…Однажды ей на трубку позвонил Евгений Борисович. Она удивилась, так как они буквально час назад расстались с ним после совместного посещения специализированной выставки «Дизайн интерьера». Приложив трубку к уху, она вместо приветствия спросила: «У вас появилась новая идея, Евгений Борисович?» В ответ она услышала неровное дыхание. Затем хриплый, явно пьяный женский голос произнес:
– Оставь в покое моего мужа, сука! Он хоть и подонок, но обязан меня содержать и еще… А, отпусти… – Дальше начались какие-то невообразимые вопли, затем пошли звуки отбоя. Марина продолжала держать телефон около уха, как будто надеясь, что сейчас услышит объяснение. Но чуда не произошло, телефон молчал.
Остаток рабочего дня был испорчен. Она посмотрела эскизы Валеры и Ванечки для проекта, от которого многое зависело, но ничего конструктивного подсказать ребятам не смогла. Лиза попросила перепроверить договор, вернувшийся после консультации юриста, но Марина тупо читала фразы, не вникая в их смысл.
Она думала о том, что общение с Евгением Борисовичем Черниным носило сугубо деловой характер и ее в общем-то не особо интересовало, есть у него жена или нет, одолевают его какие-то семейные неурядицы или нет. Зачем ей вникать в такие подробности?
Евгений Борисович позвонил вечером того же дня, когда его жена беседовала с Мариной, если это можно назвать беседой, конечно.
– Мариночка, дорогая, она вас напугала? – Впервые в его интонации звучали извиняющиеся нотки.
– Скорее, заинтриговала. Я подумала, не Синяя ли вы Борода, не держите ли взаперти бедную женушку. И она от отчаяния звонит по любому номеру, который ей удастся набрать, пока вас нет, – хотела она свести все к шутке. Но Чернин спасательный круг не принял.
– Марина Петровна, я, по-видимому, должен вам кое-что объяснить. Давайте встретимся в «Охотнике»?
Это был небольшой ресторанчик, где в центре зала на открытом огне готовили блюда из мяса и дичи. Наличие «экзотики», привлекавшей посетителей, позволяло администрации не держать оркестр, а посетителям давало возможность разговаривать, не напрягая голосовые связки.
По внешнему виду встретившего ее у входа в ресторан Чернина нельзя было даже и предположить, что он испытывает какие-то трудности в управлении семейным кораблем. Оказалось, что это не так.
Они сели за столик, и Чернин медленно, с паузами начал рассказывать о себе…
Интуиция Марину не обманула. Евгений Борисович Чернин действительно полжизни провел за кульманом и последние лет десять, до выхода на пенсию, работал начальником конструкторского бюро в одном из НИИ оборонной промышленности. «Оборонка» разваливалась, пенсии не хватало, и Чернин, по натуре человек очень деятельный, энергичный и общительный, стал думать, какую нишу занять, чтобы не просто выжить, но и создать успешное предприятие.
Объединение, в котором он проработал не один десяток лет, захирело, но сохранялось как административная единица – сдавало в аренду свои площади. Евгений Борисович заметил, что сотрудники из всех арендованных офисов бегают в соседние продуктовые магазины и сидят на бутербродах. А поскольку он был гурманом и очень любил готовить сам, ему в голову пришла идея создать фирму по приготовлению и развозке домашних обедов в офисы. Помещение он арендовал на этой же территории – затрат на бензин практически никаких, заявок стало поступать сразу много. Позднее, когда один из главных корпусов переоборудовали в солидный бизнес-центр, он открыл на первом этаже кафе, потом такое же – в соседнем бизнес-центре. Поскольку связи у него были колоссальные еще по прошлой работе, ему достаточно легко удавалось договориться и об аренде, и о покупке оборудования в лизинг, и еще о разных вещах, о которых новичок мог только догадываться.
Именно Чернин, столкнувшись с недоброкачественной рекламой в прессе, стал инициатором создания в городе клуба рекламодателей. Характер у него был легкий, любил он играть на гитаре, так что проблем в общении он никогда не испытывал.
Мало кто мог догадаться, слушая, как Евгений Борисович приятным тенорком выводит романсы, что в его семье идет заключительный акт трагедии.
Несколько лет назад супруги Чернины потеряли единственного сына. Жена считала, что во всем виноват Евгений Борисович, так как сын, глядя, как успешно развивается отцовский бизнес, решил тоже заняться предпринимательством.
– Ради Бога, – только обрадовался Чернин, – мне как воздух нужен толковый помощник. Побудешь около меня с полгодика-год, и пожалуйста – откроем дочернюю фирму либо придумаем что-нибудь новое.
Но сын довольно иронично относился к увлечению отца «кулинарией» и предпочел «мужской, серьезный бизнес» – перегонял подержанные машины из Финляндии, здесь их доводил до ума и перепродавал. Во время одной из таких поездок он разбился.
Жена Чернина всегда была особой экзальтированной, но после гибели сына у нее обнаружилась тяжелая форма шизофрении, и она все чаще и чаще оказывалась в клинике с обострениями. Чернин понимал, что болезнь уже приняла неизлечимый характер, но никак не мог смириться с тем, что жену нельзя забирать домой. Он старался привезти ее в их опустевшую квартиру хотя бы на несколько дней. Все заканчивалось плачевно: оставшись без присмотра, она раздобывала где-нибудь спиртное. Ей было достаточно самой маленькой дозы, чтобы дать волю больному воображению. Она начинала звонить ему на работу, или его сотрудникам, или знакомым, чтобы рассказать, какой ее муж деспот и подлец. В свой последний домашний отпуск она, пока Чернин готовил ей еду на кухне, вытащила из пиджака мужа мобильный телефон и стала названивать по всем номерам, которые видела на мониторе.
После рассказа Евгения Борисовича Марине стала понятнее и дружба, и опека со стороны Чернина: это естественная потребность в человеческом общении, внимании и уважении.
Ужин подходил к концу. Официант забрал грязную посуду, поставил перед ними кофе и десерт. Как будто вместе с грязной посудой он унес и тяжелые воспоминания Чернина, потому что тот, вздохнув с облегчением, подвел итог воспоминаниям:
– Так что, Мариночка, я понимаю, что не будет у меня ни внуков, ни семейных радостей… Так вот и греюсь около чужих очагов. Я ведь Ипполита вашего к себе взял – думал, ему помогу, может, он моим делом заинтересуется. Он ведь толковый мальчишка. Жаль, что так вышло…
Помолчал, поковырял ложкой взбитые сливки, словно недоумевая, зачем они здесь оказались… И уже совсем другим – деловым – тоном спросил:
– Когда он должен вернуться?
Марина, с сожалением наблюдавшая, как он уродует десерт, ответила:
– По моим расчетам, где-то через полгода.
– Если он себе ничего другого не найдет… – Чернин увидел, как она помотала головой, и продолжал: – Мало ли, может быть, за два года у него какие-то планы появились. Вы же сами говорили, что отец им заинтересовался. Пусть ко мне возвращается. Я хочу с ним поработать. В конце концов, ну не захочет он заниматься экономикой, мы можем что-нибудь придумать с музыкальным оформлением ресторана. Как вы к этому отнесетесь?
– Евгений Борисович, я буду только рада, что рядом с этим мальчиком окажется мудрый и надежный человек и что, кроме меня, его еще будет кто-то ждать. И потом, всегда спокойнее что-то делать, если есть запасной вариант на случай неудачи.
…В тот вечер, когда Алла с изумлением рассматривала ее вечернее платье и уложенные в изящную прическу пшеничного цвета блестящие волосы, Марина познакомилась при совершенно странных обстоятельствах с человеком, который не был похож ни на одного из известных ей мужчин.
Она увидела его за соседним столиком от их с Евгением Борисовичем компании. Он был среднего роста, широк в кости и производил впечатление человека, мышцы которого, как у волка, готовы в любой момент стать капканом для жертвы. Его костюм не соответствовал «клубной форме»: он был одет в черный джемпер с круглым вырезом, подчеркивавшим открытую сильную шею, и в темно-серые слаксы. Крупную, лобастую голову с коротко подстриженными густыми темными волосами, не скрывавшими плотно прижатые к черепу уши, он наклонял чуть вперед. Светло-карие глаза, опушенные густыми черными ресницами, смотрели жестко. Неожиданно пухлые для такого лица губы чаще всего были крепко сжаты и редко улыбались. Незнакомец появился за соседним столиком в разгаре вечера и производил впечатление зверя, решившего понежиться на травке с овечками, – так же расслаблен, снисходителен и слегка напряжен – на случай если вдруг появится такой же самоуверенный самец.
От него исходила мощная энергетика, с которой Марине никогда не приходилось встречаться. И уже через десять минут после сидения напротив этого готового к прыжку волка у нее заболела голова. Она просто чувствовала, что его энергия направлена на нее. Он разговаривал с другими женщинами, а смотрел на нее, он сдержанно им улыбался, а краем глаза следил за ней, как будто все время сторожил ее, Марину.
Она терпеть не могла неопределенности и решила узнать у Евгения Борисовича, что это за экземпляр сидит за столом напротив.
– А-а, – протянул Чернин. – Так это Викторов, Роман. Как это я его раньше не заметил? Да он и не ходит на такие мероприятия-то. – И, забыв про Марину, пошел к этому энергетическому вулкану.
Через десять минут он привел Викторова к Марине, запивавшей минералкой таблетку цитрамона.
– Вы не знакомы? Роман Андреевич – Марина Петровна.
– Можно просто Роман. – Его рукопожатие было резким и сильным, подносить ручку дамы к губам он не собирался.
«Да не очень-то и хотелось», – подумала Марина.
Он продолжал смотреть на нее слегка исподлобья, чуть изогнув в искусственной улыбке губы.
«Уж лучше бы не старался соблюдать этикет, – продолжала сама с собой беседовать Марина, зачарованно глядя в его разбойничьи глаза. – Чистый волк, как сказала бы бабушка-генерал».
Евгений Борисович разрядил обстановку. Похлопал Викторова по спине, поскольку выше ему просто было не дотянуться, и поинтересовался:
– Ты же не ходишь на тусовки. Каким тебя ветром занесло?
– Да я вон, – кивнул волк Роман на полного мужчину в вечернем костюме, – за Эдькой заехал. Он просил забрать его по дороге на бокс. – И в этом кивке, и в интонации, с которой было произнесено имя Эдька, послышалось что-то подростковое.
Он резко обернулся к Марине, снова посмотрел на нее в упор и спросил:
– И вам что, нравится тут бывать?
Евгений Борисович пришел даме на помощь:
– Ну, не всем же боксом увлекаться, Роман, до–рогой.
В это время вышеназванный Эдька закончил беседу и дружески коснулся плеча Романа:
– Едем-едем! Не злись, мы успеем к самому началу…
– Рад был познакомиться. – Викторов опять заглянул ей в лицо, взял руку за кончики пальцев и поднес к губам. От этого взгляда ей стало жарко. «Мама дорогая, – подумала та, что стояла с обнаженными плечами, – я и не подозревала, что способна так реагировать на мужское прикосновение». «У-гму, – ехидно подтвердила та, что ходила в джинсах. – Климакс это у тебя начинается, вот жарко и стало. Сейчас прилив закончится – враз остынешь». Пока Марина вела внутренний диалог, Викторов попрощался с Евгением Борисовичем и ушел.
– Господин Чернин. – Слегка кокетничая, Марина взяла своего спутника под руку. – Кто это было?
– Я же говорю. Это Викторов.
– Мне эта фамилия ни о чем не говорит.
– Ах да! Я иногда забываю, что вы из мира грез и фантазий и не можете быть знакомы с такими крутыми парнями вроде Романа. Хотя… он почти ваш коллега.
– Такой по определению не может быть дизайнером.
– А я и не сказал, что он дизайнер. Он летчик, который стал строителем.
– Уже интересно, – хмыкнула Марина.
– Был летчиком-испытателем, рискованным. Такие вещи вытворял, что его пару раз хотели уволить или даже увольняли, потом опять приняли – точно я не знаю. Это все в прошлом. Потом, вы же знаете, мы враз всем стали не нужны. И он, как ни странно, тоже. Представляете, для такого мужика оказаться ненужным! Легче за–стрелиться.
– Но он не застрелился, – поторопила Марина. Ей становилось все интереснее.
– Нет. Он собрал таких же бывших вояк, и они стали рубить дома. Потом собрали нужную сумму, открыли строительную фирму – с этого и началось. А сейчас он владелец нескольких домостроительных комбинатов вкупе с бетонными заводами. Имеет успех, потому что у него риск просчитан – как при испытаниях самолета. И не черта не боится! – с некоторой долей восхищения рассказывал Евгений Борисович.
– А семья?
– Семья? Не знаю, Марина Петровна. Он один везде ходит. Может, у него жена дома пироги печет, может, где-нибудь тоже бизнесом занимается. Не знаю – он ведь не болтун.
К ним подошел кто-то из общих знакомых, и они переключились на другую тему.
…Ее маленькая студия становилась центром сообщества людей, объединенных желанием видеть вокруг себя рациональную красоту. В первые месяцы существования фирмы дизайнеры в своих проектах придумывали только то, что должно быть внутри помещения, – цвет, форма, объем… Но потом вдруг один клиент захотел, чтобы Марина поехала с ним и помогла выбрать мебель, другому понадобилась консультация по тканям.
Лиза жаловалась, что ее электронный почтовый ящик постоянно забит предложениями о сотрудничестве мебельных, текстильных фабрик, магазинов посуды и хрусталя, студий флористики… И Марина, тонко чувствовавшая веяния времени, поняла, что ее бизнесу требуется развитие.
Она встретилась с производителями мебели, текстиля, зеркал, линолеума, керамики и запаслась фотографиями образцов, проспектами, буклетами и визитными карточками.
Теперь ей понадобился человек, который взял бы в свои руки все эти ниточки и нити и при необходимости вплетал в проекты, которыми занималась студия. Так появилась в офисе менеджер Галя Куприянова, длинноволосая изящная девушка, умевшая кратко и убедительно писать деловые письма и резюме переговоров и не терявшая нити беседы даже с самым капризным и непредсказуемым заказчиком.
Студия стала получать еще больший доход, так как, помимо дизайнерской работы, теперь осуществляла посредничество, вознаграждаемое комиссионными.
Марина снова получала удовольствие от работы, а не только спасение от тоски. Она была свободна в своих поступках. Впервые она по достоинству оценила свой возраст и свое положение – женщины, ничем и никем не обремененной, полной сил и способной самостоятельно реализовывать свои желания.
Первое, что она сделала, обнаружив, что студия стала зарабатывать больше, – встретилась с Алевтиной Федоровной, председателем Комитета солдатских матерей, и предложила свою финансовую помощь.
Она с интересом наблюдала жизнь, раньше ей недоступную: с ней работали почти сверстники Алены, представители того поколения, с которым предстояло жить ее дочери. Марина имела возможность по отдельным репликам, по разговорам, которые потихоньку вели между собой девушки-менеджеры и ребята, по мелким деталям в их поведении составлять представление о тех проблемах, которые они решали, о том, как их воспитывали и как теперь у них складываются отношения с их уже немолодыми родителями. Она смотрела, слушала, сравнивала, чтобы понять, сколько ошибок она совершила в воспитании собственной дочери, насколько они типичны и можно ли еще что-то исправить. Через призму восприятия жизни своих молодых сотрудников она пыталась понять Алену и своего бывшего зятя.
Что произошло с Валерой Климовым до его появления в студии, она примерно знала. Ванечка и Лиза с Гали–ной были для нее непознанными работающими объ–е–ктами. Менеджеров она подбирала через агентство по трудоустройству. Прежде чем остановиться на Лизе и Гале, предварительно просмотрела несколько десятков резюме, выбрала из них всего лишь несколько кандидатов и пригласила для беседы. Марине важно было, чтобы ее молодые коллеги могли сотрудничать, не до–ставляя ни ей, ни друг другу хлопот.
Судя по тому, как иногда вполголоса девушки беседовали, как общались с дизайнерами, – отторжения не было.
Каждый из ее коллег обустраивал собственное рабочее место в пределах своего понимания комфортно–сти. Каждый делал свою заставку на компьютере, вы–ставлял на рабочий стол какие-то мелочи, и в общем-то эти мини-территории не мешали друг другу. Но существовал камень преткновения, который, оказывается, представлял проблему для этих ребят и не существовал для ее поколения, – звуки, музыка.
Марина воспитывалась в те времена, когда компьютеров не было и в помине, телевизор разрешался дозированно и только после того, когда завершены все уроки и все необходимые дела.
У этих же наушники были словно пришиты к голове, и она только диву давалась, как ее мальчики-дизайнеры, с утра напялив эти «головные приборы», к вечеру выдавали вполне сносную «продукцию».
Лиза одним ухом учила английский, а другое оставляла свободным для офисного телефона.
Галина предпочитала слушать музыку «открытыми ушами».
Но когда Валера с Ванечкой вдруг на полный мах в дизайнерской включали свои любимые записи, жен–ская половина офиса готова была их растерзать.
Самой взрослой по семейному положению была худенькая, как девочка-подросток, Лиза. Каждый вечер за ней приезжал муж, и они вместе отправлялись забирать трехлетнего сынишку из детского садика.
Именно Лиза привнесла в студию тепло и уют. Именно она следила за тем, чтобы на столе в переговорной всегда были свежие цветы, а к кофе и чаю – печенье в красивой вазочке. Она пополняла запасы «представительских» продуктов в офисе и украшала помещение накануне праздников. Она следила за тем, чтобы в туалетной комнате всегда было чистое полотенце, мыло и дезодорант. Все это делалось тихо, спокойно и незаметно.
Лиза находилась в стадии «реконструкции» своих отношений с матерью. В минуту откровенности она призналась Марине, что поссорилась с ней, когда выходила замуж.