Пирри звал старых друзей:
– Посмотрите, сколько у меня табаку! Я поделюсь с вами. Заходите, наполняйте кисеты! Пирри угощает, берите сколько хотите. Идите сюда. У Пирри есть бутылка джина. Идите выпейте с Пирри!
Ни один мужчина племени не принял его приглашение.
Вечером, когда самые известные охотники и рассказчики племени во главе с Сепо собрались у костра, из темноты, шатаясь, с бутылками джина в обеих руках появился Пирри и растолкал сидящих у костра, освобождая себе место.
Он отхлебнул из горлышка и протянул бутылку человеку слева от себя.
– Пей! – приказал он. – Передавай дальше, чтобы все попользовались удачей Пирри.
Человек, не притронувшись к бутылке, встал и отошел от костра. Один за другим остальные последовали его примеру, и вскоре у костра остались только Пирри и Сепо.
– Завтра придет Молимо, – тихо предупредил сводного брата Сепо, потом тоже встал и ушел.И Пирри, охотник, со своими бутылками джина и с туго набитым кисетом остался один в ночи.
* * *
На следующее утро Сепо пришел в лабораторию и позвал Дэниэла в лес, и Дэниэл пошел за ним с видеокамерой на плече. Шли они быстро – к этому времени Дэниэл усвоил все тонкости путешествия по лесу, и даже его рост и вес не слишком ему мешали. Он не отставал от Сепо.
Сначала они шли одни, но по дороге, неслышно выходя из лесу или появляясь впереди или позади, как лесные духи, к ним присоединялись другие, пока к месту встречи с Молимо не пошло множество бамбути.
Когда они пришли, оказалось, что многие их опередили. Все молча сидели у подножия гигантского шелкового дерева. Никто не смеялся и не проказничал.
Все были серьезны и молчаливы.
Дэниэл сел рядом с ними и начал снимать их серьезные напряженные лица. Все смотрели вверх, на крону шелкового дерева.
– Это дом Молимо, – прошептал Сепо. – Мы пришли за ним.
Кто-то из сидящих назвал имя:
– Гриви!
Один человек встал и подошел к дереву.
С другой стороны послышалось:
– Сепо!
Сепо подошел и остановился возле первого избранника.
Вскоре у дерева стояло пятнадцать мужчин. Одни старые и прославленные, другие всего лишь подростки. Молодые или старые, незрелые или опытные – все мужчины имеют равное право участвовать в обряде Молимо.
Внезапно Сепо гикнул, и избранная группа начала карабкаться вверх по дереву. Они исчезли в листве, и некоторое время еще были слышны их пение и крики. Но вот они вновь спустились, неся длинный бамбуковый стержень. Они положили его на землю у подножия дерева. Дэниэл подошел и осмотрел его. Бамбуковый ствол не больше пятнадцати футов в длину, высохший. Должно быть, срезан много лет назад.
На нем вырезаны стилизованные символы и примитивные изображения животных, но в остальном это просто кусок бамбука.
– Это и есть Молимо? – шепотом спросил Дэниэл у Сепо, пока все мужчины племени почтительно собирались вокруг.
– Да, Кукоа, – подтвердил Сепо, – это Молимо.
– А что такое Молимо? – настаивал Дэниэл.
– Молимо – голос леса, – попытался объяснить Сепо. – Голос леса и голос Матери и Отца. Но прежде чем он заговорит, его нужно напоить.
Та же избранная группа взяла Молимо, отнесла к ручью и погрузила в холодный темный омут. Маленькие мужчины, серьезные и внимательные, выстроились по берегам омута, голые, блестя глазами.
Они ждали час, а потом еще час, пока Молимо пил сладкую воду лесного ручья. Затем вынесли Молимо на берег.
Теперь он блестел, и с него капала вода. Сепо подошел к бамбуковой трубе и прижал губы к ее открытому концу. Он глубоко вдохнул, грудь его раздулась, и Молимо впервые заговорил. Послышался поразительно чистый, сладкий голос юной девушки, поющей в лесу, и все мужчины-бамбути вздрогнули и начали раскачиваться, как верхние листья на высоком дереве под неожиданным ветром.
Молимо изменил голос и закричал, как антилопа-прыгун, попавшая в охотничью сеть. Он зачирикал, как серый попугай в полете, затем издал медовый свист хамелеона. Слышались различные голоса и звуки леса. Сепо сменил другой мужчина, потом еще один.
Звучали голоса людей, и призраков, и иных существ, которых все слышали, но никто никогда не видел.
Неожиданно Молимо закричал, как слон. Это был ужасный гневный крик, и все мужчины-бамбути бросились вперед и столпились вокруг Молимо. Бамбуковая труба исчезла среди них, но продолжала кричать и реветь, ворковать, свистеть и щелкать сотнями разных голосов.
Тут произошло нечто странное и волшебное. На глазах у Дэниэла толпа изменилась. В ней больше не было отдельных людей: все тесно прижимались друг к другу.
Как косяк рыб в океане, как стая птиц в полете, бамбути слились в единое существо. Они стали одним целым. Они стали Молимо. Богом леса.
Молимо был разгневан. Он ревел и кричал голосом буйвола и гигантского лесного кабана. Он шел по лесу на сотнях ног, которые не были человеческими. Он вращался вокруг своей оси, как медуза в течении. Он пульсировал и менял форму, бросался то в одну сторону, то в другую, в ярости приминая подлесок.
Он пересек ручей, поднимая белую пену, потом медленно, но целеустремленно двинулся к месту встречи племени под водопадом Гондолы.
Женщины издалека услышали приближение Молимо.
Оставив кухонные костры, подхватив детей, они разбегались по шалашам. Вопя от ужаса, они закрывали двери хижин и садились в темноте, прижимая детей к груди.
Молимо проносился по лесу, его страшный голос вздымался и опадал, Молимо прорывался сквозь подлесок, менял направление, кидался в одну сторону, потом в другую, пока наконец не ворвался в лагерь. Он затоптал кухонные костры; дети закричали, когда Молимо в гневе разметал несколько хижин.
Страшный гигантский зверь носился по лагерю, казалось, в поисках источника своего гнева. Неожиданно он развернулся и целеустремленно направился в дальний угол лагеря, где построил свою хижину Пирри.
Жены Пирри услышали его приближение, выбежали из хижины и кинулись в джунгли, но Пирри не побежал. Он не ходил с другими мужчинами к шелковому дереву за Молимо. Сейчас он сидел в хижине, закрыв голову руками, и ждал. Он знал, что убежать невозможно, нужно ждать мести лесного бога.
Молимо, точно гигантская лесная многоножка, обошел хижину Пирри, топая ногами, вздымая пыль; он кричал, как слон с разорванным мочевым пузырем.
Неожиданно он набросился на хижину, в которой скрывался Пирри. Он растоптал ее, растоптал все имущество Пирри.
Он превратил в пыль табак. Разбил бутылки с джином, и остро пахнущая жидкость впиталась в землю. Он бросил золотые часы в костер и разбросал все сокровища Пирри. Пирри не пытался ни бежать, ни защититься от его гнева.
Молимо, гневно крича, принялся топтать его, пинать и колотить. Он разбил Пирри нос, выбил зубы, сломал ребра и в кровь побил руки и ноги.
Вдруг он оставил Пирри и понесся в лес, откуда пришел. Голос его изменился, в нем больше не было гнева. Голос рыдал и надрывно причитал, он словно оплакивал смерть, отравленный лес и грехи племени, которые навлекли на всех это бедствие.
Молимо медленно удалялся, голос его становился все слабее, пока не сменился тишиной.
Пирри встал. Он не пытался собрать свои разбросанные сокровища. Взял только лук и колчан со стрелами.
Слоновье копье и мачете он оставил. И, хромая, пошел в лес.
Он уходил один. Жены не пошли с ним: отныне они вдовы. Они найдут новых мужей в племени. Пирри умер. Молимо убил его. Больше никогда ни один человек не увидит его. И даже встретив в лесу его призрак, ни один мужчина, ни одна женщина не покажут этого.
Для своего племени Пирри мертв навсегда.
– Вы поможете нам, Дэниэл? – спросил Виктор Омеру.
– Да, – ответил Дэниэл. – Помогу. Я возьму эти кассеты в Лондон. Организую их показ по телевидению в Лондоне, в Париже и в Нью-Йорке.
– Чем еще вы нам поможете? – спросил Виктор.
– А какой помощи вы от меня ждете? – ответил Дэниэл. – Что я могу сделать?
– Вы солдат – и хороший солдат, судя по отзывам. Вы присоединитесь к нашей борьбе за свободу?
– Солдатом я был давно, – поправил Дэниэл, – в жестокой и несправедливой войне. Я научился ненавидеть войну так, как может только ее участник.
– Дэниэл, я прошу вас принять участие в справедливой войне. На этот раз я прошу вас выступить против тирании.
– Я больше не солдат. Я журналист, Виктор.
– Вы по-прежнему солдат, – возразил Виктор. – И это ваша война. Война любого порядочного человека.
Дэниэл не стал отвечать сразу. Он посмотрел на Келли, думая попросить ее поддержки. И тут увидел ее лицо. Здесь он не найдет утешения. Он снова посмотрел на Виктора, и старик наклонился к нему.
– Вы по-прежнему солдат, – возразил Виктор. – И это ваша война. Война любого порядочного человека.
Дэниэл не стал отвечать сразу. Он посмотрел на Келли, думая попросить ее поддержки. И тут увидел ее лицо. Здесь он не найдет утешения. Он снова посмотрел на Виктора, и старик наклонился к нему.
– Мы, ухали, мирный народ. Поэтому в одиночку мы не сумеем свергнуть тирана. Нам нужно оружие. И нужны люди, которые научили бы нас с ним обращаться. Помогите мне, Дэниэл, пожалуйста. Я найду смелых молодых людей, которые вам понадобятся, если вы пообещаете обучить их и командовать ими.
– Я не хочу… – начал Дэниэл, но Виктор остановил его.
– Не отказывайте сразу. Сегодня больше ничего не говорите. Пусть вам приснятся мужчины и женщины, которых вы видели в лагерях. Пусть приснятся те, кого убили в заливе Орла-Рыболова или депортировали оттуда, приснится братская могила в лесу. Ответ дадите утром. – Виктор Омеру встал. Он остановился возле стула Дэниэла и положил руку журналисту на плечо. – Спокойной ночи, Дэниэл, – сказал он, спустился по ступеням веранды и, освещенный луной, направился к своему маленькому бунгало за садами.
– Как вы поступите? – тихо спросила Келли.
– Не знаю. Правда, не знаю. – Дэниэл встал. – Скажу завтра. А сейчас послушаюсь Виктора. Лягу спать.
– Да.
Келли встала рядом с ним.
– Спокойной ночи, – сказал он.
Она стояла очень близко, наклонив к нему лицо. Он поцеловал ее. Поцелуй вышел долгий. Потом Келли отодвинулась на несколько дюймов и сказала:
– Пошли.И повела его к своей спальне.
Когда на следующее утро он проснулся рядом с ней под москитной сеткой, было еще темно.
Она положила руку ему на грудь. Ее теплое дыхание касалось его шеи. Дэниэл почувствовал, что она просыпается.
– Я сделаю то, что хочет Виктор, – сказал он.
Она на несколько мгновений перестала дышать, потом сказала:
– Это не была взятка.
– Знаю, – ответил он.
– То, что произошло между нами ночью, – совсем особая вещь, – сказала она. – Я хотела этого с самой первой нашей встречи, нет, даже раньше. Когда я в первый раз увидела тебя на экране, я в тебя влюбилась.– И я долго ждал тебя, Келли. Я знал, что ты где-то есть. И наконец нашел.
– Не хочу терять тебя так скоро, – сказала она и поцеловала его. – Пожалуйста, вернись ко мне.
* * *
Два дня спустя Дэниэл ушел из Гондолы. Его сопровождали Сепо и четверо носильщиков-бамбути.
На краю леса он остановился и оглянулся. Келли стояла на веранде. Она помахала рукой. Выглядела она очень молодо, по-девичьи, и он почувствовал, как у него сжимается сердце. Не хотелось уходить так скоро, после того как он нашел ее.
Он помахал в ответ и заставил себя отвернуться.
Когда они начали подниматься по склону горы, лес уступил место бамбуку. Бамбук рос так часто, что иногда приходилось на четвереньках пробираться по ходам, проделанным гигантскими кабанами.
Вверху бамбук стоял сплошной преградой.
Поднявшись еще выше, они оказались на мрачных вересковых пустошах высокогорья, на высоте двенадцать тысяч футов над уровнем моря, где рос гигантский крестовник с головками, усеянными пурпурными цветами; заросли походили на батальоны воинов в броне.
Бамбути кутались в одеяла, выданные Келли; они выглядели жалкими, совершенно не в своей тарелке.
Не доходя до перевала, Дэниэл отослал их обратно.
Сепо попытался с ним спорить:
– Кукоа, без Сепо ты заблудишься в горах, и Кара-Ки рассердится. Ты не видел, как она по-настоящему сердится. Это зрелище только для очень храбрых.
– Посмотри туда. – Дэниэл показал наверх, на вершины, видные в облаках. – Там холод, какого не знает ни один бамбути. Белым сияет лед и снег; он такой холодный, что обожжет тебе кожу.
И Дэниэл пошел дальше один, неся драгоценные кассеты под курткой, поближе к телу, пересек горы ниже морены ледника Руватамагуфа и через два дня после расставания с Сепо оказался в Заире. Он обморозил три пальца на руке и один на ноге.
Районный полицейский комиссар в Митсоре привык к беженцам из-за гор, но ему редко приходилось видеть белое лицо, английский паспорт и пятидесятидолларовую купюру. Этого беженца он не стал отправлять обратно.
Два дня спустя Дэниэл на пароходе плыл по реке Заир, а еще через десять дней сошел с самолета в Хитроу. Кассеты по-прежнему лежали у него в кармане.
Из своей квартиры в Челси он позвонил Майклу Харгриву в посольство в Кахали.
– Милостивый боже, Дэнни! Нам сообщили, что вы с Бонни Мейхон пропали в лесу у Сенги-Сенги. Армейские патрули искали вас.
– Насколько безопасна эта линия, Майк?
– Ну, своей репутацией я бы не поручился.
– Тогда все расскажу при следующей встрече. А пока вышли мне, пожалуйста, пакет, который я просил тебя сохранить. Перешли его мне со следующей дипломатической почтой.
– Подожди, Дэнни. Я отдал пакет Бонни Мейхон. Она сказала, что ты попросил ее забрать пакет.
Дэниэл на несколько мгновений замолчал. «Курица. Отдала прямо им в руки. Что ж, тут и сказочке конец».
– Она мертва, Майк, точно мертва. Отдала им пакет, и они ее убили. Сочли меня мертвым и убили ее. Просто и аккуратно.
– Кто «они»? – потребовал ответа Майкл.
– Не сейчас, Майк. Сейчас не могу сказать.
– Прости за пакет, Дэнни. Она была очень убедительна. Но мне не следовало уступать. Должно быть, старею.
– Особой беды нет. У меня есть более сильное средство.
– Когда я тебя увижу?
– Надеюсь, скоро. Я дам тебе знать.
Несмотря на то, что он не известил студию заранее, ему выделили монтажную.
Дэниэл работал без отдыха, и это помогало смягчить печаль и угрызения совести из-за того, что произошло с Бонни Мейхон. Он чувствовал, что виноват.
Окончательный монтаж не требовал совершенства, переводить диалоги с суахили на английский не нужно было. Через сорок восемь часов у Дэниэла была копия, годная для демонстрации.
Связаться с Тагом Харрисоном оказалось невозможно. Все звонки попадали на коммутатор БОСС и ни к чему не приводили. Разумеется, телефона квартиры на Холланд-парк в справочниках не было, а тот номер, по которому он звонил из Найроби, проверяя Бонни, Дэниэл запамятовал. Поэтому он торчал около дома: притворялся, что читает газету, прислонившись к машине, а сам следил за выходом.
Ему повезло. В тот же день вскоре после полудня перед подъездом остановился «роллс-ройс» Тага, и Дэниэл перехватил Харрисона, когда тот поднимался по ступенькам.
– Армстронг! Дэнни! – искренне удивился Таг. – Я слышал, вы сгинули в Убомо.
– Нет, Таг. Разве вы не получали мои сообщения? Я звонил вам полдюжины раз.
– Мне не передают звонки. В мире развелось слишком много психов и фанатиков.
– Я должен показать вам материал, который удалось снять в Убомо, – сказал Дэниэл.
Таг замялся и с сомнением взглянул на часы.
– Не отмахивайтесь. То, что я покажу, может утопить вас. И БОСС тоже.
Глаза Тага сузились.
– Похоже на угрозу.
– Нет, всего лишь дружеский совет.– Ладно, заходите, – пригласил Таг и открыл входную дверь.
– Посмотрим, с чем вы пожаловали.
Таг сел за стол и, не шевелясь, не произнося ни слова, отсмотрел запись от начала до конца.
Когда запись кончилась и экран заполнил «снег», Таг нажал кнопку перемотки и по-прежнему без комментариев просмотрел пленку повторно.
Потом выключил аппарат и, не глядя на Дэниэла, заговорил:
– Съемки подлинные. Подделать такое вы не могли.
– Вы знаете, что они подлинные, – ответил Дэниэл. – Вам известно о раскопках и об уничтожении леса. Это все ваш проклятый синдикат. Вы отдавали приказы. Я про трудовые лагеря и использование мышьяка.
– Впервые слышу.
– Да кто вам поверит, Таг?
Таг пожал плечами и сказал:
– Значит, Омеру еще жив.
– Да. Жив и готов свидетельствовать против вас.
Таг снова сменил тему.
– Конечно, есть и другие копии этой записи?
– Глупый вопрос, – сказал Дэниэл.
– Значит, это прямая угроза?
– Еще один глупый вопрос.
– Вы собираетесь это опубликовать?
– Третий глупый вопрос, – мрачно сказал Дэниэл. – Конечно, собираюсь. Остановить меня может только одно. Если мы с вами договоримся.
– Что вы предлагаете? – тихо спросил Таг.
– Я дам вам время продать свои активы в Убомо «Удачливому дракону» или любому, кто купит.
Ответил Таг не сразу, но Дэниэл увидел в его взгляде мгновенное облегчение.