— Я, наверное, тоже…
Генрих бросил на нее короткий взгляд, тоже поколебался и сказал негромко:
— Я сочту своим долгом проводить вас к вашему замку. Она по-королевски наклонила голову, но даже при слабом свете костра я видел, как жаркий румянец залил ее щеки.
— Благодарю, сэр Генрих. Это очень благородное предложение.
— Это мой долг, — ответил он чопорно.
— Но мне неловко пользоваться вашим великодушием, — произнесла она. Он гордо выпрямился:
— Ваше Величество, я… я… просто счастлив! Счастлив, что буду сопровождать вас.
— Ну, — сказала она, словно раздумывая, — если это в самом деле вас не затруднит…
— Я буду счастлив, — повторил он с жаром, начиная выходить из ступора, — буду счастлив… кстати, будем проезжать через мои владения, я умоляю воспользоваться моим гостеприимством хоть на сутки! Это также скрасит мне горечь потери, я не так буду бросаться на стены и расшибать лбом двери в своей спальне…
Он запнулся, королева подошла вплотную и опустила тонкие, белеющие в полумраке пальцы на его локоть.
— Бедный сэр Генрих, — произнесла она с глубоким участием, — вы не один в отчаянии. Вы потеряли невесту, я потеряла любимую сестру. Мы оба несчастны…
Я отвернулся, все понятно, пошел седлать им коней, пусть вполне предсказуемый дуэт на два голоса исполняют для волка и ворона. Кони несколько удивились, я пожал плечами, это не моя идея — ехать прямо сейчас, но что делать, если барону приспичило ехать прямо сейчас, с другой стороны — пусть едет, а то начнет бросаться на замок тролля с мечом в героической длани.
Глава 11
Генрих помог королеве взобраться в седло, она приняла его услуги с королевским достоинством, я взял горящую головешку и пошел вперед, волк бежал рядом. Темные деревья выплывали навстречу из темноты, расходились в стороны и уходили в такую же темноту за нашими спинами. Сонный ворон дремал на моем плече, королева и Генрих тихо переговаривались, в темноте очень похожие друг на друга.
Впереди блеснул серебристый свет, по ту сторону деревьев открылось бескрайнее поле, залитое от края и до края. Кони королевы и Генриха выехали из леса, копыта после мягкой лесной почвы сразу застучали суше, жестче. Генрих обернулся и вскинул руку в прощании, королева милостиво кивнула.
Ворон проснулся, сонно каркнул. Волк смотрел на меня в молчаливом ожидании. В странном лунном свете, призрачном и нереальном, далекий горизонт размылся, стал похожим на длинное облако, надвигающееся в нашу сторону широким фронтом. Мне показалось, что иногда поблескивают искорки. В солнечный день так играют блики на рыцарских доспехах, шлемах, на конской сбруе. Хорошее войско у сэра Генриха, двигается по его следам даже ночами, опережая график, спешит встать под знамена отважного барона.
— Ну вот и все… — проговорил я.
— Все? — переспросил волк. — Возвращаемся?
— Нет, — сказал я, — все со всякими попутчиками. Теперь только втроем вперед и к полной победе!
Ворон каркнул сонно:
— Я что-то пропустил?
— Да, — ответил я. — Сэр Генрих и королева встретят войско и поведут его обратно.
Ворон спросил въедливо:
— И королева поведет?
— Похоже, — согласился я. — Сэр Генрих даст ей порулить. Все-таки друзья по несчастью. Надеюсь, королева сумеет его утешить в безудержном горе. А он — ее. И потом он снова ее. В конце концов, что одна сестра, что другая — какая разница? Все бабы одинаковы.
Волк вздохнул:
— Да, люди — не волки. Это у нас любовь на всю жизнь.
— Легче всего, — объяснил я, — выбросить из сердца то, что еще не успело как следует поудобнее там обустроиться. Ты лучше думай, как нам придется искать этот проклятый остров в океане. Как там сказал оракул?
Ворон откашлялся, заговорил нараспев, как Гомер, даже глаза закрыл:
— В западном море есть удивительный остров, куда не могут приставать корабли. Там среди пальм и виноградников высится отвесная скала, куда не взобраться ни человеку, ни зверю. Ха-ха, я вот не человек и не зверь, так что мне этот закон не писан, прошу понять меня правильно, без улыбочек! На той скале руины волшебного корабля, что плевал как по воде, так и по воздуху. Ну, видали мы такие корабли, видали. На палубе того дивного корабля лежит этот ларец… Еще оракул сказал, что стерегут его огненные драконы. Не понял, не то ларец стерегут, не то сам остров. А еще там по суше бродят двухголовые тролли. К тому же остров окружен рифами, водоворотами и прочими страстями для всяких бескрылых.
Я взглянул на небо. Звезды как звезды, одни яркие, другие тусклые. Есть еще мелкие, есть покрупнее. Говорят, как-то складываются в созвездия, хотя для меня это просто множество светлых точек на черном небе. И никаких тебе больших или малых медведиц, орионов или утиных гнезд с лосями
— Ты грамотный, — сказал я ворону обвиняюще, чуть не добавил «а еще в шляпе», — в какой стороне, по-твоему, запад?
Ворон без колебаний ткнул клювом в направлении одной звездочки, я посмотрел на волка, тот указал лапой. Как мне показалось, на соседнюю звезду, между которыми, правда, не больше нанометра.
— Брешете, наверное, — сказал я в сердцах. — Что-то уж слишком сразу, без колебаний и вычислений! Как будто в самом деле знаете… Ладно, я оседлаю коня, сейчас выступим.
Оба спросили в один голос:
— Сейчас?.. Ночью?..
— Сейчас, — отрезал я, — ночью. Мы целый день сидели у костра, на жопах мозоли натерли. Наотдыхались, а сейчас, возможно, Темный Властелин весь белый свет к пропасти подталкивает!
Волк подумал, сказал рассудительно:
— А что, луна светит ярко. И ночью не так жарко.
Ворон смолчал, снова дремлет, вцепившись в перевязь когтями. Толстое теплое пузо лежит на моем плече, удивительно мягкое, если сравнить с теми жесткими перьями, которыми как нарочито задевает при взлете по уху. Я вернулся к коню, волк задумчиво смотрел на оставленную нам дорогую скатерть, даже дорогой кубок оставили, раз уж они возвращаются, а я один продолжаю поход.
В бесконечно далеком темном небе среди неподвижных звезд нечто сдвинулось, я всей кожей ощутил неладное, хоть и не смотрел, поспешно вскинул голову. Одна звездочка медленно двигается, словно искусственный спутник, а это нехорошо, так в этом мире не должно быть. Не столько набирает скорость, как становится все ярче…
Волк тоже вскинул морду, в глазах отразилось звездное небо. Ворон бесстыдно спит, ссылаясь на вечернюю слепоту, которую упорно отказывается называть куриной.
— Демон?.. — предположил волк. — Или дух Добра?.. Нет, демон, духи Добра ночью дрыхнут.
— Ночью Добра не бывает? — спросил я.
Волк задумался, глаза следят за звездочкой, я тоже засмотрелся, это не звездочка, а комета, проходит достаточно близко, но это не страшно, ведь комета — это видимое ничто, она почти вся из газа, так что динозавры не погибнут, если они тут есть…
Звездочка стала крупнее, обрела оранжевый цвет, разрослась, пронеслась по небу со скоростью курьерского поезда, перечеркнув черноту, теперь уже не звездочка, а огромный шар размером с барана, а следом горящий хвост, раздался сильный удар, земля вздрогнула. Сверху ударила запоздалая волна, грохот прижал нас к земле. Ворон проснулся и пронзительно закаркал.
В сотне шагов вспыхнул огонь и тут же погас, однако с той стороны слышалось потрескивание, словно горела земля или лопались камни. Я торопливо бросился к коню.
— Загасите костер, — бросил через плечо, — уходим!.. Быстрее уходим!
Волк не двинулся с места, пасть от безмерного удивления отвисла. Ворон суетливо переступал с лапы на лапу, спрашивал хриплым со сна голосом:
— Что случилось? Что вы без меня натворили?
Я торопливо седлал коня, тот пытался надуть пузо, я сердился, дурак не понимает, какой опасности подвергаемся, вот-вот могут из кратера, выбитого метеоритом, вылезти боевые треножники, а пока микробы их пожрут, они нас тепловыми лучами… А то и вылезет что-нибудь пострашнее, со времен боевых треножников нечисти расплодилось всякой и разной.
— Уходим, — повторил я. — Со всех ног!
Из леса выметнулись, как будто нам подожгли хвосты.
Волк огромными прыжками несся впереди, указывая дорогу, ворон снова заснул, а я не отличу по звездам западную часть неба от восточной или северной. Если честно, то и по солнцу не отличу, но не стыжусь, а извозчики тогда на что, у меня другая специализация, узкая, не скажу какая, настолько узкая.
* * *
Небо на востоке посветлело, край земли заискрился, словно железо в горне, а небо порозовело. Птицы начали орать еще до восхода солнца, а когда оно выглянуло, мы уже отмахали с десяток миль, разогрелись, кое-кто подо мной даже вспотел.
Дальше курс держали по солнцу, вернее, ворон держал, а мы с волком неслись наперегонки, я на Рогаче, он на своих четырех. Над головой покрытое облаками небо, во все стороны простор, встречный ветер навстречу, постепенно ушла горечь, что нас так неожиданно оставили доблестный барон сэр Генрих и королева, вообще-то, неплохие компаньоны в дороге, хотя в сердце по-прежнему ворочалась тревога. Уж очень непредсказуемо повел себя барон троллей Катарган, своей дурацкой свадьбой сразу нарушил все планы.
Дальше курс держали по солнцу, вернее, ворон держал, а мы с волком неслись наперегонки, я на Рогаче, он на своих четырех. Над головой покрытое облаками небо, во все стороны простор, встречный ветер навстречу, постепенно ушла горечь, что нас так неожиданно оставили доблестный барон сэр Генрих и королева, вообще-то, неплохие компаньоны в дороге, хотя в сердце по-прежнему ворочалась тревога. Уж очень непредсказуемо повел себя барон троллей Катарган, своей дурацкой свадьбой сразу нарушил все планы.
Хотя, конечно, это с нашей точки зрения по-дурацки или даже не с нашей, а с общепринятой, а вот со своей так поступил очень даже правильно. Конечно, свадьбу бы можно и отложить, чтобы попышнее, но ясно же, что за это время и невеста сделает все, чтобы сбежать, и жених будет выкладываться, чтобы выручить, и всякая оппозиция постарается воспользоваться нарушившимся равновесием… А так, раз-два — ив дамки: все вопросы решены, можете возвращаться.
Впереди появился и начал разрастаться лесок, мы ворвались под сень ветвей, лишь чуть снизив скорость: деревья стоят редко, земля сухая и твердая, проскочили насквозь, лесок быстро поредел, превратился в чахлый кустарник. Дорогу начали перегораживать отвесные скалы, приходилось объезжать по дуге, ибо под скалами кучи камней, не успевших рассыпаться в пыль. Волк и ворон почти не показывались, но однажды я увидел их вместе: ворон на вершине высокого камня, а волк прилег под ним, оба оглядывались в мою сторону.
Я приблизился, сердце болезненно сжалось. Дикое пространство, вздыбленная земля, торчащие, как острые зубы, оголенные скалы, сколы остро блестят, еще не изгрызенные ветрами и дождями. Везде только камни, застывшая магма, жуткие трещины в земле. Ветерок лениво перегоняет с места на место серую кучу пепла, над далекой горой поднимается дымок. Земля чуть-чуть подрагивает, словно совсем близко к поверхности проносится электричка.
— А совсем недавно, — каркнул ворон, — здесь были поля… Даже город. И стада коров, сады…
Волк прорычал:
— Это когда было? Что-то не помню.
— Да лет сто тому, — ответил ворон самодовольно. — Ты не знаешь, что мы, вороны, живем по тысяче лет?
— Враки, — рыкнул волк. — Ты, пернатое, моложе шерсти на моих лапах! У тебя рот желтый.
— Это я чьи-то яйца выпил, — признался ворон. — Дуры, прямо в кустах сложили! Не я, так другой бы… Дураков надо учить.
Я сказал с укором:
— Помог бы перенести на дерево!
— Так запомнят лучше, — ответил ворон хладнокровно. — Кнут действует лучше, чем пряник. Правда, серый?
Я промолчал, на душе тоскливо, конь двигался осторожно, выбирая место, куда поставить копыто. Земля как будто сожжена, вообще нет того, что называем землей, то есть на чем росла хотя бы трава, а только голые безжизненные камни, базальтовые плиты, сколы гранита, пепел, которым засыпаны трещины.
Дни сменялись ночами, а ночи днями, мимо нас когда проплывали, а когда и проскакивали деревья, скалы. Мы переходили вброд мелкие реки, а через большие переправлялись на пароме или больших лодках. Я потерял счет дням, но все верно: мы живем не все дни, а только те, когда происходит то, что остается в памяти, а остальные, как вот эти, так… мимо, мимо.
Однажды деревья все-таки остались за спиной, а впереди распахнулись желтые поля пшеницы, ячменя, овса. По равнине кое-где округлые холмы, их облюбовали под виноградники, так жадные к солнечным лучам, на лугах тучные стада коров, множество овец, в озерах и прудах плещутся гуси, утки, иной раз их столько, что почти закрывают всю воду.
Мы ехали, осторожно расспрашивая о дороге к морю, купили коня для вьюков, ночевать старались в лесу, не привлекая внимания. Поля выглядят ухоженными, дома сперва тянулись глинобитные, затем и вовсе из добротных бревен. Дважды видели настоящие замки, правда — деревянные, всего из одного здания, но зато вокруг настоящий частокол, ворота, двое стражников. Это и есть замок, а каменные замки — это уже шик, блеск, это богатство и мощь, это верхняя ступень могущества. Такие замки встречаются не часто, это настоящие крепости, из ничего не вырастают, строят их десятки лет, такое возможно только на давно и прочно захваченных землях.
Солнце опускалось, я завертел головой, выискивая место для ночлега. Деревья мелкие, а я уже привык к люксовой роскоши огромного дуба, под могучими ветвями которого в самом деле, как в гостинице для королей. К тому же из-под дуба всегда, именно всегда бьет родник с чистой прозрачной водой, насыщенной необходимыми минералами в нужной концентрации и без всяких нитратов и пестицидов, а вокруг бродят напрашивающиеся на вертел молодые зайцы, жирные кабанчики и нежные сочные олени.
Волк потянул носом, буркнул:
— Дымом пахнет…
— Дракон тренируется в прицельном огнеметании? — спросил я.
— Нет, человеческий дым.
Я не стал поправлять, что из человека дым не идет, мы не драконы, вдруг да кто в самом деле с сигарой гуляет по лесу, а ворон торопливо каркнул:
— Я еще раньше заметил, но не стал говорить…
— Почему?
— Мой лорд, не станешь же ты освящать своим высоким присутствием какую-то лесную хибару?
Я подумал, согласился, но что-то уж слишком часто мои спутники подсказывают, что делать и как думать, это почти то же самое СМИ, что руководит нами пожестче дядюшки Джо, и после такого согласия повернул коня.
— Едем. Посмотрим на хибару.
— Мой лорд…
— Едем, — оборвал я. — Или требуешь смены лидера? Волк проворчал:
— Нет, мой лорд, субординация есть субординация… Не знаю, кто ее установил и зачем эта нелепость, но таков Закон, так что мы с наглым пернатым почтительно следуем, не возражая даже и не обсуждая…
— …Что само по себе удивительно, — каркнул ворон.
Лапы сильно толкнули в плечо, этот пернатый взлетает, как будто кузнечик какой, обязательно надо лягнуть меня копытами, скоро плечо превратится в сплошной синяк даже под перевязью. Волк проводил его завистливым взглядом, проворчал:
— А мне не надо летать, у меня — нюх!.. Отсюда вижу в запахах.
— И что видишь?
— Народ живет бедно, мой лорд. Ни одного коня!
Я сдвинул плечами:
— А что с конями в лесу? Разве что бревна подволакивать ближе… А если одной охотой живут, то кони ни к чему…
Деревья расступились, посреди просторной, залитой солнцем поляны аккуратный домик на высоких столбах. Я решил было, что здесь бывают наводнения, не зря же домик так высоко, но реки поблизости не видно, да и место не в низинке, потом предположил, что здесь когда-то была река, но высохла, однако домик все тот же…
Покрутил головой, от усталости мысли совсем путаются, реки за год-два не высыхают, а вот древесные домики в труху рассыпаются быстро. В это время домик качнулся, послышался скрип бревен, бревна чуть сдвинулись, я с изумлением увидел, что это вовсе не бревна с неснятой корой, а толстые птичьи ноги. Широкие трехпалые лапы стоят крепко, вогнав в землю толстые загнутые когти.
— Господи, — вырвалось у меня, — наконец что-то родное!
Волк взглянул на меня остро:
— Здесь ваши родственники?
— В какой-то мере, — ответил я с умилением. — В какой-то…
Волк оглянулся на руины старинного замка.
— Не понимаю, — проворчал он. — Если уж выбрать для житья лес, то почему здесь, а не в замке? Там можно отстроить, привести в порядок…
— Не понимаешь, — ответил я с чувством полнейшего превосходства. — Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…
— Но в замке удобнее!
— А здесь к природе ближе, — объяснил я. — И вообще…
— Да, милорд?
Я сказал, осердясь:
— Вообще! И однако совсем не то же самое, что отнюдь!
Рогач послушно остался на месте, когда я покинул седло, а я, поигрывая плечами, чтобы напомнить себе о трехручном мече за спиной, пошел к избушке. Скрип повторился. Избушка явно развернулась чуть-чуть, держа меня на прицеле двух окон. Я сказал громко:
— Избушка-избушка, повернись к лесу анусом, а ко мне… а, ты уже все правильно, молодец, все понимаешь… Хозяйка дома?
Избушка не двигалась, но я был уверен, что молча рассматривает меня и туповато решает, запрягать или погодить еще, как с реформой ВПК. Я повторил громче:
— Ау, хозяйка дома?.. Или хотя бы кот, что ее замещает?
За спиной ощутил приближение волка, хотя тот не хрюкал и не топал, разве что трава шелестит, чуткий я стал что-то, скоро в ночи буду просыпаться с криками. Волк проговорил:
— Там нет никого.
— Как это? — удивился я.
— Да так. Пусто, мой лорд.
— Не может быть, — сказал я твердо. — Должна быть! Как это, избушка есть, а бабы нет? Спит, наверное. Старые люди спят долго.
— А старые волки как раз мало.
— Да? Ну, может, и люди в старости мало спят. Но тогда… ах да, в старости все глухие, как тетери. Щас я покричу погромче…
Он сказал настойчиво:
— Мой лорд, можете кричать хоть до скончания веку, но там пусто. Я же чую! Мы, волки, чуем запахи в сто пятьдесят тысяч раз лучше, чем вы, люди.