Не понравилось ему то, что сказала Диана, но все слова были правильными. Ситуация такова. Правда никогда не бывает приятной, и с этим надо смириться. К тому же он периодически должен будет отлучаться на опасные задания, и чем одно из них может закончиться, неизвестно.
– Ты чего приуныл? – вернул его в реальность голос Дианы. – Обед готов, я старалась. А впереди нас ждёт восхитительная ночь.
Диана была весела, как будто и не было разговора, оставившего у Ильи тяжёлый осадок в душе. Неужели все римлянки такие? Всё же славянская душа куда чище, отзывчивее. Если уж любовь, так гори всё остальное синим пламенем, и пусть весь мир подождёт. Нет, при некоторой внешней похожести по душевности Диане до Марьи далеко.
Диана убежала, а Илья собрал монеты в мешочек. Каморка мала, обстановка скудная, и спрятать мошну некуда. Так он и бросил мешочек лежать под топчан. Настроение Ильи, и так бывшее после встречи с Брутом неважным, испортилось окончательно. Даже аппетит пропал, хотя сегодня он ещё ничего не ел.
Однако, выпив кружку неразбавленного вина и посмотрев, как Диана уплетает мясо, сам принялся есть. Но ощущения от вкусной еды были неважными, как будто кто-то потоптался в душе грязными сапогами. Он то и дело подливал себе вина, и Диана удивилась:
– Мне не жалко вина, но так пить нельзя!
– Ещё как можно! У меня на родине покрепче пьют, и ничего!
Для себя Илья уже принял решение: это его последняя ночь в доме родителей Дианы.
Диана, видимо, уловила женской интуицией его хандру и в постели была ласкова и пыталась рассмешить его.
Утром Илья умылся, прихватил мешочек с монетами и вышел из дома, не попрощавшись. Слёз по поводу его исчезновения тут лить не будут, а нового жеребца для себя, чтобы утешиться в его объятиях, Диана найдёт быстро.
Он отошёл уже квартал, как вдруг вспомнил: а ведь Диана перестала ходить в церковь на молитвы… Даже остановился, припоминая. Находясь с ней в бассейне и постели, крестика на её шее он не видел. Стало быть, испугалась, когда стражники схватили её и повели к Колизею, поняла, что жизнь может оборваться в любой момент. А она слишком молода и пожить толком ещё не успела – замуж выйти, детишек родить… Скорее всего, и взбучку от сурового отца получила. Стало быть, и вера её не была настолько сильна. Захотелось острых ощущений, прикосновения к запретному, пощекотать себе нервы, похвастаться перед подругами.
Илья даже похолодел от таких мыслей.
Кто-то толкнул его в бок. Повернув голову, он увидел Кастора.
– А я зову тебя, зову… Ты же застыл на месте и не слышишь.
– Прости, задумался…
– Думать – это полезно. А я к тебе ехал. Идём в повозку.
Илья забрался внутрь, под тент.
– Что случилось, диакон?
– Представляешь, дошли до нас слухи, что на папу римского Корнелия покушение хотят устроить.
– Истинная правда! Ко мне вчера Брут приходил, псаломщиком назвался.
– Знаю такого. Высок, борода чёрная, на левом ухе – маленький шрам.
– Точно! Так он предлагал мне деньги за убийство папы и оружие дал – отравленный нож.
У Кастора от удивления округлились глаза:
– И что?
– Убил я его – этим же ножом. Как говорится, кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет.
– Ну да, ну да… Не мир я вам принёс, но меч…
– Только ведь Брут не сам действовал, повыше него кто-то стоит. Не исключаю, что это может быть и сам Новациан.
– С него станется.
– Я в дом Дианы больше не пойду. Если Брут туда заявился, завтра другой прийти может.
– Двуличник! А знаешь, ведь адрес твой я ему дал…
– Зачем?! – Илья так и подскочил.
– Он сказал, что совета у тебя попросить хочет.
– Зря.
– Теперь я и сам это понимаю.
– Деньги я у него забрал, а тело в Тибре утопил.
Кастор отшатнулся.
– Осуждаешь? – покосился на него Илья.
– Убийство – грех!
– А то я не знаю… Но гораздо больший грех – толкать на убийство другого. Так что своим грехом я, может быть, жизнь понтифику сохранил.
Кастор перекрестился.
– А Диана не больна ли? Неделю в церкви не появляется.
– Думаю, не жди её больше.
– Заболела?
– Сломалась после того, как её стражники схватили. Крестик уже не носит…
– Ай-яй-яй! Молода ещё, вера некрепкая.
– Давай о ней больше не будем, для общины её больше нет. Мне же где-то жить надо, не посоветуешь?
– У тебя нынче деньги есть.
– Дом купить?
– Думаю – не для тебя свой дом, – Кастор выделил интонацией слово «свой». – Но и в инсуле жить тебе не след. А сними-ка ты небольшой дом – с обстановкой, с прислугой. Золотой ауреус в год. Ну, деньги на пропитание, есть будешь – есть-то надо? Зато жильё не хуже, чем у сенатора или префекта, будет.
– Согласен.
– Тогда едем, есть у меня такой на примете.
Дом был на Эквилине. Тихая улица – вполне приличного вида.
Подъехали удачно. Хозяин был дома, хотя наезжал периодически. Владельца интересовали деньги, а с семьёй будет проживать Илья или один, его не интересовало.
– В доме двое рабов будут жить. Будут за домом приглядывать, убирать, а если скажешь – то и готовить. Но оплачивать продукты будешь сам.
– Согласен.
Хозяин, по виду – крупный торговец, написал на восковой табличке расписку о сдаче дома внаём и о получении денег. И никаких свидетелей-видаков, как было принято на Руси. Делопроизводство и учёт были в империи на высоте, везде и всегда всё записывалось.
Получив деньги, хозяин крикнул:
– Нуби, Урсула!
На зов хозяина явились пожилой негр и мулатка.
– Теперь вашим хозяином на год будет вот этот господин. Выполняйте его указания, как мои.
Хозяин откланялся и ушёл.
Илья был поражён – так быстро! А он мучился: где притулиться на ночь?
Слуги смотрели на него как на хозяина.
– Продукты есть?
– Есть немного муки, можно испечь лепёшки, – сказала мулатка – она была кухаркой. Негр же занимался охраной дома, уборкой территории, следил за водой в небольшой терме.
– Сколько денег надо, чтобы закупить продукты на неделю?
– Два сестерция.
– Сомневаюсь, что за такие деньги они приобретут хорошее мясо или свежую морскую рыбу, – вставил Кантор.
– Тогда вот вам три сестерция, и приготовьте обед.
– Будет исполнено.
Когда они остались одни, Илья поблагодарил диакона:
– Даже не знаю, что бы я делал без тебя, Кастор. Благодарю!
– Моя забота – не только окормлять паству духовно, но и по мере сил помогать ей в мирских делах.
Илья не ожидал от диакона толкового ответа, но всё-таки решил спросить – так, на всякий случай.
– Тогда подскажи, куда пристроить деньги?
– Хочешь приумножить?
– Хочу, чтобы не пропали. Не носить же мне их с собой?
– Разумно. Есть несколько вариантов. Купи лавку, открой торговлю.
– Не по мне это, душа не лежит.
– Купи судно-зерновоз, вози из Египта зерно. За год утроишь состояние, если не столкнёшься с пиратами-берберами.
– Неужели донимают?
– Империя ежедневно выводит на судоходные пути целую флотилию, однако случается, за всеми участками не проследишь.
– Похоже, есть другие варианты?
– Отдай Мордехаю. За год удвоишь деньги.
Складывалось впечатление, что Кастор изначально говорил о вариантах, которые не устроили бы Илью.
– Рискованно. А тебе-то какой в том прок?
– Прямо скажу: пока ты был гол и нищ, о том речи не шло. Но разве ты забыл, что десятую часть своих доходов ты должен отдавать Церкви? И чем больше доход, тем лучше тебе и христианской общине.
Илья фыркнул:
– Так уж и общине! Скорее – Церкви, клиру…
– А на какие деньги кормили тебя и твоих парней в лагере, покупали оружие? Расходы всегда есть, и иногда они большие…
Кастор вздохнул:
– Вот сейчас опять нужны деньги для подкупа. В обмен на деньги получим мебелус.
Мебелусом называли папирус, где подтверждалась публичная клятва человека императору и принесение жертвы.
Илье стало интересно:
– А можно посмотреть этот мебелус?
– Так мы едем к Мордехаю? Если да, там и увидишь.
– Отлично!
На этот раз Мордехай выглядел по-другому. Илья ожидал увидеть крашенного хной патлатого ростовщика, а он предстал перед ними наголо обритым с небольшими вислыми усами. Внешне – вылитый араб из Сирии, кабы не нос.
Мордехай встретил гостей приветливо, усадил, а как узнал, что Илья пришёл с деньгами, и вовсе обрадовался:
– Угощу вас шербетом. Приходится соответствовать образу… – И Мордехай развёл руками, как бы извиняясь.
Илья приготовил монеты, оставив себе две – теперь о пропитании надо думать самому.
Мордехай вернулся с подносом, на котором дымились три чашки.
– Пристрастился я к шербету… Угощайтесь!
Илья отпробовал. Странный напиток – сладкий, тягучий, пряный, но приятный. Видимо, у Мордехая это был ритуал – угощать клиентов.
Илья приготовил монеты, оставив себе две – теперь о пропитании надо думать самому.
Мордехай вернулся с подносом, на котором дымились три чашки.
– Пристрастился я к шербету… Угощайтесь!
Илья отпробовал. Странный напиток – сладкий, тягучий, пряный, но приятный. Видимо, у Мордехая это был ритуал – угощать клиентов.
Когда за неспешной беседой чаши опустели, ростовщик поинтересовался:
– Так в чём твой интерес?
– Деньги хочу дать, приумножить.
– Сколько и на какой срок?
– Тридцать золотых ауреусов на год.
Прикрыв глаза, Мордехай несколько секунд посидел молча.
– Через год получишь тридцать золотых доходом. Можешь забрать, а можешь приложить к основному капиталу.
– Мордехай, он заберёт доход – Церкви нужна десятина, – вмешался Кастор.
– Как же, как же, обязательно! – в знак уважения Мордехай сложил ладошки и отвесил гостям поклон – по-восточному.
– Это ещё не всё, – дополнил Кастор, – мы хотим посмотреть твой мебелус.
Мордехай открыл ящик стола, достал из него папирус и протянул его Кастору.
На выбеленном листе, доставленном из Египта – каждый обходился недёшево, – шёл текст латиницей, скреплённый сургучной печатью с чётким оттиском.
Илья посмотрел на просвет – никаких водяных или тайных знаков.
– Кастор, у вас в общине кто-нибудь может писать так же?
Текст был написан тушью, почти каллиграфическим почерком.
Кастор текст осмотрел, кивнул:
– И папирус есть такого же качества, и писчие.
– Тогда приготовьте десяток листков, и останется только вставить имена. Мордехай, я на пару дней заберу папирус с твоего разрешения?
– За него плачена изрядная сумма серебром, но если надо для дела…
– Верну в целости.
В знак почтения Мордехай проводил их до двери.
Когда вышли, Илья поинтересовался у Кастора:
– Где можно купить свинец и сургуч?
– Сколько надо?
– Свинец с кулак размером, а сургуча – вот такой комок. – Илья показал руками объём с небольшой мяч.
– Ты что задумал?
– Если получится, печать подделывать. Тогда эти мебелусы будем десятками делать.
– А сможешь?
– Попробую.
Кастор подвёз его до арендованного дома, и оба расстались, довольные друг другом.
Пока Илья отсутствовал, мулатка сходила на рынок, купила продуктов, и с кухни тянуло ароматами готовящегося обеда.
– Какое вино господин предпочитает? На всякий случай я купила кувшин белого и кувшин красного.
– Неразведённое белое. Красное можете пить сами.
Мулатка готовила вкусно, но обедал Илья в одиночестве. Кастор его предупредил, чтобы он рабов за один стол с собой не сажал – не принято в империи, не поймут.
Потом он отправился в дом и стал разглядывать сургуч. Можно сделать с печати восковую отливку, обмакнуть в тушь и сделать оттиск на толстой свиной коже. Быстро, но оттиск будет нечёткий. Поскольку в империи находились умельцы, подделывающие монеты, за оттисками следили строго, и потому лучше сделать липовую печать на свинцовом бруске. Это и дольше, и работа кропотливее, но зато потом не отличишь.
Илья стал раздумывать, какие нужны инструменты. Работа разовая, и заморачиваться не стоит, вполне сойдёт толстая стальная или бронзовая игла с расплющенным концом – на мягком свинце ей по силам процарапать рельеф.
Не теряя времени, он отправился в торговые ряды – они тянулись от порта. Здесь можно было купить всё – от свежей рыбы до оружия и мебели.
Он шёл, разглядывая товары и сравнивая их с теми, что видел в торговых рядах на Руси. Разница была огромной, поскольку сказывалась специфика империи и присутствовали колониальные товары, особенно – приправы из Азии.
Но он нашёл то, что искал – ремесленника с изделиями из бронзы, латуни, меди. На прилавке – и браслеты женские, сверкающие самоварным «золотом», и бронзовые воинские шлемы, нагрудные зерцала – да всего и не перечислить.
– Мне бы иглы толстые – как для пошива упряжи.
На Руси такие мастера назывались шорниками, но как это звучит на латыни, он не знал.
– У меня есть всё, – важно ответил на греческом римлянин. – Выбирай.
В деревянной коробочке лежали иголки на любой вкус: маленькие, большие, стальные, бронзовые – даже серебряные.
– Вот эти две. – Илья выбрал бронзовые. – И у одной должен быть расплющенный конец на манер лопаточки.
Несколько ударов молоточком, мастер сточил край о камень.
– Так?
– Как нельзя лучше!
Илья расплатился. Инструменты недолговечные и немудрёные, но на один раз должно хватить.
Уже утром Кастор привёз ему листы папируса, сургуч и свинец.
– Когда будет готово, где тебя найти? – спросил Илья, раскладывая на столе всё, что привёз Кастор.
– В катакомбах – утром и вечером молимся с паствой. А сейчас вознесём молитву за успех.
Диакон начал читать молитву, причём быстро, периодически крестясь и кланяясь на восток.
Илья едва не прокололся: в Риме христиане крестились, как католики, слева направо, а он – справа налево, как православный. Спохватился вовремя, Кастор не заметил.
Три дня Илья не выходил из дома. Остро не хватало увеличительного стекла, но он утешал себя тем, что тот, кто делал печать, был в таком же положении.
Кусок свинца он обстучал камнем, превратив его в своеобразную «колбасу». Потом выровнял один торец, острой иглой нацарапал контуры букв и понял – неправильно делает. На самой печати всё в зеркальном отображении – и буквы развёрнуты, и слова.
Он нашёл в доме зеркало – ценность по тем временам большая, покупались они в Венеции за золото, – и, глядя в зеркало на печать, срисовал буквы и слова. Потом, снова зачистив торец, опять нарисовал будущие буквы.
Затем взялся за иглу с расплющенным концом.
Дело продвигалось медленно, брак в работе мог кончиться судом и смертью подозреваемого в подделке. Периодически Илья давал глазам отдохнуть – они уставали, как и пальцы правой кисти.
К исходу второго дня он закончил работу и повеселел. Растопив кусок сургуча в железной миске, капнул крупно на угол папируса и приложил свою самодельную печать. Смотреть не стал, а улёгся на топчан – нужно было дать глазам отдых.
И только через полчаса стал сравнивать между собой оба оттиска – настоящий и фальшивый. Обнаружил несоответствие: на настоящей печати рельеф был глубже, более выпуклые буквы. А в целом – похоже. Придётся доделывать завтра. С тем и уснул.
На следующий день после завтрака он вновь принялся за работу.
Закончил, когда уже стемнело, и тщательно рассмотреть работу он решил уже на следующее утро, при дневном свете.
Утром он завтракать не пошёл, стал сразу сравнивать печати – так велико было нетерпение. Осматривал и сравнивал каждую букву и интервалы между ними. Остался доволен и снова разогрел сургуч. Сделал он это на кухне, и служанка была удивлена:
– Господин это хочет есть?
От сургуча сильно пахло.
– Нет, это для дела. А готовишь ты вкусно, я доволен.
Урсула расплылась в улыбке.
Илья же прошёл в дом, налил немного сургуча на папирус и приложил печать. Подул на оттиск, остужая, и, когда сургуч застыл, сравнил оттиски.
Труд не пропал даром – обе печати были одинаковыми. Конечно, если взять в руки лупу, различия будут видны – но… увеличительного стекла нет нигде и ни у кого.
Не мешкая, Илья направился в катакомбы – его просто распирала радость от успешно выполненной работы.
Кастор уже заканчивал проповедь, и, когда прихожане разошлись, Илья подошёл к нему.
– Можешь ничего не говорить, – повернулся к нему диакон, – я вижу по твоему лицу, что тебе всё удалось. Едем!
Дома у Ильи Кастор долго разглядывал оттиски на сургуче.
– Хм, один в один. Забирай печать и папирусы – и к Мордехаю!
– Зачем?
– У него мебелус настоящий, сравним.
Для начала Мордехай угостил их шербетом – не принято было сразу приступать к делу. Потом оба стали сличать печати.
Первым отреагировал Мордехай:
– Великолепно! Я бы не взялся сказать, какая печать поддельная, если бы не знал.
Кастор высказал своё мнение:
– Теперь мы можем спасти сотни христианских душ!
– И кучу денег общины, – тут же вставил ростовщик. – Я полагаю, печать останется у меня?
– Ни в коем случае! – подскочил Илья.
– Почему? – дружно спросили оба – и Кастор, и Мордехай.
– Сколько человек знают, что Мордехай – казначей общины?
– Кроме тебя и меня, ещё трое, – ответил кастор.
– Вы как малые дети! Его уже раз хватали стражники, и он чудом не погиб. Забыли пословицу: «Если тайну знают двое – её знает весь мир»? Тот же Новациан, злой на клир, может выдать место жительства Мордехая. Тогда община разом лишится и денег, и печати!
– Верно! Ну, тогда я заберу печать с собой, – сказал Кастор.