Эсфирь начала быстро и умело вытаскивать из недр плиты и переставлять на стол умопомрачительно пахнущие блюда из мяса и птицы, а я погрузился в долгие раздумья, впервые ощутив привычную амбивалентность мыслящего существа, намертво всаженного в тело животного.
До этого не подлежало сомнению, что в какой-то момент выберу пару, совьем гнездо и выведем потомство. Это мощнейший инстинкт, самый мощный, без него бы жизнь прекратилась… но вот сейчас разум холодно и трезво говорит, что отныне в этом необходимости нет. Цель достигнута, сингулярность рядом, люди станут бессмертными, а бессмертным уже нет необходимости в продлении рода.
С другой стороны, весь разум – высшая точка инстинкта. И если он входит в противоречие сам с собой, то это не противоречие, а борьба новых отделов мозга с самыми старыми, базовыми, возникшими самыми первыми на заре молодой Земли.
Плюс размножение возможно и при сингулярности. За долю секунды создаешь свою копию, либо абсолютную, либо в чем-то особенную, и отправляешь либо себе в помощь, либо в свободное плавание…
Эсфирь придвинула блюдо мне поближе.
– Ешь, не смотри таким бараньим взглядом!..
– Это же баранина, – буркнул я, возвращаясь в реальный мир. – Как может баран есть баранину?
– У тебя только вид бараний, – пояснила она, – а так ты лев рыкающий!.. Да и взгляд у тебя как у орла.
– А нюх, – пробормотал я, – как у собаки… Спасибо, очень вкусно.
– Хамло, – заявила она, – еще не начал!.. Это оскорбительно, не находишь? Или люди будущего станут такими свинтусами?..
– Людей не будет, – пояснил я. – Как нет сейчас питекантропов. Правда, в каждом из нас питекантроп живет и действует, даже толкает речи о ценности культуры, но потом его даже не выдавим, а просто вычеркнем… Мясо прекрасное… Говоришь, баранина? А почему такая… гм, небаранная?
– Ешь, – сказала она сердито, – не умничай. А то и тебя посадят.
– Здесь?
– В России, – ответила она. – У вас же все умные только по тюрьмам?
– Что ты, – заверил я, – умных всех перестреляли и передушили. У нас же тотаритаризьм и угнетение. То ли дело у вас: свободы, гей-парады…
– Заткнись, – посоветовала она. – Не порти аппетит.
Некоторое время ели молча, у меня не просто аппетит, а голод. Чувствую, когда перейду на электропитание, придется пользоваться повышенным тарифом.
Эсфирь лопает быстро и с удовольствием, глаза блестят, чуть ли не урчит, как дикая кошка над пойманной толстой жирной мышью. Мы словно соревнуемся, кто быстрее очистит от еды тарелку, какие уж тут манеры, великосветскость остается в том мире, который если и вспомним, то с презрительной ухмылкой, типа: какими же дикими дураками были.
– Ты специализируешься, – сказала она с набитым ртом и чуть не подавилась, – по Востоку?
– Я специализируюсь по генной модификации, – ответил я с тоской, – а здесь просто хренью занимаюсь.
– Ты чего?
– Сейчас мы не будущее, – прояснил я брезгливо, – а прошлое. Бегаем, стреляем, убиваем, прям пещерные люди.
– Что, – сказала она с издевкой, – всерьез веришь, что уже вот-вот этого не будет?
Я прожевал, ответил очень серьезно:
– Раньше, чем ты думаешь. Не дети твои, а ты сама увидишь мир, где не будет ни единого выстрела!
Она вытерла губы салфеткой, подумала, зябко повела плечами.
– Жуть какая-то… А как же наше извечное «убивать и грабить»?
– Останется в романтичном детстве, – пояснил я, – вместе с пиратами, корсарами, флибустьерами, робингудами и феодальными порядками… Со временем приукрасят все настолько, что и самые грязные бандиты и насильники настоящего будут выглядеть как Робин Гуд, хотя на самом деле то был еще тот мерзавец!
Она буркнула:
– Это уже и сейчас приукрашено. Каждый второй фильм о наемных киллерах, о грабителях банков и о преступниках, которые выходят из тюрьмы и снова берутся за старое.
– То ли еще будет, – сказал я, – когда истребим все это.
– Терроризм? Или вообще и бандитов?
– Их тоже стоит, – согласился я, – но я о самом явлении. И о возможности убивать и грабить… безнаказанно.
Она зябко повела плечами.
– Страшные вещи говоришь.
– Почему?
– А мне чем тогда заниматься?
Я сказал утешающе:
– Девяносто девять человек из каждой сотни лишатся работы. Но зарплату получать будут, так что не подохнут с голоду. Ты же видишь, уже такое началось. В разных странах разрабатывают на законодательном уровне, сколько будут платить каждому жителю страны «просто так». Неважно, работает или нет. Чтобы не бунтовал и не жег покрышки… Это что за вино? Необычный вкус…
– А хвастался, – обвинила она, – что не разбираешься в винах! Это альхедакра, древнее вино, которое делали в этих краях, когда сюда еще не пришел ислам с его запретами.
– Своеобразный аромат, – согласился я. – На вкус полное говно, но понимаю, местный патриотизм, традиции, уважение к корням, почтение к предкам, возможность прикоснуться к истокам…
Она посмотрела с подозрением, нет ли в моем сарказме скрытого антисемитизма, у ортодоксов особо трепетное уважение к корням, но решила не задираться с человеком опасного будущего.
– Допивай быстрее, – сказала она. – Пора ехать! А восточные сладости можно взять с собой. По дороге съешь.
– Куда ехать? – спросил я.
Она сказала сердито:
– Я думала, уже придумал. Третий заряд еще где-то застрял на полпути. Тоже мне, а еще в доминанты рвешься!
– Я уже там, – сообщил я, – и подвигаться на троне не намерен. А где кофе?
– Что, помогает придумывать?
– Во всем помогает, – ответил я покровительственно. – Делай, Фатима! Как заснуть без чашки крепкого кофе?
Она фыркнула, женщины просто обязаны демонстрировать, что ничуть нам не подчиняются, но поколдовала с кофейным агрегатом, задавая ему новые параметры, а вернулась к столу уже с разложенными на широком блюде пирожными и сладостями.
Я потер ладони.
– Хорошо…
– Ага, нравится в нашем человечьем мире?
– Тебе не с чем сравнивать, – напомнил я. – Даже я, у которого дух захватывает от перспектив будущего, и то вижу лишь дивный свет и божественную мощь, а детали пока в тумане… А ты вообще существо.
Она со вздохом взяла первое пирожное.
– Ладно, только одну штучку. Нет-нет, кофе не буду, тогда точно не засну.
– Хорошо, – сказал я. – Одну штучку хорошо. Хотя и ее на ночь вредно.
– А тебе?
– Мне очень вредно, – сообщил я, – если лягу спать голодным.
Глава 13
Утром она неслышно выскользнула из-под одеяла и отправилась в душевую, эти дикари еще не понимают, что смывают с кожи защитный слой, облегчая всяким вирусам проникновение через этот могучий барьер.
Плюс еще и ускоренное старение кожи, но лучше смолчу, и так чересчур умничаю, современные женщины теперь предпочитают мужчин красивых и с длинными ногами, а не умных и сильных, дескать, сами с усами, в смысле, умные и сильные…
Пока она плескалась там, употребляя по очереди две дюжины гелей и шампуней, я просматривал массу звонков с мобильного, голова раскалилась, и какого хрена все звонят и звонят, весь Дубай в разговорах, а еще и весь Эмират, что за болтливый народ, где же восточная неторопливость и степенность, молодежь вообще уже не та…
Наконец, когда хотел взять передых и охладить проц, сознание зацепилось за один из звонков, вытащило его из навозной кучи, отмыло и с торжеством представило мне.
Не откладывая, я тут же вышел на эту волну, дождался, когда на той стороне щелкнуло и сильный голос сказал тревожно:
– Алло?
– Мистер Хиггинс, – сказал я, – а ведь вы в самом деле меня обманули, поздравляю… Не надолго, правда, но все же этот раунд в вашу пользу.
Он беззвучно охнул на том конце, я почти видел, как хватается за сердце.
– Это… это вы…
– Да, – ответил я, стараясь, чтобы он ощущал в моем голосе злобное торжество, – охота становится интереснее. На этот раз вам придется измыслить что-то вообще особенное. Замена себя двойником больше не пройдет, да и вообще буду настороже… Я сглупил, потому что я самый молодой член Организации, но я учусь быстро.
Он вскричал:
– Мистер Икс!.. Погодите минутку!.. Вы меня слушаете?.. Я начал говорить еще в тот раз, но вы не стали слушать!.. Но сейчас, когда вы уничтожили мой лучший дом, перебили охрану и нанесли непоправимый урон моей репутации… может быть, как-то договоримся?.. Я сдаюсь, я увидел вашу мощь и готов выполнять ваши указания! Полностью!.. Безоговорочно!
Я спросил с интересом:
– Да? Но вы же из тех, кто не упустит возможности ударить в спину?
Он сказал быстро:
– А разве так не во всем мире?.. Но вы не из тех, кто поворачивается спиной. А я могу быть полезным!
– Можете, – согласился я.
– Мистер Икс?
– Да вот думаю, – ответил я. – Хорошо. Если сумеете отыскать след третьей бомбы, вы помилованы.
Он заговорил испуганно, однако я ощутил в его вроде бы сильном голосе нотки облегчения:
– Можете, – согласился я.
– Мистер Икс?
– Да вот думаю, – ответил я. – Хорошо. Если сумеете отыскать след третьей бомбы, вы помилованы.
Он заговорил испуганно, однако я ощутил в его вроде бы сильном голосе нотки облегчения:
– Третьей?.. Но я о ней ничего… Да-да, понимаю, я очень влиятельный человек, у меня все схвачено, все работает на меня… Даже у тех, кто так не думает…
– Ну-ну?
Он сказал быстро:
– Сейчас же отправлю на поиски.
– О каждом шаге сообщайте, – уточнил я деловито и без всякой злобы. – Возможно, на каком-то этапе наши люди подключатся и смогут узнать больше.
– Да-да, – сказал он с той же неприличной, но легко объясняемой торопливостью, – мистер Икс, все будет сделано!.. Вы же понимаете, насколько я хочу реабилитироваться!
– Хорошо, – ответил я коротко, – ищите. Я свяжусь с вами позже.
И прервал разговор, но даже в отсутствие видеонаблюдения легко представляю, как он пытается докопаться, как же я его нашел, как вычислил, каким образом отыскал номер засекреченного мобильника, который он приобрел час назад, и надо или сразу еще раз менять место, или же подождать результатов поиска третьей бомбы.
Эсфирь картинно вышла из ванной, на голове сложное сооружение из махрового полотенца, по размерам больше похожее на одеяло, сама лишь слегка промокнула спортивно-элитное тело, такие очень неохотно будут с ним расставаться при переходе в сингулярность, на ходу взглянула на часы.
– Утро доброе, – сказал я жизнерадостно. – Там в коробке еще пара пирожных… будешь?
Она спросила с подозрением:
– Вчера оставалось шесть!
– Но ты ночью вставала в туалет, – напомнил я. – А потом с кухни слышалось жадное чавканье.
Она отмахнулась, лицо чуть омрачилось, я промолчал, догадываясь, а она сказала со вздохом:
– Через семь часов рейс в Иорданию, а оттуда в Тель-Авив.
– Между Эмиратами, – спросил я, – и кленовым листком на спине арабского слона все еще нет прямого рейса?
– И никогда не будет, – отрезала она.
– Ладно, – сказал я. – Интересно было с тобой поработать. И даже в какие-то моменты, не буду уточнять, приятно.
Она вскинула брови, несколько секунд всматривалась в мое лицо.
– Ну, спасибо…
– Садись, – сказал я. – Я сделал кофе по своему рецепту. Попробуй?
Она вскинула брови, что-то в моем голосе насторожило, поинтересовалась с подозрением:
– Что за рецепт?
– Просто кофе, – пояснил я. – Выпьешь и лети, лети в свой провинциальный Тель-Авив… А третью бомбу отыщу сам.
Она уже садилась за стол, но тут же словно ее подбросило, круто развернулась в мою сторону.
– Что-о?
– Да я такое повеление здесь дал, – пояснил я скромно. – Изволил.
– Кому? – потребовала она. – Своим людям?
– Да, – согласился я. – Своим. Если учитывать, что все люди на свете мои в какой-то мере. И даже родня. Все-таки от одной обезьяны, а не от разных… Хотя евреи говорят, у них и обезьяна была своя.
– Евреи так не говорят, – отрезала она. – Плохо ты читал Библию!
– Даже Тору просмотрел, – скромно сообщил я.
– Тебе и заголовок прочесть труд!
– Все пятьдесят томов, – сообщил я. – Целых полминуты потратил!..
– Как много, – сказала она язвительно. – Так где собираешься искать?
– Дал задание Хиггинсу, – ответил я елейным голосом. – Кстати, это платье тебе идет!.. А туфли под цвет глаз?.. Ах да, прости, ты еще голая…
Она отрезала:
– Ты чего мелешь?.. Я сама выпустила в Хиггинса три пули плюс контрольный в лоб!
– То был не Хиггинс, – ответил я мирно. – Клонов еще не выращивают, приходится гримировать похожих, но это срабатывает. А с Хиггинсом я связался, пока ты забавлялась в душевой, и велел отыскать третью бомбу. Иначе в следующий раз точно придем за ним.
Она смотрела на меня остановившимися глазами, даже дыхание в зобу сперло, ни каркнуть, ни крякнуть, ни даже пискнуть.
– Ты… знал?
– Насчет Хиггинса? – перепросил я. – Нет, лажанулся, как говорит старающаяся быть к народу поближе наша современная интеллигенция. Лажанулся по самые помидоры. Что такое помидоры, объяснить?
– Не надо, – отрезала она. – Расскажи, как ты обос… ошибся. Минутку, включу запись, буду потом прослушивать, поднимая себе настроение!
– Хиггинс обхитрил, – повторил я. – Хотя это не хитрость, он сам понимал, что делает глупость, но у нас, мужчин, такое бывает часто. Понимаем, что делаем ошибку, но отступить стыдно, позорно, гордость не велит… Отступить – в этом что-то женское.
– Доминанты, – сказала она с отвращением. – Везде стараетесь доминировать, инстинкты рулят?..
– Точно, – подтвердил я. – А вот при сингулярности…
Она прервала:
– Ты в сторону не прыгай!.. Как ты понял, что там был не Хиггинс? Почему сразу не сказал?
– Сам не знал, – признался я.
– Ага!
– Совершенен только Бог, – ответил я смиренно, – а я, как Его сын, пока еще иногда допускаю некоторые незначительные промахи, простительные по моей юности и беззаветной отваге.
Она фыркнула.
– Ну да, похвали, похвали себя еще!
– Зачем? – спросил я. – Ты и так в меня влюблена.
Она прошипела:
– Я точно убью тебя своими руками! Чтобы получить уж самое полное за всю жизнь удовольствие!.. И освободить землю от такой угрозы.
– Мафия бессмер… в смысле, сингулярность победит, – ответил я гордо, – несмотря на. За мной придут другие… чего, честно говоря, сам побаиваюсь.
– А уж как страшит меня!
– Но сейчас давай сосредоточимся на Хиггинсе, а то скачешь из стороны в сторону, как мартышка, отвлекаешь серьезного думающего высокими категориями доминанта… Эти пирожные просто чудо, не находишь?
– Это я скачу?
– Ладно, это просто мысль слегка вильнула… Не помнишь, о чем я говорил?.. Ну вот, сперва помешала, а теперь не можешь вспомнить.
– О Хиггинсе ты что-то молол!
– Ах да, о Хиггинсе… В общем эволюция слепа, упорно и целенаправленно продолжает вести свою селекцию. Это мы, люди, создав свод моральных правил, стараемся выдвигать наверх умных, чистых и что-то делающих для общества, а вот слепая, как говорят, эволюция вот уже миллиард лет ставит на доминантов. Так надежнее, как она считает.
Она сказала злобно:
– Хиггинс доминант, тут не поспоришь…
– Вот-вот, – согласился я. – А кто мы, чтобы идти против эволюции сейчас?.. Потом, когда станем сильнее… А в данное время, как бы мы ни пытались выставить во главе человечества мудрецов и ученых, все равно на самом верху оказываются крикливые политики, бизнесмены, актеры, спортсмены, шоумены, телекомментаторы…
Она посмотрела со злым прищуром.
– У эволюции карты круче?
– Она миллионы лет, напомнил я, – оттачивала свой стиль игры. А мы только начали. Потому она наверху и всеми ресурсами пользуется вся та дрянь, которой в скором будущем не будет вовсе. Но сейчас она у власти в силу своей доминантности и рулит. Так что Хиггинс для эволюции ценен.
– Намного ценнее тысячи честных людей?
– Эволюция не знает понятия честности, – сообщил я чуточку свысока. – Как и вообще моральных принципов. Это недавняя выдумка людей.
– Ах-ах, выдумка!
– Пусть придумка. Сами люди по-настоящему начнут править… по уму править!.. только в сингулярности. Так что да, Хиггинс расценивается эволюцией как образцовый представитель рода человеческого. Сильный, многого добившийся, подчинивший себе уйму других двуногих… Ты же знаешь, когда люди начали привносить в общество гуманизм и сострадание, количество даунов и неизлечимо больных начало нарастать с пугающей скоростью…
Она сказала с отвращением:
– Почему мне кажется, что ты всерьез?
– Я серьезный, – согласился я, – хоть и с женщиной, что для разумного человека нехарактерно. Мы перед вами всегда павлиним! В общем, эволюция делает ставку на таких людей, как Хиггинс. Думаешь, они только в преступном бизнесе?..
Она отмахнулась.
– А еще ученый, боишься с эволюцией спорить.
– Я ученый, – напомнил я, – а не революционер, которому лишь бы низвергать, спорить и ломать. Эволюция сделала нас теми, кто мы есть. Сама понимаешь, Хиггинс может сделать больше, чем тысяча честных и справедливых рабочих по укладке асфальта или разносчиков пиццы. Я имею в виду холодный расчет эволюции насчет потомства. У таких, как Хиггинс, должна быть вся полнота власти.
Она зябко передернула плечами.
– Страшный мир бы наступил!
– А она и так в их руках, – сообщил я. – Думаешь, наши, ваши или американские политики не такие? Или бизнесмены какие-то иисусики? Маркс насчет них был прав… Хотя и не все заполучили богатства и власть таким прямым образом, как пират Морган, но все игнорировали законы, установленные людьми, и руководствовались только суровыми законами эволюции…
Она не ответила, глядя расширенными глазами на планшет, где высветилась красочная фотография высокого светлого здания.
– Он… там? Это тоже его дом?