— Да, я твержу. А ты меня слушаешь? — произнес Викус, слегка приподняв брови. — Ты так же не слушаешь меня, как и он. А ведь вы оба слишком молоды, чтобы разучиться слушать. Развяжите ему руки и оставьте нас, — кивнул он охранникам.
Веревку перерезали, и Грегор почувствовал, как кровь прилила к запястьям. Он помассировал их, чтобы восстановить кровообращение. Щека его горела, но он не хотел доставлять удовольствие Люксе и щеки касаться не стал.
Босоножка, вытянув шею, стала разглядывать следы на запястьях.
— Ой-ой! — всхлипывала она. — Бо-бо!
— Все в порядке, малышка, — сказал Грегор, но она только горестно качала головой.
— Давайте сядем здесь, — сказал Викус, присаживаясь за стол.
Ни Люкса, ни Грегор не двинулись с места.
— Садитесь, нам нужно все обсудить! — Викус хлопнул ладонью по каменной столешнице. На этот раз оба сели за стол — как можно дальше друг от друга.
Грегор достал Босоножку из рюкзачка и усадил себе на колени. Она тут же обвила ручонками его шею и смотрела на Викуса и Люксу своими огромными влажными глазищами, тихонько всхлипывая.
«После сегодняшнего Босоножка уже не будет думать, что все вокруг — ее друзья», — подумал Грегор. Конечно, когда-то это должно было произойти, но все же ему стало грустно.
— Грегор Наземный, — начал Викус, — ты многого не понимаешь. Ты молчишь — но твое лицо красноречивее любых слов. Ты испуган. Ты сердишься. Ты все еще думаешь, что был прав, решившись на побег от тех, кто хотел предостеречь тебя, но огорчен, что мы пострадали, спасая тебя и твою сестру. Да, мы не сказали тебе о крысах, но Люкса считает тебя виновным в наших потерях. Ты считаешь нас врагами — однако это именно мы дали тебе время…
Грегор не отвечал. Он подумал, что к перечню взаимных счетов надо было добавить пощечину, что залепила ему Люкса.
Викус как будто прочел его мысли.
— Люксе не следовало поднимать на тебя руку, но ты подверг смертельной опасности тех, кого она любит. Для нее это особенно болезненно — ведь ее родителей убили крысы.
— Его это не касается! — задохнулась Люкса.
Лицо ее сделалось таким печальным, что Грегор вдруг понял: что бы там ни было, это было ее право — так поступить.
— И все же, Люкса, мне кажется, он должен знать. У меня есть основания полагать, что Грегор и сам потерял отца, — продолжил Викус.
Теперь пришла пора задохнуться Грегору:
— Откуда вы знаете?!
— Я не знаю наверняка, только могу предполагать. Скажи мне, Грегор Наземный, узнаешь ли ты эту вещицу?
Викус порылся в своем балахоне и извлек на свет металлическое кольцо, на котором болталось несколько ключей. К кольцу довольно неаккуратно были приделаны полоски красной, черной и голубой кожи, при виде которых у Грегора замерло сердце. Он сам сплел эти полоски на уроках труда в том лагере, куда в этом году отправилась одна Лиззи. Можно было выбрать, что именно сделать: браслет, закладку для книг или ключницу. И Грегор решил сделать ключницу. Папа с ней никогда не расставался…
ЧАСТЬ 2 ПОИСК
ГЛАВА 10
Когда сердце Грегора снова начало биться, оно стучало так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Он невольно потянулся к ключнице, и его пальцы вцепились в нее так, словно от нее теперь зависела его жизнь:
— Где вы это взяли?!
— Я уже говорил тебе: время от времени к нам падают наземные. Несколько лет назад мы спасли одного — ты очень похож на него лицом. Но я не могу припомнить точную дату, — сказал Викус, вкладывая ключницу в руку Грегора.
«Это было два года, семь месяцев и тринадцать дней назад», — подумал Грегор. А вслух сказал:
— Это ключи моего отца.
Надежда поднялась в нем, словно волна, поглотив все его существо, покуда пальцы теребили теплые кожаные ленточки, переходя на прохладное металлическое колечко. В памяти всплывали обрывки воспоминаний: вот отец достает ключницу, чтобы вставить один из ключей в замочную скважину их входной двери… Вот он звенит ключами перед Лиззи… Вот в Центральном парке с помощью одного из ключей он открывает банку…
— Твоего отца? — Глаза Люксы сузились, а на лице появилось странное выражение. — Викус, ты же не думаешь, что…
— Не знаю, Люкса. Но вообще-то похоже. С тех пор как он здесь появился, это не идет у меня из головы.
Люкса повернулась к Грегору, фиолетовые глаза ее сверкали.
Ну теперь-то что не так?!
— Твоему отцу, как и тебе, не терпелось вернуться домой, — сказал Викус. — Мы с огромным трудом убедили его выждать несколько недель, но потом он все-таки сбежал — как и ты. И крысы нашли его раньше, чем мы.
Как быстро пришлось ему спуститься с небес на землю! От радости Грегора не осталось и следа. Он ведь знал, что живых наземных в Регалии нет. Викус сказал ему об этом на стадионе. Папа попытался вернуться, и с ним случилось то же, что и с Грегором. Вот только выручить его было некому. У Грегора комок застрял в горле.
— Значит, он погиб!
— Мы так думали. Но… до нас дошли смутные слухи — якобы крысы оставили его в живых.
— Так он жив?! — В душе у Грегора вновь расцвела надежда. — Но как это получилось? Почему они его не убили?
— В точности нам это не известно, но у меня есть кое-какие соображения на этот счет. Твой отец ведь ученый, так? — спросил Викус.
— Ну да, он преподает естественные науки… — Грегор не понял, что имел в виду Викус. Он что, полагает, что крысы не едят химиков?
— Мы долго с ним говорили, и я понял, что он неплохо во многом разбирается, — продолжил Викус. — Он понимает в электричестве, знает о свойствах огня, взрывчатых веществах…
Грегор наконец понял, куда клонит Викус.
— Послушайте, если вы решили, что мой отец станет делать оружие и бомбы для крыс, то вы заблуждаетесь. Он никогда бы на это не пошел.
— Трудно вообразить, что стал бы делать каждый из нас в плену у крыс, — мягко возразил Викус. — Сохранить рассудок там почти невозможно, а сохранить честь — сродни подвигу Геракла. Я не осуждаю твоего отца, просто пытаюсь объяснить, почему он все еще жив.
— Крысы отлично сражаются на близком расстоянии. Но когда мы атакуем издали, они беспомощны и обычно спасаются бегством. Поэтому больше всего на свете они хотят научиться убивать нас на расстоянии, — вмешалась Люкса. Не похоже было, чтобы она осуждала отца Грегора. И даже на самого Грегора она, похоже, перестала злиться. Но Грегору все равно хотелось, чтобы она перестала смотреть на него в упор.
— У моей жены другая версия, — слегка улыбнулся Викус. — Она думает, что крысы хотят, чтобы твой отец сделал им… большой палец.
— Как это — большой палец? — переспросил Грегор.
Босоножка тут же показала ему свой большой пальчик.
— Спасибо, малышка, я знаю, что такое большой палец, — улыбнулся он сестренке и снова вопросительно посмотрел на Викуса.
— У крыс нет большого пальца, поэтому они не могут делать многое из того, что можем делать мы. Они не способны создавать инструменты и оружие. Они прекрасно умеют разрушать — но вот создать ничего не способны, — сказал Викус.
— Радуйся, Наземный, если это так, если крысы верят, будто твой отец может быть им полезен, — невесело сказала Люкса. — Это и продлевает его время.
— А ты тоже знакома с моим отцом? — спросил Грегор.
— Нет, — ответила Люкса. — Я была тогда слишком мала.
— Люкса тогда еще в куклы играла, — с улыбкой сказал Викус.
Грегор попытался представить себе Люксу с куклой — и не смог.
— Мои родители были с ним знакомы. И отзывались о нем хорошо, — негромко добавила Люкса.
Ее родители. Значит, тогда они были живы. Грегору очень хотелось узнать, как они погибли, но он знал, что никогда не решится об этом спросить.
— Люкса права. Нынче крысы — наши злейшие враги. Если встретишь крысу за пределами Регалии, у тебя лишь два выхода: сражаться или погибнуть, убить или быть убитым. Они могут оставить в живых человека только в том случае, если рассчитывают что-то он него получить, — сказал Викус.
— Не могу понять, почему они так ненавидят людей, — произнес Грегор. Он вспомнил горящие ненавистью глаза Лязга и его последние слова: «Мы будем охотиться за тобой, Наземный, пока жива хоть одна крыса». Может, им известно, что люди наверху пытаются истребить крыс, травят их, ставят ловушки? Не говоря уже о том, что на некоторых крысах ученые ставят опыты в лабораториях…
Викус и Люкса переглянулись.
— Мы должны объяснить ему, Люкса. Он должен знать, что его ожидает, — сказал Викус.
— А ты уверен, что это он? — с сомнением спросила Люкса.
— Кто это «он»? Вы о чем?! — У Грегора возникло нехорошее предчувствие, и вообще этот разговор ему не нравился.
Викус поднялся из-за стола.
— Идем, — сказал он и направился к двери.
Грегор последовал за ним, взяв на руки Босоножку. Они оказались у двери одновременно с Люксой, и оба остановились. — После вас, — сказал Грегор, пропуская ее вперед.
Она искоса взглянула на него и вышла вслед за Викусом.
Залы, по которым они шли, были заполнены жителями Подземья, которые молча провожали их взглядами и перешептывались. Путь был недалекий, и вскоре Викус остановился перед полированной деревянной дверью. Грегор вдруг понял, что это первая вещь из дерева, которая встретилась ему тут, в Подземье. Как там Викус говорил — «такая же редкость, как деревья?». Конечно, деревьям нужно много света, как им тут расти?
Викус вставил в скважину ключ и отпер дверь. Вынул из подставки в коридоре факел и первым вошел. Грегор вступил в помещение вслед за ним. По форме оно напоминало полый каменный куб. Все стены были испещрены значками. Да и не только стены — на полу и потолке тоже были вырезаны значки. Но только это были не рисунки, как на стенах домов, не сценки из жизни людей и животных. Нет, здесь были слова. Мелкие буквы, видимо, выдолбленные с помощью долота прямо в камне.
— Абэвэ, — сказала Босоножка, она всегда говорила так при виде букв. — Абэвэгэ, — добавила она радостно.
— Это пророчества Бартоломью из рода Сандвичей, — сказал Викус. — Когда подземный народ переселился сюда, Бартоломью заперся здесь и провел остаток жизни, выдалбливая их в камне.
«Ну и ну, старательный какой», — подумал Грегор.
Все это звучало странно и дико: этот Сандвич, похоже, был именно что чокнутый. Затащил сначала кучу людей под землю, а сам заперся в каменной комнате и тут уж вволю безумствовал, высекая на стенах свои бредовые письмена…
— А что вы имеете в виду под пророчествами? — спросил Грегор, хотя сам прекрасно знал ответ: это предсказание того, что случится в будущем. В большинстве религий они есть, а его бабушка, например, бережно хранила книгу пророчеств какого-то чувака, которого звали Ностра-как-там-его. Если послушать бабушку — будущее выходило довольно мрачным, причем для всех.
— Сандвич ведь был провидцем, — сказал Викус. — Он предсказал многое из того, что случилось с нашим народом.
— И многое из того, что не случилось? — спросил Грегор, стараясь, чтобы голос его звучал невинно. Не то чтобы он вообще не верил во всякие пророчества, но к выдумкам этого Сандвича он относился с подозрением. И потом ладно, ну предскажешь ты будущее — а что толку? Ты ведь все равно не можешь ничего изменить.
— Просто мы не все сумели правильно истолковать, — немного смутился Викус.
— Он предсказал гибель моих родителей, — печально сказала Люкса, пробегая пальцами по буквам писаний на стене. — И там ничего истолковывать не потребовалось.
Викус приобнял ее и взглянул на стену.
— Да, — сказал он. — Оно было прозрачным, как вода.
Грегор снова почувствовал себя ужасным дураком — уже в который раз за эту ночь.
Отныне, что бы он там ни думал, Грегор постарается говорить о пророчествах с уважением.
— Но одно пророчество висит над нашими головами дамокловым мечом, — продолжил Викус. — Оно называется «Смутное пророчество», поскольку мы так и не определились, что оно нам сулит, хорошее или дурное. Нам лишь известно, что для Сандвича это видение было необычайным и ошеломляющим. И хотя ему довелось видеть его несколько раз — исход и для него остался загадкой…
Викус указал на небольшую лампадку, освещавшую надпись на стене. Только она да факел в его руке давали здесь свет. Похоже, здесь следили за тем, чтобы огонек в лампадке не угасал.
— Ты можешь его прочесть? — спросил Викус, и Грегор приблизился к табличке.
Пророчество было написано в стихотворной форме, в четырех строфах. Некоторые буквы были необычного написания, но все же разобрать строчки не составило труда.
— Абэвэ, — сказала Босоножка, тыча пальчиком в стену.
Грегор начал читать:
ТЕМНОЕ ВРЕМЯ В ПОДЗЕМЬЕ НАСТУПИТ, ЖИЗНЬ ПОВИСНЕТ НА ВОЛОСКЕ.
ЖЕРТВОЮ СТАНЕТ ВЕЧНЫЙ ОХОТНИК, В КРОВЬ ОБРАТИТСЯ ВОДА В РЕКЕ.
ГРЫЗУН МЕЧТАЕТ О БИТВЕ СМЕРТЕЛЬНОЙ, ГОТОВИТ КРОВАВЫЙ БОЙ.
НАДЕЖДА ДЛЯ ПОТЕРЯВШИХ НАДЕЖДУ — ТОЛЬКО ПУТЬ, В СПОРЕ С СУДЬБОЙ.
ПРИДЕТ НАЗЕМНЫЙ ВОИН, СЫН СОЛНЦА, ВЕРНЕТ ОН СВЕТ, А МОЖЕТ, И НЕТ.
НО ЛИШЬ НА НЕГО НАДЕЖДА ДЛЯ ВСЕХ — ДРУГОЙ УЖ НАДЕЖДЫ НЕТ.
ВЫ ВСЕ ДОЛЖНЫ В ЕДИНЕНЬЕ НЕМЕДЛЯ ИСПОЛНИТЬ ЕГО ПРИКАЗ — ИЛЬ КРЫСЫ, ЖЕСТОКО И БЕЗ СОЖАЛЕНЬЯ, ВСЕХ РАЗОМ ПРОГЛОТЯТ ВАС.
ДВОЕ ВЕРХНИХ И ДВОЕ НИЖНИХ, ИЗ КОРОЛЕВСКИХ ОСОБ, ПО ДВОЕ КРЫЛАТЫХ, ПОЛЗУЧИХ, ПРЯДУЩИХ — НО ТОЛЬКО В СОГЛАСИИ ЧТОБ.
ОДИН ГРЫЗУН СРЕДИ ВАС — И НЕКТО, КОТОРЫЙ ЖДЕТ ВПЕРЕДИ.
И ТОЛЬКО ВОСЕМЬ ОСТАНУТСЯ ЖИВЫ, ДОЙДЯ ДО КОНЦА ПУТИ.
ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ТЕХ, КТО ПОГИБНЕТ, РЕШИТ ОСТАЛЬНЫХ СУДЬБУ.
ХОТЬ ВЫБОР НЕЛЕГКИМ БУДЕТ, НЕЛЬЗЯ ПРЕКРАЩАТЬ БОРЬБУ.
ПОРОЙ, ЧТОБ ЛЕТАТЬ ВЫСОКО И НЕ ПАДАТЬ, ПРИХОДИТСЯ ПАДАТЬ ВНИЗ.
ПОРОЙ ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ СМЕРТЬЮ, А В СМЕРТИ КРОЕТСЯ ЖИЗНЬ.
Прочтя до конца, Грегор замолчал, не зная, что сказать. Наконец пробормотал:
— И что же все это значит?
— Никто не знает наверняка, — покачал головой Викус. — Здесь говорится о каких-то испытаниях, что ожидают наш народ. О путешествии, в которое отправятся не только люди, но и другие создания, — и это либо принесет избавление от напасти, либо вообще все разрушит. А поведет всех Наземный.
— Ну да, это-то я понял. Про воина, — кивнул Грегор.
— Ты спрашивал, почему крысы так яростно ненавидят наземных. Вот именно поэтому. Они тоже знают о пророчестве — и им известно, что один из наземных окажется воином из пророчества.
— А, понятно, — протянул Грегор. — Ну и когда вы его ожидаете?
Викус в упор посмотрел на Грегора:
— Мне кажется, он уже здесь.
ГЛАВА 11
Грегор очнулся от беспокойного сна.
Всю ночь ему снились кошмары: реки, окрашенные кровью, плененный крысами отец, Босоножка, падающая в бездонную пропасть…
И еще его беспокоили мысли о воине из пророчества.
Он честно пытался им все объяснить. Когда Викус дал понять, что он и есть тот самый воин, Грегор громко засмеялся. Но Викус был серьезен.
— Но вы ошибаетесь! — сквозь смех сказал Грегор. — Честное слово, никакой я не воин!
Зачем притворяться и давать им надежду?
Вот апачи — это воины. И африканцы. А еще самураи и средневековые рыцари. Грегор смотрел про них в кино. И читал. Он точно знал, что ему не дано быть воином. Во-первых, воины — это взрослые, и у них полно всякого оружия. А ему всего одиннадцать и, если не считать особо хитрым оружием двухлетнюю сестренку, он как раз безоружен.
И потом — Грегор не любил драться. Да, иногда он участвовал в потасовках, если кто-то задирался в школе, но это случалось редко: он был не особо рослым и сильным, зато хорошо двигался, у него была отличная реакция, и школьные драчуны предпочитали с ним не связываться. Такое, конечно, бывало, что Грегор лез в драку, — если большие ребята гурьбой налетали на маленьких: он терпеть не мог, когда обижали слабых. Но сам он драк не затевал и не получал от потасовок удовольствия, — а разве не этим обычно заняты воины?
Викус и Люкса внимательно выслушали его возражения. Ему даже показалось, что Люксу он убедил — она и так была о нем не слишком высокого мнения. Но Викус стоял на своем:
— Как ты думаешь, сколько наземных выживают после падения? Предположим, один из десяти. А скольким удается спастись от крыс? Одному из сотни. Сам подумай — не странно ли, что не только твой отец, но и ты, и твоя сестра прибыли к нам живыми?
— Странно, я согласен, — ответил Грегор. — Но то, что я уцелел, еще не делает меня воином.
— Ты сам все поймешь, когда получше разберешься в пророчестве, — успокоил его Викус. — У каждого своя судьба. На этих стенах записана наша судьба. А твоя судьба, Грегор, тесно связана с нашей — значит, тебе отведена определенная роль в этой истории.
— Ничего я не знаю ни про чью судьбу, — возразил Грегор. — Я знаю одно: у нас в доме есть прачечная, через которую мы все трое к вам попали. Но это просто совпадение. Я бы и рад помочь, но, пожалуй, вам стоит подождать еще — пока не явится настоящий воин.
Викус только улыбнулся в ответ и сказал, что утром им предстоит все обсудить на Совете.
Утром — значит прямо сейчас.
Несмотря на все волнения и тревоги, Грегор не мог не чувствовать радости, которая то и дело накатывала на него горячей волной: папа жив! И сразу вслед за радостью на него находило отчаяние: да, но он в плену у крыс. И все же, как говаривала бабушка, «пока живу — надеюсь».
Бабушке наверняка понравилось бы пророчество, а особенно то, что там говорится о Грегоре. Но разве речь там идет о нем? Там говорится о храбром воине, который, возможно, скоро явится и всем поможет. Только вот спасет ли он папу?