— А у него бывали ученики из России?
— Были и из России. Но вот сколько их, сказать не могу, — развел старик руками.
— А ты не думаешь, что он готовит снайперов? «Горячих» точек сейчас по всему миру предостаточно. Да и в России снайперы востребованы.
Старик понимающе кивнул:
— Задавал я ему такой вопрос.
— И что же он тебе ответил?
— Что снайпер вот здесь, — он постучал пальцем себя по лбу. — А он учит всего лишь искусству меткого выстрела. Учит, как поражать зверя на большом расстоянии.
— Интересная у него психология.
— Это не психология, это образ жизни, — сдержанно заметил старик. — Ты бы не тянул и сказал, что ты от меня хочешь?
— Хорошо, — после минутного колебания решился Михаил. — Я действительно наслышан об этом человеке. Может быть, даже и видел его, вот только не уверен… Он мог быть просто похожим на этого твоего знакомого. А вот этого, с фотографии, зовут Иоки Симо, он очень известный снайпер! Другого такого не было за всю историю Финляндии. Тебе, дед, действительно очень повезло, что он не выстрелил в тебя первым.
— Так, значит, ты все знал с самого начала?
— Выходит, что так. И я знаю о том, что он готовит снайперов. Сейчас на них очень большой спрос. Особенно в России. Политические элиты рвутся к власти, идет территориальный передел, криминальные структуры тоже не остаются в стороне, им тоже есть что терять. А снайпер способен урегулировать спорный вопрос очень быстро и самым радикальным методом.
Дедуля выглядел обескураженным:
— Кхм… Я тоже, конечно, подозревал его, но не думал, что это так серьезно.
— Дедуля, не будь так наивен. Раньше Иоки Симо действительно обучал охотников, но потом решил поменять квалификацию, — убежденно сказал Чертанов. — И знаешь почему?
— Ну?
— Просто за такую работу больше платят. За все это время он подготовил не один десяток снайперов, которые теперь орудуют по всему миру! Они расползлись по России, как тараканы… Точность их выстрела действительно поражает. Их всех объединяет один почерк. Как правило, они стреляют из трехлинейки! Из наиболее безотказного и наиболее неприхотливого оружия. Его совсем не жалко оставить на месте выстрела. Нам давно стало ясно, что снайперов готовит специалист старой школы. — Подумав, Михаил добавил: — Или его талантливый ученик. Мы отлавливаем этих стрелков, но их оказалось больше, чем мы думали. И своими выстрелами они постоянно напоминают о себе. Надеюсь, дед, что этот разговор останется между нами.
И тут же пожалел о сказанном.
Губы деда обидчиво изогнулись. Похоже, что таких слов от любимого внука он не ожидал. Разве способен болтать камень, поросший мхом?
— Вот что с человеком профессия делает. Родному деду перестал доверять.
— Извини, — виновато улыбнулся Чертанов. И чтобы как-то загладить возникшее между ними непонимание, отважился на новую откровенность. — Месяц назад нам удалось засечь киллера, который застрелил крупного бизнесмена. На винтовке, которую он бросил на месте выстрела, он оставил один-единственный отпечаток. Посмотрели базу данных и установили, что это наш давний клиент. Погоняло у него — Гаврош. Сидел восемь лет за разбой. До этого занимался стрелковым спортом. Когда-то успешно выступал на различных соревнованиях. Когда откинулся, его не позабыли. Встретили как следует. И впоследствии привлекли в группу стрелков.
— Вы его взяли?
— Удалось. Провели обыск у него на квартире и нашли пару очень необычных фотографий. Он был запечатлен с твоим знакомым на берегу моря. Вполне дружеская фотография, о чем-то разговаривают, у каждого в руках по карабину. На другой фотографии этот Гаврош стоит в лодке и стреляет по косаткам, плавающим далеко в море. Очевидно, что-то вроде тренировки. Непросто попасть из колыхающейся лодки да еще в зверя, который лишь на мгновение появляется на поверхности воды. Здесь нужно настоящее мастерство.
Дед невольно хмыкнул:
— Вот оно как. Тренировочки, значит, проводят. А зверь-то чем виноват! Так вы его успели допросить?
— Разговора у нас не получилось, — не без внутреннего колебания признал Чертанов. — В первый же день в камере его закололи заточкой. По оперативным данным нам стало известно, что в этот день, накануне, в камеру прибыла малява от Сосо Маленького. Есть такой уголовный авторитет. Скорее всего, в ней был приказ разобраться с ним. Гавроша закололи во сне, ударили под самое сердце. Он даже не успел ничего почувствовать.
— Кто же его порешил?
— Как и всегда в таких случаях, тот, кому терять нечего. Один туберкулезник, которому и жить-то осталось совсем немного. Единственное, что успел сказать Гаврош на допросе у следователя, что он работал в паре с какой-то женщиной. Но кто она такая, мы не знаем.
— Невеселую историю ты мне рассказал, — покачал головой старик.
— Верно, — согласился Михаил. — Веселиться не приходится. У тебя с этим стариком какие отношения сложились?
— Да какие там могут быть отношения? — удивился дед. — Поговорили, повспоминали, водки выпили, скрывать не стану… Но сказать, что мы друзья, не отважусь! Но все-таки я не верю, чтобы он сознательно готовил снайперов-убийц.
— Как знать… А если я скажу ему, что я твой внук? Может, столкнемся где. Он захочет мне помочь?
— Сложный ты мне вопрос задаешь, — насупился вдруг дед. — Ты думаешь, что так просто позабыть, что было? Вот мы с ним разговариваем, а он все щурится, как будто меня через оптический прицел рассматривает. Вот так-то! Хотя, с другой стороны, чего нам делить-то? Ведь столько лет прошло! Ладно, — кивнул дед. — Посодействую. Ну чего мы все о делах, да еще прямо с порога? Давай я тебя покормлю, что ли. В холодильнике у меня холодное пиво стоит. «Солодов» — самое то, что надо.
Глава 25 ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК
По аллеям Петровского парка Сержант прогуливался раз в неделю — в среду. Одевался он просто, ничего вызывающего в одежде, чтобы не отличаться от остальных прохожих его возраста. Серый старенький костюм подходил для этой цели идеально. Таких одиноких мужчин, блуждающих по алееям парка, можно было насчитать не один десяток. На него никто не обращал внимания, разве что стареющие женщины, гуляющие тут же.
Маршрут Сержанта всегда был один и тот же. Он доходил до известного ему поворота аллеи, и, если на дереве была закреплена небольшая табличка «Не сорить», шел дальше до одиноко стоящей скамейки. Именно на скамейке, с нижней стороны сиденья, была запрятана очередная «почта», прикрепленная обыкновенными кнопками.
Наступила среда, и стрелка неумолимо приближалась к двум часам дня — время, когда следовало забирать «почту».
Степан еще раз критически осмотрел в зеркало свою внешность. Подумав, решил избавиться от платочка, что кокетливо торчал из нагрудного кармашка. Все лишнее к черту! Ни одна деталь одежды не должна бросаться в глаза. Нервно скомкав платок, положил его в карман.
Вот теперь, кажется, все!
День для снятия «почты» тоже был выбран не случайно. В середине недели, как правило, парк почти пуст, и, не опасаясь быть обнаруженным, можно извлечь «почту». Неторопливо шествуя по аллее, он издалека заприметил табличку, выкрашенную в желтый цвет. Следовательно, «заказ» уже доставлен, оставалось только извлечь его.
Но какое-то внутреннее беспокойство мешало Сержанту подойти к скамейке. Одна из первейших заповедей снайпера: прислушайся к собственным ощущениям, они никогда не приходят просто так, для этого всегда имеются веские причины. Не исключено, что кто-то бесцеремонно разрушил замкнутый контур и вторгся в информационное пространство. А может, это само письмо источает негативную энергию?
Степан попытался уловить сигналы опасности, а когда осознал, что они слабые и нечеткие, легко рассеиваются в пространстве, все же направился к скамейке.
Едва его пальцы коснулись плотного листка бумаги, как он почувствовал легкое покалывание в подушечках пальцев. Так оно и есть — письмо источало легкую угрозу. Теперь понятна причина его беспокойства.
Взяв листок бумаги, он ловко зажал его в ладони, неторопливо встал и пошел по аллее. Теперь можно было отправляться домой. Проходя мимо фонарного столба, он наклеил на него объявление о продаже гаража, чем подтвердил, что «почта» им получена.
Обычно Сержант читал «почту» в квартире, изолировавшись от внешнего мира двумя металлическими дверьми. Но в этот раз, поддавшись искушению, решил прочитать послание в парке. Свернув в боковую аллею, он развернул записку и прочитал: «Учитель заболел. Нужно срочно отправить ему лекарство».
Пальцы непроизвольно дрогнули. Стараясь сохранить спокойствие, Степан разорвал записку на мельчайшие куски и выбросил их в урну.
Из этого послания следовало, что Иоки Симо следовало устранить. И чем раньше это произойдет, тем лучше. Степан предполагал, что подобное распоряжение рано или поздно должно поступить, но не подозревал, что оно последует так скоро. Старик уже сыграл свою роль, обучив несколько групп снайперскому искусству, а потому становился опасным свидетелем.
Из этого послания следовало, что Иоки Симо следовало устранить. И чем раньше это произойдет, тем лучше. Степан предполагал, что подобное распоряжение рано или поздно должно поступить, но не подозревал, что оно последует так скоро. Старик уже сыграл свою роль, обучив несколько групп снайперскому искусству, а потому становился опасным свидетелем.
В какой-то степени Сержант был привязан к старому финну. У них установилось нечто вроде дружеских отношений, что весьма редко встречается между снайперами высочайшего класса. Между крупными личностями всегда идет острое соперничество.
Сержант считал, что в мире снайперов они с Иоки сумели взобраться на самую вершину и пройдет немало времени, прежде чем кто-то из талантливой молодежи сумеет хотя бы приблизиться к их достижениям.
Что ж, скоро ему придется стоять на самом верху в полнейшем одиночестве.
Старика следовало убрать во время подготовки последней группы. Тем более что предоставлялось немало возможностей. Например, его можно было задушить спящим, а то и сыпануть ему какой-нибудь гадости. Но Степан сознательно не делал этого, полагая, что снайпер такого уровня, как Иоки Симо, должен быть убит исключительно снайперской пулей с предельно дальнего расстояния. Во всяком случае, такая смерть лучше той, о которой мечтает едва ли не каждый обыватель, — в собственной постели, да в окружении множества сочувствующих домочадцев. Снайперская пуля будет своеобразной данью уважения великому человеку. Своего рода памятником. Снайперы поймут его.
Приказ следовало исполнять. В конце концов, именно за это ему и платят. А Иоки Симо жаль.
Сержант не раз слышал о том, что у снайперов в какой-то определенный момент начинает ломаться психика. Как это ни прискорбно, но подобное может произойти даже с очень опытными стрелками, за плечами у которых не одна сотня выстрелов.
Перестройка сознания происходит всегда незаметно. Каждый из снайперов сходит с ума постепенно, минута за минутой, совершенно незаметно для самого себя. Для окружающих. Даже юмор его начинает приобретать какой-то мрачноватый оттенок. И скоро все окружающие вдруг начинают с удивлением отмечать, что снайпер всякий разговор сводит на предстоящий выстрел.
В какой-то момент нажатие на спусковой крючок становится не просто привычкой, а сущностью, от которой уже никуда не деться. Разве это не странно, когда стрелок вместо общения с приятелями предпочитает долгое ожидание в засаде, где его будут донимать комары и прочие паразиты. Это уже не такой человек, как все остальные. Происходит трансформация личности, а это уже другое мировоззрение, сходное разве что с психологией серийного убийцы. Только ненормальный способен променять самые разные человеческие радости на очередной выстрел. Отдохни, как все, пообщайся с собратьями по оружию да продолжай себе далее выполнять свой воинский долг!
Вокруг такого «зацикленного» снайпера невольно образуется вакуум. При его появлении умолкают даже шутники, как будто бы он тащит на своих плечах души всех убиенных им. Отныне это человек, который смотрит на другого исключительно через прицел и способен хладнокровно лишать человека жизни. При этом он не испытывает к своему врагу ни злости, ни страха.
Пальнул в жизненно важный центр и отошел в сторонку!
Сержант никогда не думал, что изменения психики могут коснуться и его. С его-то боевым и жизненным опытом! Но процессы разрушения уже заползли в его подкорку и, подобно кровожадным тварям, поедали здоровые нейроны, вызывая все большее расстройство психики.
Вслушавшись в себя, Степан с ужасом обнаружил, что начались необратимые процессы. Он уже не мог думать ни о чем, кроме как о предстоящем выстреле. Его преследовало какое-то патологическое желание взобраться на какую-нибудь верхотуру и, вооружившись винтовкой, методично расстреливать прохожих. Самое скверное заключалось в том, что у него уже не хватало сил противиться такому желанию. Эта идея становилась едва ли не маниакальной, и ему приходилось совершать над собой волевые усилия, чтобы отвлечься от губительных образов.
Где же он, привычный внутренний холод, что способен был мобилизовать все органы чувств и заставлял его действовать с четкостью хорошо отлаженной машины?
Все пропало!
На смену душевому равновесию пришло возбуждающее и разрушающее состояние, ненависть к окружающему миру, которая всецело завладевала его личностью.
Хуже всего было то, что он до конца не мог разобраться в самом себе. Сердце, исправно бьющееся у него в груди, тем не менее заставляло его испытывать все новые болевые ощущения и возбуждало тревогу. Сознание, ясное и трезвое всего лишь какой-то год назад, теперь подернулось поволокой. Теперь Сержант воспринимал окружающее в каком-то преломленном свете. Он не мог представить себе, что когда-нибудь ему пересадят сердце человека другой национальности, другой веры. Теперь даже непонятно, какому богу ему следует молиться. Он стал совершенно другим и ушел от себя прежнего на такое огромное расстояние, что о возвращении не могло быть и речи. Он просто заблудился в самом себе! Внутри его будто бы поселились два человека с противоположными характерами, которые без конца спорили между собой, причиняя при этом друг другу невыносимые страдания. Степан понимал, что когда-нибудь он возьмет винтовку и уничтожит их обоих.
Следовало признать, что он более не станет прежним. Нужно смириться с действительностью. Вместе с некоторыми тревожными неудобствами он отыскал в себе массу новых свойств, которые граничили разве что с первобытными инстинктами.
В нем проснулись новые органы восприятия, о которых он прежде даже не подозревал. А они подталкивали его к новым действиям, в правильности и нужности которых Степан отныне не сомневался.
Достав мобильный телефон, Юрьев набрал номер.
— Ты мне нужна…
— Мы же с тобой договаривались! — раздался в трубке негодующий женский голос.
— Голубка, ты не о том подумала, для этого мне хватает проституток. А потом, в последнее время я не в форме… Пойми меня правильно, мне уже не двадцать пять, и некоторые вещи для меня потеряли прежнюю остроту.
— Тогда что?
— Я обещаю тебе развлечение, о котором ты не пожалеешь, — торжественно уверил Сержант.
— Это действительно будет интересно?
— Да. Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
— Не припоминаю. Мне надо подумать, это все не так просто…
— Уж не влюбилась ли ты часом в своего последнего? — захохотал Степан.
— А это запрещено?
— Нет, отчего ж, это даже как-то занятно. Добавляет в ситуацию какой-то драматизм. Решайся!
— В чем, собственно, дело?
— Что-то мне подсказывает, что он должен выехать в известное тебе место со дня на день. Так что у вас найдется время для общения. А потом нам действительно предстоит много работать. И не забывай, он может узнать тебя.
— Хорошо, я еду с тобой.
Сержант довольно ухмыльнулся и, сложив телефон, сунул его в карман. До отъезда оставалось сделать одно небольшое дельце.
* * *Узнав адрес Луизы, Сержант отправился по нему на окраину Москвы. Найдя нужную улицу, он уверенным шагом направился в сторону двенадцатиэтажного дома. И не очень удивился, когда на фасаде увидел искомый номер. Он даже представлял, в каком именно подъезде она проживает. Но стоит ли подниматься на десятый этаж? Наверняка ее нет дома. Юрьев не знал, откуда у него подобное убеждение, но совершенно точно знал, что интуиция его не подводит. Мозг как бы подстроился к его новому сердцу, сделавшись еще более чувствительным. И до того поставленное чутье теперь обострилось неимоверно. Сержант понял, что подниматься не имеет смысла. В квартире ее нет.
Откуда-то неожиданно возникла уверенность, что в этот самый момент женщина не одна. Она была с мужчиной, и ей было хорошо. В ту же самую секунду сердце, екнув, дало неприятный сбой. Сержант испугался, что оно может остановиться совсем. Но нет, забилось ритмично, как и прежде.
Постояв немного во дворе, Юрьев пошел по улице. В этом районе Москвы он был впервые и не без удовольствия таращился на высокие здания с броскими витринами. С улыбкой подумал о том, что столицы Европы в сравнении с Москвой выглядят мелковато.
Пройдя до перекрестка, Степан вдруг почувствовал, что далее идти не стоит. Следует остановиться и ждать. Повернувшись, он увидел, что навстречу ему идет молодая красивая пара, трогательно взявшись за руки. Его возбуждение нарастало по мере их приближения, а внутренние ощущения все более усиливались, перехватывая горло.
И тут Юрьев осознал, что в нем говорит молодое сердце, перетянутое узлами неразрешимых любовных проблем.
— Послушайте, — Сержант сделал шаг в сторону молодой пары. — Можно у вас кое-что спросить?