Он ее заинтересовал как личность – такие многогранные характеры ей наблюдать приходилось нечасто, а потом, неожиданно для себя, она увлеклась Алексеем, правда, ненадолго.
К вечеру «Графчик» добрался до гряды островов, на одном из которых Малыгин планировал организовать стоянку. Капитан хорошо знал эти места, потому что бывал здесь не раз. Яхтсмены выбрали полянку и разбили лагерь. Получилось две палатки: одна женская, пикниковая, – поменьше, другая – большая, армейская, для мужчин. Дамы занялись приготовлением ужина, мужчины разводили костер.
Плов получился изумительным: мягкая баранина со специями, рассыпчатый золотистый рис – на костре Лариса готовила так, словно всю жизнь только этим и занималась. Насытившись, команда перешла к крепким напиткам. В ход пошли водка и вино. Суржиков достал гитару и начал перебирать струны, что-то мурлыча. Разворачивалась обычная пьянка.
Первой сон сморил Ларису. Она отправилась спать, не досидев до полуночи. Василич перебрал свою норму и тоже вскоре закемарил. Рената не стала задерживаться в мужской компании. Она забралась в палатку, где уже сладко посапывала Лара, закуталась в одеяло и тут же уснула.
Ночь выдалась теплой, с пьянящим сладким ароматом лесных цветов. Ветер шелестел листьями, скрипели сверчки, послышался глухой крик ночной птицы и хлопанье крыльев. Рената проснулась, когда уже рассвело, взглянула на часы – всего лишь семь. Вставать еще рано, но спать уже не хотелось. Осторожно, чтобы не потревожить Ларису, она взяла косметичку и выбралась из палатки. Дошла до берега, где стоял «Графчик». Вода была гладкой, как зеркало, и прохладной. Рената умылась, почистила зубы и с наслаждением намазала лицо кремом. Как это, оказывается, прелестно – умываться на берегу! Чтобы вокруг – только лес и тишина, свежий воздух и легкий утренний холодок. Рената прислонилась спиной к дереву и закрыла глаза. Лучшего места для медитации и не придумать. Так она простояла несколько минут, совершенно не замечая течения времени, казалось, оно просто остановилось.
Настроение у нее было отличным, в душе воцарился покой, в голове ощущалось приятное отсутствие мыслей. Хотелось просто жить, ни о чем не думая, и наслаждаться текущим моментом. Рената пошла прогуляться вдоль берега, ей хотелось обследовать территорию.
Она вернулась к месту привала с другой стороны. Издалека заметила, что у кострища уже кто-то есть. По ярким красным вставкам на ветровке она узнала Суржикова. Рядом, спиной к ней, сидел Фианитов. Мужчины разводили костер и о чем-то разговаривали. Рената подумала, что раз ее пока никто не видит, а она слышит их разговор, то получается, что она подслушивает. Но обнаруживать себя она не торопилась, напротив, затаилась, чтобы узнать, о чем они говорят. Напрасно она это сделала! Иной раз, чтобы не расстраиваться, лучше пребывать в счастливом неведении.
Рената не сразу поняла смысл услышанного – настолько нелепо оно прозвучало из уст этого человека. Еще вчера Суржиков ее убеждал, что она – милая, восхитительная женщина, с которой весьма приятно иметь дело. И вдруг…
– Фейс, конечно, не фонтан, и на остальное тоже без слез не взглянешь. Хотя если грамотно упаковать, то, может, оно будет и ничего. Только это не мой формат – меня интересует то, что под одеждой. И личико такое ни один визажист не исправит, здесь нужно кардинальное решение. Глазки бы ей расширить хотя бы, а то они совсем как щелочки.
– Бог основательно поглумился над девочкой, – согласился Валера. – Но зато подарил ей мозги. Мне лично лучше с красивой дурой, чем с крокодилицей. Вот Катька – дура дурой, а с ней легко и хорошо.
– Не отягощена интеллектом.
– Не загружена комплексами. Не будь Рената отличным психологом, с ней было бы невыносимо общаться, профессионализм ее это отчасти сглаживает, хоть и не все.
– Не скажи! Она воспринимает себя такой, какая она есть, и не мучается по этому поводу. Ей не нужно доказывать кому-то свою значимость, подчеркивать всевозможными способами, что она умная, и ждать, чтобы это оценили. У многих грымз прослеживается такая тенденция: либо они замыкаются в себе и становятся жуткими феминистками, тихо ненавидящими весь мужской пол и хорошеньких дурочек, которые, кстати, далеко не всегда являются дурочками, либо пытаются наверстать свое в профессиональной сфере. Да, она некрасива, но лучше всех красоток со средними мозгами, потому что у нее куча дипломов и сертификатов, и не каких-нибудь липовых, а престижных образовательных заведений. А вообще, она – бедняжка, жалко мне Ренату.
У Ренаты подкосились ноги, и, чтобы не упасть, она ухватилась за толстый ствол сосны.
Кто бы знал, какие у нее комплексы! Жуткие, огромные, безумные, граничащие с паранойей! Она просто не показывает их никому, но это не умаляет остроты ее терзаний и сомнений по поводу собственной несостоятельности, она слишком хорошо разбирается в психологии, и от этого самой же еще хуже. Ненавидит мужиков, которые смотрят на нее как на недоразумение! Она-то таких жалеет за их внутреннее убожество, а они жалеют ее – и тоже за убожество, только за внешнее. Как Суржиков только что. Рената за эту «бедняжку» убила бы его, лучше бы он назвал ее последней уродиной.
Почему она такая? Зачем природа так жестоко с ней обошлась? Можно быть некрасивой, но не настолько же! Не родись красивой, с лица воду не пить… И кто только придумал эти дурацкие поговорки?! Они созданы для того, чтобы такие страшилища, как она, успокаивали себя ими. Ну, знаете ли, это уже слишком! Чтобы такие поговорки принимать за чистую монету, нужно быть законченной идиоткой. Все эти сказочки про дурнушек, которые однажды превращаются в писаных красавиц, не выдерживают никакой критики. Один Андерсен со своим «Гадким утенком» чего стоит! Рената вдруг задумалась: что-то она совсем разошлась. Пожалуй, мировая литература тут ни при чем. Но все равно, нужно быть реалисткой – с такой внешностью, как у нее, счастливой быть невозможно. По крайней мере, она точно не будет.
– Господи, дай мне хоть капельку привлекательности! Хоть на недельку, хоть на день преобразиться бы! Стать, как все. Чтобы на меня не озирались, не разглядывали с любопытством, не шептались, обсуждая, какая же я редкостная уродина! Хочется-то быть человеком, а не ходячим экспонатом Кунсткамеры.
Восхитительное настроение, с которым она проснулась, вмиг исчезло. Волшебная сказка закончилась, сменившись жесткой реальностью. Суржикова она возненавидела за его цинизм и беспощадную правду. Фианитова – тоже, но ненавидеть его у нее имелись причины и до этого эпизода.
К десяти часам проснулись все члены команды. Позавтракав вкуснейшей геркулесовой кашей, которую приготовила Лариса, яхтсмены сидели за импровизированным столом из листа пластмассы – кто на пне, кто на стволе поваленного ветром дерева и наслаждались отдыхом на природе. Алексей приготовил себе растворимый кофе: на две ложки кофе один кусочек сахара и кипяток почти до края. Он приготовил еще одну чашку кофе, в которую положил два кусочка рафинада.
– Прошу вас, мисс, – галантно предложил он напиток Ренате. – Два кусочка сахара, как вы любите.
– Благодарю, не стоит, – сказала она, глядя в сторону.
Алексей поставил перед дамой кофе и присел рядом:
– Как спалось?
– Замечательно, – отрезала Рената.
С ним явно не хотели разговаривать. «Что же, бывает», – рассудил Суржиков и не стал навязываться. Ему хотелось пофилософствовать, а лучше всех умела слушать Рената. Алексей поискал глазами подходящего собеседника, но ни Дима, ни Малыгин на эту роль не годились. Дима был простоват и неинтересен, а капитан сам любил рассуждать, а не слушать кого-то.
Лариса в соблазнительном черном купальнике, как наяда, вышла из воды. Она обаятельно улыбалась и сияла, как солнце. Подул ветер, и по ее телу побежали мурашки.
– Вода, как парное молоко, – сказала она ангельским голосом.
Алексей хотел подать ей полотенце, но его опередил Фианитов.
– Простудишься, – забеспокоился он.
Валера усадил даму на свое место, около костра, и налил ей чаю.
– Тебе бутерброд с сыром или с ветчиной? – продолжал хлопотать он.
Лариса благодарно принимала его заботу, украдкой поглядывая на Суржикова.
– Холодно, – передернула она плечиками.
Фианитов намек понял правильно. Он снял толстовку и отдал ее Ларисе. Лара подвинулась, чтобы Валерий смог уместиться с ней рядом на бревнышке. Так они и сидели, впритирку друг к дружке, болтая о чем-то тайном. Фианитов шутил, Лариса тихо смеялась.
Спокойно наблюдать эту идиллию Алексей не мог. Он брякнул на стол кружку с недопитым кофе и поспешил удалиться, зыркнув на сладкую парочку сердитым взглядом.
* * *Шторм Рената запомнила плохо. Все произошло внезапно, несмотря на то что погода испортилась уже довольно-таки давно. Дул сильный ветер. Сначала ему порадовались – яхта набрала хорошую скорость. Потом пошел дождь, и управлять яхтой становилось все сложнее. Капитан велел всем надеть спасательные жилеты. Рената надела, а дальше – суета, крики: принеси, подай, да не то, мать твою… Когда яхту тряхнуло, Рената не удержалась на ногах и упала, ударившись головой о ступеньку. Кое-как поднялась и дальше двигалась, словно в полузабытьи.
Алексей хотел подать ей полотенце, но его опередил Фианитов.
– Простудишься, – забеспокоился он.
Валера усадил даму на свое место, около костра, и налил ей чаю.
– Тебе бутерброд с сыром или с ветчиной? – продолжал хлопотать он.
Лариса благодарно принимала его заботу, украдкой поглядывая на Суржикова.
– Холодно, – передернула она плечиками.
Фианитов намек понял правильно. Он снял толстовку и отдал ее Ларисе. Лара подвинулась, чтобы Валерий смог уместиться с ней рядом на бревнышке. Так они и сидели, впритирку друг к дружке, болтая о чем-то тайном. Фианитов шутил, Лариса тихо смеялась.
Спокойно наблюдать эту идиллию Алексей не мог. Он брякнул на стол кружку с недопитым кофе и поспешил удалиться, зыркнув на сладкую парочку сердитым взглядом.
* * *Шторм Рената запомнила плохо. Все произошло внезапно, несмотря на то что погода испортилась уже довольно-таки давно. Дул сильный ветер. Сначала ему порадовались – яхта набрала хорошую скорость. Потом пошел дождь, и управлять яхтой становилось все сложнее. Капитан велел всем надеть спасательные жилеты. Рената надела, а дальше – суета, крики: принеси, подай, да не то, мать твою… Когда яхту тряхнуло, Рената не удержалась на ногах и упала, ударившись головой о ступеньку. Кое-как поднялась и дальше двигалась, словно в полузабытьи.
– Все, кирдык, – голос Фианитова.
– Тонем! – испуганный вопль Ларисы.
– Без паники! Судно на плаву, дотянем, – спокойно произнес капитан.
Голова Ренаты болела все сильнее, и от этой боли все окружающее воспринималось ею, как во сне. Она полулежала в каюте на свалившихся с полок вещах. Яхту сильно качало, и Рената чувствовала, что ее вот-вот вырвет.
– Берите только самое необходимое! Документы не забудьте! – кричал Малыгин.
– Идем скорее! – сказала Лариса. Она тронула ее за плечи и заглянула в лицо. – Что с тобой? Тебе помочь?
– Нет, я сама. – Рената выковыряла из груды вещей свой рюкзачок, в котором она хранила деньги, паспорт и еще какие-то женские мелочи, вроде крема и помады.
Прибыл катер береговой охраны. Люди в форме помогали яхтсменам перебраться на борт. Василич, как и следовало ожидать, принимал активное участие в эвакуации экипажа.
Выглянув на палубу, Рената поразилась тому, что стало с «Графчиком». От мачты остался какой-то огрызок, словно от сломанного карандаша. Разбит борт и сильно погнуты леера. Судно накренилось на один борт, и он оказался совсем близок к воде. Волна щедро окатила Ренату с головой, немного приведя ее в чувство.
«Картина! – вдруг озарило ее. – Нельзя оставлять ее здесь!»
Рената метнулась обратно, к каюте.
– Куда?! – заорал Василич, но остановить ее не сумел – Рената уже скрылась в каюте. Она откопала сумку с полотном и сунула его в свой рюкзак.
Их доставили на берег и сразу же отвезли в клинику. В медицинской помощи нуждались только двое: Рената и Дима. У Ренаты обнаружился сильный ушиб головы, а Дима сломал кисть левой руки. Лариса не пострадала, но она почему-то очень нервничала. Лицо зеленое, руки трясутся, голос срывается.
– Что с Алексеем? – спросила она чуть не плача.
На этот вопрос никто не мог дать ответа. Суржиков как в воду канул.
– Будем искать, – заверил Малыгин.
Рената не хотела думать, что Суржиков утонул. Лариса – тоже. Но у Лары на то были свои, особые причины. Она не находила себе места и, если бы ей кто-то это позволил, помчалась бы его искать – в море, среди ночи.
«Надо же, как переживает», – посочувствовала ей Рената. Ей было жаль Ларису, причем вдвойне. За то, что она так страдает из-за пропажи Суржикова, и за то, что он этих страданий не стоит. Тот, услышанный ею утренний разговор расставил все по своим местам, и мнение об этом человеке у нее сложилось окончательно. И оно, это мнение, было в большей степени отрицательным, нежели положительным. Принцип: о покойном либо хорошо, либо ничего, здесь не работал – Рената считала, что Алексей жив! Откуда у нее взялась эта уверенность, она объяснить не смогла бы, просто чувствовала.
Уже на следующий день им представилась возможность отправиться домой. Предложение поступило от владельца яхты «Аполлинарий» Николая Мартынова. Он с командой возвращался в Петербург и, узнав о крушении «Графчика», великодушно предложил пострадавшим свою помощь.
Рената не заставила себя уговаривать – приключения ее утомили, и ей хотелось поскорее оказаться в своей квартире, под пледом, в любимом кресле. Она чувствовала себя вполне сносно, но голова еще побаливала. Шведский врач заверил ее, что все будет о’кей, и снабдил ее таблетками. Лариса тоже устала, но уезжать не хотела. Впрочем, ее мнения никто не спрашивал. Пришел Малыгин и объявил, что она с Ренатой – и Дима тоже – отбывают на яхте Мартынова.
– Все, поход окончен. Собирайтесь, девочки! И ты, Дима, тоже. Поможешь барышням. А мы с Валерой пока что останемся здесь.
«Аполлинарий» отличался от «Графчика», как «Бентли» отличается от трамвая. Роскошный двухпалубный красавец, просторный и комфортабельный. Он мягко шел по Финскому заливу, убаюкивая мерным ритмичным ходом своих пассажиров. Рената отлеживалась в шикарной каюте и думала о том, что нужно что-то делать с полотном. И как ее с ним до сих пор не арестовали? Она собиралась сдать его на таможне, но сразу это сделать не получилось. Как поступить теперь, чтобы ее не сочли за контрабандистку, она не представляла.
Лариса сидела на верхней палубе и с похоронным лицом смотрела вдаль. Дима принес два коктейля и устроился рядом.
– Быстро идем, скоро в Питере будем, – сообщил он для завязки беседы.
– Да, наверное, – равнодушно ответила Лара.
– Жаль Алекса. Хороший был мужик.
– Был?! – вскинула брови Лариса. – Он и сейчас есть. Суржиков жив!
– Но он ведь, это… За борт упал. А там до берега было далеко.
– Ты видел, как он падал?
– Я – нет, но Валера видел.
– Алексей жив! Я знаю, – упрямо повторила Лариса.
– Конечно, жив, – поддержала ее Рената. Она решила пройтись по палубе и заметила членов своей команды. – Суржиков – отличный пловец, к тому же наверняка его подобрала какая-нибудь лодка. Нам же пришли на помощь, и ему тоже помогли.
Рассуждения Ренаты немного успокоили Ларису.
– Когда таможня, ты не в курсе? – попыталась она сменить щекотливую тему беседы.
– Давно уже позади.
– Как это?! Нас что, не проверяли? А паспортный контроль?
– Ночью проверяли. Ты от своих обезболивающих таблеток спала, как сурок. Твой паспорт я им отдала. Извини, пришлось залезть к тебе в рюкзак.
У Ренаты все внутри похолодело. В рюкзаке лежало завернутое в холстину полотно! Что, если его обнаружили?!
– А, багаж не досматривали?
– Мельком. Спросили, что везем. Я ответила, что личные вещи, они и ушли. Да у нас и смотреть-то нечего – ни сумок, ни чемоданов.
– А, ну да. Я пойду таблетку приму, – рассеянно сказала Рената и поспешила в свою каюту.
Закрыв за собой дверь, она полезла в рюкзак, проверить, на месте ли картина. Картина оказалась на месте. Рената не поленилась распаковать сверток, чтобы убедиться в этом.
То, что ее не поймали с поличным этой ночью, еще не значило, что можно вздохнуть спокойно. Впереди родные берега, при выходе туда им предстоит встреча с российской таможней. Наши – не шведы, они проведут досмотр более основательно. Иди, доказывай, что она действовала не корысти ради, а спасала народное достояние! Не докажешь ведь. Еще и обвинят ее в краже картины из музея. Вот тебе и благие намерения! Вот тебе и дорожка в ад!
Смириться с такой безрадостной участью Рената не желала. Ее ушибленная голова буквально разрывалась от боли, мысли кипели в поисках спасительного выхода. «А что, если бросить картину за борт? – пришла вдруг простая до гениальности мысль. – Нет картины – нет и проблемы!» Рената прикинула, как бы незаметно выбросить полотно. К ее глубокому сожалению, иллюминатор в ее каюте не открывался. Выходило, что от картины можно избавиться, только находясь на палубе.
Она извлекла сверток из рюкзака, переложила его в пластиковый пакет и отправилась на палубу. Как назло, наверху было полно народу. Рената поискала глазами наименее просматриваемый закуток. Оглянувшись, не видит ли ее кто-нибудь, она перекинула пакет через леер. Внизу белой пеной бурлила вода. Стоит разжать пальцы – и картина окажется там. Но что-то ее остановило. Отпускать пакет было жалко. Рената вспомнила истерику Арины. Она твердила, как в бреду: «Картину бережет ангел! Он отводит от нее все беды и накликает их на тех, кто прикасается к картине с недобрыми намерениями».
Ренату вдруг залихорадило. Отступившая было головная боль появилась вновь. Палуба заходила ходуном, и Рената едва устояла на ногах. Она оглянулась по сторонам: люди по-прежнему безмятежно отдыхали, вода была спокойной, яхта шла ровно. Из-за чего ее вдруг так зашатало – непонятно! В мистику Рената не верила, но все равно, ей стало не по себе. А вдруг и правда с картиной что-то не так? Кто там ее бережет: ангел или дьявол? Что бы это ни было, а только не следует бросать картину в воду. Поступить таким образом – значит совершить большую ошибку, за которую ее потом всю жизнь будет грызть совесть.