— Дедукция здесь ни при чем, — ухмыльнулся Крутов. — Элементарная логика.
— Скажи мне, — поинтересовалась задетая Настя, — почему это все сыщики, в том числе и доморощенные, так любят слово «элементарно»? Повторяя его к месту и не к месту. Это от желания продемонстрировать свое превосходство над простыми смертными?
— Ну, чего ты взъелась? Элементарно — значит понятно, просто, доступно каждому. Я сказал, не имея в виду ничего конкретного. И никого. Так, к слову пришлось. Приехали, кажется? Что ж, демонстрируй пещеру Лейхтвейса.
Больше двух часов Крутов изучал место преступления. Он буквально обнюхал каждый уголок и каждый предмет в квартире. Настя обреченно таскалась за ним, с горечью отмечая, где и как похозяйничали чьи-то чужие руки. Вот рассыпанные бумаги из письменного стола, вот — раскиданные вещи из шкафов, а здесь — осколки любимой фарфоровой статуэтки, привезенной мамой из Парижа.
— Скажи мне, — спросил Крутов, появляясь из кухни. — Какие ценности ты здесь хранишь? Или, может, секретные документы?
— Ничего ценного нет, разве что шуба…
— Вот эта? Из скончавшейся от старости норки? Даже не смешно.
Настя фыркнула.
— Еще пара-тройка безделушек. Несколько моих украшений — колечки, серьги, цепочки. Но по сравнению с теми, что я вчера держала в руках, все это ерунда. Да, еще часики Картье. Почему ты спросил про секретные документы?
— Твои часы на месте, шуба тоже. Понимаешь, у тебя здесь провели тщательный, профессиональный обыск. Это не залетный квартирный вор и не случайный громила в поисках сотни на опохмелку. Сработано чисто, почерк виден. Можно утверждать, что тут было не менее двух человек. Действовали, разбив всю площадь на квадраты. Чтобы немного закамуфлировать, устроили некоторый беспорядок, раскидали вещи.
— Квадраты?
— Да, для удобства. Иначе обыск превращается в хаос, а нужна система.
— Странно все это и дико. Я боюсь теперь здесь появляться. Что делать?
— Боишься — и правильно. А то мне показалось, что тебе все трын-трава. Спокойная, выдержанная, невозмутимая. Покушения, нападения, трупы… Другая на твоем месте уже давно бы в обмороке валялась, а тебе хоть бы хны!
Именно в этот момент Настя почувствовала головокружение и покачнулась, приложив руку ко лбу.
— Мне плохо, — сдавленным голосом сообщила она. — Я сейчас упаду.
Крутов метнулся к ней, усадил на диван и принес из кухни стакан воды.
— На тебя брызнуть? — спросил он мрачно.
Кажется, вода была единственным известным ему средством от обмороков.
Против воли Настя вспомнила, как всполошился Тазов, когда с ней однажды случился тепловой удар. Он одним движением взвалил ее на плечо и бегом побежал на первый этаж, трубя, как раненый слон, и требуя у всех встречных-поперечных немедленно вызывать «неотложку». А когда среди посетителей офиса случайно обнаружился врач, пообещал озолотить его, если тот приведет Настю в чувство. Утром следующего дня Тазов приказал сотрудникам опускать жалюзи и включать вентиляторы во всех кабинетах, где его помощнице приходилось бывать по долгу службы. После этого случая Настя стала уважать его еще больше.
— Тебе лучше? — вернул ее к действительности голос Крутова.
— Да, лучше. Не волнуйся, это была минутная слабость. Так мы вызовем полицию? Было бы логично позвать сюда стражей порядка.
— Вот как раз к вопросу о логике, — хмыкнул Александр. — Какая сейчас полиция, когда мы тут уже все перевернули?
— Ну, отпечатки пальцев, следы, — неуверенно стала перечислять Настя.
— Это у тебя от переутомления, — сочувственно поцокал языком ее напарник. — Говорю же, работали профессионалы. Если тут и есть какие-то отпечатки, то только твои. Кстати, я не исключаю, что могут оказаться и специально подброшенные улики — те же отпечатки. Ясно?
— Приблизительно. И что же дальше?
— Дальше ты собираешь необходимые вещи, чемоданы я видел на балконе. Переедешь в свою высотку, там надежнее.
— А как же квартира?
— Да что с ней сделается? Запрешь и оставишь до лучших времен. Сузим врагу площадку, на которой он может действовать. Собирайся, времени осталось мало, а мне еще надо успеть к следователю. Не исключаю, что в деле о смерти Липкина появилось что-нибудь новенькое, и мне хорошо бы это выяснить.
Загрузив в машину три полных чемодана, Настя с грустью оглянулась на родную девятиэтажную панельку, в которой жили ее родители и где она провела столько счастливых лет. Хотя она переезжала в роскошные апартаменты, которые теперь официально стали ее квартирой, Насте все равно стало немножечко грустно.
***Теперь, под защитой Крутова, Настя чувствовала себя гораздо спокойнее и уверенней. Проводив ее до дверей нового жилища и внеся чемоданы, он, отказавшись от чая, быстренько умчался. Но напоследок сказал:
— Настя, хочу еще раз тебя предостеречь. Без согласования со мной ты не предпринимаешь никаких действий. Если тебе надо куда-то срочно поехать или просто выйти в магазин — ты звонишь мне. Я постараюсь всегда быть рядом. Но в случаях, когда это невозможно, постарайся не бегать в одиночестве по улицам. Сиди дома и никому дверь не открывай.
— А как же Дремин?
— Ему можно. Только проверь сначала, один ли он пришел.
— Мне кажется, ты перегибаешь. Нельзя же подозревать всех подряд.
Крутов наставил на нее указательный палец:
— Можно, и даже нужно.
Настя вздохнула:
— Как ты думаешь, надолго мне такая жизнь?
— Не знаю. Вообще-то у меня и без того дел полно, да и домой надо когда-нибудь возвращаться. Обещаю — постараюсь разобраться как можно быстрее. Вот устраним причину твоих проблем — гуляй на здоровье.
Времени до прихода Льва Михайловича оставалось немного.
«Чемоданы разберу завтра, когда приедем с дачи, — решила она. — А сейчас стоит разыскать Данилу Макарова — будущего нотариуса. Ведь проблема с зарубежной недвижимостью до сих пор так и не сдвинулась с мертвой точки».
Ну вот нравился ей этот парень, несмотря на то что знала она его всего ничего. Было в нем что-то такое, что вызывало симпатию, а Настя привыкла доверять собственной интуиции.
Оставался, правда, невыясненным вопрос об управляющем, чьи координаты содержались в письме прабабушки. «Ладно, — подумала Настя, — за двумя зайцами бегать не буду. Сначала — нотариус». Уж чего греха таить, управляющего она откладывала на потом по весьма банальной причине. По-русски он наверняка не говорит, а Настя была не слишком сильна в разговорном английском, поэтому общение представлялось ей мероприятием трудным.
Телефон Даниила она добыла с поразительной легкостью, позвонив в офис Липкина. Там, по счастью, работа продолжалась, даже несмотря на смерть хозяина. Насте было ужасно интересно, как отреагирует молодой человек на ее звонок.
— Даниил? Беспокоит Настя Батманова. Ты был свидетелем на оглашении моего завещания, и мы потом еще встретились в кафе.
— Привет, — обрадовался Макаров. — Рад твоему звонку. Только завещание было не твое, а твоей родственницы. Тебе вроде еще рано писать завещание.
— Ты буквоед, как все юристы, — резюмировала Настя. — Мы же поняли друг друга, разве нет?
— Конечно. Если честно, я ждал твоего звонка.
— Да неужто? — недоверчиво спросила Настя. — Как ты мог ждать, коли не оставил номер своего телефона?
— Разве я не дал тебе свою визитку? Вот балда! Совсем растерялся и забыл.
В его голосе звучало искреннее раскаяние.
— Ты спешил, — великодушно подсказала Настя. — Тебя в офисе ждали важные дела.
— Не в этом дело, я собирался взять твой телефон, но как-то постеснялся. Потом хотел даже у Семена Григорьевича узнать, но не успел. — Он понизил голос. — Ты знаешь, что Липкин умер?
— Знаю. Мой родственник был у него вчера. Он и обнаружил труп Семена Григорьевича. Я ведь тебе звоню потому, что Липкина больше нет.
— А, — разочарованно протянул Макаров. — Я думал, что просто так, а ты по делу.
— По делу, — не стала отрицать Настя, победно улыбнувшись. Ее телефон он не потрудился найти, поэтому на приз пусть не рассчитывает. — Тебе удобно сейчас говорить о важных вещах?
— Конечно. Хотя нас уже второй день трясет. Полицейские бегают, всех допрашивают.
Настя на всякий случай решила прозондировать почву. А вдруг?
— Слушай, а уже известно, кто его убил? И за что?
— Я не в курсе. Следователи с нами информацией не делятся. Мы все в полном недоумении. Он был очень ловкий человек, но осторожный и бесконфликтный.
— Да, дела… Я ведь хотела встретиться с Семеном Григорьевичем по одному деликатному вопросу. Это касается моего наследства. — Обогнув щекотливую тему вчерашнего вечера, Настя продолжила: — Липкин производил приятное впечатление, к тому же был в курсе дела. Но теперь, когда его не стало, мне требуется квалифицированный специалист, только честный и порядочный, с которым можно было бы безбоязненно иметь дело. Ты сумеешь мне помочь?
Похоже, Даниил растерялся:
— Не знаю, я ведь объяснил тебе, что пока лишь стажируюсь, набираюсь опыта.
— Да я помню. Речь сейчас не о тебе лично. Но ты же можешь посоветовать кого-нибудь. Вот, например, твои родители. Они ведь юристы, наверняка знают хороших специалистов. Липкина-то они знали.
— При чем тут мои родители? — заволновался Даниил. — Они юристы совершенно другого профиля. С Липкиным просто много лет поддерживали отношения, вроде как дружили. Давай я сам тебе попробую помочь. Через день-другой я позвоню, хорошо?
— Не тяни, долго ждать не буду, — пригрозила Настя, которую позабавила реакция Макарова на ее просьбу. — Телефон не потеряй.
— Сейчас зафиксирую. Знаешь, я правда рад, что ты позвонила. Обязательно постараюсь помочь.
Не успела Настя закончить разговор, как явился Лев Михайлович Дремин. По обыкновению неторопливый, представительный, с умопомрачительно красивым кожаным чемоданчиком. Помня наставления Крутова, Настя проверила, не прячется ли за широкой спиной ювелира группа гангстеров с пистолетами. Но все было чисто — Дремин явился один.
— С этим саквояжем я похож на старого земского врача, — пророкотал Лев Михайлович, кивая на чемоданчик. — Только в нем не стетоскоп, не горчичники и не клизмы, а гораздо более тонкие инструменты. Что ж, давайте, Настенька, приступим к делу. Куда прикажете сесть?
Настя провела его в комнату и сделала широкий жест, предлагая выбрать место. Удобно устроившись в кресле около письменного стола, Дремин спросил:
— Вы позволите мне взглянуть на все Верочкины украшения?
— Но вас, кажется, интересовали какие-то конкретные? — уточнила Настя.
— Безусловно, я не отрицаю. Однако на всякий случай хочу взглянуть и на остальные. Память, знаете ли… Мог что-то забыть. И если не сложно, покажите мне список, перечень ее драгоценностей.
— Лев Михайлович, никакого списка нет, — сказала Настя, вставая. — Сейчас принесу шкатулки.
— Странно, — удивился Дремин. — Я отлично помню, что у нее был список на нескольких листах. Верочка шутила: «У меня столько драгоценностей, что всего не упомнишь, приходится записывать». Вы хорошо искали?
— Не знаю, ничего в ее секретере больше не было, никаких бумаг. Да и какая разница — я вам без списка все покажу.
— Конечно, конечно, — кивнул Дремин. — Я пока подготовлю рабочее место.
Когда Настя вернулась, неся шкатулки, Лев Михайлович уже расстелил на столе мягкую серую ткань, выложил инструменты и приборчики, некоторые Настя узнала, так как видела их вчера у оценщиков в ювелирном салоне.
— Только я вам сразу хочу сказать, — быстро проговорила Настя. — Несколько вещиц я оставила своим родственникам. Так что, если вы их хотели купить, то не обессудьте!
— Настенька, я уважаю ваше право распоряжаться этими вещами, — мгновенно отозвался Дремин. — Если наши интересы совпадут — замечательно, если нет — увы, что поделаешь. О каких именно украшениях идет речь?
— Подвеска, кольцо с бриллиантом в форме короны и нитка розового жемчуга.
— Кажется, понял, — пробормотал Лев Михайлович. — Прекрасный выбор, но эти вещи — не то, что меня интересует.
Настя с облегчением выдохнула, разложила перед гостем содержимое шкатулок и уселась в кресло напротив.
Примерно минут через сорок он закончил осмотр лежащих перед ним украшений, тяжело вздохнул и сказал:
— Простите, Настя, но я не нашел здесь того, что искал.
— А что искали, Лев Михайлович?
— Диадема, аграф… Впрочем, сложно будет понять, если вы не видели их. А то, что здесь лежит — это точно все драгоценности?
— Из того, что мне досталось от прабабушки — все.
— Она ничего не продавала, не дарила?
Вопросы Насте показалась неуместными.
— Не знаю, — довольно сухо ответила она. — Все перед вами. Если это не интересует — извините, больше ничем порадовать не могу.
— Настя, я не хочу показаться бестактным или навязчивым, но… Может быть, вы уже что-то продали и не хотите мне признаться? Если да, просто скажите кому, и я буду договариваться уже с тем человеком, а вас более не побеспокою.
— Ничего я не продавала. Когда мне это было делать? И зачем?
— Тогда простите, не буду больше отнимать время. У меня только большая просьба — если что-то в этой ситуации изменится — дайте, пожалуйста, знать. Обещаете?
— Конечно, — пожала плечами Настя. — Если это так для вас важно.
— Представьте себе, — улыбнулся ювелир. — Как и все собиратели, коллекционеры, я немного сумасшедший. Мне много лет, и хочется еще кое-что успеть, пока жив.
Насте вдруг стало жаль этого седого старого мужчину, и она сказала:
— Я обязательно вам позвоню. Всякое может быть, а я еще не до конца разобралась. Может, что-то отыщется. Например, список украшений, о котором вы спрашивали.
Дремин собрал свои инструменты, свернул серую материю, все аккуратно сложил в чемоданчик. Настя предложила ему кофе, но Лев Михайлович наотрез отказался.
— Сердце. Совсем недавно в больнице — помните, когда не смог попасть на оглашение завещания, — врачи сказали, что алкоголь, табак, кофе и стрессы мне категорически противопоказаны. Разве что — водички минеральной или простой. Пить хочется.
И он грустно улыбнулся.
Настя отправилась на кухню. Покопавшись в холодильнике, она нашла маленькую бутылочку минералки и перелила ее в стакан с толстыми стенками. Добавив туда пару кубиков льда, она собиралась возвращаться, когда раздался звонок телефона. Номер снова был незнакомый, и у Насти отчего-то сразу противно вспотели ладони.
— Настя? — послышался глуховатый мужской голос.
— Да, слушаю.
— Мне надо передать пакет со срочной информацией от вашего друга.
— Какого еще друга?
— Вы меня удивляете. Мне надо объяснять?
— От Крутова, что ли? — догадалась Настя.
— Естественно. Я тут внизу, сейчас поднимусь на секунду.
— Может, спуститься к вам?
— Не стоит, я сейчас.
— Дела? — усмехнулся Дремин, когда Настя забежала в комнату со станом воды. — Все, ухожу, не буду мешать.
— Вы совершенно не мешаете, мне там кое-что принесли. Я быстренько.
«Вот ведь тихушник, — думала Настя, открывая входную дверь. — Что, интересно, он там узнал, если пакеты шлет?»
Больше ничего подумать она не успела — чья-то сильная рука рванула дверь на себя, и Настя, словно выдернутая из грядки морковка, вылетела на лестничную площадку. Кто-то быстро и умело завязал ей глаза и грубо втолкнул обратно в квартиру. Уже в коридоре ей так же стремительно связали за спиной руки.
— Лев Михайлович, спасайтесь! — успела крикнуть Настя, но ей тут же залепили рот широким скотчем и швырнули на пол. Падая, она сильно ударилась головой, видимо, об угол вешалки, и потеряла сознание.
***Сначала вернулись ощущения, и Настя поняла, что уже не лежит на полу, а сидит в кресле. Пошевелила руками — свободна. Тогда Настя осторожно провела ладонью по лицу и убедилась, что повязки на глазах и скотча на губах больше нет. Приоткрыв глаза, сразу зажмурилась — слепил яркий солнечный свет. Немного похлопала ресницами, привыкая к свету, и увидела сидящего напротив Крутова.
— Что за шутки? — свистящим шепотом спросила Настя, медленно приподнимаясь с кресла. — Устраиваешь показательные командно-штабные маневры? Секретные пакеты и взятие языков. Вот как ты меня собираешься защищать!
— Ты сейчас похожа на кобру, которая выползает из кастрюльки, чтобы исполнить смертельный танец, — невозмутимо отозвался Крутов, щелкнув зажигалкой.
— Какой еще кастрюльки? — обиженно выкрикнула Настя, падая обратно в кресло.
— Хорошо, не из кастрюльки, — великодушно согласился Крутов. — Из глиняного кувшина. Я в Калькутте на базаре видел. Но это частности. Расскажи мне лучше, что опять произошло? Я же категорически запретил тебе открывать посторонним. Когда я приехал и обнаружил открытую дверь, то уже не надеялся увидеть тебя живой.
— Конечно, присылаешь всяких идиотов.
— Я никого не присылал, дурочка набитая. Давай рассказывай подробно. Я хотел выяснить хоть что-то у твоего ювелира. Но он был чуть живой, еле говорил. Сказал про каких-то двух мужчин, которые ворвались в комнату и связали его. Лиц не помнит, ему сразу стало плохо.
— Как он сейчас? — заволновалась Настя.
— Не знаю. Увезли в больницу, я «Скорую» вызвал.
— Послушай, как же это я отключилась? Неужели все время была без сознания? Мне кажется, я слышала, как по комнате двигают мебель, переговариваются. Вроде бы кричали на Льва Михайловича, угрожали.
— Он сказал, что бандиты требовали от него какие-то бумаги, но когда у него прихватило сердце, они от него отцепились.
— Я что-то припоминаю, но как-то неотчетливо, смутно.
— Еще бы, пощупай свою шишку. Тебя ударили по голове?
— Нет, бросили на пол, и я шарахнулась обо что-то.
Настя потрогала голову в том месте, где болело, и быстро отдернула руку — шишка была преогромная.