Ночная бабочка. Кто же виноват? - Владимир Колычев 12 стр.


Глава 6

Я стрелял в упор и не мог промазать. Но автомат вдруг заклинило. А «чех» совсем рядом. И он сейчас будет стрелять. Но не все потеряно. Я схватил свой автомат за ствол и, словно дубиной, с размаха ударил им боевика по голове. Он должен был упасть, но нет, стоит. Еще удар, еще... Я размозжил ему голову, сломал шею. Он все стоит. И улыбается... Да и не чеченец это вовсе. Похоже, американец. Точно, американец. Итальянского происхождения. Сильвестр Сталлоне в роли Рэмбо... Вести бой дальше не было смысла. Потому что это мне снится. Я понял это во сне. И проснулся... Это был не кошмар. Это была какая-то пародия на кошмар. Может, и сама война когда-нибудь будет восприниматься как пародия. Хотелось бы надеяться на это, по пока что она своей железной рукой держит меня за горло. И не дает мне покоя...

А поезд спокойно катится по рельсам. За окнами уже светло. Я встал, вышел из купе и в коридоре столкнулся с заспанной проводницей.

– Москва через два часа, собираем белье, готовимся к выходу, – скороговоркой выдала она и пошла дальше.

Я разбудил отца, передал ему слова проводницы.

– Хитрая, – усмехнулся он. – Это «СВ», здесь она белье сама должна собирать...

Но я все же собрал свое белье, аккуратно сложил его. Работа у женщины нелегкая, да и рейсы на Кавказ не из самых приятных. Чего я должен усложнять ее и без того не простую жизнь?

Поезд прибыл на Павелецкий вокзал. Там нас встречала мама. И Сашка... Да, это была Сашка, Викина сестра. Все такая же забавная пацанка. Ничуть не изменилась... Она с восхищением смотрела на меня, с интересом разглядывала мои медали. До тех пор, пока моя мама не накрыла их своей грудью, как амбразуру дзота.

Дошла очередь и до Сашки. Правда, обниматься она не полезла.

– Привет героям войны! – весело подмигнула мне она, протягивая руку.

Задора в ней хоть отбавляй.

– Пламенный привет труженикам тыла! – тем же ответил ей я. – Как успехи в школе?

– Отлично. Все для фронта, все для победы...

– А Вика где?

Разумеется, этот вопрос волновал меня больше всего.

– Где, где, в Караганде... – все так же весело улыбнулась Сашка. – Еще увидишь...

Ни грамма ревности не уловил я в ее взгляде, ни капли огорчения... А отец говорил, что она в меня влюблена. Показалось ему. Если и есть в ней чувство ко мне, то лишь родственное. Ведь я скоро стану ее родственником...

– Саша поедет с нами, – дрогнувшим голосом сказала мама.

И почему-то отвела в сторону взгляд... Что это с ней?

– Кто-то умер? – скорее в шутку, чем всерьез, спросил я.

– Ага, тузик грелкой подавился... – хмыкнула Сашка. – Ну чего стоишь, пошли!

Она панибратски взяла меня под руку и потащила за собой по перрону.

– Не торопись... – начал было я, но осекся.

Не говорить же ей, что у меня нога после ранения не совсем зажила. Еще подумает, что я рисуюсь...

– Ой, извини... – сама спохватилась она. – У тебя же нога... Сильно болит?

– Ты видишь, что я хромаю?

– Нет.

– Значит, не болит. Но коней гнать не нужно...

– Как там в Чечне?

– Стреляют. Так, кажется, говорил Абдулла...

– Да, товарищ Сухов...

– Товарищ Сухов писал письма своей ненаглядной... э-э, Катерине Матвеевне.

– Это ты о чем?

– О ком. Как там Вика поживает?

– А-а, нормально поживает. Пишет письма...

– Кому?

– Тебе...

– Зачем ей письма писать? Я уже вернулся.

– Ну, вернулся. А она все равно пишет.

– Ничего не пойму.

– А тебе и не нужно ничего понимать.

– Еще больше запутался...

– А ты думаешь, для чего я здесь? Чтобы протянуть тебе руку помощи и выпутать тебя!

Она старалась выглядеть веселой, но голос ее дрожал, как натянутая струна на ветру. И в ее глазах я видел надрывно натянутый нерв... Я остановился как вкопанный, словно стрелой пронзенный страшной мыслью.

– Что с Викой? – резко спросил я.

– А что с ней может быть? Жива-здорова и не кашляет...

– Почему она не пришла?

– А ты телеграмму ей давал?

– Нет... Но ты же пришла...

– Да я что? Мне делать нечего, вот и пришла...

– Что-то ты от меня скрываешь... Говори, что с Викой?

Я не должен был этого делать. Но в какой-то момент я потерял над собой контроль и с силой тряхнул Сашку за плечи.

– Ты что, дурак? – возмутилась она.

– Извини... – спохватился я. – Прости... Даже не знаю, что на меня нашло...

– Псих ты!

– Да, наверное...

– Ладно, на первый раз прощаю.

Было видно, что Сашка приложила усилия, чтобы выдавить из себя улыбку. А ведь могла послать меня на три буквы и уйти с гордо поднятой головой. Но не уходит. И я не хочу, чтобы она уходила.

– Поехали к Вике, а? – Я просительно глянул на нее, а она отвела в сторону глаза.

– Куда?

– Ну, к вам домой...

– К нам едем, к нам!

Отец чуть ли не силой взял меня под руку и увлек к стоянке такси. Что это с ними, почему они все такие нервные?

Май месяц отматывал свои последние деньки. Во Владикавказе было теплей, чем в Москве. Но там было пасмурно. Здесь чуть прохладней, но в небе ярко светит солнце. И Москва в ярких красках. Красивая Москва, ошеломляющая. Мы ехали в машине, а нас то и дело обгоняли роскошные иномарки. Над дорогами рекламные растяжки, вдоль улиц рекламные плакаты. Призывы к красивой жизни. А люди стремятся к этой жизни. И те, кто на иномарках ездит, стремятся, и те, кто спешит куда-то по тротуару с опущенной головой, тоже хотят жить красиво. У кого-то получается, у кого-то нет, но все из кожи вон лезут, чтобы урвать, хапнуть, присвоить... А-а, никому ни до чего нет дела. И плевать, что в Чечне гибнут молодые парни, которым жить бы да жить. Плевать, что там идет война!.. Кто-то как сыр в масле катается, а кто-то в крови по самые уши. Кто-то красоток на иномарках катает, а кого-то домой в цинковом гробу везут. И это что, справедливо?.. Я чувствовал, как внутри меня все закипает от злобы. Но мысль о скорой встрече с Викой всякий раз гасила непрошеную волну... Я вернулся домой. Я вернулся живой. Теперь и на моей улице будет праздник. Теперь и я буду жить нормальной жизнью... Я успокаивал себя, но нервы гудели как струны...

Дома я быстро побрился, принял душ. Форма у меня чистая, отглаженная, но я решил повесить ее в шкаф. К Вике пойду в гражданке. Еще подумает, что хвастаюсь. Ведь она и так знает, что я воевал, что у меня награды... К тому же самая главная для меня награда – это она.

В доме пахло жареным мясом, капустой и солеными огурцами. Наверняка, прежде чем отправиться на вокзал, мама уже приготовила праздничный обед.

Пока я принимал душ, она довела его до кондиции, вместе с Сашкой накрыла стол. Я наблюдал за ними со стороны. Ну, прямо семейная идиллия какая-то. Сашка похожа на пацана, но мама относилась к ней как к дочке... К Вике она должна как к своей дочери относиться. Но Викой здесь и не пахнет. Как будто я на Сашке собираюсь жениться...

– Прошу к столу! – позвала мама.

Я не мог сказать, что голос у нее был радостный. Как будто что-то мешало ей вдыхать счастье полной грудью.

– Мам, я не голоден...

Я уже был готов отправиться в путь. Май месяц на дворе, лето на пороге. Тепло, солнечно. Как здорово было бы отправиться с Викой куда-нибудь в парк, покататься на лодочке, покрутиться на колесе обозрения... В общем-то, и Сашку можно взять с собой. Она не будет нам мешать. Ну, до поры до времени не будет. А потом мы ее спровадим. И отправимся ко мне на дачу. Там сейчас хорошо. И мешать нам там никто не будет... А может, сразу туда отправимся. Там и озеро рядом есть, правда, лодочная станция очень далеко. Ну и ляд с ними, с этими лодочками...

– Ничего не знаю!

Мама решительно перегородила мне путь к отступлению. Мне достаточно было заглянуть ей в глаза, чтобы понять – сопротивление бесполезно.

Я сел на диван, Сашка умостилась рядом. На губах резиновая улыбка. И отец какой-то подавленный. Мама тоже улыбается, но глаза совсем не веселые – беспокойство в них и тревога.

Отец распечатал бутылку шампанского. Наполнил три бокала. Сашке в бокал налил обычного лимонада. Она восприняла это как должное... Какая-то муть в ее глазах.

– Ну, за твое возвращение, сын! – провозгласил отец.

Сначала чокнулись, потом выпили, но все равно у меня возникло ощущение, что мы пили за упокой чьей-то души. Уж не моей ли?..

– У вас у всех такой вид, как будто кто-то умер, – дрожащим голосом через силу выдавил я.

Страшные подозрения словно тисками сжимали мою душу.

– Ну, не умер... – глядя куда-то в сторону, протянула мама.

– Да ничего страшного, сынок. Ты еще молодой...

Отец не стал отводить в сторону взгляд. Он просто вышел из-за стола.

– Ой, там у меня отбивные подгорят, – спохватившись, вскочила мама.

В расстроенных чувствах я бросил взгляд на стол. Какие отбивные? На столе отбивные... Мама всего лишь нашла предлог, чтобы уйти. А отец ушел без предлога. Даже не ушел, а убежал...

– Может, ты мне скажешь, что здесь происходит? – чуть ли не в панике спросил я у Сашки.

– Ой, там у меня отбивные подгорят, – спохватившись, вскочила мама.

В расстроенных чувствах я бросил взгляд на стол. Какие отбивные? На столе отбивные... Мама всего лишь нашла предлог, чтобы уйти. А отец ушел без предлога. Даже не ушел, а убежал...

– Может, ты мне скажешь, что здесь происходит? – чуть ли не в панике спросил я у Сашки.

– Э-э, тут такое дело... В общем... Твой отец правильно говорит, ты еще молодой... Он еще не сказал, что ты красивый парень. Но это я тебе как женщина говорю...

– Как женщина ты тянешь резину! – резко осадил ее я.

– Ну, может быть...

– Что с Викой?

– А-а, ничего... Нормально все...

– Поехали к ней! – потребовал я.

– Ну, я не думаю, что она будет тебе рада... То есть будет, но если его не будет...

– Кого, отца?

– А-а, папы... Да, кстати, с отцом у нас беда. Ходить не может. На инвалидной коляске... А коляска у него импортная, знаешь, такая, с моторчиком...

Аркадий Васильевич волновал меня сейчас меньше всего на свете. Жаль его, конечно, но ведь он сам во всем виноват, не надо было студенток насиловать...

– Он что, не впустит меня в дом?

– Ну, не знаю. На него иногда находит. Может и матом обложить...

– Что, и Вику со мной не отпустит?

– А кто его спрашивать будет? Вика его уже не слушает. Куда хочет, туда и ходит... А ходит она туда, куда хочет... Как хочет, так и ходит...

Сашка не просто тянула кота за хвост. Она крутила его над головой как пращу – держала за хвост и крутила. Да так его крутила, что у меня у самого голова пошла кругом...

– Сашка! Не зли меня!.. Где Вика? Что с ней?

– Ну... Не знаю, как тебе сказать... Ты парень еще молодой, у тебя все впереди...

– Сашка!!!

– Чего ты орешь на меня, как контуженный!

– Я и есть контуженный! А ты меня злишь!.. Я хочу видеть Вику!

– Муж будет против...

– Плевать мне на мужа... Муж?! Ты сказала, муж?!

– Да, муж. Ты не ослышался...

– Чей муж?

– Ну не мой же!.. Викин муж... Замуж она вышла...

Я хотел что-то сказать, но не вышло. Как будто кто-то целый очищенный лимон в глотку по самые гланды вставил... Вика вышла замуж... Вика вышла замуж?! Вика вышла замуж!.. Этого не может быть!.. Я сидел, не в силах пошевелиться, с таким чувством, как будто у меня на голове коровью лепешку раздавили... Уж лучше бы гранату мне на голову без чеки положили. Раз-два, и я уже на небесах... или в аду... Хотя нет, ад – это моя жизнь. В Чечне был ад, вернулся и снова попал в ад. Из огня да в полымя...

– Так получилось, – сокрушенно развела руками Сашка. – Отец в больницу попал, она к нему ходила, а там с парнем одним познакомилась. У него там тоже кто-то лежал, ну, это не важно... Роман у них закрутился, а в марте она замуж за него вышла. Свадьба была, все такое...

Я хотел спросить про письма, но у меня, казалось, отнялся язык. Тогда я вопросительно глянул на Сашку. И она правильно все поняла.

– А письма я тебе писала... Ты в Чечню уехал, а Вика с Кентом закрутила. Ну, в смысле, с Иннокентием. Он парень веселый, сказал, что мне можно его Кентом называть. Ну, в детстве его так звали. Кент – сокращенно от Иннокентия... Ну, она в него влюбилась. Ей было не до тебя... А тут я узнала, что тебя на Кавказ отправили, а там какая-то война намечалась. Ну, я письмо тебе написала, как бы от Вики. Отцу твоему отдала. Корней Корнеевич иногда к моему отцу заезжал, ну, как врач. Я хотела адрес у него спросить, а он сказал, что следователь ко мне должен поехать. Ну, я быстро написала и передала письмо. А следователь только после Нового года поехал... Но ведь ты получил письмо?

Я кивнул. Смахнул рукой выступившие на глазах слезы и снова кивнул.

– Я подумала, что ты сдуру под пули полезешь, если узнаешь. А ты бы узнал, если бы справки стал наводить... А Корней Корнеевич видел, как Вика в машину к Иннокентию садилась. Он мог тебе сказать. Но я ему объяснила, что ты ее любишь. Сказала, чтобы он тебе не говорил. И письмо тебе написала, чтобы ты ничего не узнал...

Вот такие пироги. Пока я воевал, пока я кровь свою проливал, Вика любилась с каким-то Кентом. А тем временем Сашка писала мне за нее письма. Чтобы я не наделал глупостей, узнав страшную правду. А ведь мне даже руки накладывать на себя бы не пришлось. Достаточно было голову под снайперскую пулю подставить... Но сейчас-то пули над ухом не свистят, мины не рвутся. Вот и решили папа с мамой открыть сыночку глаза. Через Сашку...

– Не надо было, – закипая от злости, выпалил я. – Ничего не надо!..

Не свистят пули, не рвутся мины. Да, но есть и другие возможности свести счеты с этой жизнью. Петлю на шею, бритвой по венам... Я отправлюсь к своим пацанам. К Пашке, к Юрке, к Марату. Они меня поймут, утешат, подскажут, как мне жить дальше, вернее, как мог бы я жить дальше. А не хочу я дальше жить. Нет Вики, нет ничего... Я кровь проливал – свою и чужую, я хавал кровавое дерьмо полной ложкой, а тем временем какой-то урод развлекался с моей Викой, развлекался вообще. И сколько их, таких уродов, которые топчут баб, чьи парни воюют и умирают на полях сражений... Это их жизнь! Это чужая жизнь! Мне здесь не место...

– Суки! Твари! – теряя над собой контроль, взревел я.

И с такой силой ударил кулаками по столу, что перевернулась бутылка с шампанским... Точно так же перевернулась моя жизнь. Точно так же пенится моя перевернутая сущность... Но эта бутылка уже не может взорваться. А я взорвусь. Уже взрываюсь...

– Ненавижу! Ненавижу!!! – сдергивая скатерть со стола, взвыл я.

Увы, я уже не мог остановиться. Не мог и не хотел. Мне уже было все равно, что будет со мной. Свихнусь – и хрен с ним. Выброшусь с девятого этажа, забыв дернуть за кольцо парашюта, – значит, так и нужно... Да какой к черту парашют? Какое к черту кольцо? Нет ничего... Зато есть девятый этаж и твердый асфальт, который не оставит мне шансов.

Помнится, я снова что-то выкрикнул. В бешенстве вскочил с дивана, рванулся к окну, содрал штору. Но сзади меня схватил отец. Я ощутил на себе крепкую мужскую хватку, но это лишь больше разозлило меня. Я так резко и мощно крутнулся вокруг своей оси, что он не смог удержаться на мне и налетел на стол. В мутной пелене перед моими глазами всплыла вдруг Сашка. Маленькая, хлипкая, еще ребенок. Но пощечину мне вкатила она не по-детски мощную. Била резко, наотмашь – раз, второй... Если бы сейчас передо мной стоял мужчина, я бы стер его в порошок. Но меня била малолетняя девчонка. А ее я не мог ударить даже в бешенстве. Как будто кто-то когда-то поставил блокировку...

Чувство стыда всколыхнуло меня с такой силой, что подмяло под собой волну бешенства. Мутная пелена схлынула с глаз, ощетинившиеся извилины вошли в свое русло... Я посмотрел на Сашку, перевел взгляд на отца, на схватившуюся за голову мать.

– Простите... – через силу выдавил я.

И рванул в свою комнату. Закрылся изнутри, но Сашка каким-то непостижимым образом еще до того успела проникнуть в помещение.

– Уйди! – потребовал я.

Но она упрямо мотнула головой.

– Да?! Я уйду, а ты в окно сиганешь?

– Не сигану... – буркнул я и пластом рухнул на кровать.

– Тебе не стыдно?

– Ну, стыдно...

– Ты о родителях своих подумай. У них же, кроме тебя, никого нет!

– Я мог в Чечне погибнуть...

– Но ты же не погиб!.. Знаешь, как они за тебя переживали? Места себе не находили...

– А Вика переживала?

– Да, переживала... Спрашивала про тебя...

– Не подох ли я там, да? Это она спрашивала?..

Я почувствовал, как внутри меня поднимается новая волна.

– Дурак!..

– Как она могла?

– Влюбилась она, вот и смогла!..

– А я?

– Сердцу не прикажешь...

– Чушь!.. Я воевал! Я кровь проливал!..

Я снова выходил из себя. И только Сашка могла меня остановить. Не знаю как, но могла...

– Ну и что? Иннокентий тоже воевал. В Афганистане. Он даже орден показывал... ну, есть такой, в форме красной звезды. Он, кажется, так и называется, орден Красной Звезды...

Похоже, она добилась своего. Волна не улеглась, но больше не поднималась...

– Ну и что?

– А то, что не один ты такой герой...

– Ну и катись к своему Кенту!

– А ты прекрати истерику!

– У кого истерика?

– У тебя!.. Из-за какой-то бабы... Жил без нее раньше! И дальше будешь жить!

– Не буду!

Хлоп!.. Сашка ударила не сильно, но пощечина показалась мне вразумляющей. Впрочем, это не спасло ее руку от жесткого захвата. Я не хотел, чтобы она меня била.

– Ну, и что дальше? – морщась от боли, спросила она. – Бить будешь?

И снова она устыдила меня. И снова я затих. Отпустил ее руку, виновато потупил взгляд.

– Возьми себя в руки! Не один ты герой, понял?

– При чем здесь это?

– А при том, что с ума сходить не надо!.. Нет Вики, ну и черт с ней! Найдешь себе другую!.. Вон сколько по Москве красавиц ходит!..

– А не нужна мне другая...

– Все так говорят!..

– Кто все?.. Что ты знаешь о жизни?

Я вдруг с удивлением понял, что Сашка слишком мала для того, чтобы читать мне нотации. Вернее, знать-то я знал, что ей только-только пятнадцать исполнилось, знал, что она еще несмышленая. Но после того разноса, который она мне устроила, взял да забыл об этом. Ведь я слышал от нее слова не малолетней девочки, а мудрой женщины... Но ведь это не так. Она же еще глупая... Но почему тогда я смотрю на нее с опаской? Почему чувствую себя свирепым тигром перед лицом опытной дрессировщицы?..

Назад Дальше