— Добрый день, пираты!
«Пираты» обращению заметно удивились и ответствовали нестройно, без энтузиазма. Наверное, день, посвященный выезду на место двойного убийства, не казался им добрым.
— Здорово! — сказала Ирка заглянувшему к нам Лазарчуку и развила приветствие песенным текстом: — Я так ждала тебя, Вова!
— Я Сергей, — ворчливо напомнил капитан.
— Как дорога, Серега? — изображая непринужденность, Ирка играла в буриме.
— Все бы ничего, но она привела меня сюда, — ехидно ответил Лазарчук и посмотрел на меня.
Я молча отсалютовала ему ножом и продолжила старательно срезать шкуру с картофелины, ожидая продолжения. Мне представлялось, что капитан должен объяснить, каким образом он оказался в составе опергруппы, работающей на другом участке и даже в другом районе. Однако Серега и не думал что-то объяснять.
— Ты не умеешь чистить картошку! — заглянув в стоящую передо мной миску, объявил он.
— Я умею! — возмутилась я.
— Ты не умеешь чистить ее быстро, как в армии! — сказал Серега. — Надо вот так!
Он забрал у меня нож и с поразительной ловкостью сделал из крупной картофелины аккуратный кубик.
— Интересный способ, только очень расходный. Пожалуй, я позову нам на помощь кого-нибудь из женщин, у них нет армейской выучки, — сказала Ирка и вышла из кухни.
Я догадалась, что подруга дезертировала, опасаясь нахлобучки от Лазарчука. Я не видела в случившейся трагедии никакой нашей вины, но у Сереги могла быть другая точка зрения. Он искренне убежден, что мы с подругой притягиваем неприятности, и уже не раз озвучивал обидную формулу «Ленка плюс Ирка равно че пэ». При этом под аббревиатурой «ЧП» подразумевалось отнюдь не «частное предприятие».
— Зинулю разбуди! — крикнула я вслед подруге. — От Дины с ее дюймовыми ногтями маловато толку будет.
— Ну, а теперь рассказывай, что тут у вас случилось, — потребовал Лазарчук, когда мы с ним остались вдвоем. — Наверняка ты уже успела сунуть свой любопытный нос всюду, куда только можно было, и узнала много чего интересного.
— Узнала, — не без гордости согласилась я.
— Рассказывай, — велел Лазарчук.
И я честно приготовилась рассказывать, но не успела произнести ни слова. В кухню, грубо отпихнув с дороги капитана, ворвалась Ирка. Глаза у нее были круглые, физиономия бледная, губы тряслись.
— Там… Там! — сказала она и показала большим пальцем через плечо.
— Тамтам — это африканский барабан! Ты по существу говори, в чем дело? — потирая ушибленное плечо, сердито сказал Лазарчук.
— По-моему, она мертвая! — страшным шепотом сказала Ирка строго по существу.
— Кто?! — я уронила нож и схватилась за сердце.
— Кто-кто! Зинуля!
— Там? — деловито уточнил Лазарчук, показав пальцем на дверь, и быстро вышел из кухни.
Я бросила недочищенную картофелину и побежала за ним, на ходу спрашивая:
— Как — мертвая? Почему — мертвая?
— Спроси еще, зачем! — люто вызверилась на меня Ирка.
После этой вспышки подруге заметно полегчало, во всяком случае, глаза ее вернулись в орбиты и лицо порозовело.
— Да-а-а, дела… — протянул Лазарчук, внимательно оглядев Зинулю, которая при взгляде с порога казалась мирно спящей. — Не подходите! Выйдите из комнаты и позовите сюда ребят.
Мы подчинились. «Ребята» — оперативники — проявили к новому мертвому телу живой интерес и переместились из гаража в наш флигель. Пока они занимались своим делом, мы с Иркой спешно и не очень аккуратно дочистили картошку и побросали ее в большую кастрюлю с водой. Достаточно объемистой посудины для варки кучи сосисок не нашлось, и мы решили поджарить их на гриле. Пошли во двор, кое-как подпалили дрова в мангале и стали ждать, когда они превратятся в головешки. Делать при этом нам было совершенно нечего, и мы изнывали от тревоги и любопытства.
— Серега, пожалуйста, скажи нам, что Зинуля тихо-мирно умерла от сердечного приступа! — взмолилась Ирка, поймав во дворе сурового Лазарчука.
— Вскрытие покажет, — коротко бросил Серега и хотел бежать дальше, но мы с Иркой в четыре руки удержали его на месте. Пришлось капитану развить свою мысль. — Похоже, дамочка приняла лошадиную дозу снотворного да еще запила его порцией спиртного.
— Откуда это известно? — спросила Ирка.
Я промолчала, потому что помнила, что от Зинули вчера вечером действительно попахивало спиртным.
— Да тянет от нее вчерашним! — пожал плечами Лазарчук. — А пустую аптечную коробочку в кармане ее куртки нашли.
— А какие-нибудь отпечатки пальцев на этой коробочке есть? — быстро спросила я.
Серега внимательно посмотрел на меня:
— Какие-то были, наверное, только в карман снег насыпался, и коробочка совсем раскисла… Следы рук экспертизе не подлежат. А ты этим профессиональным моментом просто так интересуешься, из чистого любопытства, или у тебя какие-то соображения есть?
— Нету у меня никаких соображений! — соврала я.
Старательно сделала подходящее случаю глупое лицо и убрала руки с Серегиного брючного ремня. Ирка тоже отпустила капитана, которого удерживала за полы распахнутого тулупа, и Лазарчук сразу же побежал дальше.
— Выкладывай! — проводив взглядом удаляющегося Серегу, потребовала подруга, отнюдь не обманутая нетипичным для моей физиономии идиотским выражением.
— Никакое это было не самоубийство! — убежденно сказала я, стерев с лица дебильную улыбочку. — Если Зинуля и напилась снотворного, то не по собственной воле.
— Аргументируй!
— Я последняя, кто с ней вчера разговаривал, — объяснила я. — Уверяю тебя, о самоубийстве Зинуля вовсе не думала. Правда, она сказала что-то в том духе, что собирается покончить со старой жизнью…
— Ну, вот! — обрадовалась Ирка.
Ей не хотелось думать, что произошло еще одно убийство.
— Но при этом у нее были конкретные планы на будущее! — закончила я. — Например, она собиралась купить новое кольцо с большим-пребольшим бриллиантом.
— Да, это нехарактерно для самоубийцы, — вынужденно согласилась Ирка. — То есть ты думаешь, что снотворное кто-то ей потихоньку подсыпал? Когда, за ужином? Я ничего подобного не заметила.
— Нет, не за ужином, а позже, когда ты, я, Колян и Мася ушли к себе, а она осталась мыть посуду. За ужином мы водку не пили, на столе вообще не было никакого спиртного! А когда мы с Зинулей возвращались из большого дома, от нее уже пахло чем-то крепким. — Я немного подумала. — Знаешь, когда я пришла за ней на кухню, ее там не было. И в ванной не было, и в холле. В холле на подоконнике Катька пряталась, я с ней немного поболтала, а потом появилась Зинуля. Интересно, откуда?
— Да мало ли? — Ирка пожала плечами. — В холл выходят двери гостевых комнат и бильярдной, и туда же можно спутиться по лестнице со второго этажа.
— Ничего подобного, Зинуля из коридора вошла! — возразила я. — Значит, когда я там проходила, она либо в темной кладовке пряталась, либо на террасе была, больше-то негде.
— Темная кладовка неплохо сочетается с застенчивым пьянством в одиночку, — рассудила подруга. — Однако, если ты помнишь, на балконе вчера кто-то курил. Может, как раз Зинуля? Причем не одна?
— Бежим, осмотрим балкон, пока до него не добрались оперативники! — воодушевилась я.
— Только не бегом! — окоротила меня подруга. — Не будем привлекать к себе внимание.
Мы чинно, благородно, с самыми невинными мордами двинулись к большому дому, обогнули его и уже за углом столкнулись с рыжим парнем из опергруппы.
— Куда? — коротко спросил он, вскинув перед нами руку на манер шлагбаума.
— Белье снимать! — бодро ответила Ирка.
Рыжий заинтересованно оглядел ее с головы до ног.
— Не с себя, а с веревки! — уточнила я.
— Бельишко у нас там сушится, на балкончике! — лучась простодушной улыбкой, как майское солнышко, объяснила Ирка. — Разрешите снять вещички, товарищ майор?
— Я лейтенант, — буркнул рыжий и посторонился с дороги.
— Вежливость — великая сила! — назидательно сказала мне подруга, когда мы отошли подальше. — Стой! Куда прешь?!
— Очень вежливо! — обиделась я.
— Извини, — примирительно сказала она. — Просто ты топчешься там, где вчера валялись окурки. Где-то здесь они были, я помню, только их снежком присыпало.
— Давай копать, — предложила я и присела, погрузив руки в снег. — Если что, притворимся, будто ищем под снегом раннюю зелень Точилке на завтрак.
Ирка тоже опустилась на корточки и принялась сосредоточенно ковыряться в снегу. Со стороны мы должны были смотреться как две девочки, копающиеся в песочнице. Две довольно большие девочки с очень поздним развитием.
— Эй! Что вы там делаете?
Я обернулась. Приставучий рыжий выступил из-за угла и смотрел на нас, не скрывая подозрения.
— Закрой меня своим телом и заговаривай парню зубы! — скомандовала я подруге.
— Эй! Что вы там делаете?
Я обернулась. Приставучий рыжий выступил из-за угла и смотрел на нас, не скрывая подозрения.
— Закрой меня своим телом и заговаривай парню зубы! — скомандовала я подруге.
Ирка послушно подвинулась, загораживая меня, и высоким детским голосом пропищала:
— Мы травку ищем!
— Ты дура, что ли? — прошипела я, ожесточенно расковыривая снег. — «Травкой» называют марихуану! Скажи лучше, что мы ищем корм для косого!
— Нам трава для косого нужна! — послушно пролепетала Ирка. — Травочка для косячка!
Я тихо выругалась:
— «Косячок» — это самокрутка с «травкой», балда!
— Вы чем занимаетесь? — снова громко спросил рыжий и двинулся к нам.
— Вообще? — уточнила Ирка. Она откашлялась, вернула себе нормальный голос и вплотную приступила к заговариванию зубов. — Вообще-то у меня бизнес по продаже посадочного материала, семян сортовых и гибридных овощей и декоративных культур отечественной и голландской селекции.
— Голландские травки! — тихо застонала я. — Считай, призналась, что ты наркодилер!
Рыжий, на которого Иркин заговор не подействовал, подошел и сверху вниз посмотрел на меня:
— Что это вы там ищете?
Я поднялась, распрямила спину и напористо спросила:
— Вы животных любите?
— Каких животных? — осмотрительно уточнил рыжий, заглянув в лунку, пробуренную мной в снегу, с опасливым интересом.
Возможно, он ожидал, что из нее вылезет какое-то животное. Однако в ямке уже не было ничего интересного. Окурок, замерзший до состояния деревянного сучка, я из нее уже извлекла и держала в кулаке.
— Домашних! — объяснила я. — Вот у нас, например, есть кролик. Он редкой породы и нуждается в особом питании. В частности, ему необходимы витамины, то есть свежая зелень.
— Вы вроде белье снять хотели? — напомнил рыжий.
— И снимем! — с вызовом сказала Ирка, перебрасывая ногу через низкую баллюстраду террасы. — Вот сейчас возьмем и все снимем!
«Все» — это была одна-единственная куртка, поэтому процесс не затянулся, и уже через несколько секунд мы под присмотром бдительного рыжего трусили к себе во флигель. На ходу Ирка нежно обнимала свою куртку и лицемерно жалела бедного кролика, оставшегося по вине сердитого дяди милиционера без витаминов.
Мы очень вовремя вернулись в кухню, картошка уже сварилась, а вода в кастрюле почти выкипела. Еще чуть-чуть — и вместо картофельного пюре на гарнир к сосискам мы получили бы пригоревшие чипсы. Ирка принялась давить картофелины старомодным деревянным пестиком и делала это с неоправданной жестокостью, опуская толкушку в кастрюлю с размаху, как рыболов, пробивающий ломом лунку во льду. До нее с запозданием дошло, что она скомпрометировала себя в глазах представителя закона.
— Зачем только я упомянула про селекционный посадочный материал? — сокрушалась она, трамбуя картошку. — Рыжий подумает, что я занимаюсь выведением зимнестойкого сорта марихуаны!
— Лазарчук поручится за твою благонадежность! — успокоила ее я.
— Ты думаешь? — усомнилась Ирка.
— Конечно! — Я действительно думала, правда, о другом. — Главное, что мы с тобой не зря копались в снегу. Один окурок я все-таки нашла! Вот он, вуаля!
— Дай посмотреть! — подруга оставила толкушку и потянулась забрать у меня окурок, который я держала двумя пальчиками, как пинцетом.
— Не трогай, повредишь! — я отодвинулась. — Он в тепле оттаял и размяк, но это совершенно точно окурок от сигареты Зинули.
— Много ты понимаешь в окурках! — скептически сказала Ирка. — Ты даже не куришь!
— Это точно, зато я разбираюсь в декоративной косметике, — сказала я и осторожно положила раскисший окурок на чистую тарелочку. — Видишь, фильтр испачкан губной помадой? Редкий цвет, серебристо-сиреневый, называется «Пепел розы», подходит только платиновым блондинкам. У Зинули была такая губнушка, я точно помню, она в машине доставала тюбик, чтобы подкрасить губы.
— А вот этот коричневый ободок откуда? — спросила подруга, внимательно осмотрев окурок.
— От кофе. Думаю, Зинуля курила и одновременно пила кофеек, — сказала я. — В кухне витал аромат «арабики», к тому же, Зинуля по пути к дому пожаловалась мне, что даже кофе не спас ее от сонливости. Вопрос в том, одна ли она баловалась на балконе кофе с сигареткой, или же в компании?
— Лазарчук сказал бы нам, если бы опера нашли в кухне немытую посуду, — рассудила Ирка. — Ты говоришь, что Зинуля вошла в холл из коридора… Она была в верхней одежде?
— В шубе. А что?
— А то, что ни одна нормальная женщина не стала бы мыть посуду в норковой шубе! Значит, Зинуля оставила свою чашку на балконе, а принес в кухню и вымыл ее кто-то другой.
— Я тебе больше скажу: по-моему, именно этот «кто-то» подсыпал в Зинулину чашку снотворное! — заявила я. — Таблетки легко растворились в горячем напитке, а крепкий кофе, особенно с коньяком, замаскировал вкус снотворного.
— Кофе с коньяком? — задумчиво повторила Ирка. — Ах, да, Зинуля же пила что-то спиртное.
— А теперь главный вопрос: с кем она его пила?
Мы с подружкой уставились друг на друга и одновременно воскликнули:
— С Тараскиным!
— Катька сидела на подоконнике в холле, и ни спиртным, ни кофе, ни сигаретами от нее не пахло, — зачастила я, торопясь обосновать наше единодушное мнение. — Дина с Антоном еще не пришли с гулянья, ты, Колян и Масяня уже были во флигеле, Анатолий сидел у себя в сторожке. Остается Вадим, больше некому. Если кто-то и был с Зинулей на балконе, так только он!
— Кстати, выбор спиртного тоже косвенно указывает на Тараскина, — важно сказала Ирка. — Если ты заметила, он пил только коньяк, я обратила на это внимание во время пирушки в сауне. Спросила Антона, и тот сказал, что Вадим и на студенческих вечеринках не пил общеупотребительные портвейн и «Ркацители». От вина у него сразу же начиналось сильнейшее желудочное расстройство.
— Очень интересная информация! — сказала я, прислушиваясь к мысли, которая заворочалась в моей голове.
— Но зачем Тараскину понадобилось убивать Зинулю? — сбив меня с толку, вопросила Ирка. — Чем ему помешала эта добродушная общительная дама?
— Может, она знала какую-то опасную тайну, оглашения которой Тараскин отчаянно не желал? — предположила я. — Зинуля была патологически болтлива. Едва оправившись от потрясения, она вновь начала бы неутомимо молоть языком.
Ба-бах! — громко хлопнула входная дверь. По коридору протопали решительные шаги, в кухню заглянул Лазарчук.
— Слушайте, хозяюшки, этот ваш пионерский костер во дворе уже догорает, — сварливо сообщил он. — Он вам еще нужен? А то у нас тоже есть виды на мангал.
— Пионерский костер? — непонятливо повторила я.
— Черт, совсем забыли про сосиски! — спохватилась Ирка.
Она сгребла со стола сосисочный штабель и сунула его мне в руки:
— Жарь все!
— Ладно, тогда мы еще немного подождем, — подобрел Серега, смекнув, что назревает обильный завтрак.
С сосисками в охапку я вышла во двор и направилась в укромный уголок за альпийской горкой, в которой сейчас не было ничего особенно декоративного, так как она была покрыта снегом. За горкой под деревянным навесом в деревенском стиле стоял основательный мангал, сложенный из кирпичей, оснащенный дымоходом и боковой заслонкой для сброса в специальное ведро остывшей золы.
Дрова, которые мы с Иркой в спешке хаотично побросали в мангал, по большей части превратились в угли, осталась только пара крупных головешек. Я потыкала в них кочергой, а потом разворошила угли, стараясь равномерно распределить их по металлическому корыту. Оно был таким просторным, словно хозяева дачи имели обыкновение, подобно легендарному молокозаводчику Пархоменко, жарить на открытом огне целых оленей. Орудуя кочергой, я пыхтела, как бульдозер, и тихо радовалась, что никто не потрудился высыпать из мангала позавчерашние угли. Занимая примерно четверть объема мангала, они образовали подушку для свежей порции топлива. Мы с подружкой не рассчитали и положили маловато дров.
Аккуратно распределяя горячие красные угли поверх холодных черных, я подумала, что Лазарчук и его «ребята» не случайно проявляют интерес к мангалу. Наверняка хотят проверить, не обнаружится ли в предыдущем археологическом слое что-нибудь интересное.
Разумеется, я не удержалась от желания опередить конкурирующую группу детективов. Снова сгребла в сторонку горячие угли и основательно покопалась в холодных. И очень скоро кое-что нашла!
Кочерга вытянула из вчерашней золы плоскую серебристо-черную цепочку в несколько звеньев. Я поднесла ее поближе к глазам и рассмотрела, не трогая руками. Цепочка была металлическая, и я сразу поняла, откуда она. Со спортивных перчаток, снабженных нехитрой системой защиты для растерях: на одной перчатке короткая цепочка, а на другой крючок, они соединяются вместе! Разумеется, я тут же вспомнила, как Вадим искал по всей даче свои перчатки от лыжного костюма, и прониклась уважением к Лазарчуку. Все-таки наш капитан — голова! Как это он догадался, что надо пошарить в мангале?