– Ты с ума сошел? В шкафах прячутся любовники, а не любовницы. Не полезу.
– А вдруг это теща? Пожалуйста, на две минуты.
– Нет, не полезу. Я еще с ума не сошла. Ты сам решил у тебя в квартире встречаться. Вот теперь и выкручивайся.
– Тогда под кровать?
– Нет.
– Ну хотя бы в ванную зайди.
Вета собрала свою одежду и пошла в ванную. Оказалось, что пришли электрики проверять счетчик. Хотели отдать бумажку.
– Ну что, продолжим? – спросил Сашка, разобравшись с электриками.
– Нет уж, на сегодня мне хватит острых ощущений.
– Да ладно тебе.
– Найди другое место для встреч. К тебе я больше не приеду.
Но Вета приехала. Сашка уговорил ее остаться до утра. Они проспали. В восемь позвонили в дверь. Сашка вскочил и посмотрел в глазок.
– Жена приехала, – шепотом сказал он.
– Что теперь делать? – спросила Вета.
– На балкон, к соседке.
– Нет. Пусть твоя жена узнает правду.
– Не надо, пожалуйста, не сейчас. Я с ней поговорю. Потом. Но сейчас нельзя.
– Почему?
– Она беременная.
– Что?
– Что слышала. На шестом месяце. Ей нельзя волноваться.
– Почему ты мне не сказал?
– Зачем?
У Веты внутри все застыло.
Сашка вытолкал ее на балкон. Балкон был на две квартиры, разделенный перегородкой.
– Перелезай, – сказал Сашка. – Там старушка живет, сумасшедшая, Дарья Петровна. Постучись, она дверь откроет.
И Вета полезла, стараясь не думать о том, что делает. Десятый этаж. Перелезая, порвала юбку. Юбку было жаль больше, чем себя. Все было настолько странным, что даже казалось нормальным – что Сашка вытолкал ее на балкон, что она дала себя вытолкать, что лезет на высоте десятого этажа.
Вета постучалась в стеклянную дверь, придерживая порванную юбку. Дарья Петровна отодвинула занавеску, увидела ее и открыла. Даже не удивилась. Как будто Вета не в балконную дверь вошла, а во входную.
– Здравствуйте, – поздоровалась Вета, соображая, как объяснить соседке свое появление.
– Входи-входи, деточка. Только дверь закрой. Сквозняк, – сказала Дарья Петровна.
«Точно, сумасшедшая», – подумала Вета.
– Чайку будешь? – спросила старушка. И, не дождавшись ответа, поставила на стол чистую чашку. Вета решила, что отказываться неудобно. – Посмотри, какая прелесть. – Дарья Петровна сунула Вете плетеное кашпо.
Вета взяла изделие и оглядела квартиру. Дарья Петровна, судя по всему, была фанаткой макраме.
– Хочешь попробовать? – спросила Дарья Петровна и, опять не дождавшись ответа, протянула Вете нитки. – Вот так, это сюда, держи здесь.
Вета плела нитки и думала, что Сашку не хочет больше ни видеть, ни слышать. То, что у него есть ребенок, ее не то чтобы не смущало, просто она старалась об этом не думать. А от того, что он изменяет беременной жене, она впала в ступор. Хотя он никогда не говорил, что бросит жену, разведется… Вета и не спрашивала. Значит, у них все хорошо, раз второй ребенок будет. А что будет у нее?
– Вы извините, я пойду, – сказала Вета.
– Приходи еще, деточка, – пригласила Дарья Петровна.
«Точно, сумасшедшая», – опять подумала Вета.
Сашка позвонил через два часа.
– Все нормально? – спросил он.
– Да, – ответила Вета. – А что ты сказал жене? – Почему ее это интересовало, Вета не могла объяснить.
– Сказал, что в душе был, не слышал звонка.
– Понятно.
– Ну ты звони, не пропадай, – сказал Саша.
– Хорошо.
В следующий раз он объявился через несколько месяцев:
– Привет, как дела?
– Нормально, а как у тебя?
– Можешь меня поздравить.
– Поздравляю, а с чем?
– У меня родился сын. Вчера. Три сто, пятьдесят два сантиметра.
– Поздравляю.
– Ну, теперь мы можем встретиться?
– А ты разве не занят? Ну, сыном…
– Нет, их через пять дней только выписывают. Жене кесарево делали. Тебя забрать с работы?
– И мы поедем к тебе?
– А почему бы и нет?
– Саш, ты правда не понимаешь или прикидываешься?
– Что опять не так? Ну не хотела ты со мной встречаться, пока моя жена была беременная. Ладно. У каждого свои принципы. А сейчас-то в чем дело? Она родила. Если ты не хочешь, то так и скажи.
– Я не хочу.
Петя исполнил мечту тети Гени – уехал к отцу в Америку – после смерти Наташи.
Наташа разбилась на машине. Умерла сразу – подушка безопасности не сработала. В машине Наташа была не одна – с ней разбился молодой человек. Судя по паспортным данным, ему было двадцать четыре года. Кто он, Петя не знал. Как он оказался в машине – догадывался.
Это была не первая авария жены – Наташа царапалась, билась, цеплялась едва ли не каждый месяц. После истории с Юриком как будто специально. За полгода до смерти Наташа разбилась сильно – швы на рассеченном лбу, штыри в сломанном запястье.
– Ты больше не сядешь за руль, – сказал Петя.
– Ты наймешь мне водителя? – спросила Наташа.
Это был запрещенный прием. Петя замолчал. Они вообще в последнее время редко разговаривали. Наташа, едва задвигались пальцы на руке, села за руль новой машины, которую купил Петя.
Наташу Петя похоронил как положено – на престижном кладбище. Лично выбирал шрифт для надписи на памятнике – никакого курсива, строгие четкие буквы. Лично же выбирал цветы для цветника – скромный вереск. Оказалось, что у Наташи, кроме Ольги, Пети и Веты, никого нет. Так бы и хоронили втроем, если бы Ольга не развила бурную деятельность – искала бывших одноклассников, случайных знакомых, Петя морщился как от боли – ему и вправду было больно. На кладбище Петя хотел побыть один, но ему пришлось знакомиться. Ольга дозвонилась до Наташиной лучшей школьной подруги – и Петя принимал соболезнования от неприятной, замученной бытом тетки в кожаной куртке. Про эту лучшую подругу Петя слышал впервые. Ольга, воспользовавшись поводом, пыталась найти и Юрика. Но не нашла. Расстроилась, поговорив по телефону с Юриковой невесткой. Та не знала, где Юрик, и знать не хотела. Ольга попросила передать, что умерла Наташа. Невестка пообещала.
Там же, на кладбище, к Пете подошла незнакомая женщина. Петя заметил ее еще на входе – она как будто ждала кого-то. Когда он возвращался к машине, женщина кинулась наперерез.
– Можно с вами поговорить? – спросила она.
– Мы знакомы? – удивился Петя.
– Нет, я мама Жени.
– Какого Жени?
– Он тоже разбился. – Женщина вытерла платком уголки глаз.
– Соболезную. Чего вы от меня хотите? – Петя чувствовал, что сейчас сорвется.
– Компенсации. Женечка же умер по вашей вине.
Пете показалось, что он разговаривает с сумасшедшей, которая приняла его за другого.
– Почему по моей? Я-то тут при чем? Всего хорошего, – сказал Петя и невольно ускорил шаг. Женщина стояла и смотрела ему вслед.
Только уже в машине до Пети дошло: Женя – тот молодой человек, который разбился вместе с Наташей. Ее любовник. А эта женщина – его мать.
На поминках, которые Петя устроил в дорогом ресторане, сидели молча, под звук разливаемой официантами водки и морса.
Вета не могла есть – она думала о Наташиной однокласснице. Они в ресторане столкнулись в туалете. Вета зашла, но единственная уборная была занята. Она слышала звук льющейся мочи, смываемой воды. Слышала, как женщина за дверью кряхтит, натягивая колготки, и застегивает молнию на брюках. Одноклассница Наташи вышла, но руки мыть не стала. Подтянула привычным движением лямку лифчика, состроила рожу в зеркало, крася губы. Достала из сумки флакон с духами и побрызгала под мышками. Подняла руку, наклонила голову и понюхала. Осталась довольна результатом и вышла.
К однокласснице – тетке в куртке – приехал муж. Быстро сожрал блины с блюда, опустошил бутылку водки – наливал сам, официанты не успевали – и сказал жене: «Поехали». Одноклассница еще долго что-то говорила Пете про Наташу, пока говорила, принесли горячее, одноклассница опять уселась на место, съела филе лосося на гриле и уехала. С тяжестью в желудке и облегчением во взгляде.
Когда уехала одноклассница, Ольга не выдержала.
– Это ее Бог наказал, – сказала она.
Петины круги под глазами стали еще темнее, и он тоже не выдержал.
– Вета, у меня, кроме тебя, родственников нет, – казал Петя. – Ты поняла?
Ольгу понесло.
– Да она тебе изменяла направо и налево! – закричала Ольга. Вышколенные официанты тут же сбежали на кухню. – Ты ей был не нужен. Ей никто был не нужен. Только о себе и думала, вот и осталась одна. Даже проводить ее в последний путь по-человечески некому. И вот скажи мне, – Ольга уже завелась, – может, ты хотел от нее избавиться? Ты зачем ей новую машину купил? Знал же, что она рано или поздно разобьется.
Из ресторана Ольгу вывела под руки Вета. Мать продолжала орать. Петя, зайдя на кухню и расплатившись, уехал раньше.
По дороге домой он думал, что хуже ему уже не будет. И теперь ему все равно. Петя решил поехать к отцу в Америку и к матери в Германию.
Петя знал, что отец болен. Альцгеймер. Знал, потому что ему звонила новая жена отца – Соня. Рассказывала, что отец еще помнит, а что уже нет. Петя слушал и посылал деньги. Все удивлялся – как Соня чувствовала, когда ему стоит звонить, а когда нет. Если у Пети дела в бизнесе не шли – не было и Сониных звонков. Если удавалось заработать – Соня звонила.
Он прямо из аэропорта приехал в дом отца. Его встретила еще молодая женщина. По голосу он понял, что это и есть Соня. Энергичная, чуть полноватая. Ничем не выдающаяся внешне. В джинсах и футболке. Соня отвела его в комнату отца.
Отец Петю не узнал. Соня, стоявшая рядом, сказала, что он никого не узнает. Но Петя подумал, что и без Альцгеймера отец бы его не узнал – слишком много лет прошло. Соня говорила, что сиделка стоит дорого, что давно собиралась переводить отца в специализированную клинику, где уход, и вот уже наконец сейчас все документы будут готовы. Это «наконец» Петю резануло, но он промолчал.
– Как Наташа? – спросила Соня. Женщины разговаривали пару раз, но внутреннего интереса не было у обеих.
– Нормально, – как всегда, ответил Петя. Он замолчал, хотел рассказать, что Наташи больше нет, но не стал. Соне это было неинтересно.
– А ты в какой гостинице остановился? – поинтересовалась Соня.
– Пока ни в какой, – ответил Петя.
Соня хоть и улыбалась, но Петя почувствовал, как она напряглась.
Она ушла в магазин – купить продукты для ужина, если уж Петя приехал без предупреждения. Петя прошелся по дому в поисках туалета, не удержался и заглянул во все комнаты. Искал себя – на фотографиях, расставленных на тумбочках. Тетя Геня говорила, что отец специально отбирал из альбома снимки сына, когда уезжал. Но с фотографий ему улыбался незнакомый мужчина – подтянутый, загорелый. Петя понял, что это отец, только потому, что фотографий с мужчиной было больше. Он один, с Соней, в компании друзей. На кровати лежал совсем другой человек. Петя еще походил по комнатам, не зная толком, что ищет. Следы, напоминавшие о нем, о Пете.
Когда Соня вернулась, Пети уже не было. Он улетел назад, в Москву, не попрощавшись, поняв, что с отцом его связывает только родимое пятно – на руке, чуть ниже локтя. На столе он оставил деньги – все наличные, что были.
В Москве он пробыл несколько дней – улетел в Германию, в Мюнхен. Номер телефона матери ему еще несколько лет назад дала Соня. Петина мать звонила бывшему мужу – интересовалась судьбой квартиры тети Гени. Соня тогда перезвонила Пете и нервно продиктовала мюнхенский номер – пусть сам разбирается с матерью.
Петя поселился в гостинице и набрал номер. Волновался, хотя давно, еще в подростковом возрасте, с юношеской категоричностью решил для себя: у него нет ни отца, ни матери. Есть только тетя Геня. Ответила запыхавшаяся женщина. Петя представился. Женщина не отвечала.
– Давайте встретимся, – предложил Петя. Он обращался на вы. – Где вам удобнее?
Женщина долго не могла выбрать место. Предлагала одно, другое, сама с собой спорила. Петя листал гостиничный путеводитель. Увидел название популярного туристического кафе и предложил его. Женщина, мать, радостно согласилась.
Петя пришел заранее. Сидел и смотрел на дверь, разглядывая входящих. В кафе было многолюдно. За столиками сидели и одинокие женщины, по возрасту вполне годящиеся Пете в матери. Несколько раз он собирался встать и уйти – глупо было подходить к каждой посетительнице кафе и спрашивать: «Простите, не вы моя мать?» Прошло уже сорок минут с назначенного времени. Петя допивал вторую чашку кофе, когда к нему подошла женщина и спросила:
– Петя?
Петя рассматривал свою мать. И она ему не нравилась. Не нравилось все: бесформенное грязное пальто, берет на неухоженной голове, лицо, руки…
Мать села, взяла меню, кофта в катышках съехала, и Петя увидел ее запястья. С белыми бороздками шрамов. Она не смогла удержать в трясущихся руках папку, отложила и схватила сумку. Повернулась, повесила сумку на стул. «Нервная какая-то», – подумал Петя. И тут же себя одернул. Конечно, она нервничает – все-таки такая встреча.
Мать пришла с мальчиком лет пятнадцати.
– Это Павлик, – сказала мать, – твой брат.
Петя с неприязнью посмотрел на мальчика – тот сидел с заносчивым видом, как будто своим присутствием делал одолжение и матери, и Пете.
Павлик внимательно рассматривал меню. Петя отметил – Павлик читал не слева направо, а справа налево. Его больше интересовали колонки цифр. Паршивец, как назвал его про себя Петя, заказал самые дорогие блюда.
Мать не знала, куда деть сумочку, шейный платок, ноги… За столиком было тесно. Она без конца извинялась за опоздание, за Павлика, которого почему-то нельзя было оставлять дома одного… Вдруг она спохватилась, опять схватила сумочку, долго перебирала содержимое, вытащила расческу с намотанными на зубья черными волосами, а потом – пакетик.
– Вот, это тебе, подарок, – торжественно сказала мать.
Пете стало неудобно. Он совершенно забыл, что нужно что-то дарить. Даже цветов не купил. Он развернул пакет.
– Спасибо большое, – сказал он. Мать расцвела.
В пакете лежали одноразовые пробники с какими-то косметическими средствами – кремом после бритья, лосьоном. Такие дают в магазинах. Бесплатно.
– Ты стал таким взрослым, – сказала мать.
– Да, – ответил Петя. Он не знал, что в таких случаях – при встрече с матерью, которую не видел много лет, не узнал и уже понял, что вряд ли захочешь увидеть снова, – говорят.
Мать рассказывала про Павлика. В какой школе он учится, как дома читает по-русски Толстого.
Павлик морщился и исподлобья зыркал на мать.
Петя предложил выпить за встречу. Попросил у официанта винную карту. Мать заказала водку. Выпила. Через пять минут с просящей улыбкой заказала еще. Петя понял, что мать если не пьет, то попивает.
Мать, с пылающими щеками, рассказала, что с мужем развелась. С Павликом живут на социалку. С гордостью сообщила секрет – если отключать отопление в одной комнате, то деньги, не истраченные на тепло, возвращают.
– А почему вы на работу не устроитесь? – спросил Петя.
– Не могу, – наклонившись над столом, как о сокровенном, сказала мать. – Я не могу улыбаться, когда мне не хочется. А они улыбаются. Ты же меня знаешь…
Петя свою мать совсем не знал, но кивнул.
– И чего ты мне «выкаешь»? Я же тебе мать, – хихикнула она.
Петя опять кивнул.
– А почему с мужем развелись? – Он постарался выбрать фразу, в которой не было бы местоимений.
– Он в Москву вернулся, – пожала плечами мать. – Ему там, видите ли, лучше. А я не могу назад. Павлик уже европеец. А правда, что в Москве на вещевых рынках все дешево? – переключилась вдруг она.
– Не знаю, – ответил Петя.
Они вышли из кафе. Петя сказал, что уже улетает. Мать с Павликом пошли провожать его до гостиницы. В автобусе – Петя хотел поймать такси, но мать повела его на автобусную остановку, и Петя послушно пошел – она опять полезла в сумочку и достала еще один пакетик.
– Совсем забыла. Я думала, вы проголодаетесь. – Мать достала два банана. Лежалые, с черными точками.
Павлик демонстративно отвернулся. Он вообще за все время не проронил ни звука.
– Петечка, а ты можешь мне лекарства прислать? – спросила мать.
– Лекарства?
Мать начала объяснять, что здесь, в Мюнхене, все успокоительные лекарства, даже самые простые, только по рецептам. А в Москве, ей рассказывали знакомые, без рецепта и дешевле. И какие хочешь. Матери нужны были сильные антидепрессанты.
– Хорошо, – сказал Петя, держа в руке полусгнившие бананы.
– Вот я тебе и списочек написала, – опять полезла в сумку мать. – Адрес мой на листочке, внизу.
Уже около гостиницы она расплакалась и кинулась к Пете обниматься. Ему стало неловко и противно – от матери пахло немытым телом и водкой. Но оттолкнуть ее он не решился. Только аккуратно снимал с себя ее руки. Но мать цеплялась за его рукава. Пришлось вести ее в бар гостиницы и совать в трясущиеся руки бумажные салфетки. Мать хлюпала носом и шумно сморкалась.
– Два коньяка и сок, – заказал Петя.
Павлик взял сок и демонстративно пересел за соседний столик. Он усиленно делал вид, что не знает ни Петю, ни женщину.
Мать, глотком опустошив рюмку, теребила салфетку и со всхлипами рассказывала Пете, как она не может больше жить. Нет никаких сил.
«Сорвалась» она, как выяснилось, не тогда, когда рассталась с отцом Пети. Она его сама бросила, о чем Пете сообщила с гордостью. А когда ее бросил второй муж – отец Павлика, которого мать любила больше жизни. Она попала в больницу – «с нервами». Страдала оттого, что не знала, как дальше жить без него. Но в больнице поняла, как жить – на успокоительном в лошадиных дозах. Когда таблетки закончились, жить опять расхотелось. За новыми нужно было ходить к психологам, которых Петина мать считала шарлатанами. Она полоснула по рукам бритвой.