Второй случай — когда революционеры захватывают власть вовсе не затем, чтобы творить шаги прогресса. И даже вообще не из каких-то экономических или рационально-политических соображений. А лишь для того, чтобы воплотить в жизнь утопию.
Много утопического было уже в Английской революции 1649 г. Проходила она под религиозными лозунгами, и встречались среди них весьма причудливые. Например, адамиты. Адам ведь, «как известно», ходил голый, никакой собственности не имел и не работал, а Господь Бог его питал. Поэтому адамиты самым натуральным образом носились по Англии голыми, не имели домов, собственности и работы. Было их не так уж мало — около тысячи (при населении всей Англии в эту эпоху не более пяти миллионов человек). Все адамиты не пережили зимы 1649–1650 гг. Эти утописты были опасны в основном для самих себя. Хотя… по рассказам современников, у многих адамитов были дети. Их они тоже водили с собой голыми и голодными. Все дети адамитов умерли вместе с родителями.
Во Французской революции 1789–1794 гг. утописты быстро оттеснили прагматиков и начали строить свою утопию: райскую жизнь без денег и торговли, аристократии и христианства, создав новый календарь и попытавшись начать историю с чистого листа.
Например, были такие «бешеные». Тоже немало, несколько тысяч активных фанатиков. Они пользовались довольно большой популярностью, некоторые восстания 1793 г. организованы именно ими. Программы «бешеных» различны, но если не вникать в детали, очень просты: деньги отменить, а всю собственность — поровну. Работал ты или нет — неважно, главное — поровну. Землю тоже, по едокам или по числу рабочих рук. Некоторые из «бешеных» и жен предлагали делить. А то ведь несправедливость получается: у кого-то баба есть, а у кого-то нет… Собственность на женщин — отменить!
На примере и этого, и множества других подобных случаев хорошо видно, как захватившие власть революционеры навязывают свою утопию всему остальному населению страны.
Итак, революции могут быть по крайней мере трех типов:
• социальными,
• национальными и
• утопическими.
В начале XX в. между этими типами революций почти не делали различий. Отношение к любой было приподнято-романтическим. Примерно как к паровозу или поискам истоков Нила.
Идеологи старые и новыеВ начале XX в. либеральная утопия идет на спад. Консервативная — еще больше. Расистская еще держится, но активность ей придает только причудливое соединение с идеями социализма и коммунизма. Технократическая идеология на подъеме, но тоже все чаще объединяется с социалистами и революционерами всех мастей.
Революционная идеология тоже живехонька, и тоже все сближается с самыми модными, самыми «передовыми» революционными идеологиями: социалистической, коммунистической, анархической.
Идеологии XIX в. с разных сторон и по-разному, но помогали строить здание цивилизации.
Эти три идеологии XX в. цивилизацию отрицали. Они считали необходимым цивилизацию уничтожить, а на ее месте создать нечто совершенно новое, не имеющее корней в прошлом. События развивались так, что они действительно чуть не добились своего. Во имя чего? Это придется рассмотреть как можно подробнее.
Часть II Мир на развилке
Глава 1. Утопия светлого будущего
Загадочный социализмСоциализм — очень неопределенное понятие. Первым употребил это слово французский журналист Пьер Леру (1797–1871) в 1834 г., в статье «Об индивидуализме и социализме». Индивидуализм — это плохо, социализм — хорошо. Социализм — это гармония. При социализме принципы свободы и равенства не должны мешать друг другу. Чтобы осуществить это, нужно братство. Как автор предлагает достигать мировой гармонии, не очень понятно…
Но социалисты, конечно же, поняли. Последватели английского утописта Роберта Оуэна стали употреблять слово с 1835 г. В 1836 г. французский публицист Луи Рейбо уже поставил слово «социализм» в заголовке серии статей, а потом книги, где впервые изложил учения разных социалистов. С тех пор ясности не прибавилось: под этим словом подразумеваются иногда прямо противоположные явления.
Чаще всего говорят, что социализм — это некий общественный строй, и что при социализме:
• отсутствуют эксплуатация человека человеком и социальное угнетение,
• утверждаются социальное равенство и справедливость и
• отсутствует частная собственность на средства производства.
Последний пункт — и есть способ уничтожить эксплуатацию и утвердить равенство и справедливость. Такое «социалистическое» общество приходится строить на месте разрушенного капитализма.
Иногда социализмом называют строй, при котором собственность остается в частных руках, но налоги очень высоки, и потому значительная часть доходов частных лиц перераспределяется государством. Оно же, естественно, заботится о пенсионерах, учащихся, многодетных и так далее. В этом смысле говорят, например, о «шведской модели социализма». Ее сторонники порой заявляют, что это и есть «истинный социализм». Не буду спорить. Скажу только, что любая модель социализма всегда имеет и друзей, и врагов, и всегда объявляется одними — истинной, и другими — неистинной.
«Реальный социализм» в СССР изначально являлся предметом ожесточеннейших споров. Для Брежнева и членов его правительства это был социализм, построенный в полном соответствии с догматами Карла Маркса. Очень хороший социализм.
Противники марксизма не возражали против того, что социализм в СССР построен по Марксу. Потому он и так плох, этот брежневский социализм, что сам марксизм совершенно отвратителен.
Марксисты же Европы оценивали социализм в СССР в зависимости от того, как они относились к России и к русским, к сталинизму, репрессиям, исторической России и еще много к чему.
Это правильный социализм, говорили одни: он почти полностью соответствует классическому учению марксизма-ленинизма! К тому же он отвечает насущным интересам нации и государства. Должен же он сохранять и развивать исторические российские традиции?!
«Нет! Политический строй СССР не имел ничего общего с марксистским пониманием социализма! — кричали другие. — При нем не было ни самоуправления трудящихся, ни отмирания государства, ни общественной собственности на средства производства».
Третьи заявляли, что социализм в СССР был хорошим общественным строем, за некоторыми мелкими исключениями. Например, за исключением «чрезмерных» репрессий. Если бы коммунисты в СССР убили на миллион или на два меньше людей — стало бы и вовсе хорошо.
Четвертые полагали, что если даже социализм в СССР и хорош, то это особый социализм, он к Марксу отношения не имеет. Это «чисто русское» явление. Не дай Маркс воспроизвести его в Европе.
А может, в СССР социализма вообще не было? Социализм — это в Швеции, а в СССР была эта… как ее… А! Командно-административная система! Авторитаризм же — извращение социализма, только русские на него и способны.
Объясняя, чем нехорош «русский социализм», европейские марксисты называли его «первоначальным», «деформированным», «мутантным», «феодальным», «гибридным» и другими обидными словами. Все они спорили до сипоты, какие именно стороны этого «реального социализма» сочетались с предначертаниями Маркса.
Я привел пример ожесточенных споров о явлении хорошо известном, всемирно-значимом, жизненно важном для спорящих. В целом же определений социализма насчитывается больше сотни.
Скажу откровенно: для меня нет ни малейшей разницы ни между этими определениями социализма, ни между его «моделями», я не усматриваю ни малейшей разницы и в том, насколько эти «модели» близки к представлениям Карла Маркса или далеки от его писаний.
Любители пусть выясняют, в чем тонкое различие между «феодальным» социализмом и «гибридным», и какие великие идеи, обязательные для всего человечества, начертаны на той иной странице какого-то из творений Маркса. Я не буду вникать в этот бред глубже, чем необходимо для понимания сути дела.
Для дела же важно начать с того, что социализм понимается очень по-разному и что социалисты бешено враждуют друг с другом, выясняя, кто из них отстаивает «правильную» утопию.
Второе, что необходимо понять: все разнообразие «социализмов» в конце концов укладывается в три принципиально разных направления: реформизм, анархизм и утопический социализм.
Реформизм предполагает, что если общество несправедливо и плохо заботится о своих гражданах, надо изменить существующие законы.
Анархизм полагает, что государство вообще не нужно. Вместо государства нужно завести самоуправляющиеся общины.
Третью форму социализма Шафаревич назвал красиво: «хилиастический социализм». От греческого «хилиазм» — «спасение». Социализм, претендующий спасти человечество.{87} Однако назвать его можно намного проще и точнее: утопический. Потому что «спасает» социализм только одним способом: уводя в утопию.
Все три типа социализма сильно различаются в разных странах Европы. Порой они даже вступают между собой в конфликты.
Вот французские социалисты пишут в интернете, что «так называемый научный социализм Маркса, с его догматическими централистскими идеями, раздавил гуманистическую, реформистскую и республиканскую французскую традицию».{88}
Так же точно противостоят друг другу британский тред-юнионизм и германский государственный социализм.
Анархизм во Франции — учение революционное и смертельно опасное. В Германии в XX в. он стал скорее эпатажным. А в Британии это страшненькое учение было вполне приличным, даже забавным. И перестало быть опасным для общества.
В советское время историю социалистов-утопистов подробно изучали в школах и ВУЗ’ах в рамках курсов «Истории КПСС» и особенно «Научного коммунизма». При этом учения социалистов препарировали так, что они и сами себя не узнали бы. Да и зачем было советскому студенту знать, что социалисты и анархисты отрицали семью и хотели «свободной любви» всех со всеми? Аморально как-то, неприлично, бросает тень на отцов-основателей. Или что они придавали огромное значение борьбе за единое мировое государство, патриотизм считали нелепым пережитком, а службу в армии — преступлением? СССР был страной, где речи о «здоровой семье» велись с трибун ЦК, а служба в Советской армии рассматривалась, как «священная обязанность». Так что и эти, и многие другие детали эдак стыдливо опускали.
Сегодня об учениях социалистов XIX в. не знает почти никто и почти ничего, потому что они никому не нужны.
Социалисты до социализмаКоммунисты ухитрялись найти ростки социализма в сочинениях Платона, Френсиса Бэкона, многих писателей средневековья, в различных религиозных сектах. Независимо от Платона, социалисты считают своими предшественниками ранних социалистов-утопистов XV–XVII веков — Томаса Мора и Томмазо Кампанеллы.
Томас Мор (1478–1535) сделал блестящую карьеру, став лордом-канцлером, вторым человеком после короля. Убежденный католик, он пошел против короля Генриха VIII лишь тогда, когда тот захотел сделаться главой церкви в Британии. На этом его карьера окончилась, он был отстранен от власти, обвинен в измене и казнен. Социалистические же идеи Томаса Мора воплотились в «Золотой книжечке, столь же полезной, сколь и забавной, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия».{89}
«Утопия» в переводе с греческого — «нигде нет»; «остров Нигдения».
На этом удивительном острове отменены частная собственность и деньги, уничтожена всякая эксплуатация.
Коллективный труд обязателен для всех, но трудятся семьями всего по 6 часов в день. Чтобы не способствовать развитию собственнических инстинктов, семьи регулярно обмениваются домами. Из золота делают исключительно унитазы — чтобы все проникались презрением к этому гадкому металлу. Продукты распределяются по потребностям, без каких-либо ограничений.
Автор много раз подчеркивает, что большинство граждан никто ни к чему не принуждает и в Утопии царит полнейшая гармония. Живут же утопийцы в 54 городах (столько насчитывалось в Англии начала XVI века), по 6000 семейств в каждом. Во главе каждых 30 семейств стоит выбранный ими филарх, или сифогрант. Главная задача сифогрантов — следить, чтобы никто не сидел праздно. Если после работы хочешь гулять — спроси разрешения у жены/мужа и отца. Поехал в гости в другой город — спроси разрешения у отца, сифогранта и князя, с указанием времени, когда вернешься. Уехал больше, чем на день — работай и там. За нарушение этих правил утопийцев обращают в рабство.
Во главе каждый 10 семей филархов стоит протофиларх. Избирают его на год, но если нет веских причин — не меняют. Короля избирают пожизненно. Сенат состоит из короля, протофилархов и части филархов. Принятие любых решений в обход Сената — государственное преступление, за это обращают в рабство.
По 500 человек в каждом городе могут и не работать, они изучают разные науки. В это сословие ученых входят те, за кого тайно проголосовали сифогранты. А если не проголосовали? То и не имеешь права не работать! За нарушение — рабство.
В Утопии царит религиозная терпимость. Но тот, кто не верит в бессмертие души и в то, что воздаянием за зло является ад, а за добродетель — рай, обращается в рабство.
Браки прочные, причем не жениться и не выходить замуж нельзя. За прелюбодеяние виновные обращаются в рабство.
В сущности, на Утопии создано корпоративное общество, каждый член которого всю жизнь контролируется семьей, производственной корпорацией и государством. Его члены свободны намного в меньшей степени, чем в Британии конца XV — начала XVI веков. Такой уровень зависимости человека от общества и государства существовал разве что в Древнем Шумере. Да еще сплошные рабы…
Самое интересное в этой сказке про остров Утопия — до сих пор считается, что в ней описано очень свободное общество.
Вторая культовая личность социалистов — Томмазо Кампанелла (1568–1639), автор книги «Город Солнца».{90}
Кампанелла родился в итальянской провинции Калабрия, в местечке Стило, и смолоду вступил в доминиканский орден. Это был странный католик: верил в колдовство, в мистические откровения иудаизма и пользу гаданий. Вскоре он бежал во Францию, где много и подробно рассказывал французской разведке, о самых разных сторонах жизни Испании, которой принадлежал тогда Неаполь. В 1598 году Кампанелла вместе с несколькими другими неосторожно монахами вернулся на родину. Его схватили и отдали под суд как колдуна, шпиона и заговорщика-республиканца. Под пытками он признал вину, и был приговорен к пожизненному заключению. Однако, проведя в тюрьме двадцать семь лет, в 1626 г. все-таки вышел на свободу по личному распоряжению папы Урбана VIII. Последние тринадцать лет жизни Кампанелла провел во Франции, где получал пенсию от кардинала Ришелье. Маловероятно, что французы платили ему за философские сочинения — наверное, очень уж много интересного он рассказал первый раз.
Что же до Города Солнца, то он лишь в одном совершенно не похож на остров Утопию: жены в нем общие. И вообще устройство браков — дело не частное, а государственное. А то вот собак и лошадей мы разводим, стараясь вывести породы получше, а как же с людьми?! В Городе Солнца специальные жрецы ведут строгий подбор брачующихся, чтобы получить как можно лучшее потомство. А бесплодных женщин делают «общими женами», проститутками.
Неприличные фантазии доминиканского монаха Кампанеллы невольно напоминают стишок из Альфонса Додэ:
Управляется Город Солнца верховным первосвященником, которого называют Метафизиком. Население само выбирает его из числа мудрейших и ученейших граждан. Правит Метафизик с тремя помощниками, которых назначает сам.
Под управлением этих четырех абсолютных диктаторов население Города Солнца ведет «философскую жизнь в коммунизме». Все общее? Значит, уничтожаются и все пороки! У людей исчезает всякое самолюбие и развивается любовь к общине.
Начальники распределяют работы согласно способностям каждого, а продукцию — согласно его же потребностям, причем они очень справедливы и никогда не лишают необходимого. Рабочий день здесь — всего-навсего четырехчасовой, однако непослушание исключено абсолютно. Религия жителей Города Солнца обходится без общепринятых обрядов. В ней нет даже упоминания о Христе, зато присутствуют магические ритуалы и мистическое созерцание.
Кампанелла откровенно писал, что Город Солнца — образец для нашего мира, где рано или поздно по его образцу возникнет Всемирное государство. Ведь Испания неизбежно станет господствовать во всем мире, а вместе с королем править будет папа римский, Видимо, тоже мистически созерцая нечто, среди пляшущих общих жен.