– Чаю? – повторила Катерина.
– Да, – поспешно отозвался Джек.
– Я принесу, – вызвалась Шайлер и отправилась на кухню.
Юноша обрадовался возможности перемолвиться с Катериной наедине. Но Хранительница опередила его:
– Твоя сестра здесь. Я видела, как она спускалась в царство Хельды, – с улыбкой заговорщицы сообщила женщина.
– Когда?
Катерина назвала дату. Примерно тогда же они прибыли в Каир.
– Я хочу поговорить с тобой про Азраил, – сказал он.
Катерина кивнула и бросила многозначительный взгляд на обручальное кольцо Джека. Обычное украшение, сделанное людьми и не предназначенное для Падших.
– Конечно. Ты ищешь способ разорвать узы. Ты хочешь избавить Шайлер от судьбы Габриэллы?
– Да. – Джек выглядел усталым и печальным, но в глазах его вспыхнула надежда. – Ты присутствовала при создании этих уз. Ты знаешь, с чем я столкнулся. Можешь мне помочь? Скажи, есть ли выход?
Катерина вытерла губы салфеткой и промолчала.
Джек усилил нажим:
– Ибо я не хочу убивать сестру. Но иначе ее не остановишь. Суд крови означает, что из нас двоих останется один. Я не способен причинить Мими вред. Я не желаю, чтобы ее смерть была на моей совести. Но она не должна убивать меня или мою жену.
При упоминании о Шайлер Джек просиял.
Женщина вздохнула:
– Единственный способ разорвать узы – послужить тому, кто освятил их. Только он может расторгнуть то, что сочетал. Кто скрепил твою судьбу? – Глядя на встревоженное лицо юноши, Катерина предугадала ответ. – Твой бывший господин. Сейчас ты сам знаешь, что нужно делать. Найди Люцифера и предложи ему свои услуги взамен на расторжение.
– Другого пути нет? Служить Люциферу или убить Азраил?
Катерина кивнула:
– Боюсь, именно так.
– Согласен, – скорбно произнес Джек. Хотя он больше не любил сестру, Азраил являлась частью его самого. Но если нужно уничтожить ее, чтобы Шайлер могла жить, он уже не остановится.
Глава 38 Сердце ангела
Мими таяла в его объятиях, и Кингсли поцеловал ее первым. Когда их губы встретились, она закрыла глаза. Все чувства обострились до предела, словно она никогда в жизни не целовалась с ним. Губы Кингсли нежно касались ее кожи, а когда Мими приоткрыла свои, влюбленные набросились друг на друга со страстью, затмевающей прежние чувства. Если она когда-то и сомневалась в любви Кингсли, теперь тревога мгновенно рассеялась. Девушка обвила его ногами, а он подхватил ее и внес в комнату, пинком захлопнув дверь.
Он прижал ее к стене и навалился всей тяжестью, едва не раздавив. Она задыхалась от желания, но ведь она – Мими Форс! И когда Кингсли потянулся, желая поцеловать ее в шею, то она схватила его за волосы и дотянулась губами до уха.
– Как-то ты долго! – прорычала девушка.
– Я не хотел…. – Кингсли попытался договорить, но вместо этого резко втянул в себя воздух.
Такой поворот событий Мими вполне устроил. Она притянула Кингсли к себе, нежно поглаживая волосы, ниспадающие на шею. Он настольно испугался, что его бросило в дрожь.
Мими крепко обняла его и принялась утешать:
– Я просто дразнилась!
Кингсли закрыл глаза и прижался к ней лбом:
– Мне даже и не мечталось, что ты придешь за мной. Думал, потерял тебя навечно. Когда я увидел тебя в клубе, то не поверил своим глазам. И до сих пор не могу. – Он скрипнул зубами. – Ты пришла из-за меня… Я считал, тебе кое-что понадобилось в аду. Я не понимал…
Мими чуть не расхохоталась. Они играли в игру, которую сами и придумали. Кингсли был таким же, как она. Он мучился теми же сомнениями и, рассмотрев их отношения, осознал, что они никогда не говорили друг с другом начистоту. Кингсли никогда не произносил подобных слов и не раскрывал истинной природы своих чувств. Мими от него не отставала.
Она взяла его лицо в ладони и заглянула в глаза. Исчез заносчивый сердцеед, лощеный криминальный авторитет, неподвластный времени венатор, бесстрастный герцог ада. Остался просто Кингсли Мартин. Парень, влюбленный в девушку – в Мими.
– Я люблю тебя, – повторял он снова и снова, осыпая поцелуями ее лицо, шею, плечи. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!
Мими повторяла эти слова. Их голоса сливались в унисон: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!» – словно наверстывая моменты, которые остались несказанными, когда они таились друг от друга.
Они еще продолжали целоваться, когда его руки скользнули ей под блузку, и Мими улыбнулась. Каким бы Кингсли ни был уязвимым сейчас, он всегда оставался именно Кингсли.
– Может, тебе помочь? – поинтересовалась она. Она позволила Кингсли стащить с себя блузку через голову, и вдруг выяснилось, что она лихорадочно помогала ему раздеться, стаскивая куртку и расстегивая рубашку. Теперь она жаждала ощущать его всей кожей – желала почти до потери самоконтроля. Он нужен ей. Она хотела его. Сейчас и немедленно.
Кингсли отнес Мими на кровать, уложил на покрывало, и они помогли друг другу избавиться от остатков одежды, застенчиво улыбаясь. Потом Кингсли устроился сверху и снова ее поцеловал.
– Ты такая красивая! – произнес он.
– Даже на фоне здешних амазонок и сирен? Только не рассказывай, что ты хранил мне верность! На Кингсли Мартина совсем не похоже! – поддразнивая, заявила она и ущипнула его за шею.
– Это нетрудно. Никто из них не был тобой.
Мими провела рукой по его подтянутому животу, хорошо проработанным мышцам пресса, вздрагивая от шрамов на теле Кингсли. Могло показаться, будто его пытались освежевать. Торс и спину испещряли огромные пятна бугристой, омертвевшей кожи.
– Что это? – поинтересовалась Мими, чувствуя, как при мысли о боли, которую он перенес, на глаза навернулись слезы.
– Очутился слишком близко к субвертио.
– Похоже на стеклянную чешую, – сказала Мими, осторожно касаясь отметин. – Больно?
– Да.
И она не удержалась – расплакалась над Кингсли и над тем, что он перенес. Она принялась целовать рубцы, желая исцелить их своей любовью.
– Не надо, – попросил Кингсли. – Видеть не могу, когда ты такая грустная.
Мими крепко зажмурилась и кивнула:
– Я… я так люблю тебя!
Он вскрикнул, войдя в нее, а Мими ахнула и еще крепче прижала его к себе. Они сотрясали друг друга, а его слезы падали на ее лицо. Их поцелуи имели вкус соли и самопожертвования, и она растворилась в беспредельном наслаждении его тела и любви. Мими охватило исступление, которого она не ведала доныне.
После они лежали рядом. Голова ее покоилась на его плече. Мими переполнял покой. Кингсли посапывал во сне. Мальчишка! Мими ткнулась носом ему в шею, и он, не открывая глаз, поцеловал девушку. Подумать только, кроличья лапка на счастье!
Мими никогда еще не была так счастлива. Чувство было глубоким и придавало сил. Она осознала, что за бессчетные годы, проведенные на земле, не испытывала ничего подобного. Никто не любил ее настолько безгранично и безраздельно. Она никогда и ни с кем не разделяла подобных мгновений. Ее любовь к Кингсли – драгоценный дар, хрупкий и прекрасный купол, накрывший их двоих, но стремящийся разрастись на целую Вселенную, выйти за пределы Царства Мертвых и райского сада, заключить в себя всё и вся.
Она любила и любима. Остальное не имело значения. Как это просто! Но ведь поэтому Мими и отправилась в преисподнюю. Она наконец-то довольна жизнью. У нее получилось. Она добилась того, чего хотела. Просите, и воздастся вам. Ей воздалось стократно.
Но она ощущала нечто иное и неожиданное. Тьма, разрушительная ненависть и ярость, горечь и унижение, с которыми она прожила большую часть года, – все улетучилось.
Мими в голову пришла еще одна мысль, новая и поразительная: «Пусть Джек живет».
Она так сильно любила Кингсли, что простила даже своего блудного близнеца. Незачем тратить силы на выслеживание Джека и планы по его убиению. Она избавит брата от уз. Никакого суда крови не будет. В этом нет надобности.
– Эй, Форс, о чем задумалась? – поинтересовался Кингсли. – У тебя такой серьезный вид!..
Мими повернулась к нему и одарила поцелуем – одним из множества, которыми они обменяются за свою бессмертную жизнь.
– Я решила, что нам стоит повторить.
Так они и сделали.
Глава 39 Сумерки в саду
Оставить ковен – дело очень серьезное. Аллегра и не сомневалась, что поступает правильно, но иногда ловила себя на мысли: а что сейчас делает Чарльз? Девушка надеялась, что он сумеет оправиться от удара и обрести покой. Аллегра верила, что свобода от уз облегчит ее ношу, но на сердце ей легла тяжесть. Она обрела любовь, но потеряла все, что было драгоценно для нее, включая легендарную, прославленную историю – неизменную часть своей личности.
Бен просто обожал ее, но сколько же имелось всего, чего он никогда не узнает и не поймет! Хотя она и влюбилась в него именно по этой причине. Он увидел в королеве вампиров человеческую ипостась, хрупкую ранимую девушку.
Однажды утром, вскоре после ее заточения, в имение принесли телеграмму – срочный вызов. «Я в «Фэйрмонте». Буду ждать тебя в чайной комнате в четыре».
– Кто в наше время шлет телеграммы? – поинтересовался юноша, глядя, как Аллегра читает полоску бумаги.
– Моя мать, – ответила она, разорвала листок и бросила в мусорное ведро. Она не разговаривала с матерью с момента отъезда из Нью-Йорка. До нынешнего времени Корделия не предприняла ни единой попытки связаться с дочерью.
– Когда ты нас познакомишь? – спросил Бен.
– В другой раз, – сказала Аллегра. – Извини. Просто… вам сейчас лучше не встречаться.
Бен кивнул, хотя и расстроился. До вечера они не возвращались к разговору.
Когда Аллегра вошла в величественное лобби отеля, мать сидела на диване, суровая и неумолимая, как всегда. Девушка наклонилась и чмокнула Корделию во впалую щеку. Кожа напоминала на ощупь бумагу, пахла гигиеническим тальком и «Шанель № 5». Но если не считать нескольких новых морщинок вокруг ярко-голубых глаз, мать ничуть не изменилась. На мгновение перед девушкой возникла картина – Корделия, выглядящая немного старше, разговаривает с барышней помладше самой Аллегры. Кто эта девочка? Дочь, которую она родит Бену? Почему она с Корделией? Конечно, из-за того, что Аллегра не будет иметь возможности растить ребенка. Она вспомнила другое видение: себя в коматозном состоянии, уже в больнице. Могла ли она сделать что-нибудь, чтобы изменить судьбу, собственное будущее? Бен уговаривал ее не бояться, но он понятия не имел, с чем им предстоит столкнуться в реальности.
– Булочку? – поинтересовалась Корделия, прерывая мысли Аллегры.
– Нет, спасибо.
– Зря. Они недурны.
Аллегра смотрела, как мать ест аккуратными, выверенными движениями, и сама, словно в отместку, шумно глотнула воды из стакана.
– Я знаю почему ты здесь, – решила нарушить молчание девушка.
– Да? – Корделия поставила чашку. – Пожалуй, меня это не удивляет.
Аллегра продолжила:
– Ты не собираешься уговаривать меня передумать. Мы с Чарльзом… разобрались. Он отпустил меня, – неуверенно произнесла она.
– Да. Я знаю, и ковен также в курсе, Аллегра, – ледяным тоном сообщила Корделия. – За многие века своей жизни я далеко не всегда соглашалась с Чарльзом, поэтому я отнесусь к тебе уважением. Я не стану говорить о твоем выборе. Ты должна понимать, от чего ты отказалась ради… взаимоотношений со своим фамильяром. Я полагаю, что, если ты осознала, что привело меня сюда, но ничего не предприняла по этому поводу, мы обе зря потратили время.
– Да, – согласилась Аллегра. – Мне очень жаль, что из-за меня ты зря потеряла день, мама.
Корделия вздохнула:
– Я много размышляла. Я думала, ты не останешься равнодушной. Я не ожидала, Аллегра, что ты настолько бессердечна. Совсем на тебя не похоже.
– Чарльз мне не безразличен! – возразила девушка. – Но я больше не могу! Он понял меня. Я люблю другого. Так случилось, и это правда.
– Чарльз умирает! – рявкнула Корделия.
– Что?! – воскликнула Аллегра.
– Мне показалось, ты сказала, что имеешь представление о причине, по которой я приехала сюда.
– Я считала, ты хочешь вернуть меня в Нью-Йорк.
– Верно.
– Я хочу сказать… чтобы возобновить узы… – смешалась Аллегра. Наверняка это простая уловка, придуманная, чтобы заставить ее возвратиться. Корделия лжет. – Мы бессмертны! Он возродится в другом цикле.
– Ты ничего не поняла. Если ты не возобновишь узы, Чарльз ослабеет. Он утратит часть личности. Бессмертная кровь, сангре азул, истает.
– Но если узы разорваны, почему я не больна?
– Пока ты еще здорова, – поправила Корделия.
Аллегру охватила паника. Узы сведут в могилу их обоих. Кровь истончится, и ее бессмертный дух погибнет. Неудивительно, что Корделия здесь! Но Аллегра не хотела этого знать. Она и без того видела слишком многое, но не отступилась. Собственная кровь предсказала ее будущее – кома, ребенок, растущий без матери. А Бен… Что будет с ним?..
– Я проделала путь до Сан-Франциско не для того, чтобы судить тебя, Аллегра, или бранить за неверный выбор. Я пришла с просьбой – повидайся с Чарльзом перед его кончиной. Ты не можешь ему отказать – это последнее желание твоего брата.
Аллегра сказала Бену, что дома произошел несчастный случай и она вернется в долину, как только сможет. Она вылетела в Нью-Йорк тем же вечером, а следующим утром нанесла визит Чарльзу в его великолепном новом жилище на Пятой авеню.
По дороге она поняла, как сильно ее воспоминания связаны с близнецом. Вся ее жизнь и собственное «Я» просто не могли существовать без этой одинокой фигуры, сидящей сейчас в темноте роскошной спальни. Аллегра подбирала отделку для комнаты и тщательно обставляла ее, с любовью представляя, как они создадут свой дом. Когда она увидела Чарльза, столь сиротливого в этом особняке, девушку пронзила печаль. Это ее вина. Она бросила брата.
Чарльз ван Аллен услышал, как Аллегра вошла, тихо ступая по войлочному ковру.
– Тебя прислала Корделия, – сказал он, закрывая лежавшую на коленях книгу.
– Да. Но приехала я сама, – отозвалась она. – Я не знала, что произойдет, если я не возобновлю узы. Я не представляла, что причиню тебе такой вред.
– Почему ты здесь? – Чарльз закашлялся.
Аллегра присела рядом с кроватью.
– Я не хочу, чтобы ты страдал, – сказала она, взяв его за иссохшую руку. – Ты не должен мучиться из-за меня.
У нее заныло сердце. Чарльз дал ей право выбора, а взамен пожертвовал собой. Она обманывала себя. Но она никогда не будет свободна! Так будет длиться до тех пор, пока на кону стоят Небесные Узы. Кодекс вампиров создавался не ради шутки, а чтобы уберечь и смертных людей, и вампиров. – Должен найтись выход, – проговорила Аллегра.
– Нет, – только и сказал Чарльз.
Аллегра поникла. Она уже очень много думала, а теперь в голове возникали обрывки мыслей. Она не могла любить двух мужчин одновременно, и выбрала того, с кем была счастливее. Увидев последствия своего поступка, она не знала, что предпринять. Страдания Чарльза оказались для нее невыносимы.
– Ты можешь все прекратить, – сказала Аллегра, положив руку поверх ладони брата. – Ты – сильнее любого из нас. Ты – Михаил из рода ангелов. Ты – могущественнее, чем узы.
– Вернись ко мне… – прошептал Чарльз. Он не приказывал, но молил о любви.
– Тогда скажи мне правду, – отозвалась Аллегра. – Что произошло в нашем прошлом? Почему мы так отдалились друг от друга? Помоги мне найти дорогу к тебе!
Она уловила вспышку в памяти крови и на миг увидела истинный облик близнеца – Михаила, защитника райского сада. Он назвал ее своей, когда мир был так юн! Аллегра помнила мощь и силу любимого, но не забывала, как изначально ее привлекло присущее ему чувство справедливости, доброта, чистейший свет, который излучала его душа. Он являлся вождем архангелов Господних. Михаил победил дракона, поверг Люцифера и изгнал мятежных ангелов из рая. Рука Господня. Он сменил Элизиум на земной мир, только бы быть с ней рядом.
Всю свою бессмертную жизнь Аллегра чувствовала, что достойна его любви, и отвечала взаимностью. Но после возрождения во Флоренции в пятнадцатом веке что-то изменилось. Затем в каждом последующем цикле она все больше отдалялась от него. Иногда девушка переставала понимать, кого она любит, мужчину или миф. Ангела, возглавлявшего воинство Эдема, или молодого парня, бледного, слабого, лежащего в постели. И он до сих пор так мил ее сердцу.
Он дорог ей.
Но Аллегра устала жить прошлым, измучилась от неведения. Она хотела, чтобы Чарльз не терял прежнего света и оставался тем ангелом, которого она беззаветно любила на заре времен. Тогда ничто не стояло между ними.
– Любимый, поделись со мной! – взмолилась она. – Помоги мне обрести тебя снова!
– Да, я расскажу.
Аллегра наклонилась и поцеловала его в губы. В их нынешнем цикле это случилось впервые. Оба приберегали поцелуй для заключения уз – для их возвращения друг к другу.
Чарльз обнял Аллегру за талию, и она позволила ему уложить себя на кровать.
Глава 40 Ключ Близнецов
Когда Шайлер вернулась с чайником, то обнаружила Джека, пребывающего в глубокой задумчивости. Катерина, в свою очередь, спокойно грызла печенье. Она налила им еще по чашке, пытаясь прикинуть, как начать разговор и избежать грубости или неуместных высказываний в адрес Хранительницы. Почему ее послали предупредить Хранителя Врат, оставив Шайлер в неведении? Не считая Лоуренса, Орден Семерых оказался командой весьма разношерстной. Взять, к примеру, Кингсли – бывшую Серебряную кровь, Катерину – детоубийцу… У девушки уже ничего не укладывалось в голове, но она вспомнила один важный факт: