– Ей лучше умереть, не приходя в сознание, – мрачно изрекла Наташка, вжавшаяся в кресло. – Впрочем, я могу принести Лешкин дезодорант – мертвого оживит!
– Не надо, – отмахнулась дочь, – он нас угробит. Я сбегаю за водой. Брызнем – сразу очухается…
Юля пришла в себя быстро и тут же об этом пожалела, что без труда можно было понять по мучительной гримасе, исказившей ее бледное лицо. Первым делом она поправила волосы и беспомощно взглянула на нас.
– Ну что, – не дала ей опомниться Наташка, – вызываем милицию?
– Не надо милицию, – прошептала Юля. – Давайте подождем до утра.
– Зачем милиции наши лишние трупы? – удивилась подруга. – А нам они и подавно не нужны. Еще не хватало вечно болтаться привидениями в этом осточертевшем особняке! – При упоминании о привидениях Юлька подозрительно часто задышала, намереваясь в очередной раз отключиться и передохнуть. Алена – откуда только силы взялись – встряхнула, ее, как мешок с опилками, и закатившиеся было глаза вернулись на место, ничуть, однако, не обрадовавшись этому обстоятельству. – С нами этот номер не пройдет! – сурово предупредила Наташка. – Или ты объясняешь ситуацию, или вызываем следственную бригаду. – Я с уважением взглянула на подругу. Полученный опыт не прошел даром. Слова-то какие знает!
Юля с жадностью выпила стакан холодной воды, предназначенный для того, чтобы приводить ее в чувство, и икнула. Все выжидательно молчали.
– Ну хорошо, – наконец выдавила она из себя. – Боюсь, что Зеленцов действительно был здесь этой ночью. Только я его не видела… Я не обманываю! – истерично завопила она, заметив возмущенное движение Наташки, наигранно всплеснувшей руками. – Не обманываю, – продолжила она уже тише. – Ночью я спустилась вниз, на кухню. Очень захотелось есть. Решила сделать себе пару бутербродов и уйти. Но тихо убраться не удалось – пришла Евдокия Петровна и стала ко мне цепляться. Мы немного повздорили, и я ушла наверх, надеясь, что она от меня отстанет. Не отстала. – Юля вздохнула, нервно поправила волосы и сложила руки на коленях. Взгляд ее опять переместился на окно. – Словом, мы продолжили ссориться и у меня в комнате. В результате она пригрозила утром вышвырнуть меня вон. Честно говоря, я уже и сама была готова уехать, не дожидаясь Валерия. – Она слегка запнулась. – Собралась даже позвонить на турбазу, хотела узнать время, поскольку часов в комнате нет, но мобильника не нашла – оставила его в холле с вечера. На улице только-только начало светать. Решила спуститься вниз. Света не было. Открыв дверь на лестничную площадку, уже почти вышла, но… – Юлька судорожно вздохнула и перевела взгляд на меня. Клянусь, у нее в глазах плескался дикий ужас! – …И увидела ее… – Последние слова она произнесла шепотом и оглянулась на дверь.
Все напряженно проследили за взглядом Юли. С испугу показалось – дверь тихонько приоткрывается. Мороз пробрал по коже. Я попыталась сесть на кровати. Аленка что-то мяукнула и одним прыжком бросилась мне на колени. Опрометчиво вскочив вместе с дочерью (то ли силы уже не те, то ли дочь очень выросла), я рухнула на Наташку, которая к этому времени окончательно растеклась по креслу, почти слившись с кремовой накидкой. Вместе мы его успешно и сломали, о чем оно заявило решительным и возмущенным треском. Это немного разрядило обстановку, тем более что хуже всех пришлось даже не креслу, а Наташке. Она заткнулась только минут через пять. В течение этого времени мы узнали всю правду о себе, своих родственниках и ближайших планах на будущее. Мне они не понравились, но спорить не стоило. Больше всех повезло Юльке: она убедила себя, что лучше ничего не видеть и не слышать, и снова потеряла сознание. Правильно. Зачем ей правда о чужих родственниках, своих сумасшедших хватает.
Раскидав нас в стороны, слегка помятая Наташка принялась осматривать кресло. Вердикт был неутешителен:
– Хрясь! И – пополам… Сломалась деревянная решетка. Я ремонтировать не буду! – многозначительно заявила она. – Пусть ремонтирует тот, кто сломал.
– Я тоже, – решительно воспротивилась я. – С дураков меньше спроса – истина. Если правильно тебя поняла, я являюсь потомственной умалишенной в седьмом колене.
– А я не знаю, как его чинить, – робко заикнулась дочь. – Папа вернется – сделает. Или Славка. Или Лешка.
– Ну и ладно, – миролюбиво согласилась оттаявшая Наташка, которой напомнили о козлах отпущения. – Продолжаем разговор, – уселась она на диван ближе к Юле и пошлепала ее по щекам. – Чем же тебя так испугало явление Дульсинеи?
– Дульсинеи? – удивилась Юленька, приходя в себя. – Разве я сказала, что увидела Дульсинею?
Мы недоуменно молчали, и она, подвинувшись ближе к Наталье, продолжила:
– Я увидела высокую женщину в белом рядом с дверью рабочего кабинета Валерия… – Юлька передернулась, Наталья переместилась к ней совсем вплотную, вытаращив на нас испуганные глаза. – Она сначала стояла и не двигалась. Потом протянула ко мне руки и бесшумно двинулась в мою сторону. Казалось, она плывет по воздуху. Я опомнилась и прыгнула назад, в комнату, лихорадочно закрыв за собой дверь на защелку. Ноги не держали. Это был такой ужас! Вы себе не представляете. Думала, умру на месте. Насколько мне известно, привидениям ни стены, ни закрытые окна не преграда. Но, очевидно, она решила оставить меня в покое. А может, ее время истекло – рассветало. До утра я не спала, хотя с восходом солнца все уже было не так страшно. Птицы пели, и вообще чувствовалась жизнь. Знаете, как в одном стихотворении:
Мы сидели вконец обалдевшие. Мое видение событий в нескольких местах дало основательные трещины. Но обдумывать это пока не стоило – Юля продолжала исповедь:
– Я спустилась вниз только в начале восьмого. С большим трудом заставила себя заглянуть на кухню. Но там все было как и вчера ночью. Раздвинула шторы – солнце так и брызнуло в глаза. Страх окончательно улетучился. Вернулась в холл, дернула за ручку входной двери и удивилась – дверь была открыта. – На этих словах мы переглянулись. Перед уходом в комнату еще раз ее закрыли – коллективно! Значит, кто-то дверь опять открыл… – Решила, что это Евдокия Петровна захотела прогуляться перед тем, как дать мне последний решительный бой, – продолжала Юля. – Ее комната была на замке. Обычно она оставляет ключ в двери снаружи. На ночь просто закрывается изнутри на защелку. А тут, смотрю – у Наины Андреевны ключ из двери торчит, а у Дуль… Евдокии Петровны – нет. Обычно так бывает, когда она куда-нибудь уезжает. Тихонько подергала дверь – не открывается. Я и решила, что Евдокия Петровна уехала. Не пугать же мне вас. В подвал идти не осмелилась даже с керосиновой лампой. Так и стояла перед глазами женщина в белом. Сразу скажу, что Евдокия Петровна не могла за пару часов подрасти и похудеть до ее габаритов. Но вскоре встала Наташа. – Юля благодарно ей улыбнулась. К тому времени они уже сидели, обнявшись. – Мы вместе долили горючее в генератор. Совсем немного. Так и не пойму, почему он вырубился. Но мы его запустили снова, и все пошло своим чередом, пока…
– Пока в комнате у Наины Андреевны не обнаружилась куртка Валерия, – договорила я за Юльку. – Именно тогда тебе пришло в голову, что хладный труп твоей приемной матери может лежать в комнате, взывая о возмездии. Нервы окончательно сдали, и ты, не контролируя себя, принялась ломиться в закрытую дверь. – Юля тихонько кивнула, Наташка с Аленой дуэтом ахнули. – Почему тебе пришла в голову такая мысль? – спросила я. – Они что, так не ладили с Валерием, что мысль о ней не давала ему покоя и на рыбалке?
– Да нет, – после небольшой паузы ответила Юля. – Наоборот, она его очень любила и по возможности старалась облегчить нам жизнь. Ему это иногда так надоедало, что появлялось желание избавиться от чрезмерной опеки. Но не в том смысле, чтобы ее убить, – испуганно добавила Юля. – Вообще-то Валерий Кириллович очень ее ценил. По сути, заботы о больной матери, которую он категорически отказывался помещать в интернат для стариков с психическими отклонениями, легли на нее. Возможно, если бы Евдокии Петровны не было рядом, ему и пришлось бы это сделать. Не знаю, что произошло здесь ночью. Ведь даже вы, находясь здесь, ничего не видели и не слышали. – При этих словах я скромно промолчала. – Но твердо уверена в одном. – В Юлином голосе появились решительные нотки: – Валерий ее и пальцем не тронул. Поймите меня правильно: Евдокия Петровна исчезла, следы пребывания мужа в доме – налицо. Но я уверена в его полной непричастности к ее исчезновению. Что же вы от меня хотите? Чтобы я сдала его, без вины виноватого, на растерзание? Вот и постаралась, как могла, скрыть следы его появления ночью. Кстати, прошу меня извинить, в одном я соврала – ключи от дома у него были с собой. Скорее всего, это он открыл ночью дверь. Может, просто решил убедиться, что дома все в порядке? – Юля немного помялась. – У нас в последнее время были такие напряженные отношения…
– А если он тут вообще не появлялся? – предположила Аленка. – Подумаешь, старая куртка, в которой обычно рыбачит! Оставил ее когда-то в комнате матери, а та и выкопала ее из-под кровати или другого укромного места, куда сама же предварительно и закопала… Ты хорошо помнишь, в чем он отчаливал? – обратилась она к Юле.
Растерянный взгляд девушки говорил сам за себя. Очевидно, ей было не до этого при прощании с мужем. Я не стала навязывать свою точку зрения. Зачем нагнетать обстановку.
– Вот именно! Из-под кровати! – громко выдала Наташка и вскочила с места. Не ожидавшая такого маневра, Юлька чуть ни свалилась с дивана. – Мы идем ломать дверь и вытаскивать труп Дульсинеи Петровны из-под кровати! – решительно заявила она. – Ничего, пусть поспит на улице. Ей там даже лучше будет, чем мне в палатке. Не переношу коммунальное сосуществование с покойниками.
– Но ведь ее же уже похоронили! – торопливо возразила я.
– Ты присутствовала на похоронах?
– Нет, но я была на могиле.
Но Наталья, похоже, преисполнилась решимости спорить до посинения. И ее последний довод был убедителен:
– А если этот ваш козел Валерий – маньяк?! И у него по всему побережью закопаны трупы знакомых девиц? А их отдельно взятые фантомы шастают здесь по ночам? Вам что, жалко проверить комнату?
Возражать никто не решился. Даже Юлька, сменившая окрас на серый цвет дождливого вечера. Я принесла связку ключей, добытых из подвала. Взглянув на брелок, Юлька оживилась:
– О! Запасные ключи! А я-то их обыскалась. Где вы их нашли?
– В подвале, – коротко пояснила я. – В упаковке с минеральной водой. Рядом с трупом Евдокии Петровны.
– Господи! – воскликнула Юля внезапно осевшим голосом. – А когда же и как он туда перебрался?
– Легко! – пояснила дочь. – Восстал из могилы и лег там, где поприятнее. Дом… милый дом…
– А чей же тогда под кроватью? – запуталась Наташка.
– Валерия… – догадалась Юлька и посинела, делая слабые попытки глотнуть воздуха.
– Да у нее сердечная недостаточность! – заорала Алена. – Хватит с нас трупов!
Последнее замечание мгновенно привело Юлю в чувство.
– Нет, я хочу жить, – прошептала она, делая глубокий вдох. – Лучше пойдемте ломать дверь. А может быть, просто откроем ключами?
Наталья была собрана и немногословна:
– Пробовали, не получается. Сломан замок.
От помощи кисейной барышни единодушно отказались. Человек много пережил за последние дни. Ряды нашей армии спасения на водах Селигера не могли больше нести потерь.
Дверь брали штурмом. Первой и последней на таран пошла Наташка – с разбега по коридору из холла. Мы с Аленкой трусцой неслись сзади – на побегушках, с флакончиком йода в руках. От мощного натиска дверь подалась сразу, обреченно повиснув на одной петле. Вход был свободен, если не считать препятствием Наташку, валявшуюся на коврике у кровати с плотно зажмуренными глазами и перекошенным лицом.
– Руку сломала! – ахнула я, бросаясь к подруге и проклиная стены, двери и прочие составные части этого особняка. За стеной испуганно взвыла Наина.
– Под кровать! – сквозь стиснутые зубы процедила Наташка. – Загляните под кровать. Я боюсь… Заглянули?
– Да, – поспешила я отрапортовать. – На первый взгляд там ничего нет.
– А на второй? – Наташка открыла один глаз и с надеждой посмотрела на меня.
– Лена, раздвинь шторы, – скомандовала я, укладываясь на пол рядом с Наташкой. – Никого и ничего тут нет. Даже пыли.
Наташка открыла второй глаз и, кряхтя, поднялась, потирая правое плечо.
– Болит? – участливо спросила я.
– Юлька! – не отвечая, заорала Наталья. – Успокой Наину, скажи, метеорит сачком ловили, но промахнулись. Если не успокоится, пообещай, что скоро будем обедать. Только пусть закроет глаза и еще немного вздремнет.
В комнате Дульсинеи царил беспорядок. Похоже, собираясь на собственные похороны, Евдокия Петровна решила прихватить с собой часть гардероба. Ее хваленая аккуратность явно дала сбой. В памяти четко всплыли пророческие слова во время ночной ссоры с Юлей: «Ты останешься здесь только через мой труп!» И к чему ей было столь спешно приводить угрозу в действие?
Вопли за стеной стихли. Мы не спеша осматривали комнату, пытаясь навести в ней определенный порядок. В голову не приходило, что не имеем права этого делать – заметаем следы преступления. Впрочем, было оно достаточно странное, если, конечно, убийца не хотел создать иллюзию поспешного бегства Дульсинеи из особняка. Но скорее все это напоминало похищение невесты. Причем добровольное. Что нас успокоило.
Вернувшаяся Юля так и светилась счастьем. Своими глазами проверив пустое пространство под кроватью, она даже приподняла матрас, заглянула в шкаф с валявшимися внизу платьями и халатами, упавшими с вешалок, влезла в старинный комод с бельем и в конце концов достала из прикроватной тумбочки коробку с лекарствами, а также небольшой блокнотик с записями, касающимися дозировки и времени приема лекарственных средств, рекомендованных Наине Андреевне.
Через полчаса все было аккуратно развешено и разложено по местам. Даже кровать застелили. Вот только не смогли закрыть входную дверь. Уходя, я погрустила над пустой рамочкой для фотографии. Ее клочки, приклеенные на начало детективной книжицы, были спрятаны мной в надежном месте. До поры до времени.
За окном быстро темнело. Мой план прогуляться по берегу озера в сторону стоянки Дэна потерпел полное фиаско. Еще днем он казался вполне осуществимым, но с наступлением темноты мне было страшно даже нос высунуть на улицу. Да еще этот противный мелкий дождь. Кроме того, мне следовало в одиночку еще раз навестить кабинет Валерия. Обстоятельства настоятельно этого требовали. Пока Наталья с Аленой дружно помогали Юле обосноваться на новом месте, я, стащив запасные ключи с крючка в холле, куда их успела пристроить Юлька, повторно наведалась в кабинет к Валерию. Мое возвращение оттуда прошло незамеченным. Ключи повесила на место. Оставалось только ждать развития событий.
Немного позднее, не сговариваясь, все столпились у входной двери. Для начала ее закрыли на ключ, но вынимать его из замочной скважины не стали. Потом подумали и перенесли вплотную к двери диван, а сверху водрузили два кресла. Аленка приперла откуда-то развернутый газетный лист, на котором большими вишневыми буквами сиял лозунг: «Они не пройдут!», и прикрепила его к спинке кресла. Как выяснилось впоследствии, сей лозунг был сотворен с помощью моего тюбика с губной помадой, которая – в этом дружно уверяли и дочь, и подруга – мне совсем не идет.
Покончив с баррикадами, все пришли к выводу о необходимости отдыха. С интересом понаблюдав за полосами на телеэкране, решили пораньше лечь спать.
– Завтра еще отмечать твой день рождения, – зевая, посмотрела на меня Наташка. Я покорно согласилась, хотя меня и сегодняшний день рождения вымотал до крайности. Зевнув вслед за Наташкой, я не удержалась и поинтересовалась у Юли, за что ее так не любит приемная мать. Лишний вопрос. Знала, что правды не услышу, но немного ошиблась. Юля была твердо уверена, что Евдокия Петровна души в ней не чает. Как и в Валерии. Больше на эту тему она распространяться не стала, ограничившись замечаниями, что между родными людьми «все бывает». – Ой, а что же мы сегодня даже не сфотографировались? – опомнилась Наташка. – Такой день и не зафиксирован. Я сейчас, мигом…
Она выскочила из-за стола и понеслась за своим старым полароидом. Не успела я в очередной раз зевнуть от души, как подруга вернулась обратно и прямо с порога зафиксировала меня с закрытыми глазами, но широко раскрытым ртом. Нос при этом сморщился. Словом, на фотографии я себе не понравилась. Не отставала от меня в фотогеничности и Юлька, упорно пытавшаяся не заснуть. Облокотясь левой рукой на стол и уронив лицо в ладонь, она старалась не приложиться физиономией в варенье из тыквы и апельсиновых корочек. Лучше всех выглядела Алена – отрешенный взгляд в никуда, в руках чайник, из которого она сосредоточенно наливает чай в глубокую тарелку с галетами. Рядом в пустой чашке болтается прядь ее длинных белокурых волос. Наташка веселилась, как молодая лошадь на весеннем пастбище.
Дальше было еще интереснее. Она притащила с собой штук пять снимков, которые мы с Аленой до сих пор не видели. Но лучше бы их никто не видел. На одном из фото был запечатлен момент моего возвращения после лодочной прогулки и водных процедур. На обороте имелось пояснение: «Ну о-очень долгая дорога в дюнах». Несказанно удивилась и другому снимку – сразу после того, как меня выволок из серебряного озера Дэн. Выглядела я так, что мужику, по большому счету, следовало помочь мне, уродине, утонуть, чтобы не мучиться всю жизнь из-за своей внешности.
– Что же ты меня все время уродуешь на фотографиях, – возмутилась я. – Неужели ж я такая страшная? А главное – даже не накрашенная.