— Дело не только в тебе, — туманно сказал Шевцов, посмотрев на девушку. — Возникли кое-какие соображения относительно последних убийств. У тебя будет возможность проверить собственную версию.
— Ты говоришь о Сержанте?
Шевцов посмотрел на Валентину, которая, повернувшись к окну, задумалась о чем-то своем.
— Верно. Интуиция у тебя сработала и здесь. Значит, руководство в тебе не ошиблось, — улыбнулся Шевцов.
— Но как же Кортнев?
— Не переживай. За тебя вступились такие могучие силы, что теперь ты ему не по зубам. Ты чего молчишь? У тебя есть какие-то условия?
— Есть.
— Вот как? И что же это за условия?
— Подполковник Федосеев. Я требую провести более тщательное служебное расследование.
— Серьезный вопрос. Всем ясно, что он тебя подставил… Так не делается! Он подвел не только тебя, в какой-то степени скомпрометировал всю нашу систему. Он многим надоел!
— Я человек не мстительный, но мне нужна справедливость.
— Я тебя понимаю. Скажу откровенно, я знал, что ты заведешь разговор об этом. Считай, что твое условие будет выполнено. Уверен, что после расследования Федосеева вряд ли оставят в управлении. А может, даже и вовсе попросят.
— Хорошо, — помолчав, глухо сказал Чертанов. — Я согласен. И когда же мне приступать?
— Завтра. У тебя будут особые полномочия.
Чертанов скупо улыбнулся:
— Если речь идет о Сержанте, то они мне просто необходимы.
Глава 19 КТО ПРОСМОТРЕЛ КРЫСУ?
Окинув брезгливым взглядом убогое жилище, Шатун спросил у Сереги Штырова по кличке Штырь:
— Кстати, что это за дом?
— Дача моей тетки, — показав в широкой улыбке золотые зубы, ответил тот. — Конечно, не фонтан, но оно и к лучшему. Вряд ли у кого-то появится мысль искать деньги именно здесь.
— Тоже верно, — неохотно согласился Шатун. — Слушай, Штырь, а тетка ни о чем не догадывается?
— Если и догадывается, то будет молчать. Я ей сунул пару штук и сказал, чтобы она на даче с недельку не показывалась. Так что на первое время будет где затаится.
— Это хорошо. — Кивнув на мешки, лежавшие на протертом диване, Шатун спросил: — Баксы сосчитали?
— А то! — удовлетворенно протянул Штырь, опять блеснув золотом зубов.
— И сколько же там?
— Если перевести на «зелень», то где-то на пару миллионов потянет! Совсем неплохо за пару часов работы? Спасибо тебе, Егор.
— За что?
— За то, что в дело взял. Я в последнее время на мели был. Деньги вот так были нужны! — рубанул Штырь себя ребром по горлу. — В стиры проигрался. А тут такая лава поперла!
— Брось, — равнодушно отмахнулся Шатун. — Сегодня я тебе помог, завтра ты мне поможешь. О чем базар!
— Тоже верно.
— Но ты мне так и не сказал, откуда деньги-то?
Шатун усмехнулся:
— А разве это имеет какое-нибудь значение?
— Собственно, мне по барабану.
— Вот то-то и оно! Как говорится, деньги не пахнут.
— Что за человек встречал нас на микроавтобусе?
— Мой брательник двоюродный.
— Глаза мне его что-то не понравились, парень надежный? — усомнился Даничев.
— Вполне, я ему верю как себе.
Через окошко Егор видел, как девица, облокотившись о перила, покуривала со своим кавалером. Молодые люди о чем-то разговаривали вполголоса. Парочка ему не понравилась. Там, где крупные деньги, не должно быть никаких союзов.
— Кстати, ты мне сказал, что будет твой подельник, а баба эта откуда взялась?
— Его подруга. Проверена в деле. Видишь, накладок не случилось, все как по нотам расписали. В вагоне они как голубки ворковали.
— Знаешь, я не люблю неожиданностей. В нашем деле не может быть мелочей. К тому же мы на нее не рассчитывали, так что деньги ей отдадите из своей доли, а я с ней делиться не намерен, — твердо сказал Шатун.
— Лады. А знаешь, я часто чалку вспоминаю. Не будь твоей поддержки, мне бы плохо пришлось.
— Это хорошо, что ты помнишь… Ладно, отложим этот базар на потом. Зови остальных, «капусту» делить будем.
Губы Штыря разошлись в довольной улыбке:
— Это я мигом.
Штырь высунулся за дверь и окликнул воркующих голубков. Парочка, с готовностью побросав окурки, стала подниматься на крыльцо. Егор слегка выдвинул ящик стола. Заглянув внутрь, удовлетворенно хмыкнул.
— Ну, чего застыли? — добродушно поинтересовался он, когда они вошли в дом. — Присаживайтесь, места много. — Жестом радушного хозяина он махнул в сторону дивана.
Первой села девушка, за ней, здесь же на диване, устроился ее кавалер, по-хозяйски обняв ее за плечи. Штырь устроился на стуле, в двух шагах от Егора.
— Я для вас сюрприз приготовил, — бодрым голосом объявил Шатун, выдвинув ящик стола. — Надеюсь, вы на меня не обидитесь.
В одно мгновение в его руке оказался «вальтер». Одним взглядом он сумел увидеть глаза девушки, расширившиеся от ужаса, заметил, как застыло лицо ее кавалера, как мелькнула непонимающая улыбка на лице Штыря. Объяснения излишни. Все кончено. Для него они были покойниками уже тогда, когда дали свое согласие на «скок с прихватом».
И все-таки следовало бы объясниться.
— Знаешь, чьи это деньги? — спросил Шатун, наводя пистолет на Штыря.
— Ты же сам сказал, залетные кассу взяли, — недоуменно протянул тот, еще не в силах осознать, что происходит.
— Это воровской общак, — спокойно объявил Шатун. Увидел, как Штырь судорожно сглотнул. — А красть у своих нехорошо. На такое только крысы способны. Такие вещи срока давности не имеют, сам понимаешь. Так что в любом случае вам не жить. Если я вас не замочу, так это сделают законные. Вот такой получается коленкор, — печально объявил Егор.
И трижды надавил на курок. Первым умер Штырь, свалившись на пол. Вторым выстрелом Шатун убил девушку, которая упала прямо на мешки с деньгами. Ее кавалер сумел малость приподняться, а потому получил две пули в грудь.
Теперь осталось самое приятное. Плотно упаковать деньги в сумки, побросать их в микроавтобус да сваливать отсюда побыстрее!
* * *Вот с этого момента начиналось самое интересное. Девушка, взгромоздившись на Косматого, потерлась о его голые ноги грудями, а потом легла на него и начала сползать вниз, оставляя на его животе ровную влажную дорожку. Руки Косматого скользнули по ее хрупким плечам, ненадолго задержались на спине. Слегка приподняв голову, она посмотрела на Косматого.
— Не торопись! — предупредил Косматый. — Я так не люблю.
— Как скажешь.
Девичьи губы между тем добрались до паха. Откинувшись, Петр достал сигарету и закурил. Весьма неплохо совмещать сразу оба удовольствия.
К Лариске, центровой путане с Ленинградки, Петр приходил каждую пятницу в девять часов вечера. Об этом знали и сутенеры, и мама-сан, а потому девицу освобождали от всякой обязаловки. Наведя марафет, она терпеливо дожидалась Косматого в одном из номеров гостиницы.
Косматый обычно появлялся на людях к обеду следующего дня заметно исхудавший, но чрезвычайно довольный.
— У меня столько баб было, что всех и не упомнишь, — с какой-то скрытой тоской сказал Косматый. — С каждой, конечно, по-разному получается… Это кажется, что вы, бабы, все одинаково устроены, но в действительности все разные… Только ни с одной у меня такого не было, как с тобой. Откуда это у тебя?
Подняв голову, она отвечала:
— Учителя были достойные.
Хмыкнув, Косматый сказал:
— Не сомневаюсь… Ну чего застыла. Работай, да поаккуратнее, конец не поцарапай.
Косматый вдруг услышал, как в замочную скважину вставили ключ, замок дважды щелкнул…
— Какого хрена! — зло выругался Косматый, приподнимаясь.
До двенадцати часов следующего дня его никто не должен был беспокоить. Так было принято. В конце концов, и смотрящий района имеет право на некоторые человеческие радости.
Дверь широко распахнулась, и в комнату вошло пять человек. Косматый знал только четверых: Варяга, Тарантула, Рябого и Яшку Дадона. Посмотрев на оцепеневшую от неожиданности девушку, Тарантул коротко распорядился:
— Пошла вон, шмара! И чтобы я тебя здесь больше не видел.
Девица перевела удивленный взгляд на побелевшего Косматого, как бы спрашивая у него разрешения, и тот, слегка кивнув, невесело сказал:
— Иди!
Схватив со стула свою одежду, девушка капризно фыркнула и, не стесняясь наготы, выскочила в коридор.
Варяг с Тарантулом устроились рядом с кроватью на стульях. Косматый набросил на себя рубашку, надел брюки.
— Ты мне ничего не хочешь сказать? — спросил Варяг.
Петр обиженно спросил:
— А что я должен тебе говорить? Или, по-твоему, я покайфовать не могу? Зачем в комнату-то врываться? Постучал бы, так я бы тебе сам открыл. А если разгрузиться хочешь, так у меня для этого и телки есть подходящие.
Посмотрев на Тарантула, Варяг спросил:
— Он что, ваньку валяет?
Подойдя вплотную к Косматому, Константин злобно прошипел:
— Где общак?!
— Какой еще общак? — удивленно вскинулся Петр.
— Тот самый, что должен был прибыть в Польшу сегодня утром! — все так же свирепо продолжил Тарантул.
Косматый нервно улыбнулся. Он начинал осознавать, что произошло нечто страшное. Вытащив из кармана фотографию, Константин поднес ее к самым глазам Петра.
— Ты вот эту рожу знаешь?
— Да… Это Шатун.
— Кто он такой? Откуда взялся? — спросил Варяг.
— Мы с ним вместе в воркутинской крытке парились. Косяков на нем не висело. Правильный пацан был.
— Правильный, говоришь?
— О чем базар?! — вскипел Косматый.
— Ты не суетись, здесь толковище решает, — напомнил Тарантул. Косматый нервно сглотнул слюну. Значит, все-таки толковище. — Этот твой правильный пацан завалил всю общаковскую братву и сделал ноги вместе с кассой!
Лицо Косматого застыло.
— Не может быть!
— Что я, по-твоему, фуфло, что ли, толкаю?! — вскипел Тарантул, подаваясь вперед. — Эту тварь видели, когда он из вагона грузил брезентовые мешки! В них лавэ были! С ним было еще каких-то два хрена и молодая бикса!
— Ты знал об этом? — спокойно спросил Владислав.
— Нет, — тихо ответил Косматый. — Стал бы я тогда здесь с бабой разлеживаться.
— Тоже верно, — заметил Варяг. — Как же ты просмотрел эту крысу?
Толковище больше напоминало откровенный разговор. Никто не хмурил бровей, не повышал голоса, но легче от этого не становилось. Косматый был искренне удручен. Сейчас он представлял собой сплошной комок нервов, и от каждого слова, брошенного в его сторону, на его загривке поднимались волосы.
Было видно, что случившееся он переживает тяжело. Понимает, что вряд ли ему удастся отмыться, если Шатун не будет найден.
Но толковище есть толковище, и травить баланду здесь не принято. Следовало детально рассмотреть проступок Косматого, чтобы вынести суровый вердикт.
— Он тебе макли впарил, а ты и уши развесил? — негромко укорил Косматого Рябой, вор, за плечами которого было пять лет крытки и десять годков усиленного режима.
Самое интересное, что в его внешности не было ничего зловещего. На пальцах ни одной выколотой точки (к чему особые приметы!), на месте выбитых зубов — дорогая керамика. Внешне он напоминал инженера-физика из какого-нибудь научно-исследовательского института, и только когда Рябой начинал говорить, выяснялась вся несостоятельность первого впечатления. Чувствовалось, что общаешься с человеком, за плечами которого немалый жизненный опыт и который как никто знает цену слову. Может быть, поэтому он больше молчал.
Среди своих Рябой отличался необыкновенной принципиальностью. Десять лет назад, уже будучи в статусе вора в законе, он лично убил на киче мужика, осмелившегося посягнуть на авторитет законных. Не пожелав сухариться, он отпарился до самого звонка. Таких людей с ноткой недоумения в голосе называют «утюгами». Но именно на них и держатся воровские законы.
Чаще всего за вора парится «сухарь», лицо, не обремененное большим сроком. А за принятый крест «сухарник» получает не только уважение от сокамерников, но и дополнительный грев из общака.
Уголовная элита не забывает своих подвижников.
— Ведь своим в доску был, — неуверенно оправдывался Косматый. — Грел я его… Все-таки земляк. За вторым столом сидел… Ведь путевым был, бля буду! — не без некоторого усилия выдавил из себя сильную клятву Косматый.
Последние десять лет Косматый просидел за первым столом, как и надлежит хозяину хаты. Это место для него стало настолько привычным, что ему казалось, будто он всегда сидел здесь. Однако это было не так. В действительности путь был длинный, и прошло долгих пять, прежде чем с пятого стола он перебрался за первый, сделавшись впоследствии неукоснительным авторитетом.
У Шатуна путь в авторитеты был значительно короче. Едва перешагнув порог камеры, он, благодаря знакомству с Косматым, был посажен за второй стол. В иерархии хаты люди, сидящие здесь, отстают от авторитетов всего лишь на одну ступень. Так что многие неприятности, с которыми порой сталкиваются первоходки, Шатуна обошли стороной. А следовало бы ему побыть шнырем да поутюжить языком биндюгу!
Эх, кабы знать!
— Значит, ты, говоришь, бля буду? — сурово переспросил вор с погонялом Яшка Дадон.
— Ну, — поднял на него глаза Косматый.
— Про вологодский изолятор Шатун тебе ничего не рассказывал?
— Нет, а что?
— Я там внакладку с Шатуном торчал.
— К чему гнешь? — напрягся Косматый.
— А вот к чему… Весь наш базар следаки знали! Мы тогда все репу чесали, что за индюк между нами затесался. Потом просекли… Шатун это был! А когда мы хотели его порешить, так его, гниду, сразу куда-то выдернули. А ты говоришь, бля буду! Мы ведь за это и спросить можем, — перевел он взгляд на остальных воров.
За все время разговора Варяг произнес всего лишь несколько фраз. Казалось, что он был равнодушен к происходящему. Устроившись в удобном кресле, он методично подкидывал на столе коробок со спичками, и когда тот становился на попа, то уголки его губ победно вздрагивали.
Толковище не праздный разговор. Следовало выносить решение, и последнее слово оставалось за Варягом.
— Вот что, — рука смотрящего накрыла упавший коробок. Игра была закончена. — Мы тут не кобылу у цыгана ищем, а делом занимаемся. Кстати, ты не думаешь трюмануться? — как-то уж очень по-свойски спросил Варяг. Вот даже улыбнулся. Мол, пропала пара миллионов баксов? Подумаешь, какие пустяки!
Косматый успел прекрасно изучить Варяга. Самые суровые решения тот выносил именно с такой вот располагающей улыбкой. Вор помнил случай, когда после подобного толковища Владислав с весьма доброжелательным видом протянул приговоренному ствол с одним патроном, пообещав впоследствии похоронить его по-человечески. У приговоренного так и не хватило духа нажать на курок. Когда отведенное время истекло, он продолжал сидеть в пустой комнате, обхватив голову руками.
В подобных делах уговаривать не принято, а потому среди воров тотчас выбрали получателя, который прострелил бесталанную головушку ссученного.
Лучше бы уж приговоренный сделал это самостоятельно, тогда бы хоть похоронили по-человечески. А так закопали на окраине кладбища и даже креста не поставили.
Косматый покрылся испариной. Он всерьез опасался, что Варяг, со своей неизменной улыбкой, вложит ему в ладонь пушку и едко полюбопытствует: «Знаешь, для чего?»
Уж у него бы хватило мужества нажать на курок. Выстрелил бы себе в лоб, не сходя с места. Как говорится, на миру и смерть красна!
Косматый сглотнул горький ком и заговорил хрипло, будто давился словами:
— Режь меня на куски, Варяг, виноват! — в отчаянии произнес Косматый. — Ну кто знал, что он такой сукой окажется!
— А ведь должен был знать, — спокойно заметил Владислав, — на то ты и смотрящий.
Косматый еще раз нервно сглотнул слюну.
— Что делать, Варяг?
Владислав невесело улыбнулся:
— А делать тебе ничего не нужно. За тебя это сделают другие.
— Дашь по рогам? Форшмака из меня хочешь сделать?
Владислав отрицательно покачал головой:
— Тебе так легко не отделаться. — Сунув руку в карман, Варяг вытащил лист бумаги, сложенный вчетверо. — Читай!
Косматый опасливо взял бумагу, аккуратно развернул. Кадык его нервно дернулся. Несколько минут он читал свой приговор, под которым стояли подписи двух десятков воров.
— Лесовик тоже? — поднял он скорбный взгляд на Владислава.
— Как видишь.
— Я же с ним на малолетке… Кентами большими были. Не было той дачки, чтобы я с ним не поделил. Э-эх!
— Сам виноват.
— Варяг, у меня просьба будет.
— Говори, попробую уважить.
— Может, я сам… того, уйду… А то мне как-то западло с получателем.
— Косматый, решал не я, толковище постановило. Не догадываешься, кто твой получатель?
Косматый поежился.
— Откуда же?
Повернувшись к двери, Владислав громко позвал:
— Лесовик, заходи.
Дверь тотчас открылась, и в комнату вошел худой мужчина с темным обветренный лицом:
— Привет, Гена…
— Здравствуй, Лесовик. Вот, значит, как оно получается. Не ожидал… Жаль, что этим человеком будешь ты.
— Мне это тоже не в кайф, но что поделаешь, так на толковище решили.
— Я знаю. Не в претензии. Сколько же мы не виделись? Года четыре, наверное, будет?
— Нет, пять с половиной. — Вытащив нож, Лесовик сказал: — Со мной нож, мне с ним как-то сподручней… Я как-то все по старинке. Если и умирать вору, так только от ножа. Так как-то подостойнее, что ли, будет. Может, ты бутылку водки хочешь? На сухую оно как-то страшнее, — пожалел старого приятеля Лесовик.