– Как бы то ни было, Данилкин не стал жертвой несчастного случая, как мы предполагали раньше. Его просто утопили. Что касается обстоятельств смерти Плешака и Павловской, они теперь ясны, вне всяких сомнений. Так что примите поздравления, Семен Иосифович, вы выиграли и на этот раз! – признал поражение Воронин.
– Ну, я полагаю, и вы не в проигрыше. Раскрыто три убийства. Разве плохой результат?
– В проигрыше только ваша Дубровская, – нахмурился следователь. – Провести месяц в следственном изоляторе – это не шутка. Как вы думаете, она будет претендовать на возмещение ей морального и материального вреда?
– Обязательно, – заверил его Грановский. – Если она об этом забудет, я ей напомню. Ведь та шумиха, которая развернулась вокруг ее персоны после задержания – газетные статьи, выпуски новостей, – нанесла удар по ее деловой репутации, честному имени. Как ей теперь с этим работать?
– Да сейчас, когда над ее головой сияет нимб невинно арестованной, все заключенные нашего города почтут за честь иметь с ней дело, – проворчал следователь. – Что стоит та газетная шумиха, о которой вы упомянули? Сейчас шуму будет куда больше! Журналисты обожают такие темы. Правозащитники полезут со своими комментариями.
– Увы! Помните известную пословицу: «Семь раз отмерь – один отрежь»? Золотые слова! Однако мне пора…
Прощание было сухим. Грановский торопился по своим делам. Воронину не понравилась так некстати упомянутая защитником пословица. «Вот и води после этого с адвокатами дружбу, – с досадой подумал он. – Надо же! Мне казалось, мы почти достигли взаимопонимания…»
– Ну что же, я был прав. Вас можно поздравить! – говорил Сергей Аркадьевич Лизе.
Они сидели в маленьком уютном ресторанчике и беседовали. Отец Андрея был рад, что в уголовном деле Дубровской наконец-то поставлена точка.
Елизавете, ошеломленной неожиданной развязкой всей этой долгой истории, не верилось, что все происходящее с ней – правда. Она стала бояться ночей. Ей казалось, что как только она проснется, то увидит перед глазами не свою уютную спальню, а тесную душную камеру, набитую десятками полуобнаженных тел. Рядом опять будет Марта, и ей придется гадать, доживет ли она до следующего утра или месть «мамки» настигнет ее раньше…
Дубровская содрогнулась, отгоняя от себя страшные видения. Она была в ресторане по приглашению отца Андрея, и ей не хотелось, сидя с этим благородным человеком, вспоминать тюрьму.
– А все же, Сергей Аркадьевич, почему вы мне поверили? – лукаво спросила она. – Неужели у вас так хорошо развит дар предвидения?
– Совсем нет, – поморщился Мерцалов. – Вы же знаете, интуиция не самая сильная часть мужской натуры. Я предпочитаю наблюдения.
– Вот как? – удивилась Лиза. – И какие же выводы вы сделали обо мне, исходя из ваших наблюдений? Кроме, конечно, того, что я неловкая, неуклюжая и не умею произвести благоприятное впечатление на окружающих при первой встрече. Мне до сих пор стыдно за тот наряд, в котором я перед вами предстала в тот памятный вечер. Могу себе представить, что вы обо мне подумали.
– А мне не трудно вам рассказать. Я сразу понял, что вы находитесь под влиянием своей маменьки, женщины, несомненно, очаровательной, но слегка взбалмошной. Вы ранимы, впечатлительны и болезненно порядочны. Не любите авантюр. Во всем предпочитаете ясность. Что же касается вашего платья… Я не привык судить о людях только по их внешнему виду. Этого мало.
– Хорошо. Что же тогда вы думали об Алине Павловской?
– Вам интересно? Извольте. Я знал, что она влюблена в моего сына и мечтает заполучить его в мужья. Знал, что она изобретательна и коварна. Кроме всего прочего, она развратна и испорчена до мозга костей.
– Что-о? – Елизавета была в шоке. – Откуда вы это взяли?
– Наблюдения, моя милая. А еще сведения, полученные из достоверных источников. Хотите знать подробности?
– Если можно.
– Вы имеете на это право. Слушайте… Однажды, в спортивном клубе, куда я хожу заниматься два раза в неделю, я услышал, что мой постоянный партнер по теннису тяжело болен. Конечно, я счел своим долгом навестить его в больнице. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что он пытается прийти в себя после неудачного суицида. Что могло довести удачливого бизнесмена до ручки? Ответ оказался прост: несчастная любовь. Я знал, что у него намечалась свадьба. Неужели невеста убежала из-под венца? Правда оказалась куда удивительнее. За месяц до женитьбы, когда приготовления к свадьбе шли полным ходом, наш бизнесмен… влюбился. Нет, не в невесту. В совершенно другую девушку. Страсть охватила его настолько, что он поспешил сообщить о вновь обретенном счастье будущим родственникам и бедняжке-невесте. Скандал был грандиозный, но его это мало волновало. Все его помыслы были о другой. Он увез ее к морю, заваливал подарками. А когда они вернулись домой, девица заявила, что она по горло сыта его обществом. Бизнесмен рвал на себе волосы, она же философски заявляла, что такова жизнь. Он попытался наложить на себя руки. К счастью, его попытка оказалась неудачной. После лошадиной дозы снотворного его удалось спасти… На мой взгляд, глупая выходка. Так поступают женщины: устраивают сцены, глотают теблетки. Но мой знакомый настолько был одурачен своей любовью, что даже на больничной койке грезил только о ней. Он показал мне фотографию…
– Это была Павловская? – тихо спросила Лиза.
– Да, она… Что я могу сказать еще? Он оправился от болезни. Ходят слухи, что он опять собирается жениться на прежней невесте. Выглядит он молодцом, правда, нет-нет да и вздохнет о былой страсти.
– А что Алина?
– А с Алиной было все нормально. Когда он, бледный и страдающий, валялся в больничной палате, она щеголяла великолепным шоколадным загаром. «Где отдыхала? – спросил я. – Наверняка на море, с поклонником?» Она рассмеялась: «Что вы, Сергей Аркадьевич! Я ездила с подругой». И ни малейших угрызений совести на лице! Свежа, прекрасна и невозмутима, как всегда.
– Вы что-то говорили про ее увлечение Андреем? – напомнила Дубровская, хотя эта тема была ей неприятна.
– Да, я обратил внимание, что в последнее время Алина слишком часто бывала в нашем доме. Не нужно было обладать задатками медиума, чтобы понять ее истинные намерения. Ее интересовал Андрей. С нами она была сама любезность: вежлива, предупредительна, занятна. Но мы с супругой были для нее лишь мостиком, с помощью которого она собиралась подобраться поближе к нашему сыну. Надо было видеть, как ловко она находила причины, для того чтобы остаться у нас погостить. Ольга Сергеевна была ей всегда рада. Она наивно полагала, что Алине нравится ее общество. Искусно воздействуя на самые чувствительные стороны ее натуры, Павловская без особого труда завоевала ее расположение. «Порода, ум, красота – все при ней! Такую женщину я хотела бы видеть рядом с Андреем», – частенько поговаривала моя жена. Сын только посмеивался. Он не спешил разубеждать мать. Но я-то знал, что он относится к Алине, как к подруге детства.
Но Павловскую такое положение вещей не устраивало. А когда рядом с сыном появились вы, девушка почувствовала тревогу. Ей совсем не хотелось упускать из своих когтистых лапок то, что должно было принадлежать ей по праву. Она объявила вам войну. Конечно, будучи особой хитрой и расчетливой, Алина не собиралась использовать типичный женский арсенал: слезы, уговоры, истерики. У нее на вооружении были обольстительные улыбки, искренние заверения и интриги… Помните то происшествие с ее колесом? Я ни на секунду не сомневался, что прокол – это ее рук дело. Слишком уж демонстративно воткнул злоумышленник гвоздь в шину. Казалось, он хотел обратить внимание: глядите, что я делаю! Я не считал, что вы настолько глупы, чтобы пойти на подобный шаг. Кроме того, вам это было незачем делать. Чего бы вы добились? Ничего. А вот сама Алина получала гораздо больше. Ну, во-первых, она бросала тень на вас. Смотрите, какая гадкая и пакостливая девица водит знакомство с Андреем! А во-вторых, в тот вечер она так и не поехала домой. Зачем менять колесо в потемках, если это прекрасно можно сделать с утра?
Мой сын, как помнится, был не в духе. Он рано ушел к себе в комнату, сославшись на головную боль. Мне же не спалось. Когда около полуночи я решил спуститься вниз, выпить чая, в нашем крыле я наткнулся на Павловскую. Она была в полупрозрачном пеньюаре. Увидев меня, Алина смутилась и начала лепетать что-то вроде того, что она хочет попросить у моей жены снотворное. Ей не удалось меня обмануть. Конечно, она хотела проскользнуть в спальню Андрея. Я решительно взял ее за руку и отвел в столовую, где в ящичке комода хранилось необходимое лекарство. Я был не столько предупредителен, сколько навязчив: принес воды, дал ей таблетку и даже проследил за тем, чтобы она приняла средство. После этого мы еще немного поговорили. Я думаю, в ту ночь ей уже было не до Андрея. Снотворное подействовало быстро.
После этого было происшествие с пропавшими драгоценностями. Мать Алины, негодуя, рассказала нам, что застала вас примеряющей серьги перед зеркалом. С ее слов, «бриллиантовые слезы» исчезли именно после этого случая. Я, помнится, выразил сомнение в отношении вашей виновности. С моей точки зрения, нужно было быть настоящей кретинкой, чтобы тащить чужое добро при подобных обстоятельствах. Понятно же, что первым делом подозрение пало бы на вас. Но дамы со мной не соглашались. Они долго возмущались, вздыхали и сетовали: куда, спрашивается, смотрит Андрей? Алина же робко оправдывала вас, но в ее словах не было и капли искренности…
– Сергей Аркадьевич. – Лиза решила все-таки задать вопрос, который не давал ей покоя. – Вы так хорошо «читаете» Павловскую. Почему же вы не вступились за меня, когда произошли эти убийства? Вы могли убедить вашу супругу, родителей Алины, что я тут ни при чем.
– Я делал деликатные попытки, но они не имели успеха. Ну, сами подумайте, что я мог сказать Павловским? «Ваша дочь – выдающаяся интриганка. Это она виновата во всем». Я боюсь, что родители, убитые горем, не поняли бы меня правильно. Это было бы жестоко по отношению к ним. Ну, а моя жена так боготворила Алину, что слышать ничего не хотела о том, что шло вразрез с ее представлениями о ней. Так что вам придется нелегко: она свое мнение быстро не меняет.
– Да, но что мы скажем Андрею? – подняла болезненную тему Елизавета. – Может, стоит промолчать?
– Я уже об этом думал, – признался Мерцалов. – Придется ему рассказать. Он все равно узнает. Важно, чтобы вы это сделали сами. Тогда на все иные комментарии он будет смотреть критически: уже через призму вашего рассказа. Вам в этой истории скрывать и стыдиться нечего: вы были только жертвой.
– Я была пешкой, – с горечью признала Дубровская. – Многих ошибок можно было бы избежать, если бы я не была такой доверчивой. Для меня Алина была ангелом во плоти.
– Не стоит корить себя. Трудно заметить пятна на солнце.
Сергей Аркадьевич был великодушен…
Ветер гнал поземку по широкой аллее городского кладбища. Редкие посетители, поспешно выполнив свой долг перед родными и близкими, устремлялись к выходу. Серое ноябрьское небо бросало на скованную морозцем землю первую снежную россыпь. Воздух казался пронзительно чистым, даже звенящим. Но погода совсем не располагала к прогулкам, поэтому парочка, стоящая возле свеженасыпанного могильного холмика, невольно привлекала к себе внимание. У молодой женщины были в руках гвоздики. Они ярким пятном выделялись на черно-белом фоне кладбища. Спутник девушки был уже немолод. Он старался держаться молодцом, время от времени постукивая ногой об ногу. Он продрог, что было неудивительно.
– Лиза, бога ради, что мы здесь делаем? – спрашивал он. Но молодая женщина, к которой он обращался, была всецело занята своими мыслями.
Ее взгляд остановился на прикрепленной к колышку черной табличке, где небрежной рукой было написано: «Данилкин Александр Арсеньевич». И ниже – даты рождения и смерти через прочерк, вместивший в себя короткую человеческую жизнь. Здесь не было деревянного креста, как на других свежих захоронениях, ни венков, ни самого скромного цветочка. Только вздыбившаяся холмом земля и колышек с указателем. Рядом покоились такие же никому не нужные бедняги. У некоторых вместо фамилии и имени на табличке значился номер. Это была самая заброшенная часть городского кладбища, где хоронили бродяг, нищих и неопознанных.
– Ты простынешь, – пугал девушку Грановский. – Конечно, ты поступила благородно: пришла на могилу, принесла цветы, постояла. Но пора и честь знать! Если вспомнить, что этот парень едва не сломал тебе жизнь, то твой поступок вызывает не восхищение, а, по крайней мере, удивление. Неужели ты его простила?
Дубровская повернулась к старому адвокату. В ее карих глазах застыло изумление. Неужели Грановский так ничего и не понял?
– Семен Иосифович, вы эту историю знаете лучше меня! За что мне упрекать Данилкина? За то, что он, как и я, стал заложником тяжелых жизненных обстоятельств? Виновницей своих злоключений я считаю Алину. А на него я не сержусь. Если хотите, мне в какой-то степени даже жаль его.
– Поглядите на нее, – беззлобно ворчал адвокат. – Жалостливая какая! А ты случайно не забыла, как несколько дней назад едва не стала жертвой тюремной разборки? А «браслеты» на руках, а тараканов в супе, а свою вонючую камеру – это ты помнишь?
– Конечно, этого я никогда не забуду. Как, впрочем, и вашу бескорыстную помощь и ваше участие. Но если бы не письмо с чистосердечным признанием этого человека, возможно, справедливость восторжествовала бы еще не скоро.
– Тут я согласен, – нехотя признал Грановский. – Конечно, я урегулировал вопросы, связанные с вашими приятелями Малининой и Афониным, но по вашему основному обвинению дело продвигалось черепашьим шагом. Хотя я не сомневался, в конце концов нас ожидал успех.
– Еще бы, с таким блестящим адвокатом… – улыбнулась Лиза. – Кстати, Семен Иосифович, вы собираетесь помогать Светлане Данилкиной? Она, должно быть, спит и видит себя богатой наследницей.
– Ни за что, – твердо сказал Грановский. – Она не дождется от меня даже пустякового совета. Пусть себе поступает, как хочет. Деньги, милая моя, как и счастье, нужно если не заработать, так заслужить. Эта же девица не стоит и копейки! Мне искренне жаль, что часы достались не тебе. Этот парень, Александр, хоть и не знал закон, но понимал главное – частицу души не передают по наследству!
– Бросьте, Семен Иосифович, – отмахнулась Лиза. – Ну что бы я стала делать с часами Арсения Данилкина? Продать их – мне бы не позволила совесть, хранить – не было бы никакой охоты.
Они ненадолго замолчали. Кладбищенская атмосфера располагала к размышлениям.
– Кстати, – вдруг вспомнил адвокат. – Тебе передает большой привет Регина.
– Регина?! – воскликнула Дубровская. – Что вы о ней знаете? Как она?
– Расскажу, когда вернемся в машину. – Адвокат пошел на откровенный шантаж. – Видишь ли, на морозе мне часто изменяет память.
Лиза, улыбаясь, покачала головой. Грановский всегда умел добиваться нужного результата, не тем, так иным способом. Она положила гвоздики на холмик и, взяв адвоката под руку, поспешила с ним к выходу.
В теплом салоне автомобиля, выпив чашечку крепкого черного кофе из термоса, девушка ожила. Она готова была выслушать от защитника последние новости.
– Ну, выкладывайте, – потребовала она. – Что вам известно про Регину?
– Вообще не многое, – поскромничал адвокат. – Видишь ли, я решил взяться за ее дело…
– Вы?! – воскликнула Дубровская. – Вы будете ее защищать?
– А что в этом удивительного? – неправильно понял ее Грановский. – Милочка, каждый человек должен иметь шанс. Но если эта женщина кажется тебе немного грубоватой, могу сказать лишь…
– Семен Иосифович! – перебила его Лиза. – Я рада за нее. Она заслуживает счастья, о котором вы говорили.
– А я рад, что ты так считаешь, – улыбнулся Грановский. – Ты знаешь, у нас может кое-что получиться. Ее спортивные коллеги встали за нее горой. Не будем замахиваться на оправдание, но свое снисхождение присяжные ей железно отдадут. Она не теряет надежды, а также передает тебе огромную благодарность.
– Мне-то за что? – удивилась Лиза.
– За то, что ты вовремя вмешалась и помогла избрать ей верную позицию защиты… Кстати, есть новости и о Марте.
Дубровская содрогнулась.
– Я надеюсь, вы не собираетесь ее защищать? Боюсь, если за дело возьметесь вы, эта славная женщина будет иметь неплохие шансы оказаться на свободе. Причем в ближайшее время.
– О, нет! – покачал головой адвокат. – Насчет этого можешь не беспокоиться. Я хотел лишь сказать про то, что нежданно-негаданно в следственном изоляторе появились свидетели ее преступления из числа заключенных. Речь идет о так называемом несчастном случае в душе. Тогда погибла одна молодая узница. Ее долгое время считали жертвой нелепого стечения обстоятельств.
– А теперь? – Голос Дубровской напоминал эхо.
– А теперь Марте предъявили обвинение в умышленном убийстве и, говорят, дело имеет неплохую судебную перспективу. Она получит приличный срок лишения свободы. Кстати, совсем недавно с бедняжкой произошло несчастье. Она неудачно упала с нар и здорово расшиблась.
– Как это могло произойти? – удивилась Лиза. – Она же спит на нижнем ярусе.
– Понятия не имею, – многозначительно посмотрел на нее адвокат. – Скажу лишь, что сей прискорбный случай имел место аккурат в тот день, когда в камеру вернулась Регина. Та о чем-то с ней долго говорила, причем на повышенных тонах, а потом еще и довела до слез другую заключенную со странной кличкой.
– Верста! – догадалась Дубровская.
– Что-то вроде того. Так вот эту Версту теперь перевели в другое место, а бедная Марта лечится в тюремном лазарете.