Денисов ожесточенно грыз ветку. И Лотта, словно боясь, что он сейчас встанет и уйдет не дослушав, заторопилась.
— В имении меня отдали в распоряжение экономки Марты, и я стала горничной баронессы. Это было время, когда тыловые немцы почувствовали наконец, что такое война. Спасаясь от бомбежек баронесса с дочерью больше жили в Швейцарии Марта и ее муж относились ко мне хорошо. В порыве откровенности она проговорилась, что сына ее нацисты держат в концлагере и что он, наверное, коммунист.
Перед концом войны всех, кто работал у барона, отправили в лагерь. А меня Марта оставила. Не знаю, как ей удалось получить для меня паспорт на имя Лотты Бор.
«Зачем она мне это рассказывает? — нервничал Денисов. — И почему сейчас? Могла бы раньше рассказать — в комендатуре? И зачем столько времени скрывала русское происхождение?»
Он чувствовал, что это еще не главное. Он смотрел на нее и пугался ее глаз. Теперь они были не печальные, как раньше, а решительные, какие-то дикие.
— После войны, — продолжала Лотта, — виллу Штольцев занял английский майор Эдвард Старк. Нас он выселил на хутор и привез своих слуг. Это было уже в конце сорок пятого. Однажды меня вызвали к Старку. Он встретил приветливо и, как выяснилось, все знал обо мне и о моем паспорте на чужое имя. Он спросил: «Почему вы изменили Родине, почему не вернулись домой?» Я растерялась и ответила, что собиралась домой, но не знаю, к кому обращаться. «Я готов помочь. — сказал он, — но кто вам поверит. Вы теперь немка. А если и поверят, что вы русская, то все равно сошлют в Сибирь». Старк дал мне газету «Посев»[40] на русском языке. В ней рассказывалось, как в СССР преследуют тех, кто был угнан в Германию и вернулся. Вы не представляете охватившее меня отчаяние. Я только и жила мечтой вернуться домой. И вдруг такое… Вы верите мне?..
Денисов не ответил.
Лотта вздохнула, в ее глазах блестели слезы.
— Через несколько дней, — снова заговорила она, — Старк позвал меня, начал успокаивать, что не все еще потеряно, и, если я выполню его небольшое поручение, он выдаст мне документы, которые объяснят все, что со мной произошло, и я смогу вернуться домой. Но вначале мне, дескать, нужно выехать в Энбург и привыкнуть к новым советским порядкам, устроиться на работу к русским, не выдавая своей национальности. Ну, скажем, переводчицей в комендатуру или в какую-либо воинскую часть, возможно, в акционерное общество «Дерунафт». Потом он пришлет своего человека, и тот скажет мне, как быть дальше. И тогда я попаду в Россию. Мне не с кем было посоветоваться, я согласилась, хотя уже тогда подумала, что может быть найдутся другие пути на Родину.
Я уехала в Энбург. Старк дал мне деньги на дорогу, сказал, что, если я не захочу в дальнейшем иметь с ним дела, то смогу вернуть ему долг, и с этим все кончится.
Я уже говорила, старики, приютившие меня, были очень добры. Когда хозяев не было дома, Марта разрешала мне играть на рояле — в Одессе я занималась в музыкальной школе и училась пению. В Энбурге я не стала искать работу там, где рекомендовал Старк, устроилась в «Тиволи». Сначала работала кельнершей, как-то спела — музыкантам понравилось, и они взяли меня в джаз. Я написала Старку, что могла бы вернуть ему деньги, и даже попросила совета, как мне поступать дальше, чтобы уехать домой. Ответ страшно напугал меня. Я поняла, что попалась в ловушку. До этого я думала: если он англичанин — они же были союзниками СССР в войне — то он даст добрый совет. И что же…
У нее задрожали губы, и она прикрыла рот рукой, стараясь пересилить себя и не разрыдаться.
— Недавно оттуда пришел человек. Просил приютить на несколько дней. Я опять смалодушничала и разрешила. Это была моя очередная глупость. Человек этот дал понять, что я игрушка в их руках и что они, как хотят, могут распоряжаться мною. Я ire находила себе места. И тут… — она со страхом глядела на Денисова. — Только поймите правильно… Помните поездку в Лейпциг? Ту самую… Так вот, вечером в субботу, он пришел и показал вашу фотографию. Он приказал мне поехать в Лейпциг и любыми средствами… Одним словом, он требовал, чтобы я познакомилась с вами…
Денисов вскочил как ужаленный. Лотта схватила его за руку, удерживая.
— Нет-нет, я ведь ничего не сделала… Вспомните, Виктор. Все получилось само собой, и мне тогда было действительно плохо. Поверьте! Я в тот день чуть не покончила с собой. И еще раньше я твердо решила рассказать всю правду о себе, об этом Максе — так он назвался. Он страшный человек и, наверное, задумал против вас что-то ужасное. А я не хочу… Я так просила вас прийти. Я так ждала вас… Ну, конечно, откуда вы могли знать, что это так важно…
2— Алло! Говорит начальник К-5, Енок. Прошу геноссе Фомина. Произошло чрезвычайное происшествие, и он нам очень нужен.
— Сейчас разыщем, — сказал дежурный.
Капитана нашли в архиве. Узнав, что звонит Енок, он стремглав помчался к дежурному.
— Геноссе Енок? Что случилось. Что!.. — Дежурный видел, как поползли вверх брови Фомина. — Инженер Факлер? Понятно. Сейчас же выезжаю.
«Кого бы взять с собой? — подумал капитан. — Скитальца нет. — Увидел в окно старшину Петрова. — Хорошо, если он не занят с Денисовым». Сбежал во двор.
— Саша, хотите поехать со мной?
— С удовольствием, товарищ капитан, — выпалил Петров, даже не спрашивая, куда его приглашают.
— Виктор Сергеевич вас не будет искать?
— Нет, сегодня я свободен.
— Наденьте штатский костюм и возьмите оружие. Доложите дежурному, что это мой приказ, и бегом! Я жду в машине.
Через четверть часа они уже входили в кабинет оптайлюнглайтера.
— Едем. Там нас ждут криминалисты и сотрудники полицейского участка, — сказал Енок.
Мишины остановились у небольшого, скрытого кустарником домика. За калиткой дежурил полицейский. В кухне, куда их проводили, допрашивали молодую женщину, всхлипывающую, с распухшими от слез глазами. Сотрудник полиции деловито отстукивал показания на портативной машинке.
Начальник криминального отделения участка коротко доложил существо дела. Берта — невеста Вернера Факлера — должна была встретиться с ним, он сам назначил свидание, но не пришел. Тогда она приехала сюда. У калитки стояла его машина, и она подумала, что он дома. Однако на ее звонки никто не открыл. Тогда она перелезла через забор. Дверь в дом оказалась запертой. Берта обошла кругом и увидела, что жалюзи на окнах кабинета Факлера подняты. Фрейлейн заглянула в окно — Вернер сидел без движения в странной позе.
Она принялась стучать, но он даже не пошевелился. После этого фрейлейн Берта прибежала в участок.
— Когда мы взломали замок и вошли сюда, сразу стало ясно, что господин Факлер мертв, — закончил объяснение криминалист. — К осмотру помещения и трупа мы не приступали, ждали вас.
Енок, врач и Фомин остановились на пороге комнаты. Пахло паленым. Вернер сидел, уронив голову в раскрытый радиопередатчик. Его левая рука с зажатым в ней пинцетом лежала на трансформаторе, правая, затекшая, фиолетового цвета с растопыренными пальцами свисала вниз.
К горлу подступила тошнота, и Фомин закурил. Его примеру последовали и остальные, кроме доктора, который первым шагнул вперед.
— Минутку, — остановил его Енок, — пусть вначале эксперт снимет отпечатки. А уж потом мы…
— Извините, — сказал доктор, расправляя на пальцах резиновые перчатки.
На столе продолжал гудеть трансформатор, раскаленные лампы приемника источали жар. Доктор с помощью Енока и полицейского осторожно опустил тело Факлера на пол.
Раскрыли окна. Дышать стало легче. Не вмешиваясь в работу эксперта, Фомин осмотрел комнату, где обнаружили труп, потом перешел в другую, но ничего подозрительного, никаких следов борьбы не нашел. Ничего существенного не дал пока и осмотр трупа.
— Смерть наступила мгновенно, от удара током, — констатировал врач. — Посмотрите, как прикипел пинцет к ладони. Я предполагаю, он нечаянно коснулся анода, а правую держал у шасси. Получилась замкнутая цепь. Результат налицо. Минутку… Достаньте-ка из сумки мою лупу… Удивительно… — разглядывая руку через стекло, медленно проговорил он. — Ладонь обожжена. Это понятно. Но вот что-то не сходится…
— Разрешите, — Фомин взял у эксперта лупу.
На тыльной стороне кисти Вернера, где кожа была значительно мягче и тоньше, ясно выделялись едва заметные вмятины. На них обратил внимание и Енок, вслед за Фоминым осмотревший руку убитого.
— Закройте труп и пригласите фрейлейн Берту, — сказал он. — Надо кое-что выяснить.
Девушка вошла, стараясь не смотреть в сторону накрытого простыней тела Факлера.
— Извините, фрейлейн. Но это печальная необходимость. Вы часто бывали здесь?
Она кивнула.
— Тогда внимательно посмотрите вокруг, все ли тут на своем месте?
Девушка вошла, стараясь не смотреть в сторону накрытого простыней тела Факлера.
— Извините, фрейлейн. Но это печальная необходимость. Вы часто бывали здесь?
Она кивнула.
— Тогда внимательно посмотрите вокруг, все ли тут на своем месте?
Она обвела комнату взглядом, перебегая глазами с предмета на предмет.
— Как будто все на своих местах. Я убирала здесь два дня назад. Завтра или послезавтра должна приехать мать Вернера. Она гостит у сестры в Севенемюнде.
— Ваш жених был левша? — спросил Фомин.
— Нет.
— Спасибо. Выйдите пока, — попросил он Берту. — Пораженной оказалась левая рука, геноссе Енок. И это вызывает недоумение, когда мы знаем, что погибший не был левшой. Мне помнится, у всех электриков и радистов существует что-то вроде неписаного закона. Когда работаешь под напряжением без защитных средств, левая рука должна находиться за спиной. Факлер должен был соблюдать это правило.
— И потом эти вмятины на коже… А может быть, мы имеем дело с тщательно замаскированным преступлением? — раздумывая, сказал Енок.
— Может быть, но это нужно еще проверить. Факлер мог и пренебречь личной безопасностью. Тогда — случайность. И вот еще что… — Фомин теребил затылок — В делах, связанных с самоубийством или убийством, одной версии, даже когда все кажется ясным, недостаточно.
— У нас еще мало опыта, геноссе Фомин, — заметил Енок. — А в нашем деле, кроме энтузиазма и желания как можно лучше служить своему народу, нужен еще и опыт. Но так ли?
— Понимаю, геноссе Енок.
— Послушайте, геноссе Фомин, а не может ли отсюда тянуться ниточка к бюро. Ведь Факлер там работал. Может быть, Фердман?
— Может быть, — согласился Фомин. — Давайте закончим разговор с фрейлейн.
Берга сидела в гостиной, отрешенно глядела в окно и плакала.
— Простите, фрейлейн, что беспокоим вас своими вопросами, но нам крайне необходимо выяснить истинные причины смерти господина Факлера. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить: господин Факлер не рассказывал вам случайно о каких-либо своих врагах или новых знакомых? Может быть, он был последнее время чем-нибудь расстроен?
— Нет. Не помню таких разговоров. И настроение у него было хорошее. Насчет знакомых?.. Не знаю, может ли иметь к этому отношение. В воскресенье на пляже мы познакомились с господином Максом — я запомнила, что он какой-то подрядчик. Вместе провели вечер, обедали.
— При каких же обстоятельствах произошло знакомство?
— Мы сами были инициаторами. Камеры на автомобиле Вернера старые. Отказали сразу две. Мы не могли ехать. Вернер пошел искать, у кого бы взять взаймы. И нашел этого Макса.
— А вы смогли бы описать его внешность?
— Пожалуй, да. Приятный такой мужчина, — чисто по-женски начала Берта, — выше среднего роста, блондин, светлоглазый, лоб высокий, лицо худощавое, загорелое… Наверное, все. Да, еще — его машина марки ДКВ, серого цвета. Одет он был в светлые брюки и белую рубашку.
— Господин Факлер потом встречался с ним?
— Вернер говорил, что этот Макс к нему заезжал за камерами. Это, пожалуй, все… Да, больше ничего не знаю.
— Фрейлейн, у меня к вам просьба. Вернее, совет, — сказал Фомин. — Не исключено, что этот господин еще встретится с вами. Возможно, он приедет на похороны. Где бы эта встреча ни произошла, не говорите, что мы интересовались им.
— Вы подозреваете этого Макса?
— Все может быть, фрейлейн. Если удастся, запомните номер его машины. Вероятно, он спросит о причинах смерти господина Факлера, скажете: что, как вам сказали в полиции, Вернер погиб от собственной неосторожности.
— Вы подозреваете этого Макса? — снова спросила Берта.
— Мы должны найти преступника, — сказал Енок.
— Не беспокойтесь, — она понимающе посмотрела на него и кивнула Фомину. — Я найду в себе силы. Я понимаю и сделаю все так, чтобы у него не возникло подозрения, будь он самим дьяволом.
— По этим телефонам вы обязательно найдете кого-нибудь из нас, — протянул ей Фомин листочек бумаги.
— Благодарю. Вы не скажете, как будет дальше?
— Тело господина Факлера отвезут в морг, проведут экспертизу, и оно будет находиться там до приезда его матери. Вы обещали сообщить ей о постигшем ее горе.
— Да, да. Я иду, — тяжело вздохнула Берта и направилась к выходу.
— Геноссе Енок, хотя приметы, прямо сказать, никакие, раздайте их на всякий случай вашим сотрудникам, — сказал Фомин. — Будем искать.
3— Что делать дальше? — спросил Лотту Денисов, а сам подумал: «Нужно немедленно ехать к Фомину. Он же предупреждал, а я еще, телок этакий, подшучивал над ним».
Денисов начал быстро одеваться за спиной Лотты, которая лежала на траве и плакала, жалкая и беспомощная.
— Успокойтесь. Я знаю, что делать. Простите, я буду называть вас теперь Людмилой. Вы молодец, что все это рассказали. Действительно, надо спешить. У меня есть знакомый, он бесспорно подскажет вам, как быть. Вставайте и возьмите себя в руки. Сейчас нам важнее всего быстро поймать такси.
Они подошли к шоссе. Свободных машин, как назло, не было. Денисов поднимал руку всем без разбора автомобилям. И когда они решили было идти к автобусной остановке, подвернулся таксомотор. Забрались на заднее сиденье и всю дорогу ехали молча. Денисов держал в своей ладони холодную, вялую руку Людмилы. Она глядела вперед, будто его и не было рядом…
Правильно ли он ведет себя после всего, что произошло? Может быть, так нельзя, и он просто размазня, хлюпик, тряпка, сентиментальный слюнтяй. Денисов нашел еще с пяток нелестных для себя эпитетов, но от этого не становилось легче. Сердце не ожесточалось.
«Лотта — Людмила, Лотта — Людмила», — повторял он про себя, сам не зная почему. Ему было жаль ее и хотелось помочь, успокоить.
В проходной отдела контрразведки Денисов, назвав себя, попросил срочно найти Фомина, сказал, что он нужен ему по неотложному и очень серьезному делу.
— Евгения Николаевича нет, — сказал вахтер. — Если хотите, обратитесь к дежурному офицеру. Сейчас я вас соединю, — он набрал номер и протянул трубку.
— Скоро ли вернется капитан Фомин? — спросил Денисов.
— Точно не знаю. Может, к вечеру.
— Жаль. Вот, что я вас попрошу: пожалуйста, непременно передайте ему, чтобы в любое время — вечером, ночью, рано утром, когда он только вернется, я жду его звонка. Я — это инженер Денисов. Это крайне важно. Скажите, Денисов, мол, очень взволнован одним сообщением.
Он вышел, в такси его ждала Людмила.
— Нам не повезло. Знакомого моего нет. Придется подождать, может быть, до завтра. Только выше голову, прошу вас. Вы даже не представляете, как все будет отлично. Я твердо верю, что в ближайшее время вы будете дома, на родине. Отбросьте всякие мрачные мысли. Я сегодня вас не оставлю одну. Сейчас едем обедать в «Глорию».
4Фомин, не заходя к себе, прошел в приемную, и, не обращая внимания на предостережение дежурного, открыл дверь в кабинет Кторова.
— Георгий Васильевич, — начал он с порога, но тут же замолчал. Кторов говорил с кем-то по прямому проводу. — Извините…
Продолжая слушать собеседника, Кторов приглашающе помахал рукой. Капитан тихо вошел и сел на стул. Прошло минут пять, прежде чем полковник закончил разговор.
— Ну, как, поостыли?
— Извините, Георгий Васильевич, слишком интересная новость.
— Выкладывайте вашу новость.
— В бюро с помощью Енока я установил контакт с несколькими служащими. Создали, так сказать, свой боевой актив для повышения бдительности и взаимоконтооля. История с загадочной гибелью Факлера оправдывает такие меры. Насторожил нас рассказ рабочего макетной мастерской. Он вспомнил, что неделю назад уборщица бюро Грабе интересовалась, где расположены номера сейфов, ну там, где указан год их выпуска, серии. Сказала, будто ее покойный муж работал на заводе, где изготовляли сейфы, и что, может быть, он и эти делал, которые она каждый день протирает. Рабочий сказал ей, что все эти цифры внутри и даже назвал некоторые номера. А потом подумал, что сейфы-то все послевоенного выпуска и Грабе в этом прекрасно могла разобраться сама. Он еще никак не ожидал от фрау такой сентиментальности: сварливая, мол, и грубая баба. И вдруг муж — номера…
Хоть факт этот на первый взгляд и пустяковый, но сейчас я решил брать под контроль буквально любой сигнал. С адресом этой Грабе я заехал в полицию, там мне дали в помощь оперативного работника Блютнера. И он установил, что представляет собой эта сентиментальная вдовушка. На проверку оказалось, что муж ее был булочником и погиб в самый последний момент войны, в фольксштурме. — Фомин сделал паузу, стараясь понять, какой эффект произвел его рассказ на начальство, заметил озорные искорки в глазах Кторова.
— Ну-ну, — сказал полковник, — договаривайте.