Во избежание дальнейших претензий, я еще раз оговорила с клиентом все вопросы, касающиеся порядка оказания юридической помощи и ее оплаты. Лишь после этого я приступила к выяснению обстоятельств дела.
Оказалось, что дело моего нового клиента, Василия Теренова, носит исключительно семейный характер.
Клиент был ответчиком по делу о взыскании алиментов и разделе имущества супругов. Другое гражданское дело, о расторжении брака, также в настоящее время рассматривалось судом, но для развода моя помощь клиенту не требовалась. На мою долю оставалось лишь возражение по алиментам и разделу имущества.
Формально у господина Теренова были все основания для того, чтобы суд назначил ему выплачивать лишь минимальный размер алиментов. В том, что касалось раздела имущества, позиция клиента была еще более выигрышной. Как мне пояснил господин Теренов, официально он нигде не работал, находясь на иждивении матери-пенсионерки. В реальности же клиент занимался небольшим собственным бизнесом по ремонту и прочему обслуживанию автомобилей, и имел неплохой доход. Однако все имущество, приобретенное во время брака, было записано на его мать. Его жена, естественно, об этом даже не подозревала. Его жена, Ольга Теренова, в исковом заявлении как раз и просила истребовать из ГАИ и Бюро технической инвентаризации сведения об имуществе, которое принадлежало ответчику. То есть она была уверена, что имущество просто оформлено на мужа. Кстати говоря, если бы все имущество действительно было просто оформлено на одного из супругов, для другого поделить его не являлось бы проблемой. Все имущество, приобретенное в браке, является общей совместной собственностью супругов, и его разделить достаточно легко. Я по привычке начала объяснять это клиенту, но он лишь хитро улыбнулся и попросил меня не повторять то, что ему было и так уже известно.
Я внимательно посмотрела на господина Теренова. Ну что ж, с ним все было ясно. Клиент явно умышленно оформил все на мать, зная, что это сделает почти невозможным раздел имущества. Делить можно лишь имущество, приобретенное супругами за время брака, а такового не обнаружится. Кроме обстановки в доме, супруги приобрели дом и автомобиль. Дом был оформлен на мать ответчика, а машиной клиент вообще пользовался по доверенности, т. е. юридически она была собственностью ее прежнего владельца. Так довольно часто делают, чтобы не платить государственную пошлину и прочие затраты на переоформление. Конечно, такой вариант также имеет свои подводные камни, но я не буду сейчас на них останавливаться.
Как следовало из документов, предоставленных клиентом, от брака супруги имели двоих детей — мальчика семи лет и девочку трех лет.
Честно говоря, мои симпатии по этому делу были исключительно на стороне истицы, да простит меня адвокатская этика. Если уж ты решил иметь детей, нужно понимать, что на тебя ложится ответственность за их материальное обеспечение и воспитание. Конечно, каждый по-разному понимает объем родительских обязанностей, но все же родители обязаны хотя бы минимально выполнять свой долг.
Впрочем, данный случай был отнюдь не единичным. В большинстве случаев, отцам после развода совершенно наплевать на судьбу своих детей. Примерно половина из них худо-бедно поздравляют детей с праздниками и изредка с ними видятся. Остальные вообще не считают нужным даже поздравлять детей по телефону, не говоря уж о том, что всеми возможными способами уклоняются от уплаты алиментов. Конечно, при разводе частенько возникает спор о детях и порядке общения с ними. Вот только по сути это спор не касается детей — это просто спор между бывшими супругами, которые таким образом выясняют отношения и действуют на нервы друг другу. В дальнейшем многие отцы не приходят на те самые воскресные свидания с детьми, которых ранее требовали с пеной у рта.
В общем, насмотришься на все перипетии отношений вроде бы близких людей, и не то, что замуж не захочешь, а вообще от любых близких отношений будешь шарахаться. Хотя мои коллеги все же женятся и рожают детей, невзирая на тот отрицательный опыт, который проходит перед их глазами. Возможно, и я когда-нибудь рискну.
Впрочем, сейчас речь шла не о моей личной жизни, а о семейных проблемах моего клиента.
Конечно, я взяла дело господина Теренова. Это только в книжках адвокат может позволить себе браться лишь за те дела, где он уверен в невиновности и правоте клиента. В реальности адвокат, рискнувший руководствоваться подобным принципом отбора клиентов, серьезно рискует умереть от голода. Клиентов не такое огромное количество, чтобы отсеивать как минимум половину из них.
Когда я еще училась в институте, мне всегда было интересно, как можно защищать клиента, если твердо знаешь, что он не прав. В общем-то, с тех пор я зареклась задавать подобные провокационные вопросы. Жизнь ведь имеет привычку отвечать на все наши вопросы, да еще и тыкать носом, как щенка в лужу, пока не выучишь на отлично все ответы. Впрочем, достаточно быстро я пришла к выводу, что защищать нужно всех. Уж лучше заранее знать, что клиент будет нагло врать в суде, чем понимать это уже постфактум, в судебном заседании. В особо вопиющих случаях можно просто отказаться вести дело, раз уж принципы не позволяют за него взяться. А так… Я не боги, чтобы решать, кто прав, а кто виноват. Я всего лишь делаю свою работу — надеюсь, хорошо, а остальное пусть рассудят боги и сама жизнь.
Подробно обсудив все тонкости дела и взяв аванс за первое заседание, я распрощалась с клиентом, пообещав ему через пару дней подготовить возражение на исковое заявление.
После ухода господина Теренова я осталась одна в кабинете. Клиенты ко мне не торопились, и мне оставалось лишь раздумывать обо всей подлости и изворотливости человеческой натуры. Конечно, подобные размышления бессмысленны и малопродуктивны, но у меня было отвратительное настроение. Разумеется, мне уже случалось представлять интересы ответчиков по делам о взыскании алиментов, однако почему-то именно это дело оставило у меня неприятный осадок.
К счастью, до конца рабочего дня оставалось не более часа, так что времени скучать и предаваться унылым размышлениям, было не особенно много.
С трудом дождавшись пяти часов вечера, я торопливо собралась и отправилась домой. Нет, я действительно почему-то сильнее устаю летом, чем зимой — парадокс, но это так. Мне явно пора в отпуск, вот только отпуск был запланирован на конец июля — начало августа. На улице была лишь середина июня, и до начала отпуска оставался еще целый месяц.
Мой домовой, Нат, сразу же заметил мое унылое настроение. Все-таки мне очень повезло с Натом — он не стал пытаться у меня что-то выяснить, а молча накрыл мне ужин и отправился наполнять ванну.
Я оглядела свой ужин: тарелка холодной окрошки соседствовала с сырной запеканкой, и эта вкуснятина дополнялась свежеиспеченным хлебом и тарелкой моей любимой черешни. Вкуснятина! Нат всегда знает, как можно быстро поднять мне настроение. Вкусная еда, а потом и ванна, изумительно пахнущая грейпфрутом и можжевельником, быстро привели меня в нормальное настроение.
Мне оставалось лишь накинуть шелковый халатик и устроиться на диване с книжкой.
Меня часто называют домоседкой, и я не спорю, это чистая правда. Просто для меня отдых и развлечения — совершенно разные вещи, и я никогда их не смешиваю. Отдыхаю я в тишине и покое, когда меня никто не дергает и не беспокоит. В особо уставшем состоянии я предпочитаю не общаться даже с родителями и подругами, не говоря уж о клиентах. А уже потом, основательно отдохнув и придя в себя, я могу отправляться гулять и развлекаться. Друзья хорошо знают эту мою особенность, и давно уже перестали пытаться меня куда-нибудь вытянуть против моего желания. Правда, завтра и послезавтра мне предстояла довольно утомительное, но радостное событие — свадьба моей лучшей подруги, Инны.
Свадьба была назначена на субботу, но до того нам нужно было еще переделать кучу дел в пятницу. Однако это были приятные хлопоты, так что у нас еще осталось вполне достаточно сил на девичник.
В субботу Инна просто светилась счастьем, а мне было радостно за нее и одновременно грустно. Инна и ее жених, Максим, уже подумывали о детях, а значит, вскоре подружка постепенно отдалится от меня, погрузившись в свои семейные дела и заботы. Я ничего не имела против, да и Инна всегда мечтала о счастливой семейной жизни, но все же мои мысли в этот день метались от пресловутого «вот и мне бы так» до грустного «у меня так не будет».
В конце концов, я пришла к выводу, что не стоит расстраиваться по столь счастливому поводу, и постаралась погрузиться в увлекательную, хотя и несколько нервную свадебную суету. Я была подружкой невесты, и приличная часть свадебных хлопот легла на мои плечи, так что скучать мне было практически некогда.
Улыбнувшись, я посмотрела на молодоженов, которые как раз традиционно целовались. Дайте им счастья, благие богини, Фрейя и Фригг!
Букет невесты я не поймала, хотя Инна изо всех сил метила именно в меня. Да и странно, если бы мне напророчили скорое замужество, ведь я была одна, и в моей жизни уже давненько не случалось даже мало-мальски приличных романов. Не считать же моего бывшего лучшего друга, Артема, не говоря уж о той истории с Наортэлем!
Я была совершенно одна и свободна — и меня это вполне устраивало. Хотя, глядя на счастье подруги, я помимо воли задумалась, а каково это — любить? Конечно, я тоже влюблялась, и неоднократно, но чтобы верить, что проживешь с этим человеком остаток жизни… Нет, такого со мной не было никогда, да и надо ли мне это? Впрочем, время и место для таких душеспасительных размышлений было совершенно неподходящее, а потому я постаралась поскорее отогнать от себя философские размышления.
Я поймала себя на мысли, что веду себя как старая бабка, у которой уже все позади… Нет уж, не все так печально! Свадьба — это замечательно, и подруга у меня тоже замечательная. Надеюсь, у нее все сложится прекрасно.
С этой оптимистической мыслью я отправилась в круг танцующих. Хватит киснуть, в конце-то концов!
В результате весело проведенных пятницы и субботы, в воскресенье мне оставалось только радоваться, что день был не рабочий. Поскольку я сильно подозревала, что так все и будет, я заранее освободила для себя понедельник. Так что в воскресенье мне не пришлось ни печатать никаких исков, ни срочно готовиться к судебному заседанию. Ближайшее судебное заседание, по делу господина Теренова, было назначено лишь на вторник, так что времени на подготовку у меня оставалось предостаточно.
В понедельник, несмотря на полнейшее нежелание работать, мне пришлось готовиться к делу господина Теренова. Я очень долго возилась с достаточно простыми возражениями на исковое заявление. Наконец все было готово, оставалось лишь перечитать текст возражения и исправить возможные ошибки, что заняло у меня почти полчаса.
Едва я это закончила, как позвонила моя мама. Она тоже внесла посильную лепту в мое испорченное настроение своими осторожными разговорами о том, что я могла бы и помириться с Артемом. В конце концов я не выдержала, и довольно жестко сообщила ей, что я не ссорилась с Артемом, а потому и не могу помириться с ним. Мы просто расстались, притом еще в начале февраля, и никаких отношений не поддерживаем. Да и что мы могли друг другу сказать? Все, что было между нами, навсегда перечеркнул тот разговор, когда Артем предложил мне выйти за него, а я отказалась. Сам Артем тоже не стремился возобновить отношения, так что не видела я его с самого Белтейна,[3] когда мы пообщались вполне нейтрально. В общем, эта страница была для меня прочитана и перевернута давным-давно, так что все эти разговоры на тему «а вдруг» вызывали у меня только раздражение пополам с недоумением. Я попыталась объяснить это маме — впрочем, без особого успеха.
Во вторник настроение у меня было угрюмым и дождливым, и идти на работу совсем не хотелось.
На этот день было назначено уже второе судебное заседание по гражданскому делу господина Теренова. Клиент явно экономил, не пригласив адвоката в первое судебное заседание. Таким образом, определение объема доказательств по делу, как и первоначальные заявления сторон об обеспечении доказательств, прошло без меня. Сегодня нас ждали уже пояснения сторон и допрос свидетелей.
Судя по столпотворению у кабинета судьи, свидетелей со стороны истицы было предостаточно, так что заседание грозило существенно растянуться. Я тяжело вздохнула: кажется, мне не зря так не хотелось идти на работу. Сил не было совершенно, вдохновения тоже. К тому же судья, Кональд Дреггюсон, был гномом, а это большая редкость. И не потому, что так уж мало гномов желает стать судьями, а потому, что гном в роли судьи — это намного хуже, чем даже гном-адвокат. Тщательность, формализм и дотошность такого судьи доводила до истерики адвокатов и выводила из себя остальных судей, которые за то же время успевали рассмотреть втрое больше дел. Потому председатели судов старались расписывать судьям-гномам дела, касающиеся их соплеменников. Хотя это также было затруднительно. Во-первых, когда по делу участвовали только гномы, то их занудство и въедливость доходили просто до абсурда. А во-вторых, многие гномы в той или иной степени были родственниками друг другу, а потому не имели права вместе участвовать в процессе, и заявляли самоотводы. В результате дело вновь попадало к судьям других рас и рассматривалось как обычно.
Судья Дреггюсон объединил в одно производство два дела — о взыскании алиментов и о разделе имущества. Обычно так не делается, чтобы не затягивать рассмотрение дел, однако судья Дреггюсон решил взяться всерьез за это дело и не желал распылять силы и время.
С нашей стороны свидетелей не было. Все, что мы желали доказать, вполне обосновывалось письменными доказательствами.
Истица, Ольга Теренова, оказалась совсем молодой и довольно симпатичной женщиной. Она нервно тискала в руках сумочку и поминутно переспрашивала о чем-то своего адвоката, Юрия Полевого, известного мне по делу Наортэля.
Наконец нас позвали в судебное заседание. Слушание дела происходило прямо в кабинете судьи, который был надлежащим образом оборудован для звукозаписи. Так довольно часто делается по гражданским делам, поскольку судей в судах намного больше, чем залов судебных заседаний. Так что судьи выкручиваются, как могут, чтобы не устраивать очереди на залы заседаний.
Судья был почтенным гномом уже довольно преклонных лет. Он вел процесс очень дотошно и тщательно, так что подготовительная часть заседания заняла у нас почти полчаса.
После окончания формальностей, судья Дреггюсон внимательно осмотрел всех сквозь стекла толстенных очков. После этого он величественно провозгласил, что считает необходимым огласить ответы, которые получил суд на свои запросы по поводу имущества, зарегистрированного на имя ответчика. Когда возражений не последовало, он зачитал письма от ГАИ и Бюро технической инвентаризации. Из ответов следовало, что за ответчиком не числились ни автомобиль, ни жилой дом, а указанное судом имущество принадлежало совершенно другим людям.
Истица после оглашения этих писем вскочила с места и разразилась проклятиями вперемешку со слезами. — Да как ты можешь? Это же твои дети! Мы же вместе это все покупали! А теперь тебе ни я, ни дети не нужны, на улицу нас выгнать решил? — Она продолжала сыпать невнятными претензиями, не реагируя на замечания судьи.
Наконец представитель истицы с трудом угомонил свою плачущую клиентку и попросил судью объявить перерыв в слушании дела на двадцать минут. Судья, взглянув на встрепанную и все еще всхлипывающую истицу, с ним согласился и объявил перерыв.
Поскольку ничего неожиданного для нас в этом заседании не было, то мне нечего было обсуждать со своим клиентом, и я просто ожидала в коридоре окончания перерыва.
Я тихонько наблюдала за тем, как коллега что-то горячо втолковывает своей клиентке. Истица постепенно успокаивалась и начинала прислушиваться к словам адвоката. Потом она кивнула, и начала что-то ему горячо объяснять.
Интересно, какие козыри еще остались в рукаве у истицы и ее адвоката? Впрочем, что гадать? Вскоре я это узнаю.
Наконец перерыв закончился, и мы вновь приступили к слушанию дела. Пояснения сторон не принесли никаких неожиданностей. Истица, конечно, заявила, что мой клиент намеренно оформил все имущество на свою мать, и таким образом, обманул и ее, и детей. В этом я не могла с ней не согласиться — естественно, про себя, поскольку моя обязанность — поддерживать позицию клиента и защищать только его.
Истица почти спокойно ответила на вопросы суда и мои. Коллега Юрий явно учел свои прошлые ошибки и очень тщательно подготовил свою клиентку к заседанию. Конечно, все предугадать невозможно, но истица была хорошо подготовлена, а потому внятно и четко излагала свое видение обстоятельств дела.
Ответчик же сообщил, что никакого имущества в действительности они во время брака не приобрели, не считая мелких бытовых вещей. Что же касается алиментов, то он заявил, что осознает свои отцовские обязанности, и готов помогать истице — в меру своих скромных возможностей. При этом истица явно с большим трудом сдержалась, чтобы вновь не устроить в заседании выяснение отношений.
На вопросы суда мой клиент также отвечал достаточно уверенно, не путаясь в мелочах и своих пояснениях.
Наконец пояснения сторон были закончены, и судья предложил истице позвать первого свидетеля.
Первым свидетелем оказался человек, мужчина лет шестидесяти. Он назвался Игорем Целевым, и пояснил, что он являлся хозяином дома, который у него приобрели истица и ее супруг. На вопрос представителя истицы он рассказал, что осматривали дом перед покупкой именно истица и ответчик, они же и передали ему деньги при заключении договора купли-продажи.