Я рассказывал и рассказывал, иногда украдкой посматривал на синеющий клочок неба между зелеными ветками, Генрих наконец проговорил:
— В самом деле удивительный мир… Но никогда бы не подумал, что вы, сэр Гакорд, тоже… Я скромно улыбнулся:
— Я не привязан к хозяйству, как вы, благородный сэр. Хотя я понимаю свою прелесть в реал-таймовских стратегиях, но я человек действия, а не планирования, я по духу не переношу быть полководцем, мне нравится лично врываться в чужие крепости, рубить стражу, очищать помещение за помещением, сражать все более крутых воинов и чужих, а потом — о, счастье! — сразиться с самим хозяином, Властелином Зла…
Он спросил осторожно:
— Вы… уже с ним встречались?
Я улыбнулся скромно, очень скромно:
— Вы мне не поверите, сэр Генрих, но я с ним действительно… и не раз. Ведь Мировое Зло само по себе не имеет облика. Это нечто непобедимое всемирно-вселенское. А вот его различные воплощения на земле — да, эти имеют. Это они получают от нас звучные титулы Властелина Зла, Черного Мастера, Хозяина Ада, Темного Хозяина, хотя у каждого есть и свое имя. Пусть даже некоторые постепенно забывают и сами. Кем он был раньше?.. Почему не выбрал путь Добра?.. Кто он был — могущественный маг, что восхотел еще большего, уже не считаясь со средствами, или некогда благородный рыцарь, возжелавший власти любой ценой?.. Но теперь это абсолютно черное исчадие Тьмы, навеки погубившее свою бессмертную душу, это злобная черная тварь, что не только сеет смерть, но и загаживает все вокруг. И в конце концов мне, именно мне, придется с ним сойтись один на один.
Похоже, это прозвучало просто и одновременно торжественно-возвышенно, у костра воцарилась минута молчания. Я первый, как и положено, задвигался, после чего послышались вздохи, в костер полетели палочки, сэр Генрих изволил взять прутик и пошевелить угольки, а королева привычно достала мешок и выкладывала на расстеленную скатерть хлеб, сыр и ломти холодного мяса.
Волк вскинул морду, ноздри задвигались, я видел, как он втягивает длинную струю запахов, анализирует, воссоздает облик всего леса на полмили вокруг.
— Два оленя в сотне шагов к северу, — сообщил он. — И небольшое стадо свиней чуть дальше…
Королева сказала живо:
— Здесь пока хватит!.. Пока разогреем, наш милый ворон вернется.
— Да-да, — сказал и сэр Генрих торопливо. — Сейчас не стоит.
Я отложил лук, все верно, ворон никому не отдаст записку, ревниво следит за соблюдением вассальных отношений, а сэр Генрих для него не является даже спутником героя. На этой высокой должности они с волком.
Глава 10
Мы закончили завтрак, королева заботливо вытряхнула скатерть в кусты, демонстрируя хорошие манеры, Генрих не находил себе места, изорвал все волосы, разодрал на себе дорогие одежды, а слезами залил всю рощу, ворон пролетел над деревьями, как крылатая ракета, уже освоился, сделал стремительный круг, не столько по необходимости, сколько бахвалясь умением закладывать виражи, но вниз пошел косо, задевая ветви, сразу плюхнулся на корягу.
— Наконец-то! — воскликнул Генрих.
Правая лапа ворона от сустава забинтована в тонкий пергамент, хорошо, подумал я с облегчением, что мы не в Шумеро-Вавилонии, пришлось бы ворону таскать каменные стелы. Генрих уже протянул руку, ворон изготовился раздробить пальцы наглеца мощным клювом, я сказал торопливо:
— Всем спокойствие!.. Письмо сниму я, и только я. Но прочтет его сэр Генрих, это послание личное, как я понимаю. Пользуясь случаем, хочу выразить негодование по поводу тех сволочей, что публикуют личные письма Пушкина, Толстого, Хэма и даже Васи Пупкина. Личное, оно и есть личное!
Я поклонился и ножом осторожно прикоснулся к ниточке, на этот раз хоть и по-прежнему шелковая, но красного цвета. Ворон обеспокоено следил одним глазом за огромным ножом в моих руках, которым я вчера одним взмахом распорол брюхо оленя от и до. Генрих выхватил клок пергамента из моих рук, облился горючими слезами, зарыдал, вырвал клок волос, снова зарыдал и стал покрывать написанное жаркими поцелуями.
Мы все смотрели с болью и состраданием, сердца наши, естественно, разрываются, но я все-таки промолвил осторожно:
— Сэр Генрих, еще одна слеза, и мы хрен прочтем написанное. Уже и так иные слова придется читать отпечатанными на ваших губах.
Он спохватился, опустил взор, потом взглянул подозрительно, наклонился с посланием к костру, мол, так виднее. Мы в нетерпении смотрели на его бледное измученное лицо. Сперва глаза разгорелись дивным пламенем, это он признает ее почерк, на бледных щеках проступил румянец, значит, сердце застучало чаще, а вот брови поползли наверх, застыли там ненадолго, опустились и сдвинулись над переносицей, отчего глаза заблистали странным огнем.
Внезапно он вскрикнул страшным голосом, выпрямился, разом смертельно побледнев, и… упал навзничь, как подрубленное дерево. Мы с королевой опешили, затем подбежали, подняли и уложили рядом с костром. Королева сама побледнела, смотрит в ужасе, если бы знала о приведении в чувство искусственным дыханием рот в рот, уже бы присосалась, как пиявка, но сейчас только сложила руки на груди ковшиком и возвела очи к проплешине синего неба.
— Господи, — пролепетала она. — Не дай умереть этому славному рыцарю, который умеет так чисто и преданно любить! Это такая редкость среди мужчин…
— Не умрет, — заверил я. — Всего лишь простой обморок! Обычное дело для героев-рыцарей.
— Но он весь бледный и холодный, как мертвец!.. Колдовство…
— Сейчас узнаем, — ответил я быстро. — Я в таких колдовствах тоже умелец.
Размокший пергамент едва не расползался на ладони, я всмотрелся в полустертые буковки, прочел, не понял, прочел еще раз:
— «Свадьба была неделю назад. Он взял меня в жены».
Королева, склонившись над рыцарем, повернула ко мне голову:
— Что?.. Что там написано?
— Не понимаю, — ответил я растерянно.
— Но писала моя сестра?
— Гм, скорее невеста этого барона. Правда, бывшая.
— Что… что это значит?
— Здесь написано, что Катарган взял ее в жены. Свадьба уже состоялась.
Королева побледнела, как и Генрих. Мне показалось, что вот-вот рухнет в обморок.
— Это… невозможно, — прошептала она.
— Да, — согласился я растерянно, — просто немыслимо.
— Этого не могло быть, — повторила она. — Как это без полугодовой подготовки к свадьбе?
— Хотя бы двухмесячной, — сказал я горько. — мы бы как раз успели!.. Прямо во время венчания за миг до… ключевого момента, когда будет уже нельзя вспять, вырвали бы ее из-под венца! А сейчас… я просто не понимаю… Все как-то кувырком, вверх тормашками, карты спутаны.
* * *
Верхушки деревьев зашумели под внезапным порывом ветра. Я вскинул голову, над вершинками промелькнул зеленый хвост пролетевшего дракона, посыпались листья и мелкие сучья, сердито прокричала белка, и снова все стихло. Генрих вздрогнул, приподнялся на локте, лицо непонимающее:
— Что… что случилось?
Королева залилась слезами, я сказал успокаивающе, хотя у самого мозги плавились от бешеных раздумий:
— Пока ничего не известно. Может быть, обыкновенная деза. В этом мире, как и в остальных, правда, возможна любая хрень. Все надо перепроверить. Наш крылатый друг отдохнет, поест, снова отдохнет, а потом попробует еще разок… Верно, дорогой друг?
Ворон, заглатывая кус мяса с лапоть размером, прокаркал задушенно:
— Да, раз уж надо… Понимаю, долг… для нас, мужчин, превыше…
— Ты ешь, ешь, — сказал я заботливо. — Мужчины должны есть много, а ты клюешь, как воробышек!
— Ем, — ответил польщенный ворон. — Это я хорошие манеры выказываю.
Он рыгнул, ухватил второй ломоть и, вскинув морду выше, распахнул клюв, как пеликан, заглатывающий молодого дельфина. Мясо провалилось, как в нефтетрубу, что идет по Украине, королева заботливо подала еще ломтик. Ворон вежливо поклонился и схрякал тоже, я подумал с завистью, куда это все влезает, даже при ускоренном метаболизме, которым пернатые отличаются от нас и волков, все равно жрет как военно-промышленный комплекс.
Генрих поднялся, тупо смотрел в огонь, вдруг с силой ударил кулаком по земле. На красивом надменном лице было столько горя и недоумения, что я спросил невольно:
— Что-то еще?
— Тролль, — промычал он. — Тролль, проклятый тролль… Он… Он просто… чудовище!
— Мы это знали, — утешил я. — Раз мы — герои, то чудовище — он, а не наоборот. А что в этом нового?
Он вскричал яростно:
— Нового? Да ты понимаешь, что он совершил с похищенной принцессой?
— Нет, — признался я. Вообще-то я догадывался, что можно с нею совершить, но вряд ли тупой тролль решится на нормальный, с моей точки зрения, поступок, о котором лучше промолчать. — Что?.. Под ногти?
— Он… — сказал Генрих, глаза сверкнули, по красивому лицу пробежала мимолетная судорога, лицо стало надменным и суровым, но тут же перекосилось снова. — Нет, этого я просто не понимаю! Вместо нормальной королевской свадьбы, на которую надо было пригласить соседних королей, феодалов, баронов, графов и разных контов, что в течение месяца-двух собирались бы со всех концов материка, он… он… вот сволочь!..
— Мы это знали, — утешил я. — Раз мы — герои, то чудовище — он, а не наоборот. А что в этом нового?
Он вскричал яростно:
— Нового? Да ты понимаешь, что он совершил с похищенной принцессой?
— Нет, — признался я. Вообще-то я догадывался, что можно с нею совершить, но вряд ли тупой тролль решится на нормальный, с моей точки зрения, поступок, о котором лучше промолчать. — Что?.. Под ногти?
— Он… — сказал Генрих, глаза сверкнули, по красивому лицу пробежала мимолетная судорога, лицо стало надменным и суровым, но тут же перекосилось снова. — Нет, этого я просто не понимаю! Вместо нормальной королевской свадьбы, на которую надо было пригласить соседних королей, феодалов, баронов, графов и разных контов, что в течение месяца-двух собирались бы со всех концов материка, он… он… вот сволочь!..
— А, это, — протянул я, признался: — У самого кругом идет голова, а мозги так и вовсе друг на друга лезут, хоть уже и не весна.
— Но как он мог? Как он мог просто-напросто сыграть свадьбу в присутствии народца, что был при нем?
Снова я ощутил холодок некой космической тревоги, что ли. Обычная тревога — это обычная, когда из-за кустов выглядывают оборотни, вурдалаки, дорогу загораживают зловещие рыцари Тьмы, а сверху бросаются драконы. Но сейчас снова коснулось нечто новое, необычное и совсем-совсем иное, от чего по всему телу мурашки, а холодок пробирается уже во внутренности. Тролль почему-то поступил не так, «как надо». А это грозный и очень пугающий симптом, ведь события могут и дальше развиваться не комильфо.
Холод разлился в груди, превращаясь в жидкий гелий. От внезапного страха я зажмурился. А что, если события вдруг пойдут не так, как условлено Законами, а… по простейшей логике? Как выжить в мире, где вдруг воцарятся разумные отношения?
* * *
В мучительном ожидании прошел остаток дня, наступил вечер. Небо стало страшным от потоков разлитой по нему крови. На землю пала зловещая черная тень, в лесу засверкали глаза хищных зверей. Выступили первые звезды, из-за дальних гор поднялся и выплыл на середину неба сверкающий серп луны, уже заметно раздобревший, сытый.
Наконец послышалось хлопанье крыльев, ворон упал на поляну почти камнем, с трудом уцепился за сук на коряге. Пасть его широко раскрылась, он хрипел, глаза мутные.
— Вина, — произнес он сипло. — И еще… вина…
Генрих первый поднес ему наполненную чашу, ворон благосклонно испил из рук барона, а я осторожно снял клочок пергамента. На этот раз он оказался привязан черной ниткой. Генрих схватил дрожащими руками, я едва успел перехватить на лету чашу, быстро прочел, вскрикнул и упал бездыханный.
Королева с плачем бросилась на его тело, я поставил чашу на землю, ворон тут же слетел к ней довольно бодро, а я подобрал записку. Слова расплывались в красном свете прыгающего пламени, но смысл я уловил сразу: я вас люблю, к чему лукавить, но я другому отдана и буду век ему верна. Хорошие слова, исполненные достоинства, и в то же время как бы несут в себе легкий упрек: что же ты хлебалом щелкал, я же ходила девственная и поспевшая, мог бы первым запустить в меня свое семя, я бы вынашивала твоих детей, но ты все откладывал, воевал, а нашелся мужчина, что предпочел взять сперва меня, а потом — войну, мне это даже льстит, так что смирись, я уже не твоя…
Когда Генрих начал приходить в себя, я сразу же заявил:
— Сегодня нас догонит ваша отборная сотня. Через недельку подтянется войско. Уверен, сумеем заставить тролля выдать нам вашу невесту!
— И мою сестру, — добавила королева.
— И вашу сестру, Ваше Величество.
Генрих, бледный и осунувшийся, спросил тупо:
— Но… как? Как я могу нарушить святость брака? Они успели, успели обвенчаться!..
— Да, — ответил я легко, — но что повенчано, то можно и развенчать, это раз плюнуть.
Они отшатнулись от меня, как от прокаженного. Глаза королевы расширились, смотрит с отвращением, а Генрих попросту не понял, переспросил:
— Но как же… Они же успели…
— Да кто теперь смотрит на печать ЗАГСа? — спросил и жизнерадостно. — Или изволите беспокоиться о деликатной стороне вопроса дефлорации?.. Так еще крепче вас любить будет после этого грязного, вонючего и грубого тролля!.. Увидит разницу.
Они молчали и смотрели на меня как на говорящую обезьяну. Грязную, вонючую, грубую, отвратительную обезьяну. Королева покачала головой, Генрих все еще не врубился.
— Сдаюсь, — сказал я. — Вы подумайте сами, а я пока схожу проверю насчет оленя.
Волк буркнул:
— А надо ли?
У его ног лежали с десяток толстых жирных зайцев. Томясь от безделья, переловил, похоже, на несколько миль вокруг все живое.
— Надо, — ответил я. Оглянулся на королеву и Генриха. — Ты тут побудь с ними.
И трусливо смылся за деревья, где бродил долго, давая обоим прийти в себя и осознать, что вообще-то пустячок все эти венчания и даже постельные сцены. И она дура, написала такое. Прикалывается, а он же шуток не понимает, всерьез принял! Я когда читал или смотрел в кино, как удалой гусар ворует дочь помещика, увозит в ближайшую церковь и там венчается, то папаша тут же опускает руки и вынужденно признает их брак. Да я бы на его месте тут же велел слугам выпороть гусара, пусть не думает, что церковный ритуал дает ему депутатский статус неприкосновенности, а дочь выпорол бы собственноручно. И никакого признания этого церковного брака, мало ли что пьяный попик там набормотал, он мне не указ.
Олени попадались трижды, на четвертый раз я выпустил стрелу, попал, пора, уже начинает темнеть, поднял на плечи и поскорее пошел обратно. Но чем ближе к костру, где волк и ворон остались с растерянными и непонимающими сестрой и женихом, тем больше становлюсь таким же. Что-то уж очень идет не так, совершенно не так. В любом случае Властелин Тьмы должен был объявить грандиозную свадьбу, на которую созвал бы королей окрестных земель, самых знатных баронов и герцогов. Те прибудут с личной охраной и придворной знатью, словом, не только дворец злодея, но и весь город был бы полон приезжими, среди которых так легко затеряться. К тому же в таких случаях приглашают сотни музыкантов, фокусников, жонглеров, мимов, клоунов, скоморохов — еще одна возможность проникнуть в крепость, а потом и во дворец незамеченными…
Еще издали услышал яростные проклятия сэра Генриха, журчащий голос королевы, я не вслушивался, в голову нахлынули еще более страшные мысли. Дело не только в самой свадьбе, что по всем канонам должна была состояться только через два-три месяца. Самое главное, что на такой же срок откладывалось и завоевание всего мира, исполнение Пророчества, Исход Зверя, столкновение кометы с Землей, открытие Врат Ада, президентские выборы!
Я вышел на поляну, олень с плеч рухнул на землю, я сказал резко:
— Боюсь, что нам не удастся им полакомиться!
Генрих умолк, повернулся ко мне:
— Почему?
— Надо спешно седлать коней, — сказал я твердо. — У нас не осталось времени. Хрен с ним, чертовым троллем, теперь наша забота — Черный Хозяин! Он вот-вот выступит на захват всего мира! Если уже не выступил. Наш долг — остановить…
Генрих покачал головой, королева вскрикнула испуганно:
— Наступает ночь!
— И восходит луна, — огрызнулся я. — Вам ничего не подсказывает, что она… почти полная?
Она посмотрела на луну, на меня, снова на луну, а когда повернулась ко мне, в глазах блеснуло понимание.
— Скоро полнолуние… это время оборотней. Также и вампиров. Вы хотите сказать… что вы оборотень? Или намекаете, что… вампир? Сэр Генрих, доставайте поскорее серебряный кинжал! А я возьму осиновый кол.
Я сказал зло:
— Полнолуние — это значит, будем двигаться и ночью!.. Света достаточно. А торопиться надо. Я просто уверен, что этот гад уже выступает со всем войском.
Королева открыла ротик, глаза огромные, темные, в них отражаются звезды. Лицо застыло, в испуге оглянулась на Генриха, тоже вспомнила, что завоевания мира и Вселенной всегда откладываются до свадебной церемонии с плененной принцессой, но если такое непонятное случилось с ее сестрой, в смысле — немедленная свадьба в узком кругу, то Темного Владыку ничего не держит, выступит без промедления, а мы можем и не успеть спасти мир.
Генрих смотрел на меня мрачно, лицо осунулось еще сильнее, плечи повисли, он походил на снеговика, постоявшего ночь под теплым дождем.
— Я не поеду, — выговорил он мертвым голосом.
Королева ахнула, но смолчала, я изумился:
— Но ведь там ваша невеста!
— Уже не невеста, — сообщил он. — Теперь жена барона троллей.
— Ну и что?
Он взглянул на меня, поморщился, кивнул на меня королеве:
— Объясните нашему другу-варвару. А я пойду в самом деле седлать коня. Но только я поеду обратно. Для меня поход окончен.
Я закрыл рот, волк посмотрел на Генриха, на меня, поспешно опустил голову и прикинулся спящим. Ворон уже похрапывает, навалившись на сук брюхом. Королева не сводила с Генриха вопрошающего взгляда, голос ее дрогнул, наконец произнесла очень тихо, все еще колеблющимся голосом: