Перебравшись в грузопассажирский отсек к своим бойцам, он тронул одного из них за рукав десантного комбинезона и объявил:
– Нас обнаружили. На крыше тепловоза засел автоматчик. Сможешь его снять?
Вместо ответа боец пристегнул к ремням опоясывающей его подвесной системы карабин спускаемого троса, взял в руки винтовку «ВСС» и, протиснувшись к сдвижной двери, резко отодвинул ее в сторону. Тесное пространство вертолетного отсека наполнил грохот винтов и свист ворвавшегося ветра. Вымпеловцы невольно отодвинулись от края грохочущей и завывающей бездны. И только боец со снайперской винтовкой встал на самый край открытого люка и выглянул наружу.
Внизу пролегал железнодорожный путь, по которому двигался везущий цистерну маневровый тепловоз с засевшими на нем террористами. Снайпер вскинул винтовку и припал к окуляру оптического прицела. Железная дорога и движущийся по ней тепловоз с буксируемой цистерной исчезли. Теперь он видел только перечеркнутый рисками прицела участок крыши тепловозной кабины с выставленным из-за нее автоматным стволом. Но тот, кто держал автомат в руках, пока оставался недосягаем. Пока! С каждой секундой тепловоз все ближе и ближе. Скоро он увидит прячущегося за краем крыши боевика, и тогда...
У террориста не выдержали нервы. Он выглянул из своего укрытия и полоснул по приближающемуся вертолету короткой очередью. За мгновение до этого снайпер потянул спусковой крючок. Винтовка привычно дернулась в его руках, но выпущенная пуля врезалась в металлический кожух дизельного отсека в метре от боевика...
Овчинников заметил в иллюминатор, как сначала вздрогнул, а затем нырнул в укрытие террорист, и понял, что его боец промахнулся. По собственному опыту он знал, как сложно вести огонь в движении по движущейся цели. Чтобы поразить ее, мало быть просто метким стрелком. При выборе точки прицеливания приходится учитывать в два раза больше поправок, с чем справится далеко не каждый признанный стрелок.
– Может быть, зайти сбоку?! – прокричал он в открытый люк.
Снайпер в ответ лишь поднял руку, отгородившись ладонью от командира, и снова прильнул к прицелу своей винтовки.
Удерживающая его ременная подвеска никак не позволяла снайперу принять устойчивое положение. Он навалился грудью на край открытого люка и широко расставил ноги. Противостоять встречному воздушному потоку стало немного легче. Теперь цель. Стрелок заметил, куда попала его первая пуля, и внес необходимые поправки. А чтобы еще больше увеличить шанс попадания, воспользовался конструктивной особенностью винтовки «ВСС», позволяющей вести огонь очередями, и передвинул флажок-предохранитель в режим автоматического огня.
Риски оптического прицела вновь накрыли край крыши тепловозной кабины, за которым залег его противник. И как только боевик приподнял голову над стальным козырьком, снайпер чуть шевельнул стволом винтовки, выбрав нужное упреждение, и нажал на спуск. Звуки выстрелов унес встречный ветер. Но снайпер почувствовал, как забилась ожившая винтовка в его руках, а в следующее мгновение увидел, как отброшенный выстрелами террорист раскинулся на крыше дизельного отсека...
* * *Когда бьющее из простреленного бака горючее наполнило ведро, Али подтолкнул в спину застывшего на лестнице вайнаха:
– Поднимайся.
Тот сейчас же вскарабкался на тепловоз и шмыгнул в кабину. Али с ведром солярки поднялся следом, но бросился не в кабину, а к машинному отсеку. Поперек защитного кожуха машинного отсека лежал второй боец, которому он приказал расстрелять российский вертолет. Боец лежал без оружия, широко раскинув руки, и из его простреленной навылет шеи стекала кровь. Али на секунду остановился возле застреленного вайнаха и поискал взглядом его автомат, но так и не нашел – видимо, он упал с тепловоза. Убедившись, что автомата нигде нет, Али размахнулся и выплеснул на мертвеца набранную в ведро солярку, а затем забросил на крышу машинного отсека и свою пропитавшуюся соляркой спортивную куртку. Следовало спешить. Расправившись с его бойцом, русские спецназовцы наверняка уже готовились к высадке десанта. Али быстро опустился на корточки, прижался спиной к стене машинного отсека, чтобы его не достал русский снайпер, и вытащил из кармана штанов спичечный коробок. Вынув из коробка несколько спичек, он сложил их вместе и, закрыв коробок ладонями от встречного ветра, чиркнул спичками по селитровой терке, а затем поднес вспыхнувшее в ладонях пламя к облитой соляркой руке своего убитого бойца. Живой он не смог остановить русских, пусть сделает это мертвым. Огонь слизнул со скрюченных пальцев капли горючего и, перекинувшись на труп, волной прокатился по мертвому телу. Через секунду лежащий на крыше машинного отсека мертвец был полностью объят пламенем. От него загорелась брошенная рядом куртка. И, наконец, уже вся крыша оказалась в огне. Повалил густой черный дым. Али довольно ухмыльнулся. Гамид говорил про тряпки, он же нашел более горючий материал. Трупы горят долго и с очень густым едким дымом.
* * *Застреливший боевика снайпер, отыскав взглядом Овчинникова, изумленно воскликнул:
– Товарищ майор, взгляните на это!
– ...твою мать, – сквозь зубы процедил Овчинников, выглянув вслед за ним из открытого люка.
Катящий по железнодорожному пути тепловоз постепенно окутывался клубами густого черного дыма. Иногда сквозь дым проглядывали языки пламени, пляшущие на раскинувшем руки человеческом теле.
– Они подожгли своего, – пробормотал снайпер.
– Вижу, – сквозь зубы процедил Овчинников. – Давай назад.
Подождав, когда снайпер нырнет в вертолетный отсек, Овчинников задвинул за ним дверь, после чего пробрался обратно в пилотскую кабину и, тронув за плечо летчика, спросил у него:
– Что скажешь?
Пилот отрицательно покачал головой:
– Ничего не получится. В таком дыму видимость нулевая. Начнешь снижаться, обязательно зацепишь провода. Да и машину можно подпалить об эту консервную банку. – Он явно был выведен из себя бесчеловечным поступком террористов и возмущенно воскликнул: – Они что, не понимают, что огонь с тепловоза может перекинуться на цистерну?! Ведь если она рванет, весь их тепловоз расплющит в лепешку!
– Не может, а перекинется, если мы этому не помешаем, – гневно пробурчал Овчинников, подумав про себя, что в случае взрыва цистерны такая же печальная участь ждет и их вертолет. Он указал взглядом на объятый дымом и пламенем тепловоз и быстро спросил: – Сколько им осталось до Нижнего?
– Километров десять-пятнадцать, – ответил пилот.
– А по времени?
– Минут десять.
Овчинников внутренне напрягся:
– Вот что, высади нас на ближайшем мосту через железку. Будем десантироваться оттуда.
Пилот понимающе кивнул и шевельнул рычаг управления несущим винтом. Вертолет содрогнулся и, рассекая воздух бешено вращающимися лопастями, помчался вперед.
Выглянув в иллюминатор, Овчинников проводил долгим взглядом окутанный клубами дыма тепловоз, затем надел на голову радионаушники и щелкнул тумблером рации.
– Лиман, я Шхуна. Прием.
– Шхуна, слышу вас! – ворвался в наушники взволнованный голос генерала Углова.
– Противник поджег тепловоз. Высадиться с вертолета не могу. Принял решение десантироваться с проходящего над железнодорожными путями моста, – четко доложил командиру Овчинников.
За сто километров стоящий возле остановленного его бойцами состава с горючим командир «Вымпела» поднес ко рту микрофон своей рации:
– Понял вас, Шхуна. Удачи.
Переговорив с командиром высланной наперехват террористов десантно-штурмовой группы, Углов по спутниковому телефону связался с оперативным штабом операции. Еще через минуту сообщение Овчинникова на заседании Совета безопасности передал Президенту директор ФСБ.
– Значит, высадка не удалась, – констатировал Президент.
Несколько секунд он сидел молча, глядя на поверхность стола, потом поднял тяжелый взгляд на министра обороны и начальника Генерального штаба и твердым голосом произнес:
– Очевидно, иного выхода нет.
* * *В кабине летящего на десятикилометровой высоте тактического бомбардировщика «Су-25» пилот перевел взгляд на мерцающий голубоватым светом экран электронного прицела. Там продолжала пульсировать яркая голубая точка – обнаруженная несколько минут назад цель, которую, согласно только что поступившему приказу, следовало уничтожить. Отклонив в сторону рукоятку наведения, пилот накрыл светящуюся точку перемещающейся по экрану черной рамкой. Рамка сейчас же перешла в режим пульсации, как и оказавшаяся в ее центре точка. Есть захват! Теперь пуск. Лежащим на рукоятке наведения указательным пальцем летчик сдвинул предохранительную шторку и вдавил открывшуюся под ней кнопку.
В ту же секунду из сопел двух подвешенных под крыльями бомбардировщика ракет инфракрасного наведения класса «воздух – земля» вырвались языки пламени. Подхваченные реактивной силой ракеты сорвались с направляющих и, круто спикировав вниз, устремились к земле. Захватившие цель головки самонаведения со свистом рассекали плотный воздух. Натужно ревели вырабатывающие свой ресурс маршевые двигатели. Прошла одна секунда... другая. Через тридцать секунд ракеты должны были поразить цель. Но с каждой последующей секундой удерживать ее становилось все труднее. Цель расплывалась в клубах окутывающего ее густого дыма. За три километра до земли, окончательно потеряв контакт с целью, отклонилась в сторону первая ракета, за полторы тысячи метров – вторая. Инфракрасные «глаза» начиненных взрывчаткой стальных цилиндров рыскали в поисках потерянной цели, но «видели» только клубящуюся над землей дымовую пелену. Так и не найдя цель, обе ракеты нырнули в дымовое облако, а через секунду землю сотрясли два слившихся в один мощных взрыва, оставившие две полутораметровые воронки в десяти и в сорока метрах от железнодорожного полотна...
В ту же секунду из сопел двух подвешенных под крыльями бомбардировщика ракет инфракрасного наведения класса «воздух – земля» вырвались языки пламени. Подхваченные реактивной силой ракеты сорвались с направляющих и, круто спикировав вниз, устремились к земле. Захватившие цель головки самонаведения со свистом рассекали плотный воздух. Натужно ревели вырабатывающие свой ресурс маршевые двигатели. Прошла одна секунда... другая. Через тридцать секунд ракеты должны были поразить цель. Но с каждой последующей секундой удерживать ее становилось все труднее. Цель расплывалась в клубах окутывающего ее густого дыма. За три километра до земли, окончательно потеряв контакт с целью, отклонилась в сторону первая ракета, за полторы тысячи метров – вторая. Инфракрасные «глаза» начиненных взрывчаткой стальных цилиндров рыскали в поисках потерянной цели, но «видели» только клубящуюся над землей дымовую пелену. Так и не найдя цель, обе ракеты нырнули в дымовое облако, а через секунду землю сотрясли два слившихся в один мощных взрыва, оставившие две полутораметровые воронки в десяти и в сорока метрах от железнодорожного полотна...
Приняв сообщение от своего явившегося для доклада помощника-адъютанта, начальник Генштаба вскинул на Президента тревожный взгляд:
– Пилот бомбардировщика только что передал, что выпущенные по составу ракеты не поразили цель. В дыму они сошли с боевого курса... А другого вооружения на самолете нет.
– Сколько времени потребуется, чтобы восполнить боезапас? – требовательно спросил Президент.
Начальник Генерального штаба старался вникать во все военно-технические вопросы и мог с ходу ответить на заданный Президентом вопрос. Но он прекрасно понимал, что его ответ Президента никак не устроит. Потому что за десять минут, оставшиеся до того момента, как тепловоз с террористами и цистерной с сорока тоннами объемно-детонирующей взрывчатки ворвется на забитый поездами железнодорожный вокзал Нижнего Новгорода, посадить бомбардировщик на аэродром, навесить на него обычные ракеты и бомбы, поднять самолет в воздух, снова обнаружить и наконец разбомбить поезд террористов было невозможно.
* * *Охватившее уже весь машинный отсек пламя неумолимо подбиралось к тепловозной кабине. Лежащий на защитном кожухе дизеля труп давно превратился в обугленную головешку. Но находящиеся внутри кабины арабский и чеченский боевики этого не видели. Они вообще ничего не видели из-за застилающего стекла кабины густого, жирного дыма. Воздуха в кабине практически не осталось, и задыхающийся от удушья чеченец уже дважды блевал себе под ноги. Он был близок к обмороку. И искоса наблюдающий за своим боевиком Али отметил, что тот уже ни на что не годен. Более выносливый к удушающей жаре араб еще держался. Хотя проникающий в кабину через все щели дым разъедал глаза и обжигал нос и горло.
– Не могу... не могу больше... – давясь кашлем, забормотал вайнах. – Дышать... надо... на воздух... на воздух...
– Заткнись и приготовься умереть как моджахед! – оборвал его Али.
– Я... не хочу умирать... – забился в корчах чеченец. – Мне надо...
Он недоговорил и вдруг, выпучив красные от дыма глаза, с невероятным для его полуобморочного состояния проворством бросился к двери кабины.
– Назад! – рявкнул ему вслед Али.
Дверь являлась последним барьером на пути охватившего тепловоз пламени. Стоило приоткрыть ее, как огонь и дым ворвались бы в кабину, что означало неминуемую смерть для обоих боевиков. Но чеченец этого не понимал. Не обращая внимания на окрик Али, он вцепился двумя руками в раскаленную от жара дверную ручку. Но повернуть ее не успел. Молниеносным движением Али выхватил из-под мышки пистолет и, направив его в спину своего бойца, нажал на спуск.
Чеченец захрипел и, оставив на неподдавшейся ручке куски присохшей кожи со своих обгоревших ладоней, опрокинулся на спину.
* * *Впереди показались городские кварталы, железнодорожная станция с выстроившимися почти на всех путях поездами и увенчанное шпилем здание вокзала. Сердце Овчинникова сжалось в груди. Неужели они так и не найдут подходящую для десантирования площадку?! Но тут подал голос пилот вертолета:
– Годится?
Овчинников перевел взгляд ближе и увидел вознесенный над железной дорогой недостроенный пролет автомобильной эстакады, а в пятистах метрах перед ним проложенный над железнодорожными путями трубопровод теплотрассы.
– Куда? – задал пилот новый вопрос.
– К теплотрассе, – быстро ответил Овчинников, выбрав ближний плацдарм.
Вертолет стремительно спикировал вниз, на несколько секунд завис над самой землей, выпустив из грузового отсека пятерых затянутых в десантный камуфляж бойцов, и снова взмыл в небо.
– Снайперы на месте, остальные за мной! – скомандовал Овчинников, бросаясь к теплотрассе.
Двое бойцов со снайперскими винтовками «ВСС» в руках разбежались в разные стороны, чтобы выбрать для себя укрытия, откуда им предстояло поддерживать огнем своих атакующих террористов товарищей. Вторая пара бойцов, с внешне похожими на «ВСС» штурмовыми автоматами «вал», устремилась вслед за командиром к протянувшимся над железнодорожными путями трубам.
Цепляясь за кольца проволочной обвязки, удерживающей теплоизолирующий материал, Овчинников ловко вскарабкался по трубе и залег на теплотрассе, расположившись над железнодорожной колеей, по которой двигался захваченный террористами тепловоз с цистерной взрывчатки. Рядом с майором на трубы улеглись его бойцы, которым предстояло вместе с ним прыгать на объятый пламенем тепловоз. И до этого момента оставались считаные минуты. Косо уходящий в небо столб густого черного дыма неумолимо приближался, стремительно увеличиваясь в размерах.
* * *На недостроенной эстакаде с биноклем в руках стоял Гамид. Он обнаружил ее случайно, свернув с ведущей в Нижний Новгород трассы на опоясывающую город кольцевую дорогу, но сразу понял, что это отличная наблюдательная позиция. И не ошибся. С эстакады был прекрасно виден расположенный дальше впереди, в трех или четырех километрах – Гамид не смог на глаз определить точное расстояние, – городской железнодорожный вокзал. Едва он взглянул на вокзал, как сердце учащенно забилось в груди. Гамид понял, что результат акции превзойдет все его самые смелые ожидания. Вокзал оказался буквально забит поездами. Они стояли практически на всех путях. И что было самое важное – возле этих поездов, как муравьи в муравейнике, толклись люди. Толпы людей! А что тогда творится на самом вокзале?! Гамид даже облизал мгновенно пересохшие губы. Это будет удар, которого мир не знал с момента падения нью-йоркских небоскребов. Скорей бы! Гамиду не терпелось увидеть все собственными глазами. Он перебежал на противоположный край эстакады и, поднеся к глазам бинокль, стал смотреть на уходящую вдаль железнодорожную линию, на которой вскоре должен был появиться его поезд-фугас. О его приближении можно было судить по поднимающемуся к небу столбу черного дыма, движущемуся за лесополосой. То, что источник дыма продолжал перемещаться, свидетельствовало, что российским спецназовцам не удалось остановить тепловоз. Ай да Али, сумел-таки устроить дымовую завесу! Но главная заслуга, конечно, его самого. Ведь дымовая завеса была его идеей.
Но прежде чем на железнодорожной линии показался везущий его фугас тепловоз, из-за леса вынырнул все тот же эмчеэсовский вертолет и, подняв целую тучу пыли, спикировал к проходящему перед эстакадой трубопроводу. Вертолет на мгновение коснулся земли, а может, и не коснулся – Гамид так и не успел рассмотреть, – и оттуда выпрыгнули пятеро солдат в камуфляже, с какими-то диковинными автоматами. Вертолет сейчас же взмыл в небо, а спецназовцы разделились. Двое залегли с разных сторон железнодорожного полотна и тут же пропали из вида. Трое других взобрались на трубопровод и устроились там, как раз над проходящей под ним железнодорожной линией. Гамид заскрежетал зубами: ну, суки! Никак им неймется! Рука потянулась к рации, чтобы предупредить ведущих состав бойцов, но, так и не дотянувшись, остановилась на полпути. Вряд ли своим предупреждением он что-то изменит. Помочь им он не в состоянии, а вот панику у них может вызвать запросто. А так Али и его бойцам ничего не останется, как сражаться до последнего.
Наконец из-за поворота железной дороги показался с нетерпением ожидаемый Гамидом состав. Гамид не поверил своим глазам – везущий цистерну тепловоз был весь объят пламенем. А валивший от него густой черный дым полностью скрывал подцепленную к тепловозу цистерну. Несколько секунд Гамид остолбенело смотрел на приближающийся состав. Потом его губы растянулись в больше похожей на оскал торжествующей улыбке. Вряд ли спецназовцы рискнут прыгать прямо в огонь. А если все-таки рискнут, то к тысячам трупов на вокзале прибавится еще несколько жертв. Потому что выжить в таком огне не сможет ни один даже самый тренированный человек.