В кабинете. Где ж ещё! И всегда здесь был, ну… давно. Глаза подними, Большой! Книжный шкап. Межвостролицым бюстом Данте и этой твоей… посудиной.
Хвостом не дрожи, сволочь! Только попробуй окропить! Высочайше пожалованный приз Имени Их Императорских Величеств. Высотою около аршина, голубая с белым, с золочеными ручками; на одной стороне её художественно выполнены золотом инициалы Их Императорских Величеств; на другой стороне – золоченый Государственный герб. Стиль рококо. Единственная дозволенная к вывозу вещь при прощании с Совдепией!
Только попробуй!
Да не очень-то и хотелось! М-р?
Давай уже спрыгивай. Сразу на коленки. Во-от. Хорош-ший Шах, Шах хорош-ший. Ты где был, сволочь?
М-р.
Не ври про шкап, не было там тебя! М-р.
Что значит «какая разница»?! Отвечай немедленно! М-р.
Ладно-ладно. Большой не в претензии. Нашёлся – и славно. Большой просто в последнее время очень нервный. И не имитируя, забавы для…
Поговорим, Шах? Как дворянин с дворянином. Пока никого нет.
М-р.
Ну, а с кем ещё?! Больше не с кем.
* * *Понимаешь, Шах, поначалу мнилось: партия в лёгкую. Отчего не позабавиться! Тем более, вынуждают позабавиться.
Этот доверительный тон! Это глубокое почтение! Это полное понимание – с надеждой на взаимное! От маэстро ничего не требуется, что вы! Никаких письменных отчётов под оперативным псевдонимом (источник Белый ферзь сообщает)! Никаких вообще отчётов! Никакого табу на разглашение о сотрудничестве! Ради бога! Собственно, почему зазорна крепкая мужская дружба? Зачем её скрывать? Впрочем, как будет угодно. Никто и не настаивает на афишировании. Да и докучать маэстро никто не собирается. Разве только изредка кто-нибудь из друзей заявится без особого приглашения. И непременно среди ночи. Шах намыл.
– Oh, mon officier! К нам опять гость! – Радость с ноткой недоумения. Играла из рук вон плохо.
– Уф! Ну, приглашай. Погоди! Халат. Теперь приглашай.
Чему обязан? Риторический вопрос! Да просто повидаться,
поболтать о том, о сём. Или уважаемый маэстро не рад друзьям? Они столько для него сделали! От стольких бед уберегли, к стольким благам присоседили! То ли ещё будет, ой-ёй-ёй! И – не рад?
Рад. Проходите. В кабинет. Располагайтесь. Ma cherie, сделай кофе и… водочки.
– Oh, mon…
– И водочки! – Очень нервный. Только-только вернулся с турнира в Буэнос-Айресе (в Токио, в Далласе, в Париже)! Устал с дороги.
О! Буэнос-Айрес (Токио, Даллас, Париж)! Как интересно! И как там у них? Просто интересно! А с кем из интересных людей пришлось общаться? Например, с господином Боголем, бывшим советским гражданином. И как он там? Или, например, с товарищем Лилиендалем, теперь советским гражданином. А он там как?
Скушно, друзья. Скушно с вами.
Понимаешь, Шах?
М-р.
Хоть ты понимаешь.
* * *Да, и ещё! Нельзя ли уважаемого маэстро попросить о маленьком одолжении?
Вот подлость, ведь не просто об одолжении, а о ма-а-аленьком одолжении. Garde a vous! В ночном воздухе вдруг отчётливый запашок ма-а-аленького одолжения. Внимание!
Нельзя ли пока на время форточку прикрыть? Что-то по ногам сквозит.
Отчего же! Пожалуйста! И Шах целей будет. Шххх, иди сюда. Хорош-ший Шах, Шах хорош-ший… Так что, собственно, за одолжение?
Собственно, про форточку. Собственно, больше ничего. А вы что, собственно, подумали?
* * *Racailles, чтоб не сказать по-русски! Позволяют себе забавляться – в ответ. Или не такие и валенки?
Эта многозначительность по умолчанию! Вы знаете, что мы знаем, что вы знаете. Но вы многого не знаете из того, что знаем мы. В частности, вопросы об интересных людях вызваны интересом к вам, уважаемый маэстро. Ваши о них отзывы, их отзывы о вас – всё познаётся в сравнении. Да-да, по умолчанию, с ними также – крепкая мужская дружба. Не обращайте внимания. Испытание дружбы на прочность. Профилактика…
Racailles! Таки добились того, что и нечаянная встреча с Андрэ на турнире в Баден-Бадене толком не получилась. Дружище Андрэ! Сколько лет, сколько зим! А подспудно: м-м, по-прежнему, ли ты дружище? или товарищ Лилендаль, делающий ма-а-аленькое одолжение? Хлопотал о возвращении маэстро на родину перед самим Крылатко? И? Обнадёживающее ни да, ни нет? Большой успех! А у самого маэстро поинтересоваться, намерен ли тот возвращаться, – как?! Да нет, теперь-то что уж! Рад был встрече. Нечаянной?.. Мнительность?
Добились, racailles, того, что и добряк Боголь, confPre Фима, на всякий случай воспринят неоднозначно – в том же Баден-Бадене. Ренегат, лишённый звания чемпиона СССР? Изменник отечеству на службе германскому империализму? Или агент под прикрытием, изнутри подрывающий устои неприятеля? Один в поле воин? Но на пару куда сподручней! Ерохин, бiсов сын! Ты?! Здесь?! Давай к нам! Куда это к нам? На кружку пива? Или?.. Благодарствуйте, Ефим Дмитриевич, режим… А по старой памяти сгонять с собратом партейку вслепую – тем более. Вслепую — увольте… Мнительность?
* * *Racailles! По вашей милости любое новое знакомство – тем более garde a vous! Взгляд исподлобья, молчаливое прощупывание – пока визитёр светски содрогается, многословно глаголит о цели визита, рассыпается в комплиментах, просит не отказать. Сосредоточенный просчёт вариантов: от себя ли ты говоришь? или от пославшего тебя?
– Oh, mon officier! К нам опять гость! – На сей раз без фальши. На сей раз для Аннализ и впрямь сюрприз. – Он, кажется, русский. Вот визитка…
С порога дать от ворот поворот? Или впустить, удостоить беседы, расположить к себе, вдруг испытать взаимное расположение. И – только потом дать от ворот поворот. С некоторой досадой на себя. В кои веки судьба свела с личностью неординарной, конгениальной. Могли сойтись ближе. Но на всякий случай…
А жаль. Много позже выясняется – Гамаюн испрашивал аудиенцию и впрямь с благой целью: чтобы ни единой буквой не солгать. Только и лишь.
Визитка: Гамаюн, литератор. Всё. Разумно и достаточно.
Почему же на сей раз не среди ночи? Разнообразие подходцев? Скушно, друзья. Скушно с вами. Или полихачить?
– Приглашай, ma chérie.
– Но твой завтрак!
– Подавай. И – приглашай.
Возмутительно молод ты, литератор Гамаюн, – даже относительно маэстро. Крахмальные манжеты, галстук повязан щегольски. Готовился… Пишет роман о шахматах, роман о Шахматисте? Какие ваши годы, юноша? Не угодно ли омлету?
Спасибо, не угодно.
Сам-то юноша играет в шахматы? Или всё чисто умозрительно?
Как сказать…
Так и. Как есть.
– Видите ли, маэстро… Я посвящаю чудовищное количество времени составлению шахматных задач.
– О!
– Да. Это сложное, восхитительное и никчёмное искусство стоит особняком: с обыкновенной игрой, с борьбой на доске, оно связано в том смысле, как, скажем, одинаковыми свойствами шара пользуется и жонглёр, чтобы выработать в воздухе свой хрупкий художественный космос, и теннисист, чтобы как можно скорее и основательнее разгромить противника. Характерно, что шахматные игроки – равно простые любители и гроссмейстеры – мало интересуются этими изящными и причудливыми головоломками. Не так ли?
– Продолжайте.
– Хотя чувствуют прелесть хитрой задачи, совершенно не способны задачу сочинить.
Не лишено изящества. Витиевато, но не лишено…
– И?
– Чаще всего это просто движение в тумане, манёвр привидений, быстрая пантомима, и в ней участвуют не разные фигуры, а бесплотные силовые единицы, которые, вибрируя, входят в оригинальные столкновения и союзы. Ощущение, повторяю, очень сладостное, и единственное моё возражение против шахматных композиций, это то, что я ради них гублю столько часов, которые в мои нынешние наиболее плодотворные, кипучие годы я беспечно отнимаю у писательства.
Ну, и не отнимайте, юноша!
– И?
– Видите ли, маэстро… Меня лично пленяют в задачах миражи и обманы, доведённые до дьявольской тонкости, и, хотя в вопросах реконструкции я стараюсь по мере возможности держаться классических правил, как, например, единство, чеканность, экономия сил, я всегда готов пожертвовать чистотой рассудочной формы требованиям фантастического содержания. В этом творчестве есть точки соприкосновения с сочинительством. И в особенности с писанием тех невероятно сложных по замыслу рассказов, где автор в состоянии ясного ледяного безумия ставит себе единственные в своём роде правила и преграды, преодоление которых и даёт чудотворный толчок к оживлению всего создания, к переходу его от граней кристалла к живым клеткам.
А вот это великолепно! Словесная избыточность, но по сути… Живые клетки. Тут мы с вами, юноша, синтонны. Шахматы как отражение объективной реальности.
И?
– Видите ли, маэстро… Всё-таки этюды – не игра как таковая, не сражение.
– О, да!
– Но мне нужно сражение. То есть, моему… герою. Если уж он делает ход, то… Я, между прочим, всегда интересовался, нет ли в шахматной игре такого хода, благодаря которому всегда выиграешь. Не знаю, понимаете ли вы меня.
Garde á vous! Прилежно пораздумать.
– Нет, я понимаю… Мы имеем ходы тихие и ходы сильные. Сильный ход…
– Так, так, вот оно что!
– Сильный ход, это который, – громко и радостно, – сразу даёт несомненное преимущество. Двойной шах, примерно, со взятием фигуры тяжёлого веса или пешка возводится в степень ферзя. И так далее. И так далее. А тихий ход… Тихий ход это значит подвох, подкоп, компиляция. Возьмём какое-нибудь положение…
– Так, так.
– Но это долгий разговор.
– Готов! А вы, маэстро?
Экий юноша прыткий! На «тихий ход» как подвох – ясноглазая реакция. Обучен! Азы общения: искренность во взгляде даже при утверждении, что Каспийское море впадает в Волгу.
Как бы так дать понять… Подцепить вилкой кусочек омлета, выпятив губы, как для осторожного поцелуя:
– Может быть, всё же угодно омлету?
– Спасибо, нет.
– М-м… Вы действительно русский? Гамаюн – псевдоним?
– Да.
– И какими судьбами в Берлине? Нравится тут, у нас?
– Это… долгий разговор.
Вот и поговорили!
Нет-нет, пожалуйста! Видите ли…
– Видите ли, маэстро… Местные власти где-то, в мутной глубине своих гланд, хранят интересную идейку, что как бы, дескать, плоха ни была исходная страна…
– То есть Россия?
– Да. Советы. В данном случае. Так вот, для них всякий беглец из своей страны должен априори считаться презренным и подозрительным, ибо он существует вне какой-либо национальной администрации. Сладко вспоминать, как доводилось осаживать или обманывать всяких чиновников, гнусных крыс, в разных министерствах, префектурах, полицайпрезидиумах. Не знаю, понимаете ли вы меня…